| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я не желала ничего решать. Без Люка все это не имело смысла. Но накануне, ранним утром, когда горло еще болело от рыданий у открытого окна, а руки тряслись, я подумала, что не хочу, чтобы мое бездействие бросало тень на его память — и до завтрака спустилась в его кабинет, и открыла первое из писем.
Были еще и разговоры с Майки Доулсоном: старая элита Виндерса, затихшая было на короткое время после смещения мэра, вновь оживилась и принялась интриговать. Майки, с чопорностью, за которым чувствовалось настоящее потрясение, выразивший мне сочувствие, далее многословно извинялся и просил моего позволения на суровые меры — увольнения части чиновников и полицейских начальников, которые закрывали глаза на наживу на продуктах, введение законов, ограничивающих дворянское участие в управлении городом. Он сыпал схемами интриг, упоминал фамилии, которые я уже успела забыть, но в целом затея была правильной, и я дала добро. И так как давно уже уяснила, что люди слушаются куда охотнее, если твой статус подкреплен силой, попросила Леймина послать к Доулсону-младшему еще отряд охраны.
— Уже послал, ваша светлость, — буркнул старик в трубку. — Вы бы сразу отправляли Майки ко мне. Не стоит вам взваливать на себя еще и это. А лучше бы и вовсе уехать, не сердитесь, ваша светлость. Но враг ударит со дня на день...
Он заботился обо мне, и желал мне только добра, и поэтому я подавила резкий ответ.
— Я останусь здесь. Мой муж как-то справлялся, — сказала я. — Справлюсь и я.
И этим утром я опять спустилась в кабинет Люка. Во рту еще ощущался свежий вкус зубной пасты, которой я чистила зубы после приступа тошноты, голова немного кружилась, брачный браслет холодил кожу — а я, предварительно открыв окно, чтобы было посвежее, медленно разбирала письма, жалобы, прошения. Их оказалось очень много: несколько ящиков, аккуратно поставленных у стола Люка. За два дня я уже просмотрела штук сто, не меньше, а ящик, из которого я их брала, оставался почти полным. Все-таки Майки здорово облегчал нашу жизнь — нужно будет найти кого-то толкового ему на замену.
На столе стояла массивная бронзовая четырехугольная пепельница со сценками охоты на бортах, а рядом лежало несколько золотых зажигалок. Словно хозяин должен был вот-вот вернуться. Закурить. Откинуться на спинку кресла.
На дверях и стенах виднелись едва заметные паутинообразные тени — память о ледяных узорах, которыми я украсила кабинет в день моей свадьбы. Но сейчас я смотрела на них и ничего не чувствовала. Обида и злость за то, что я увидела здесь, остались в другой жизни, в той, где Люк был жив; боги... да какая обида... он давно заслужил прощение, и если бы я не любила его уже, я бы влюбилась в него опять без памяти. За то, каким он стал в этой войне... за мобильный госпиталь, лекарства, за его звонки и наши объятья на стене Третьего форта... и эту его потребность во мне...
Почему, почему он не прилетел несколькими часами раньше или позже? Все могло бы быть по-другому.
Кожа на руках опять начала зудеть, и я очнулась оттого, что снова ожесточенно расчесывала ее под бесконечное прокручивание в голове "почему" и "если бы". Сжала кулаки, заставляя себя успокоиться. Вдохнула, выдохнула и снова приступила к разбору писем.
Здесь по-прежнему пахло табаком и едва уловимо — свежей и терпкой туалетной водой, и я то и дело поворачивалась к спинке кресла и утыкалась в коричневую кожу носом, закрывая глаза. Прижималась щекой, гладила деревянные подлокотники и заставляла себя возвращаться к работе. Кресло оказалось большим и удобным, словно объятия, и тихо было в эту рань — солнце только-только осветило кроны деревьев. Но замок уже не спал — с полчаса назад снова оглушительно заработали орудия на фортах и замолкли через какие-то десять минут: враги продолжали разведывательные налеты.
