Великая Депрессия 2. Полёт нормальный...

Папой советского спецназа ему не стать, но свой след в учебниках оперативного дела оставить может. Да не одну-две строки, а на десяток глав! Худо ли?

Слушать и анализировать Максим научился ещё на зоне, а специфическая работа в ресторане дала немало информации. Женщины, стараясь произвести впечатление на красавчиков официантов, бравировали порой доступом к тайнам.

Ирма фон Вортиген пожаловалась, что работающий в Генштабе муж часто приносит работу домой, работая допоздна и складывая материалы в специальный сейф, стоящий в кабинете. Пару месяцев спустя та же немолодая (и не слишком умная) особа похвасталась, что муж так её любит, что паролем от сейфа сделал дату рождения супруги.

Зельда Шпандау, молодая супруга престарелого банкира, подобранная едва ли не на панели, не испытывала к тому ни капли благодарности. Банкир жёстко контролировал финансовые траты, и женщина расплачивалась с любовниками инсайдерской информацией .

И таких много... дураки только думают, что если женщина не слишком умна и не лезет в дела мужа, то она не является важным источником информации. Является, ещё как является! Иногда сведенья о кулинарных пристрастиях, бытовых привычках и здоровье способны дать много больше, чем ценные бумаги из сейфа.

Сведений такого рода Парахин накопил немало, записывая и анализируя обрывочную информацию. Блокнот с записями, попади он в руки толкового разведчика, мог бы потянуть как минимум на благодарность в приказе, если не на орден.

— То у хорошего... — вздохнул изучавший блокнот Макс, — озвучив грустные мысли, — да обязательно кристально чистого, из пролетариев. Не тяну на своего, ох не тяну... даже на социально близкого не очень. Близкий, но очень уж издалека, аж в глаза инаковость бросается. Одна, блять, картинная галерея на коже чего стоит. А разговор, бытовые привычки? Это если копать не начнут слишком тщательно, пытаясь изучить мою биографию получше. Охо-хо...

Перед Максимов во весь рост встала неожиданная проблема: слишком много вкусных целей. Сделать правильный выбор, а потом ещё и уйти с добытым через границы будет непросто...

— Но чёрт возьми, до чего же эффектно получится!

Третья глава

Войдя в новую квартиру, Аркадий Валерьевич закрыл за собой дверь трясущимися руками и подошёл к окну. Вцепившись в подоконник, начал жадно всматриваться в открывающийся перед ним вид, не замечая, как в тепле начали запотевать очки в тонкой золотой оправе.

— Квартира в Верхнем Ист-Сайде на Пятом Авеню, — со вкусом выговорил мужчина, — как звучит! Роскошь и престиж! Визитки нужно напечатать... и всё-таки Постников или Постникофф?

Отойдя от окна, он потянулся с широкой улыбкой, чувствуя себя успешным и... молодым. Оказавшись в прошлом, он будто снова попал в девяностые. Непростые, благословенные времена, когда умный и решительный человек без сантиментов мог взлететь очень высоко. Если, конечно, обладал должными связями...

У него было всё: ум, решительность и связи. Выжил, пробился и стал не последним человеком в губернии.

В этом времени сложнее и проще одновременно. Знание истории и бесценный опыт безусловно шли плюсом. А вот незнание реалий сказывалось, да и возраст...

— Сцепить зубы и переть, не обращая внимания на возраст и болезни, — со вкусом сказал мужчина, будто выступая перед аудиторией или диктуя секретарю мемуары для внуков, — тогда и придёт успех. Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идёт на бой !

Да, только так!

— Придёт черед мемуаров... подкорректированных. А выступления... — Аркадий Валерьевич пожевал губами, представив себя в аудитории университета. Лучше Гарварда! Хотя сойдёт любой университет Лиги Плюща .

Признание Высшей Лигой важно, как ничто другое. Стать одним из тех, кто принимает решения, и закрепить это навечно для потомков.

