Ведьмин путь

Я попыталась вставить хоть слово — то же "привет", но...

— Ты замаскировалась, надеюсь? Ты, несуразность рыжая, слишком заметна, а это вредит делу. Кроме, конечно, того, когда на тебя твой бывший парень запал — этот, из наблюдателей. Но теперь-то тебе приключения не нужны, верно? Волосы покрась в чёрный. Нет, лучше в белый. И пудры побольше! И...

— Нат! — не выдержала я, наконец сообразив. — Ты что, опять беременна?

А в ответ — тишина. Только тихое сопение. Ну, точно...

— Когда? — сурово спросила я.

— Не знаю... — Натка шмыгнула носом.

Не успела обрести черты одна проблема, как проявлялась вторая.

— А за пацанами кто присмотрит?

Она только вздохнула.

— Так, — я посмотрела на часы. — Давай-ка на этом остановимся. Проревись, успокойся и перезвони. Порядок действия запомнила?

— Угу, — Натка снова шмыгнула носом и послушно положила трубку.

Я бросила сотовый на подушку и невидяще уставилась в окно. Чёрт...

Натка, моя приёмная мать — нечисть. "Лиса". Мне было четыре, когда на нас с мамой напала спятившая нечисть — по документам "паук", а на самом деле... Останки опознанию не поддавались. Мама погибла. Натка находилась рядом и бросилась на защиту ребёнка — для нечисти чужих детей не бывает. А в ярости "лисы" страшны — разорвала противника на лоскуты, распустила на нитки, выпила силу нападавшего и поглотила душу. И забрала меня к себе. Маленький городок — почти деревня, даже документы оформлять не стали. Отец и остальная родня если и существовали в природе, то признаков жизни никогда не подавали.

От меня ничего не скрывали: да, нечисть, да, немного колдовать умеет, да, такие "волшебные люди" существуют. А я без нее боялась даже на улицу выходить. Пока мне не исполнилось тринадцать лет, и не проявилась сила ведьмы. Когда же Натка поняла, кого пригрела, было поздно.

"Лиса" — редкий и опасный вид нечисти. Она пряталась от ведьм больше ста лет, но когда на первый выплеск моей пробудившейся силы нагрянула сама Верховная, сбежать не успела. А я отказывалась уезжать в неизвестный и страшный Круг, в огромный и чужой город, без своей приёмной матери. Моя будущая наставница договорилась, с кем надо, и Натке дали патент и позволили жить рядом со мной — под строжайшим надзором, но жить. И растить детишек.

Спустившись вниз, я нервно прошлась по купе взад-вперёд. Беременной она раскисала, становилась чувствительной, плохо соображающей и злой. Инстинкт сохранения рода требовал рвать на части всех подозрительных, а подозрительной в такие моменты становилась даже я. Даже оба её родных сына. Однажды Натка соберётся и уйдет... подальше. И пара несовершеннолетних оболтусов останется без присмотра и контроля старшего рода. И это плохо. Особенно для меня. Из-за их проделок я и лишилась самого главного — силы. И не дай бог...

Наверху тихо завибрировал телефон.

— Да, Нат? — взяв сотовый, я села на нижнюю полку.

Она снова засопела в трубку.

...а о том, что родная мать — бывшая ведьма Круга, а я — потомственная в восьмом поколении, я не знала до последнего. Видимо, мама хотела рассказать, когда сила проявится, но... не сложилось. Сама она никогда не колдовала — выгорела на работе, как потом объяснили. И сбежала от мира ведьм... как и я.

— Нат! — повторила я и быстро добавила: — Пацанов своих мне не всучивай!

...из-за них я всё потеряла.

— Нет, не всё, — возразила Натка невозмутимо. — Я их не оправдываю, они очень виноваты... Но я уже не раз тебе говорила: жизнь с потерей силы не заканчивается. Тебя лишили только четверти возможностей. От остального — мира магии, Круга и своего мужчины — ты отказалась сама. Да и от себя — тоже. И...

— Не будем об этом, — перебила я сухо. В оконном отражении опять померещился "рудимент", и я отвернулась. — Пристраивай своих охламонов по заклинателям. Я умываю руки.

— Дочь, да я звоню-то не из-за мальчишек, — вздохнула приёмная мать. — А за тебя порадоваться. Что ты из раковины из своей вылезла. И взялась за дело. Давно пора.

Я смутилась.

— Какая у тебя легенда?