А я читала письма, делала на них пометки — "передать в центр помощи беженцам", "отдать Леймину", "переслать администрации такого-то города с моим приказом", — раскладывала по стопкам и напряженно ждала, начнется еще канонада или нет.
"Ваша светлость, прошу вас обратить внимание, что в Милпорте закрылись все аптеки..."
Раненые рассказывали, как создавались на поле боя огненные смерчи, уничтожавшие инсектоидов, и что огнем их было убивать проще всего, как в последней битве сминались ураганами враги, как кружил над фортами огромный призрачный змей или даже два змея. Говорили, что у Люка был могущественный помощник — и я никак не могла понять, о ком речь. А еще говорили, что по его приказу из моря выходили водные духи тер-сели, и тоже принимали участие в битвах.
Слишком многого я не знала про Люка и теперь вечерами, пока перестилала койки и выносила судна из-под лежачих, жадно слушала обрывки разговоров, рассказы бойцов; и эти письма тоже были возможностью стать ближе к нему... ведь ему писали когда он еще был жив.
"Господин герцог, умоляю, дайте мне хоть какую-то работу! Мы беженцы из Лаунвайта... у меня четверо детей..."
Рассказывали, как Люк поначалу пугал всех после оборота, а затем увидеть его в змеином обличье стало знаком удачи. Одним своим видом он поднимал боевой дух фортов. Вера в него была насколько сильна, что даже в его отсутствие, пока он выручал Берни, защитники Дармоншира бились настолько ожесточенно, что, несмотря на превосходство врага, вполне могли победить.
"Дочка перестала разговаривать после того как на наших глазах иномиряне убили моего мужа и брата. Мы прятались под кроватью... они ушли, не заметив нас... возможно, ее мог бы посмотреть виталист? Ей всего семь лет..."
Люди писали Люку обо всем на свете, делились своими историями и бедами. И все надеялись на него, хотя большинство писем стоило направлять в мэрии городов и администрации районов, в центр распределения беженцев и прочие инстанции. Но писали ему.
"Милорд, пишут вам фермеры из Остоука. Не хватает топлива на сельскохозяйственную технику... мы смогли засеять только десятую часть полей... осенью мы получим низкий урожай картофеля и нечем будет снабжать армию..."
Скрипнула дверь — в кабинет вошла Мария с широким подносом, сделала книксен и начала расставлять завтрак на столике у окна.
Я взглянула на часы: действительно, уже восемь утра. Завтрак я велела принести сюда, чтобы не терять время, и сразу после него отправиться в лазарет, сменить Кэтрин на обходе. В десять плановая операция с доктором Лео, и если не будет осложнений, а с драконами их не будет, то закончим за два часа. И дальше... дальше целый день пустоты.
"Госпожа герцогиня..."
Первое письмо, адресованное мне.
"...мой сын рассказал, что после ранения находился в лазарете замка Вейн... говорил, вы лично помогали хирургу на операции... ваша светлость, как мать благодарю вас и целую ваши руки и руки доктора... он один у меня... храни боги вас и вашего супруга, его светлость герцога Дармоншира... мы здесь в Миллоу каждый день льем жертвенное масло за ваше здоровье... сын мой снова ушел на форты... сердце болит... "
Я уронила письмо на стол и закрыла лицо руками, не обращая внимания на встрепенувшуюся Марию. Сколько таких сыновей, мужей, братьев, отцов, родных, любимых, находилось сейчас на фортах в ожидании наступления иномирян, которое почти наверняка станет фатальным? Наши командиры, которые бились рядом с моим мужем, наши рядовые, для каждого из которых он был надеждой на победу — и теперь из-за меня надежды нет ни у них, ни у Дармоншира. И кроме них несколько тысяч бойцов из Бермонта и из Эмиратов, чей флот, выстроившись вдоль берега, стал дополнительной линией обороны.
Что я могла для них сделать? Что?
Посмотрела на свои руку — над красными полосами на изодранной коже под двумя брачными браслетами виднелись голубые вены. Погладила их кончиками пальцев. Перевела взгляд на стопки писем.
