| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Боль. Боль. Боль. И свет. Белый слепящий свет кругом. Я горела и плавилась, не в силах оторвать руки от алтарной плиты, я просто сгорала заживо, не в силах выносить накал силы...
Ещё больше света, ещё больше боли, ещё больше силы... я просто не могу больше... я не могу больше... я-не-могу-больше. И я подняла голову вверх и закричала, вкладывая в крик всю свою ярость, всю свою боль, всю свою обиду на Блау... за что... зачем... почему...
"Я скучаю по тем нам, Вайю...". Голос Фей-Фей кружится в голове.
"... было больше света и жизни, больше радости... сейчас горечь и ярость...". Образ Ликаса появился рядом.
"Ты иногда пугаешь меня, Вайю...". Кривится в усмешке дядя.
"... нежная и деликатная... моя сестра никогда не была чудовищем...". Аксель укоризненно качает головой.
"...это не твой мир, чужая душа. Твой мир умер. Это не твои родные. Твои умерли в твоем мире. Это не твоя жизнь..."
"...это было предначертано. Тебя забросило в чужой поток мира. Этот Мир принадлежит юной деве...". Слепые глаза Помнящего смотрят куда-то глубже, прямо в душу.
"... это не твои родные..."
"...должна умереть... смерть..."
"...вторая душа выполнила свое предназначение и больше не нужна..."
"...юная дева умирает ... остался только осколок ...нет якоря в новом мире ...твою душу ничего не держит... нет прошлого — не за что держаться..."
"... выбор...должна сделать выбор... кто будет жить..."
Кто будет жить. Кто будет жить. Кто будет жить. Пропел свет вокруг серебряными колокольчиками.
Выбор. Выбор. Выбор. Выбор. Выбор. Рвались струны цитры на ветру.
Решай. Решай. Решай. Прозвучало раскатом грома. Решай.
И этого было мало. Они пошли дальше, копнули так далеко, взломав самые тайные двери в моей душе — мои чувства.
Я ненавидела ее.
Бесполезную. Неумелую, влюбленную глупышку. Ленивую. Ту, что позволяет смеяться над собой. Ту, что выставляет себя на посмешище раз за разом, следуя за Квинтом. Я ненавидела ее. Я презирала ее. За то, что не ценит того, что есть, семью и Род. За то, что принимает все как должное. За то, что слабая, за то, что безвольная, за то, что трусливая.
За то, что подлая, за то, что считает, что ей все должны, потому что она Блау. Я ненавидела ее за то, что позволила умереть Нэнс. Так глупо. Я ненавидела ее за то, что Данд умер, чтобы она жила. Я презирала ее за то, что она не смогла защитить наследие и просто сдалась, опустила руки.
Бесполезная. Тупая. Безвольная. Разряженная кукла.
Я ненавидела себя.
Я ненавидела Вайю Блау до зубовного скрежета. Это то, с чем я жила каждое мгновение прошлой жизни. Это то, что я принесла сюда, в эту жизнь.
Неумение прощать. Такое нельзя простить. Такая недостойна жить. У такой не должно быть вторых шансов.
У меня не должно быть вторых шансов.
Я ненавидела и презирала себя сильнее, чем кого-либо. Никто из Империи не удостаивался такой чести от Вайи Блау. Я сама была судьей, я сама вынесла себе приговор и привела его в исполнение. Именно поэтому целительский контракт с шестнадцатым Легионом.
Чтобы сдохнуть.
Я двигалась, жила, лечила, но это единственное, чего я хотела на самом деле. Понести наказание, отработать свою кару и наконец-то иметь право сдохнуть.
Просто сдохнуть, приведя приговор в исполнение, и если очень повезет, прихватить с собой таких же тварей, как я. Тех, что предали. А я предала Род. Я не справилась. Я не смогла. Не успела. Не...
И юную деву этого Мира я ненавидела такой же чистой незамутненной ненавистью. За голубое платье с рюшами, за счастье в глазах, за дебильную улыбку в зеркале истины, за то, что сдалась, и не стала бороться со мной за свою жизнь, за то, что посмела так бездарно сдохнуть в шахтах. За то, что остался только осколок души.
