Свобода выбора.

— Она не могла долго идти. Отсюда до ближайшего жилья — полдня пути. А до города, где есть заведение, где все ходят, я имею ввиду — пациенты, в таких рубашках, ещё дальше. К тому же эта рубашка не с длинными рукавами. Её сюда привезли.

— Федя, возможно, ты и прав. Её привезли и здесь бросили, только непонятно зачем?

— Привезли и бросили на съедение диким и злым зверям! Бедная я, несчастная я! — запричитала девушка, до этого внимательно слушавшая предположения о своём появлении в этом месте.

— Только вот зачем? — спросил мужчина, первым задавший вопрос, время от времени с беспокойством поглядывая в сторону одного из фургонов, возможно, это и было причиной его первоначальной рассеянности. Очередной раз, отвлёкшись от общей беседы и заглянув в фургон, спросил:

— Так. Значит, тебя Атиша зовут, странное имя. А откуда ты, откуда тебя привезли?

— Не знаю, я спала, а меня... — заплакала девушка.

— А где ты заснула? — спросил солидный мужчина, видно главный в этой группе людей, так как остальные не перебивали его, только слушали, хотя было видно, что у них тоже есть вопросы. О том, что этот мужчина главный, свидетельствовала его одежда: жилетка поверх рубашки (остальные были только в рубахах) и золотая цепочка часов, свисавшая из кармана и тянувшаяся поперёк живота.

— Не знаю! — ещё сильнее заплакала девушка. Мужчина, задавший вопросы, и длинный худой переглянулись и одновременно покачали головами, словно пришли к какому-то выводу. В этот момент из фургона, около которого стояли люди, раздался рёв. Главный мужчина растерянно оглянулся, произнеся при этом:

— О, мейн гот, что же делать!

Ещё один человек откатил стену фургона в сторону, за ней была решётка из толстых вертикальных прутьев, за ней стоял лев. Бешено стегая себя хвостом по бокам, зверь заревел снова и повернулся, глядя куда-то внутрь фургона. Там лежал ещё один лев, настоящий лев с гривой. А первым зверем была львица, о чём свидетельствовало отсутствие гривы. Львица снова заревела, лев её поддержал, но его рёв был какой-то жалобный.

— О, мейн гот! — повторил мужчина в жилетке и, словно забыв о девушке, горестно продолжил: — Что же делать? Что же мне делать?

Атиша перестала плакать и со словами "Что же вы, ему же больно" проскользнула в клетку, легко пройдя меду прутьев.

— Куда, глюпый баба! — закричал мужчина, сейчас, видно от волнения, его акцент стал очень заметным. Девушка бесстрашно шагнула ко льву, мимоходом погладив львицу по загривку. Та перестала рычать и потянулась за рукой, словно ещё просила, чтоб её погладили. Девушка присела перед лежащим львом, заглянула ему в глаза, потеребила уши, пощупала нос и положила руку на живот. Зрители этого странного представления поражённо молчали. А девушка, повернувшись, скомандовала:

— Воды! Нагрейте!

Несколько мужчин и женщина бросились: кто разводить костёр, кто за котелком, а потом набирать в него воду из ближайшего ручья, благо, он был рядом. А девушка занялась львицей, раскрыв той пасть, провела рукой по зубам и потрогала один. Львица молчала, только смотрела, заглядывая Атише в глаза. А та говорила что-то успокаивающее. Сейчас девушка совсем не была похожа на ту растерянную, несчастную девицу, что вышла из лесу к фургонам. Атиша выскользнула из клетки-фургона и скрылась в лесу, словно забыв, что несколько минут назад называла его страшным и тёмным. Вернулась она, когда вода в котелке начала закипать. Всыпав в кипящую воду горсть трав и попросив женщину помешивать варево, снова скользнула в клетку. Львы, снова недовольно рычавшие, при виде девушки замолчали. А та дала льву пучок травы, что принесла из лесу, и тот стал его жадно есть. Затем Атиша подошла к львице и снова открыла ей пасть, положив туда ещё один пучок. Выбравшись из клетки успокоенных львов, девушка сказала:

— У льва были желудочные колики, а у львицы болел зуб, в смысле клык. Надо было их выпустить, они сами бы нашли нужную траву, а так запустили болезнь льва, надо будет давать ему отвар, когда остынет, два раза в день и траву львице ещё раз на зуб положить.