Все эти люди, когда писали свои просьбы, знали, что у них есть защитник. Знали, что их дети, родные, знакомые вместе с моим Люком отстояли Дармоншир. Верили, что вот-вот начнется отступление, и иномирян загонят в ту дыру, откуда они пришли к нам.
Я лишила их возможности верить. Враги отчего-то не нападали, выжидали, но стоит им ударить — и даже я понимала, что и с подкреплением из Эмиратов и Бермонта форты сметут. Без Люка нам не выстоять. Одна надежда: Василина в первом же разговоре со мной сказала, что если удастся уничтожить основные силы иномирян в котле под Угорьем и заставить их отступать обратно к порталу у Мальвы, то несколько батальонов рудложской армии будут отправлены к нам на помощь, чтобы защитить западную границу Рудлога. Слишком много если... если рудложцы победят, если Дармоншир будет к тому времени еще не захвачен...
— Моя госпожа, все готово, — позвала Мария. Она стояла у столика и с тревогой смотрела на меня. — Может быть, позвать господина Ольверта? Вы бледны...
Замечательная практичная Мария.
— Не нужно, — сказала я, порвав первое из писем, отложенных на выброс, и кинув его в пепельницу. — Можешь идти.
Когда она вышла, в пепельнице образовалась уже горка из бумаги, и я, щелкнув зажигалкой, подожгла ее. Пламя взметнулось чуть ли не до потолка, как будто ждало свободы, и я протянула в него руку и позвала, чувствуя, как ласково гладят пальцы языки огня:
— Отзовись, стихия от стихии моей!
Пламя мгновенно свернулось клубочком, и из него выпорхнула переливающаяся алая птаха размером с ворону, с огненным хохолком. Села мне на ладонь, вопросительно склонив голову с белыми сияющими глазами, как и в прошлый раз загудела что-то непонятное.
— Это ведь ты прилетала тогда? — спросила я осторожно. — Ты стала гораздо больше.
Птица кивнула-поклонилась, покачивая хохолком. Ткнулась мне в ладонь клювом, чуть поцарапала лапой, и я как-то вдруг поняла, что она имеет в виду — это из-за моей крови она подросла.
— Тогда здравствуй, — я почесала ее под клювом. — А ты можешь вырасти еще больше?
Птица, загудев, взлетела, коснулась крыльями догорающих писем — и, словно впитав пламя, разбухла до размера крупного сокола. И внешний вид поменялся — кривой клюв, хищные лапы. Она снова приземлилась мне на руку — места на хватало, и одной лапой она вцепилась в ладонь, а второй обхватила меня у локтя, оставаясь невесомой и покалывающей родственной энергией.
— Какая ты красивая, — сказала я с восхищением. — И долго ты можешь поддерживать такой размер?
Птица мотнула головой. И без слов было понятно, что нет.
— А если я дам тебе еще своей крови, — продолжила я, — долго?
Огнедух задумался, переступил на моей руке.
— Час? День? Сутки? Или ты навсегда станешь больше? И если я попрошу тебя охранять замок, например, ты сможешь появляться, когда сюда прилетят враги? Они боятся огня...
Птаха гудела, тщетно пытаясь мне что-то объяснить, касалась крылом моей головы — мелькали перед глазами картинки: ароматическое масло, кровь в горсти, кровь на стене, — но я ничего не могла понять. Она уже на глазах становилась меньше, пока снова не сдулась до размеров вороны. Я погладила ее по переливающимся перышкам, вздохнула тяжело — и тут вспомнила, что у сестры есть говорящий огнедух по имени Ясница.
Отпустив своего помощника обратно в огонь и затушив бумагу, я набрала на телефоне номер Василины и, когда сестра ответила, попросила ее задать Яснице несколько вопросов.
— Хорошо, — тихо сказала ее величество, — но чуть позже, Марин. Я перезвоню. Сейчас у меня встреча с парламентом.