— Фотограф. Некий клуб любителей истории и старинной архитектуры нанял меня, чтобы собрать фотодосье на мелкие купеческие города, — я инстинктивно перебрала бумаги. — Дескать, столичную архитектуру рассматривают со всех сторон, а мелкие сибирские городки, сами по себе являющиеся памятниками архитектуры, изучать никто не хочет. Буду бегать с фотоаппаратом и создавать видимость бурной деятельности. И — нет, я не красилась и не собираюсь. Шапки хватит.

Натка одобрительно хмыкнула, помолчала и задумчиво произнесла:

— Странное это дело, дочь. Я иду за тобой по следу, тянусь, смотрю, и многое мне не нравится. В городе. В деле. Да и в тебе.

А я-то что?..

— Боишься. Слишком боишься. Успокойся. Ты справишься.

Даже на таком расстоянии ей хватило силы воздействия — мягкая "лапка" провела по моим волосам, скользнула по позвоночнику... И мне сразу полегчало. Внутри словно невидимые узлы развязались, и тело расслабилось. И напряжение отпустило. И поверилось.

— Спать ложись, — посоветовала она. — Успеешь начитаться. Выспаться впрок полезней.

— Нат, — я вернулась к прежней тревожной теме. — Когда тебе рожать?

— Не знаю, — повторила приёмная мать. — Это всегда неожиданно — может, через месяц, а может, через год. Будто ты не в курсе. Смотря сколько сил потребуется малышу для выживания. Но пока есть время, я подстрахуюсь. С заклинателями договорюсь, с ведьмами... Не переживай. И будь осторожна.

— И ты. Ночи, Нат.

— Уже утра, дорогая, — она улыбнулась. — Созвонимся.

И ни о чём больше не спросила. А я не стала рассказывать — ни про поручение, ни про пропавших ведьм, ни про сон. У Натки есть свои тайные источники знаний, в которых я так и не смогла разобраться. "Лисья" сила — увидеть "объект", обнюхать следы — и понять, куда и к чему они приведут. Но раз она ни о чём не предупредила... Вероятно, я зря боюсь. Просто не по себе, раз впервые за три года вышла из зоны комфорта.

Отложив бумаги, я взобралась на полку с ногами и уставилась в окно. Заснеженные поля, посеребренные полной луной, одинокие хутора, мигающие скудным оконным светом, чёрные полосы далёкого леса, моё сумрачное отражение.

...может, Натка права, и не всё для меня потеряно. Может, права и Верховная — занимаясь делом, я открою в себе новые источники силы. И жизни, какой бы отвратительной она ни казалась. Ведь однажды что-то не позволило мне совершить глупость — без метлы и страховки рухнуть с высотки в звёздную ночь. И сейчас у меня появился шанс найти это "что-то", вцепиться в него руками, ногами и зубами, чтобы вернуться, если не к себе... то просто к прошлому. Посмотреть на него со стороны, оценить масштабы разрушения, найти уцелевшее. И понять, что, не считая "рудимента", образовалось ещё.

За стенкой зашуршали соседи. В соседнем купе ехали куда-то две парочки. Весь день они пили коньяк и вели задушевные "поездатые" разговоры, к вечеру уснули, а сейчас проснулись и завозились. Зазвенели рюмки, и под аккомпанемент колёс зычный мужской голос затянул: "Чёрный во-о-орон, что ж ты вьё-о-ошься-а-а...". Я отключилась от размышлений, слушая и проваливаясь в сон.

- Почему ты уходишь?

Альберт смотрел прямо, ясно, без труда читая мои мысли. Все, до единой, я ведь сняла защитный амулет. И всё понимал. Но зачем-то требовал ответа, хотел услышать. А я не могла найти слова. И силы. Прежней решительности - как не бывало.

- Сам знаешь, - я отвела взгляд и крепче сжала ручку чемодана.

- Решила за нас двоих, и моё мнение тебя не интересует? И не учитывается?

Я осмелилась поднять взгляд и тут же отвернулась:

- Себя и Круг я уже подвела... больше никого не хочу. Не настаивай. Зачем тебе такое... позорное пятно на репутации и в досье? Тебе прочат место в Совете наблюдателей, а я... - и резко добавила: - Ты был прав, когда говорил, что связи с нечистью до добра не доведут... Доволен?

- Однако от них ты не отказываешься, - заметил он так же резко. - Такси вызвать?

Да, неба и метлы меня лишили вслед за "углём"... Один - один.

