|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 1
Стёпка с завистью посмотрел на приятеля. Данька дежурил у Лифта уже второй раз за эту неделю. Босоногий, с забранными обтрепанной лентой рыжими вихрами и традиционной широкой повязкой вокруг бёдер, выцветшей от частых стирок, приятель стоял возле закрытых дверей на вытяжку, готовый всегда помочь случайно появившимся на их этаже 'небожителям' с других уровней. Отец Даньки, Василий Палыч, в свое время именно за такую заслугу получил свой золотой и право носить отчество: услужливо подсказал в зюзю пьяному старику с верхнего уровня, куда того занесло, да еще и на просьбу помочь добраться до дома отреагировал мгновенно. Возвратился потом счастливый, загадочный, а главное — богатый. Золотой... Для жителей 'поднебесья' один золотой считался мелочью, монетой, не стоящей внимания. Здесь же, на самом нижнем этаже, тогдашнему Ваське удалось за пару-тройку дней и невесту приличную себе купить, и хибару получше забрать, в самом центре уровня, почти рядом с Лифтом. Да ещё и на месяц вперёд тех денег молодой семье хватило.
С тех пор Василий Палыч считался главой их этажа, ходил важный, чуть ли не пинками малолетнюю шпану разгонял. А вот перед Лифтом благоговение испытывал. Как и перед теми, кто жил наверху. В отличие от отца Стёпки, Димки Рваного. Тот Лифт не любил, о жителях верхних уровней отзывался с презрением, за что и бит бывал часто. Наверное, потому и получил прозвище 'Рваный' — рвали его последние лохмотья безо всякой жалости. Потому же, видимо, и семья их жила в крайней бедности, часто даже корки хлеба дома не имея.
Стёпка вынырнул из мыслей, подавил вздох, заставил себя пройти мимо Лифта как ни в чем не бывало, хоть и хотелось попасть на место задаваки Даньки. Вдруг изменщица судьба и ему, Стёпке, широкой, весёлой улыбкой улыбнётся? Три недели назад пятнадцать вёсен уже минуло, пора невесту подыскивать. Вот только кто ж пойдёт за сына Рваного, такого же босяка, как и отец? Рослый крепыш с чёрными, как уголь, волосами и такого же цвета глазами, парень давно хотел завести свою, собственную, семью, поселиться отдельно и сбежать наконец-то подальше от отца и его пьяных бредней.
На свалке было пусто, а значит, ловить здесь уже нечего. Дважды в день из дверцы в стене высыпались сюда отходы с более богатых уровней. Дважды в день сюда сбегались мальчишки и девчонки со всего уровня, втайне мечтая найти в завалах что-нибудь съедобное и нужное. Некоторым даже везло. Ванька, приятель Стёпки, как-то пучок подгнившей моркови отхватил, а Ленка, высокая нескладная подружка Дашки, Стёпкиной сестры, обнаружила совсем уж диковинку в этих местах — небольшой рулон мягкой теплой ткани, правда, чуть молью поеденный, так ей-то, Ленке, какая разница? Ей мать юбку из того рулона пошила, на зиму, значит, чтобы в холода дочка не мёрзла, ещё и сестре младшей на пару косынок хватило. Счастливые... Стёпка и не помнил уже, когда они с сёстрами носили что-то, кроме тряпок на бёдрах. А холод... В холод можно под старые рваные одеяла залезть всем вместе и хоть немного погреться...
Стёпка уже хотел повернуть в плохо освещённый закуток, туда, где стояла хибара его семьи, когда взгляд привлёк непонятный блеск в самом углу свалки.
Освещался нижний этаж не то чтобы плохо, скорее тускло. Круглые крупные светильники над головой давно не мылись и не чистились, а потому свет давали не особо исправно. Местные жители привыкли ходить в вечных сумерках, и увидеть что-то в этом полумраке мог только тот, кто родился и прожил здесь большую часть своей жизни. Например, Стёпка...