— Конечно, — ответила я, первый раз за последние дни чувствуя в душе нетерпение, чувствуя что-то помимо боли. — Буду очень ждать, Васюш!
Внимание! Переделана часть прошлой проды, поэтому кусок дан с переделкой + новый текст.
Василина перезвонила во второй половине дня, когда я закончила ставить дневные уколы, обходя бойцов с тележкой, на которой лежали шприцы и ампулы с назначенными лекарствами. Я, откатив тележку к стене, вынула телефон из кармана, и, увидев, кто звонит, поспешно нажала на "ответить". И пошла через холл к дверям, ведущим на крыльцо.
— Марина, какая же ты умница, — проговорила сестра в трубке. — Я сейчас столько об огнедухах узнала благодаря твоим вопросам!
— Это Алинки на вас нет, — вздохнула я с улыбкой. — Она бы давно уже энциклопедию составила.
— Я уверена, у нее будет еще такая возможность, — твердо, но с угадываемой грустью ответила Василина. — Марина, Ясница сказал, что у тебя получается вызывать только молодых и неговорящих огнедухов, потому что ты не старшей крови. Но они все понимают, а за кровь твою будут служить безо всяких условий, как дочери Красного. И ты была права, — добавила она, — чтобы они подросли и могли дольше находиться вне огня, их нужно напоить твоей кровью.
— А сколько им нужно крови, ты не спросила? — поинтересовалась я тихо. В холле все общались приглушенно.
— Говорит, что молодой огнептице нужно трижды клюв в кровь обмакнуть, и потом еще трижды, и станет она размером с сокола. Но все равно без огня они долго не смогут — до двенадцати часов солнечным днем, и в два раза меньше ночью или в пасмурную погоду.
— Ну, это лучше, чем ничего, — проговорила я. У выхода как из воздуха появились два моих гвардейца; один из них открыл передо мной тяжелую дверь, и я вышла на крыльцо. — Василина, а он не ответил, можно ли их приспособить к охране дома или ворот? Как тер-сели у Ангелины охраняют сокровищницу?
Снаружи было жарко, зелено и людно: после обеда санитарки помогали выйти на прогулку тем больным, которым доктор разрешил потихоньку подниматься; кого-то вывезли на колясках, которых у нас было всего три. Я увидела Тасю, жену Энтери — она, поддерживающая солдата на костылях, открыто улыбнулась мне, помахала, и я подняла руку в ответ.
— Можно, — обрадовала меня Василина, и я нетерпеливо постучала носком туфли о камень крыльца. — Только поблизости для них всегда должен быть открытый огонь и еда, горючее что-то: масло, спирт, нефть, уголь, бензин. Ясница говорит, что больше всего они любят масло, а сытнее всего им от нефти. А чтобы привязать огнедуха к конкретному строению, нужно дать духу имя, а затем мазнуть по стене своей кровью и сказать: "Храни стены эти и людей этих как меня".
Я, уже спустившись по крыльцу на залитый солнцем луг и отойдя от замка, с сомнением покосилась на свою ладонь. Поить, еще и по стене мазать... Боюсь, что для задуманного мне просто не хватит крови...
— И про смену хозяина ты спрашивала, — продолжала сестра в трубке. — Чтобы они кого-то другого слушались, так и надо сказать "Слушай такого-то как меня и на имя свое откликайся ему".
— Звучит довольно просто, — я задумчиво подставила лицо легкому ветерку. То, что я хотела сделать, было рискованным, но не глупым. Точно не глупым. И нужным.
— Это не все, Мариш, — прервала мои размышления сестра. — Запомни: молодые огнедухи в битвах быстро теряют силу и развеиваются. Хватает их на десять-двадцать ударов, на десять-двадцать уничтоженных врагов. Они не погибают, потом возрождаются в огне того дома, к которому прикреплены. Но им надо долго в нем купаться, не появляясь и не откликаясь. Не меньше шести суток, чтобы снова набрать силу, — она помолчала и настороженно позвала: — Марина?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