Она тоже недостойна жить. Она слабая. Она не справится. Уже не справилась. Даже слабее, чем была я.
И ещё, потому что это все — её.
Чужое.
Чужая душа. Чужой мир. Все — ее. Ее дядя, ей — любовь Акселя, ее Фей-Фей, Данд, Нике, все ее, и даже сила и та чужая.
У нее было все, и она сдалась и сдохла.
И завидовала юной деве Блау. Завидовала так, что почти задыхалась. Потому что первый раз в своей жизни я так хотела чужое, хотела так, что просто мутнело в глазах, забрать, выцарапать, присвоить, отвоевать. Мое. Мое. Мое. Звучало внутри.
Мой мир. Мой Род. Моя сила. Моя Империя. Мое право.
Кто будет жить. Кто будет жить. Кто будет жить. Пел свет вокруг серебряными колокольчиками.
Выбор. Выбор. Выбор. Рвались струны цитры на ветру.
Решай. Решай. Решай. Гремели раскаты грома.
Решай, кто должен умереть... кто должен умереть... кто должен умереть...
Внутри билась только одно намеренье — мое, мое, мое, мое...
"Блау всегда хранят Блау, Вайю". Короткий ласковый щелчок по носу и дядя подбрасывает маленькую меня на коленке.
"Блау всегда хранят Блау". Аксель хлопает меня по спине так, что перехватывает дыхание.
"Блау всегда хранят Блау". Тихо отзывается Данд.
Блау всегда хранят Блау. Кто я? Кто я такая? Я — Вайю Блау. Я — Старшая. Юная дева — дитя рода Блау. Младшая. Драгоценная дочь. Возлюбленное дитя, а Блау всегда хранят Блау.
Это ее мир. Это ее жизнь. Это ее право делать свои собственные ошибки, я свои уже совершила.
Решай. Решай. Решай. Все громче гремели раскаты грома.
Я РЕШИЛА.
Я — недостойна. Живи, дитя Блау.
Я отдам все — силу, опыт, воспоминания. Живи, и храни Блау.
Решение отозвалось внутри щемящей нежностью и легкостью, как будто пушистым перышком ласково провели внутри.
Живи. Юная дева Блау.
Свет вспыхнул ослепительно белым, стирая границы, сила внутри взвилась в последний раз и я отпустила себя, растворяясь в источнике... мое сознание рассыпалось на тысячи частиц и становилось часть чего-то большего, уходили чувства, таяли воспоминания, исчезали мысли...
... свет звал и манил за собой, обещая вечность... и я послушно растворилась в нем.
Вайю Блау, перестала существовать.
Глава 66. Три условия
Где-то в подземельях капала вода. Тихий, монотонный, выматывающий звук. Кап-кап-кап... кап-кап-кап...
Спина затекла, рук я не чувствовала, шея онемела. Лоб и правую щеку обжигало каменным пробирающим до костей осенним холодом.
Кто я? Где я?
Слипшиеся от слез ресницы открылись с большим трудом, но я не видела ничего вокруг, меня окружала полная и абсолютная темнота.
Факелы. Подземелье. Мысли мелькнули вспугнутыми птичками. Я — Блау. Подземелье. Это... Я лихорадочно заскребла ногтями по полу, но соломы не было.
Не было, Великий! Пальцы ощущали только могильный холод плит, ровные бороздки на полу от линий рунного круга, но никакой соломы не было. Значит, я не в тюрьме. Хвала Великому!
Руки нащупали гранитное основание Алтаря, к которому я прислонилась боком, видимо когда сползла на пол, и я расплакалась от облегчения.
Я-не-в-тюрьме. И я — живая.
Горячие капли обжигали щеки, стекая на шею и дальше вниз, во впадинки над ключицами, щекоча кожу солью. Сколько я сижу здесь, раз так замерзла? Что здесь происходит, к псакам?
Лестница вниз и голос Нэнс. Хранилище. Свитки. Алтарь. Ритуал. Воспоминания возвращались рывками, последнее, что я помнила — это ослепительный свет источника, который звал меня за собой. А дальше — пустота.