- Не стоит, - я подняла чемодан. - Отпусти. Как прежде уже не будет, а как иначе... я не знаю. Не умею. Не злись, - попросила тихо. - Прости. И не надо помогать.

Пора привыкать делать всё самой.

- Позвони, как доберёшься.

Знал же, что не позвоню. И я знала, но зачем-то кивнула, обещая. И даже смогла улыбнуться. Подхватила тяжелый чемодан и...

— ...туалет закрывается! — бубнил монотонный голос. — Через полчаса остановка, и туалет закрывается!

Я тряхнула головой, прогоняя остатки тяжелого сна. Прислушалась, села и схватила со стола пакет с умывальными принадлежностями. Семь лет дружной совместной жизни, а погрустить, вспомнив, некогда — скоро остановка, и туалет закрывается. Не до сантиментов. Я собрала волосы в высокий хвост, обулась и вышла из купе. Люблю дорожную жизнь — реалистичная романтика, и только и успевай всё успевать.

Серый чемодан, тот самый, лежал открытым на нижней полке напротив. Вернувшись после очереди в заветное заведение и умывания, я без аппетита сжевала "Доширак", выпила чаю, посмотрела на бумаги и решила, что завтрашний вечер — мудренее сегодняшнего утра. Приеду, осмотрюсь и решу, что делать и как быть. А пока, действительно, высплюсь. На месте мне всегда было легче работать, чем заранее.

И до вечера я спала с короткими перерывами на поесть и послушать очередной романс от соседа-певца. И слушала с удовольствием, пока он не запел зачем-то "Я ехала домой...". Едва услышав затравочную фразу, я достала сотовый, надела наушники, включила инструментал и снова уснула.

Все три "наказательных" года я так ужасно спала...

Город плыл в низком тумане — тоскливый каменный призрак из забытого прошлого. Низкие, пришибленные дома, закутанные в вечерний сумрак, тусклые фонари. Поезд замедлял ход, а я сидела, одевшись и собравшись, и ожидала прибытия. Картина за окном не радовала. Что я здесь забыла?.. Себя?.. Время покажет.

Поезд остановился. Я перекинула через плечо кофр и подхватила чемодан. Сходила только я, остальные — полвагона — толпились, чтобы выйти покурить да сгонять за пивом. На перроне — ни души, кроме проводников, ни встречающих, ни провожающих. Первый путь, одинокий киоск, низкое и обшарпанное здание вокзала, некогда зелёное, а нынче страшное. И ни табло, ни носильщиков. А такси-то здесь есть?..

Внутри вокзал оказался ещё страшнее: пара унылых киосков, старое табло, облезлые стены, "подмигивающее" освещение и никаких сидений, указателей и средств для ловли террористов. Темень, сырость, угрюмость и крайняя неприветливость.

Посмотрев на часы, я занервничала. Семь вечера. Туманные сумерки и стремительно надвигающаяся ночь. Незнакомый город. Таинственное и гиблое для ведьм место. Скорее, в общем, до гостиницы...

Я быстро пересекла крошечный зал ожидания и вышла на привокзальную площадь. Ну, как "площадь"... Бетонные заборы со стороны путей, скудное двухфонарное освещение и дворик три на четыре метра у заснеженной дороги, через которую начинались жилые дома. Автобусов, маршруток или такси, конечно же, не было. Частников — тоже.

Глухая провинция...

Остановившись под фонарём, я достала из кармана куртки карту. До гостиницы — три квартала... И перехватила чемодан поудобнее. Можно, конечно, вернуться в здание вокзала и поискать там хоть одну живую душу да расспросить, узнать телефоны службы такси... Но чутьё подсказывало, что лучше добираться самостоятельно. Оделась я, как обычно, неброско, волосы спрятала под чёрную шапку, но — приезжая. Одинокая и молодая с виду девица с чемоданом. Кто знает, какой тут народ...

Запомнив направление, я бодро перешла через дорогу и двинулась к гостинице. После тёплого купе морозная сырость пробирала до костей. На узких улицах лежал снег вперемешку с зелеными листьями, с крошечных балконов-для-цветов капало за шиворот. Двухэтажные кирпичные дома с полуподвальными этажами чередовались с покосившимися бревенчатыми "памятниками деревянного зодчества". А между ними — скудно освещённые сумеречные дворики, огороженные коваными заборами, заросшие кустами, тополями и берёзами.