Не ожидая найти что-либо ценное, Стёпка всё же пробрался к блестяшке, нагнулся... И замер. Перстень! Самый настоящий! Такой, как отец когда-то рассказывал: огромная золотая цацка с ярким, зелёным, выпуклым камнем.
Воровато оглянувшись, Стёпка схватил вещичку и торопливо поспешил прочь.
До дома он добрался скоро, заглянул внутрь: пусто. Даже отца нет. Значит, какое-то время есть, хватит, чтобы находку спрятать.
Быстрыми движениями завернув перстень в относительно чистую тряпицу, Стёпка залез под подгнивший дощатый настил, заменявший ему кровать. Вот тут, в тёмном углу, никто и не найдет. Мать давно уже не убирала, мучаясь от артрита, сёстрам было не до того: они пытались заполучить женихов получше, чтобы, как и брат, поскорей сбежать из надевшего 'отчего дома'. А сам отец... Стёпка и не помнил уже, когда видел родителя относительно трезвым.
Через несколько минут в хибару вошла измученная, уставшая мать.
— Ты чего здесь? — она опустилась на старый пластиковый ящик, заменявший табурет. — Опять с кем-то подрался?
Стёпка равнодушно пожал плечами, не вставая с лежанки.
— На мусорке пусто, искать нечего. У Лифта Данька стоит. Неохота так просто шататься.
Буквально сразу же после этих слов в небольшом сыром помещении пахнуло перегаром: в комнату, служившую сразу и кухней, и спальней, и всеми остальными помещениями, ввалился отец, как обычно не стоявший на ногах. Худое длинное тело упало на пол, перегородив выход, что-то неразборчиво пробормотало и мгновенно захрапело.
— Мам, — внутрь влетела Дашка, сестра, споткнулась о храпевшее тело, упала, грязно выругалась, повернулась к безучастно наблюдавшей за знакомой картиной матери, — там такое! Там... там приехали!
— Кто и куда? — мать окинула безразличным взглядом рослую худющую дочь, одетую в нечто просторное, длинное, коричневого цвета, напоминавшее грязную рваную простыню с дырами для головы и рук. Обновка. Дашка твердит, что нашла на мусорке, но при этом прячет глаза. Сразу видно — кавалера себе везучего завела. А он то ли подарил, то ли выкрал. Тут такое не редкость.
— Сверху! К нам! Всех собирают! — выпалила взволнованная Дашка. — Всех, мам!
— Этого, — поднимаясь, кивнула мать на тело мужа, — будить бесполезно. Ты видела, кто приехал?
В голосе, обычно безэмоциональном, проскользнуло нечто непонятное, настороженное. Взбудораженный Степка, уже подскочивший к выходу, удивлённо прислушался.
— Какое там. Василий Палыч и его семейство там шныряют, подойти не дают, — с презрением к 'начальству' выплюнула девчонка. — Мам, так что, мы идём?
Идти пришлось всем втроём. Дашка старалась шагать в ногу с родными, но было видно, что 'прилично одетая' девушка стыдилась рваных полос на груди и бедрах матери и набедренной повязки брата.
'Точно нашла кого-то', — решил Стёпка, наблюдая за сестрой.
Единственным широким пространством на всем этаже являлась площадка перед Лифтом. Именно там проходили редкие собрания 'почётных жителей', именно там сейчас суетился Василий Палыч, параллельно выстраивая вновь и вновь подходивших и стараясь оттеснить подальше от отребья непонятного гостя, закутанного в длинный плащ, стоявшего возле дверей Лифта молча. Пока что молча. Вот 'гость' сделал шаг вперед, решительно протянул руку с пальцами, украшенными золотыми кольцами, и 'начальство' покорно нырнуло в строй, мгновенно осознав своё место.
— Каждый выходит из строя по одному, — последовал непонятный приказ.