По праву рождения не выйдет, но войти в элиту можно и по праву интеллекта. Доказать, что ты умнее других, да можешь не просто зарабатывать деньги, хотя и это важно... Но в первую очередь показать, что ты можешь строить долгосрочные прогнозы — на десятилетия!

Грандиозные планы кружили голову, и Аркадий Валерьевич всё стоял перед окном, глядя восхищённо на улицу. Перед его глазами проносилось будущее — такое, каким одно должно быть.

Рассекающие небо огромные авиалайнеры и пенящие океанскую гладь круизные теплоходы. Персональные компьютеры к шестидесятому... нет, к пятидесятому году!

Прекрасный новый мир! Когда-нибудь благодарные потомки оценят прозорливость предка, поставив ему памятники. Не человечество в целом... да и зачем ему благодарность всего человечества?! Его дети, внуки... Судьба остальных — прислуживать господам.

— Господа, прослойка свободных слуг и рабы, — яростно сказал он, уперевшись лбом в холодное оконное стекло, — Хватит! Наигрались в демократию! Пенсии, социалка, бесплатное образование... нет уж, слишком много ресурсов уходит на это.

Аркадий Валерьевич смотрел невидящими глазами на улицу, но видел совсем другую жизнь. В ней была почти бессмертная каста господ, путешествующая с комфортом сперва по всей Земле, а потом и Вселенной... и каста слуг — бабочек-однодневок, рождающихся, чтобы служить. И счастливая от своего служения.

— Генетически внедрять, — бормотал он, сжимая кулаки, — но это потом... сперва воспитание, гипноз. Как собачек Павлова ! Да, только так! А несогласных и всяких там революционеров отстреливать. В детстве ещё тестирование проводить.

Задумавшись, снял и протёр наконец очки, машинально елозя по влажным стёклам.

— Резко не стоит, пожалуй... вариативно? Да, это подойдёт. Для широких масс вакцины, пропаганда алкоголя и наркотиков... Да собственно, и придумывать ничего не нужно, просто взять то, что делалось в двадцать первом веке!

Аракдий Валерьевич хохотнул, он всецело одобрял политику уничтожения лишней биомассы. Для обслуживания Трубы и прислуживанию Элите хватит десяти-пятнадцати миллионов в России, ну и в остальных странах... Какой там Золотой Миллиард ! Меньше, много меньше!

— Для широких масс просто, а для остальных... да собственно, тестирование ввести, остальное приложится. Кого рентгеном просветить подольше, кому прививочку с последствиями...

Хохотнув ещё раз, чиновник распаковал багаж и достал бутылку выдержанного коньяка из одноимённой французской провинции. Постников нисколько не сомневался в своём праве решать судьбы отдельных людей и целых народов.

А мнение этих самых народов... когда это котов интересовало мнение мышей!

Несколько дней Постников занимался самыми приятными хлопотами, обставляя квартиру. Угодливые продавцы, получающие свой процент, приятно щекотали самолюбие. Почему-то попаданцу казалось важным, что перед ним стелятся настоящие англосаксы, этот факт будто поднимал его в собственных глазах.

Для этого же приобретён LaSalle. Автомобиль, задуманный не как младший брат Cadillac, а как самостоятельный проект, получился стильным и изящным, полностью удовлетворяя эго Аркадия Валерьевича... на настоящее время.

Через год-другой у него будет конюшня из породистых железных скакунов, а через десять... Заглядывать так далеко попаданец опасался, больно уж мечты начинались горячечные.

Молоденькая, от силы лет шестнадцати, девчонка, сидела перед Аркадием Валерьевичем за столиком кафе, грела руки о большую чашку и аккуратно откусывала от большого рогалика, стараясь не показать, насколько же она голодна.

К стулу прислонена картонка с надписью Ищу работу. Такие соискатели всё чаще встречаются на улицах американских городов.

Пока от безработицы пострадали самые уязвимые — пожилые, которые не могли работать как прежде, и молодёжь, которая ничего ещё не умела. Ну и профсоюзные активисты, разумеется.