Господин в жилетке с часами и ещё один длинный, и в отличие от других, тоже одетый в жилетку, только кожаную, переглянулись. А девушка продолжала им выговаривать:

— Надо было зверей показать ветеринару, а не ждать. Вы же видели, как они беспокоятся!

— Надо было выпустить львов на травку, — произнёс человек в кожаной жилетке и спросил у владельца часов: — Гутлиб, ты это представляешь? Львы на травке!

— О да! — ответил Гутлиб. — Это есть нонсенс! А показать ветеринару... Это лев, хищник, а не корова, какой ветеринар согласится осмотреть его? Да вообще, кто решиться войти в клетку?!

Оба обладателя жилеток одновременно посмотрели на Атишу, и второй видно, укротитель зверей, покачав головой, спросил:

— Девушка, откуда ты такая взялась?

— Меня бросили в тёмном и страшном лесу, одну бросили, совсем бросили, на растерзание страшным диким зверям! — снова запричитала Атиша, Гутлиб, видно, понял, что так от неё ничего не добьешься, многозначительно глянув на клетку-фургон с успокоившимися львами, спросил:

— А что ты ещё умеешь?

Девушка растерянно оглянулась и, показав на один из фургонов, на борту которого был нарисован канатоходец, сказала:

— Вот так могу.

— Интересно, — сказал маленький и худенький мужчина, — сейчас проверим.

Он скрылся в этом фургоне и через несколько секунд появился с мотком каната, толщиной примерно, в палец. Привязав его к двум фургонам, мужчина показал на канат рукой:

— Прошу!

Девушка подошла к канату и, подняв руку, потрогала его, словно пробуя натяжение.

— Федя, а вдруг она упадёт? — спросила молодая девушка из группы цирковых артистов. Если судить по рисункам на бортах фургонов, это был цирк. Канатоходец (а кому мог принадлежать фургон с таким изображением) ответил:

— Тут невысоко, сильно не зашибётся.

— Как же она на твой канат заберётся в своей ночной рубашке? И как по нему ходить будет? — спросила ещё одна девушка. Атиша подтянула рубаху до середины бедра и завязала узлом, так чтоб та не развевалась. После чего легко подтянулась и встала на канате. Пробежалась по нему в одну, затем в другую сторону, сделав при этом несколько па, да так, словно под ней был не канат, а широкая твёрдая сцена. Теперь многозначительно переглянулись господин Гутлиб, Федя и укротитель львов.

— Она не говорит, кто такая и откуда здесь взялась, но то, что она из цирковых, сомнений не вызывает, — тихо произнёс укротитель, канатоходец согласно кивнул:

— Ты прав, Родион, она двигается так, словно ходит по канату с детства. А это возможно, если эта девушка росла в одной из цирковых трупп. Но я вроде как знаю всех, кто умеет ходить по канату, а её не помню. Согласитесь, что с такой внешностью трудно остаться незамеченной!

— Тут я с тобой, Федя, вполне согласен, — кивнул Родион и, глядя на то, как девушка исполняла что-то похожее на темпераментный танец, добавил: — Такие ножки можно просто показывать, стоя на одном месте, танцевать не обязательно.

— Ах бесстыжие твои глаза!.. — напустилась на укротителя одна из женщин и замолчала, недосказав, её прервал гулкий бас, раздавшийся от одного из фургонов, на котором был нарисован силач, поднимающий гири:

— А девочка ничего, я бы с такой...

— И не думай, Фил, — повернулся на голос Гутлиб. Могучий мужчина, почти такой же, как был нарисован на фургоне, ответил:

— А почему бы и нет, если девочка захочет, а ведь она захочет! Не так ли, милашка?