Значит, все-таки проверка. Я сменила положение тела, развернувшись удобнее, чтобы расслабить мышцы. Руки покрывала заскорузлая корочка, ладони, подол халата, браслеты-наручи — все было неприятно жестким. Крови было много.
Значит, моя ставка была верной.
Я не любила азартные игры и не участвовала в таких обязательных развлечениях, потому что не была поцелована судьбой и госпожой удачей. Я проигрывала девять раз из десяти, но сейчас милость богов была на моей стороне.
Моя ставка была верной. Это была проверка Рода. Жертвоприношение, Алтарь, правильно расставленные загодя силки, и любопытная птичка сама идет прямо в руки, чтобы узреть истину.
Я криво и мстительно усмехнулась одной стороной рта, надеюсь, они потратили на это столько энергии, что восполнят не скоро. Псаковы предки Рода. Псаковы экспериментаторы. Все во имя Рода, все во имя служения. Засуньте такие проверки знаете куда... внутри до сих отзывалось болью, гортань саднило от крика, я сомневаюсь, что смогу произнести хоть слово. Уж что-то, а голос я сорвала полностью.
Это первый и последний раз в этой жизни, когда я отдала свое. Первый и последний раз, цените. Теперь это мой второй шанс. Моя вторая жизнь. Я испоганила первую, но свой второй шанс я не отдам никому, сколько бы ни было проверок.
Сзади над моей головой вспыхнул тусклый свет, освещая подземелье не далее пары шагов вокруг. Прямо над алтарной плитой завис маленький энергетический шарик.
Я не смогла подняться на ноги ни с первого раза ни со второго, ноги не держали, поэтому я просто развернулась на четвереньках лицом к Алтарю.
— Род приветствует драгоценное дитя Блау..., — звук раздавался отовсюду, голос был ни мужским ни женским, казалось, он просто исходит из шарика света, отражается от полукруглых стен, сферического потолка и резонирует эхом, возвращаясь обратно.
Я рвано кивнула. Голова дернулась, как у марионетки на ниточках. Разговаривать с ними я не планировала.
— Жертва была принесена и жертва была принята. Путь открыт. Груз прошлого мешал служению. Прошлого больше нет. Во имя Блау...
Звук затихал с каждым произнесенным словом, и в конце был почти не различим. Точно потратили псакову прорву энергии, чтобы провернуть такое. Если сейчас даже на нормальную материализацию образа не хватает. Даже если учесть, сколько крови у меня вытянули, все остальное очень энергозатратно.
Странно, обычно предки как скупцы берегут каждую крупицы силы, щедро отбирая у приходящих, но ничего не давая взамен, а тут...
Энергетический шарик над Алтарем затих и продолжал тускло пульсировать, постепенно угасая. Мои факелы потухли, и я поползла к выходу, пока совсем не осталась без света. Встать получилось не сразу, меня шатало, подрагивали руки и ноги, но я выровнялась и маленькими шажками пошаркала к двери из алтарного зала.
— Три условия... три условия... три условия..., — прилетело шепотом мне в спину, когда шарик света окончательно потух и я осталось в абсолютной темноте.
Хоть четыре, хоть пять условий. Хоть десять.
Я на ощупь прошла в проем выхода, и начала искать справа, хоть одну треногу с факелами, чтобы добыть свет.
— Три условия..., — последнее эхо затихало в воздухе.
Найденный факел покатился в сторону, тренога ударилась о пол с глухим металлическим стуком, опрокинувшись, а меня накрыло волной образов-воспоминаний... три условия ... у меня есть желания, Старшая...
... свет был ласковым. Как ослепительно белое море, которое качает на волнах. Бесцельно, без направления и времени, без конца и края, только свет и спокойствие, и сила, которая наполняет каждую частицу энергии.
Я была и не была. Я пребывала и отсутствовала. Я существовала, и одновременно нет.
В этом ничто кружились образы, фигуры и лица, сплошным водоворотом. Вот седой мужчина, так сильно похожий чертами лица на дядю, вот светлая женщина с такими нехарактерными для Блау длинными волосами с легкой рыжинкой, вот вереница детей в нарядных халатиках, вот ...
Лица вращались каруселью, казалось, каждый оставляет частицу своей энергии-сущности, приближаясь к тому, кем была я, чем была я, частью абсолютного света.