Великая Депрессия не развернулась ещё во всю ширь, затронув по большей части брокеров и промышленников. Мелкие собственники и рабочие пока ещё не слишком пострадали от потери средств и безработицы.

Массовые выступления, митинги и демонстрации, стачки и другие акции протеста задавили полицией и обещаниями президента, что вот-вот ситуация изменится. Если не сейчас, то в следующем месяце, в крайнем случае квартале.

— Ешь, ешь, — приговаривал Постников, полубоком опираясь на спинку стула и держа чашку кофе небрежно-равнодушно, — отогрейся. Опять на холоде ходить, так хоть поешь немного, сил наберёшься.

Таких вот молоденьких девочек за последние несколько дней Аркадий Валерьевич накормил больше десятка. Молоденькие, большеглазые, явно несовершеннолетние, напуганные большим миром.

Состоятельный господин с хорошими манерами (так попаданец видел себя) и равнодушной благотворительностью кормит озябшего воробышка, прежде чем отпустить его в такой большой и опасный мир...

Большая половина облагодетельствованных не отказывалась от еды, но держались замкнуто, опасливо. Поев, они наспех благодарили мужчину и испарялись. Постников считал это проявлениями западного эгоизма и сильно удивился бы, если бы узнал, что девушки по ряду мелких признаков принимали его то ли за сутенёра, то ли сомнительного сластолюбца.

В наличии хороших манер попаданцу решительно отказывали.

Меньшая половина девушек при ближайшем рассмотрении вызывали разочарование. У кого зубы неважные, у кого отец или брат в наличии...

— ... разнорабочий брат? — Хорошенькая девушка напротив закивала.

— Он хороший работник, — сказала она с ноткой гордости, — рослый, крепкий... настоящий англосакс! Футболом раньше занимался, в школе ещё. Ничего, выкрутимся! Если в Нью-Йорке не сложится, в Калифорнию к сестре поедем, она мотель держит, там и работать будем.

— Хорошо, когда есть куда податься, — тщательно скрывая нотки разочарования, сказал Постников. Девчонка ему понравилась — синеглазая блондиночка, смешливая и улыбчивая. Но брат... да и сама оптимизма не растеряла, такой не предложишь в содержанки пойти.

Можно, конечно... ухаживать красиво, рестораны, драгоценности дарить... Но оно ему надо?

А тут вот — сидит очаровательное создание, только-только выпорхнувшее из гнезда. Совершенно домашняя девочка, воспитанная престарелой тётушкой. Тётушка померла, и вот племянница оказалась на улице, не имея ни родни ни подруг, к которым можно обратиться за помощью.

Несколько недель она тайком ночевала в старой квартире, пару недель в ночлежках, но чем дальше, тем больше мысли юной Лайзы кружились вокруг самоубийства.

— Эх, — Аркадий Валерьевич оглядывал девушку краем глаза, старательно не показывая заинтересованности, — лёгкая добыча. Приятно будет ломать такую под себя. Полгода-год свеженькой будет, а потом... откуда они только цинизма набираются?

Умело подбирая ключевые слова и фразы, мужчина заставил девушку выложить свою биографию, отметив явно завышенный паспортный возраст.

— Говорит, что шестнадцать? Четырнадцать на самом деле, не больше! Ну, пусть пятнадцать!

Юный возраст скорее возбудил, чем смутил Постникова и он удвоил усилия.

— Мистер, а вы работников не ищете? — Робко поинтересовалась Лайза, с тоской глядя на опустевшую чашку. Не желая покидать тёплое кафе и благодетеля, которого уже начала отождествлять с теплом, сытостью и благополучием, девушка старалась хоть как-то зацепиться за иллюзии привычной жизни.

— Работников? — Внешне рассеянно, но ликуя глубоко внутри, переспросил Постников, — зачем мне? Я финансист, мне б только горничную, да и то... скорее любовницу, а горничную по совместительству.

Лайза покраснела слегка, и попаданец сделал вид, что и сам смутился.