Атиша спрыгнула с каната и спряталась за спины стоящих людей, а силач, хмыкнув, сказал Гутлибу:

— Почему бы и нет? И не забывайте, кто вам делает основную кассу, так что спорить со мной...

Силач, не договорив, скрылся в своём фургоне, а одна из девушек спросила у Атиши:

— Есть хочешь? Да? Тогда идём ко мне в фургон, разносолов не обещаю, но червячка заморишь, да и приодену тебя. Конечно, не королевские одеяния, но выглядеть будешь прилично. Девушки ушли в фургон с нарисованной наездницей, стоящей на скачущей лошади. Мужчины проводили девушек взглядом, и Гутлиб спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Что скажете?

— Она, несомненно, из цирковых, — повторил ранее сказанное Федя.

— Она умеет обращаться с животными, с хищниками. А это не так просто. Зверь должен к человеку чувствовать доверие, иначе к себе не подпустит, а если и подпустит, то... В общем, плохо кончится. Катя недаром её к себе увела — её Резвая что-то хромает. Вот увидите, Катя попросит эту девушку посмотреть свою лошадку.

Канатоходец согласно кивнул и глянул на Гутлиба:

— Что делать будем? Директор ты и тебе решать, но я бы взял девушку, не только в труппу. Но и к себе в номер.

— Но те, кто её сюда привез, могут... — с сомнением начал директор цирка, ему возразил укротитель:

— Те, кто её сюда привёз, тут и бросили. Судя по тому, что она ничего не помнит — её чем-то опоили. Она многое умеет, такого, что обычный человек и не сделает, но при этом не помнит — откуда она и как сюда попала.

— Своё имя помнит, — возразил Гутлиб.

— Имя такая вещь, что трудно забыть, — улыбнулся Федя и, став серьёзным, высказал свои соображения: — Вполне возможно, что это не её имя, уж очень странное.

— Артистический псевдоним. У тебя он тоже необычный, — теперь усмехнулся Родион, — да и у меня тоже...

— Надо проверить какие языки она знает, — предложил Федя и обосновал своё предложение: — То, что она из цирковых, сомнений нет. Но никто из нас её не знает, а о девушке, обладающей такими талантами и внешностью, кто-то из нас обязательно бы слышал.

Мужчины направились к фургону наездницы. Постучав в дверь, Гутлиб позвал:

— Катя, можно оговорить с Атишей?

Когда девушка выглянула, Гутлиб заговорил с ней на алеманском, девушка ответила. Она говорила так, словно это был её родной язык, без акцента она говорила и на гэльском. Аглисский Гутлиб знал хуже, но похоже, что и на этом языке Атиша объяснялась свободно. Видно, понимая, что ей устроили проверку, девушка заговорила на шипанском, быстро заговорила, как уроженка той страны. Шипанский Гутлиб знал совсем плохо, но мог поклясться, что и тут девушка говорила без акцента. Несколько фраз, сказанных на языках, неизвестных мужчинам, совсем их сбили с толку. Девушка скрылась в фургоне, а мужчины устроили маленькое совещание.

— Если бы я встретил её на улице Дерлина или Хранбурга, я бы решил, что она местная, — сказал Гутлиб. Федя пожал плечами:

— Я тоже принял её за местную, из Империи, но такое знание стольких языков... Откуда она? Теряюсь в догадках.

— Отличное знание нескольких языков, гастроли происходят-то в разных странах, у цирковых не редкость, — высказался Родион, Федя добавил:

— Это если цирк хороший, и его везде принимают...

— Вот я и говорю, — развил свою мысль укротитель, — Атиша из очень хорошего цирка, но, видно, там решили от неё избавиться — опоили и увезли в лес.

— И бросили на нашем пути, рассчитывая, что мы её подберём, девушку с такими талантами не взять в свою труппу... — теперь Федя дополнил рассуждения Родиона. Гутлиб пожевал губами:

— Но подбрасывать такой талант конкурентам? Если она из какого-то другого цирка, то там должны понимать, что эта девушка усилит любую труппу. Хотя бы тем, что будет ухаживать за животными.