Достойна. Достойна. Достойна хранить Род. Голоса рефреном звучали со всем сторон.
Отпустить прошлое. Отпустить ненависть. Отдай. Отдай. Отдай. Скандировало эхо.
Верни. Верни. Верни. Прошлое — прошлому. Мешает служению. Мешает служению. Мешает служению.
Среди этой вереницы лиц появился смутно знакомый образ девочки, почти девушки, на пороге цветения. Это лицо было чем-то знакомым, оно волновало, тянуло куда-то, тревожило.
Девочка-девушка была совсем юной. В голубом нарядном платье-халате. Темные глаза, с характерным северным разрезом, чуть приподнятые к вискам, темные волосы, забранные вверх в сложную прическу, сияющая ласковая улыбка, с едва заметными ямочками на щеках. В маленьких аккуратных ушках покачивались длинные нефритовые серьги. Девочка протягивала ко мне руки, но не приближалась, ждала, продолжая звать меня улыбкой.
Девочка в голубом мне нравилась. Она была знакомой и какой-то родной, безопасной и близкой. Я хотела ответить ей, но голоса не было, я хотела протянуть руки, но не было рук, я хотела приблизиться, но не смогла сдвинуться с места.
Море чужих образов вокруг нас заволновалось.
Улыбка девочки манила, обещая успокоение, и я попыталась ещё раз. Свет вокруг вспыхнул, темные глаза мелькнули совсем близко, нефритовые серьги качнулись, и... мы слились в единое целое.
Я и она. Странная счастливая девочка-девушка. Я и юная дева. Я и юная Вайю.
Передо мной проносилось пространство и время, разные миры, разные временные потоки, ломаные и прямые линии жизней. Мы есть одно, мы все части одного целого, разбросанные осколками по разным мирам. Я испытывала счастье от обретения внутренней целостности, я есть свет, я есть Вайю Блау.
Светимость вокруг увеличилась, и я обрела память. Воспоминания о прошлой жизни закружились образами. Я на коленях перед Квинтом, вымаливаю прощение, дождливая Столица и Аксель покачивается в петле, родовой перстень Блау на кости высохшего в подземельях скелета, гром и молния на равнине у Рифейского, где нас теснит орда умертвий, а над головами сияет багровым светом Око прорыва...
Отдай, отдай, отдай. Лился серебристый свет.
Отпусти. Отпусти. Отпусти. Стонала цитра.
Не отдам, мое. Я крепко держалась за свою память. Мое. Моя ненависть. Моя боль. Моя карма. Боль и гнев — источник моей силы. Мое право. Моя месть.
Отдай, отдай, отдай... чтобы жить...чтобы жить... чтобы жить...
Воспоминания закружились каскадом, перемешиваясь. Первая диковатая улыбка Нике, мой уставший райхарец, пирог Нэнс, который она спекла для меня под руководством Маги, серьезный Ликас, дядя в черном кафтане, пузатый смешливый Луций, молчаливый Данд... образы смешивались и я уже не могла отделить, где мое и чужое.
Мы обе любили дядю. Младшая боялась и уважала, но любила. А я любила просто потому что вернула утраченное. Любовь к дяде вспыхнула факелом и затопила все внутри. Любви стало в несколько раз больше.
Мы обе любили Акселя, Нэнс и Фей-Фей. Я любила Данда, а Младшей Вайю нравился его образ в моих воспоминаниях — большой, сильный, молчаливый и лохматый, гораздо более близкий и понятный, чем Акс.
Мы обе любили пироги с зимником, Маги, Пинки и читать, задрав ноги на тахту. Солнечные дни, запах прелых листьев и вересковые пустоши за поместьем.
Мы обе хотели, чтобы Род процветал, а сила Блау приумножалась. Мы обе... у нас было так много общего, почти все можно было разделить на двоих и становилось больше и больше, здесь просто не оставалось места для ярости и боли, для моей ненависти, за которую я так держалась. Младшая не испытывала ненависти, она просто ещё не научилась не ненавидеть. Она не испытывала испепеляющего сжимающего горла страха, и горечи, которая кровью оседает на языке.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