— Ох, извини, не стоило такое говорить! Задумался о своём...

Заказав в качестве извинения несколько пирожных, Аркадий Валерьевич и сам взял одно, начав рассказывать какую-то забавную историю.

— Высокий, — девушка начала непроизвольно оценивать мужчину, — выше шести футов! Волосы светлые, лицо... типичный англосакс, только что немолод... не очень молод. Зато крепкий какой!

Деликатно ковыряя ложечкой пирожное и поглядывая на остальные, она старательно выискивала достоинства в благодетеле. Подсознание её уже выбрало тепло и сытость, ну а что к пирожным прилагается не слишком молодой нелюбимый мужчина... Такова женская доля!

— Меня возьмите! — Выпалила она негромко.

— Что, прости? — Не расслышал её Постников, чуть наклоняясь боком.

— Меня в горничные возьмите! — Повторила она, краснея, — и в любовницы! Я ничего пока не умею, но... вы добрый. И симпатичный!

* * *

... и хорошее настроение не покинет больше вас ! — Напевал Аркадий Валерьевич перед зеркалом в гостиной, повязывая галстук. Настроение превосходное, под стать песне.

После переезда в США дела пошли в гору, несмотря на Депрессию. Состоянье перевалило за отметку в миллион долларов и уверенно подползало ко второму.

Здоровье, несмотря на возраст и треволнения, прекрасное — не считая седых волос после аферы с кладом Колчака, стало едва ли не лучше прежнего. Постников даже пару раз задумывался, а не поправил ли перенос здоровье? Но увы, зубы по-прежнему неважные, все коронки на месте. Но и так... грех жаловаться!

Любовница, опять же... Покосившись на дверь спальни, мужчина прокашлялся громко и через минуту оттуда вылетела встрёпанная Лайза, спеша в ванную.

— Доброе утро, мистер Постникофф, — скороговоркой выпалила она на ходу смущённо.

— Доброе, — отозвался тот благодушно, — я проветрится, а ты прибери немного, да ступай домой.

— Хорошая девочка, — покосился попаданец на закрывшуюся дверь, — знает своё место.

Сперва были, конечно, иллюзии... откуда у них комплекс Золушки!? Принц никогда не женится на грязной замарашке, в каких бы туфлях она не ходила, хоть сто раз в хрустальных! Прислуга, она и есть прислуга, в какое бы платье от феи-крёстной её не одевай.

Воспитание... ну какое там воспитание может дать тётушка, родившаяся в бедной рабочей семье? Знание библии и нравоучительные цитаты? Ещё умение штопать чулки и выбирать на рынке продукты.

Крушение иллюзий Лайза пережила тяжело, но быстро оправилась. Кажется даже, влюбилась после этого ещё сильней.

Самодовольно подмигнув отражению, снова начал напевать.

Спустившись к машине, сел за руль успел дёрнуться, завидев тёмную фигуру, взметнувшуюся с заднего сиденья. Сильные руки обхватили голову, прижав к лицу резко пахнущую тряпку. Несколько секунд мужчина боролся, но получив резкий удар по горлу, сделал рефлекторный вдох.

Четвёртая глава

Хлопья влажного снега медленно спускаются с неба, тая на разгорячённом лице. Лыжные шаровары намокли и ощутимо натирают в паху.

— Хорошо, что учился именно на таких дровах, — мелькнула мысль. Мелькнула и пропала, осталось только размеренное дыхание, лыжня, да немногочисленные зрители, выкрикивающие приветствия участникам соревнований.

— Ларсен! Эрик Ларсен! Зеландия !

Заученно поворачиваю голову на крик и машу рукой, улыбаясь — благо, сейчас как раз небольшой спуск, можно позволить немного поработать на публику. Вопль восторга в ответ:

— Зеландия! Ларсен!

Близится финиш, видны судьи, фоторепортёры и даже парочка кинооператоров. Успеваю заметить финишную ленту, которую разрываю грудью.