Укротитель вздохнул — кочевая жизнь не лучшим образом сказывалась на зверях, особенно на нервных хищниках, и правильный уход за ними очень много значил, а Атиша, похоже, умеет это делать. О том же подумал и директор цирка, кивнув укротителю: цирк без больших хищников — это уже не тот уровень, а такие звери дорого стоили, и смерть льва или тигра делали в цирковом бюджете ощутимую брешь.

— Её подбросили именно нам, потому что знали — мы не пройдём мимо и подберём её. А значит, увезём с собой, может эту цель и преследовали те, кто её здесь бросил. От неё хотели избавиться, но убийство...

— Грех, большой грех! — перебил Федю Гутлиб, канатоходец, усмехнувшись, продолжил:

— Вот и я о том же, а так... Девушку подобрали, и она стала членом труппы, а имя?.. У всех у нас цирковые псевдонимы необычны, и второе имя фактически частенько заменяет первое.

— Значит, вы за то, чтоб эту девушку взять с собой, — подвёл итог Гутлиб. Его собеседники кивнули, директор цирка принял решение: — Значит, берём! Только присматривайте за ней, да ещё меня Фил беспокоит. Как бы чего не вышло, а он на девочку уже глаз положил и будет добиваться своего.

Стены фургона не мешали Атише слушать этот разговор, как не мешало и щебетание Кати, предлагавшей своей новой подруге различные наряды. Обещание посмотреть её лошадок уже было получено, потому наездница и была такая щедрая, правда, наряды были не новые, да и маловаты для самой Кати. За стеной стихли голоса, Атиша усмехнулась — люди неохотно верят самой правдоподобной истории им рассказанной, стараясь перепроверить все факты. А вот своей выдумке, какой бы она нелепой не оказалась, готовы поверить безоговорочно.

Передвижной цирк, именно передвижной, а не бродячий, двигался в направлении нужном Атише. Через три дня фургоны расположились на специальной площадке в городе Киневе. Город был большой, и здесь стояло стационарное помещение цирка, но Гутлиб сказал, что его арендовать слишком дорого, тем более что у цирка был свой большой шатёр. Все цирковые артисты жили в своих фургончиках, только силач Фил снимал номер в гостинице, его гонорары это позволяли. Так Фил делал обычно, но в этот раз остался жить в своём вагончике. Обеспокоенная Катя попыталась предупредить подругу:

— Фил неспроста остался жить в фургоне, он хочет...

Атиша приподняла бровь, а Катя всхлипнула:

— Он хочет взять тебя силой! Меня вот так тоже... Ночью забрался в фургон и...

— И никто за тебя не заступился? — удивилась Атиша.

— Так уже поздно было, он сделал, что хотел. Его ругали, Гутлиб даже оштрафовать хотел, а Фил сказал, что женится, а потом заявил, что передумал, что я слишком холодная. А какая я могу быть, если меня силой! — снова всхлипнула Катя, вытерев слёзы, пояснила: — С ним никто связываться не хочет, он один раз Федю избил. Когда тот хотел за меня заступиться. Подло избил, подстерёг так, чтоб никто ничего не знал!

— А Федя что, промолчал?

— А что мог? Пожаловаться, так Фил сказал бы, что на него возводят напраслину из зависти, а Федя сам упал!

— Ну что ж, предпримем меры, — улыбнулась Атиша.

— Какие меры? — удивилась Катя и предупредила: — Он сегодня и попробует забраться в наш фургон!

— А ты что, кричать не будешь?

— Фил ударит или как-то по-другому рот заткнёт, думаешь я не пробовала кричать?

— Тогда сделаем так, — улыбнулась Атиша и заговорщицки зашептала на ухо Кате.

Ночью Катя проснулась от того, что кто-то тихо открыл дверь её фургона. Катя села на своей лежанке, подобрав под себя ноги. Дверной проём закрыла массивная фигура, скользнувшая к месту, где обычно спала Атиша, но там никого не было.