Голос... Странный голос, как будто неживой кто-то говорит. Или робот. Стёпка робота не слышал никогда, но представлял себе именно такую речь: без эмоций или чувств, ровную, спокойную.
Дети, взрослые, старики. Как стояли вперемешку, так и выходили. Две-три секунды под изучающим взглядом незнакомца, и снова в строй. Выскочил Данька, видно, мечтавший оказаться тем самым, 'нужным', а в том, что выбирали кого-то для чего-то, жители не сомневались. Но в этот раз и Даньке удача не улыбнулась, понуро встал он в строй. Следующий — Стёпка. Вышел, встал, ни на что не рассчитывая.
— Ты, — последовала команда, и Стёпка не поверил своим ушам.
Рядом испуганно ахнула мать, но её сын уже не слышал ничего. Голова закружилась от неожиданной радости. Он! Нужен именно он! Вот теперь ему точно повезет!
Всё так же ровно, без эмоций, гость вытянул руку и указал Стёпке на Лифт. Створки мгновенно раздвинулись. Послушный воле незнакомца, Стёпка, с неистово бившимся сердцем, шагнул внутрь. Его временный спутник шагнул следом, створки закрылись. Кабина медленно начала подниматься.
Внутри Лифта не удалось побывать практически никому. Но слухи, конечно же, ходили. Разные. В основном — о сделанных из золота стенах с изумрудами и рубинами, блестевшими с поверхности, и платиновых сиденьях. Ну и о пульте, естественно, завладев которым, любой из жителей нижних этажей способен был подняться куда угодно, вплоть до самого верхнего, 'запретного', этажа.
Стёпка слухам не верил, наверное, потому что отец, ещё когда не совсем спился, узнав о подобных сплетнях, лишь поморщился: 'Чушь полная. Пусто там'. Отцу Стёпка верил. Не во всем, правда. И сейчас, стоя рядом с незнакомцем, видел, что действительно ничего, похожего на драгоценные металлы или волшебный пульт, внутри не наблюдалось. Кабина как кабина. Широкая, с высоким потолком, табуреткой в углу и кнопками на встроенной панели.
Эмоции зашкаливали, ноги и руки тряслись. Стёпка до сих пор не мог поверить, что стал 'избранным', кем-то, кто сможет вырваться из замкнутого круга вечной нищеты и обречённости.
Ехали долго, этажа до пятого точно. А то, чем Небо не шутит, и до седьмого — Стёпка не заметил, на какую кнопку нажал его спутник. Впрочем, может, он и не нажимал... А Лифт поехал сам...
Кабина остановилась. Створки приглашающе раздвинулись. Повинуясь ещё одному жесту молчаливого незнакомца, Стёпка вышел в небольшой, уютный холл. Ковры на полу, картины на стенах, широкое окно, занавешенное портьерой... И только лишь три двери, ведущие в отдельные помещения. Три жилья? Всего? На весь огромный этаж?!
Одна из дверей открылась, приглашая внутрь.
Просторное пустое помещение с широким высоким окном практически до пола встретило вошедших тишиной.
Стёпка напрасно вертел головой: ни мебели, ни входов-выходов, даже дверь, через которую он вошёл, исчезла, как будто и не было её.
По хребту пробежал холодок, заставляя по ёжиться от дурного предчувствия, в голове появилась шальная мысль: 'Прибьют по-тихому, ни мать, ни сёстры не узнают'.
— Не трусь, — голос незнакомца уже не был искусственным, наоборот, в нем сквозила ирония, — ты мне живой нужен. Да повернись уже.
Стёпка повиновался. Тот, кто спустился к ним на этаж, избавился от верхней одежды и стоял перед гостем в костюме, сшитом из непонятного, обтягивающего, словно вторая кожа, материала. Сам мужчина оказался на полторы-две головы выше парня: совершенно лысый, нос горбинкой, глаза как у голодного кота, яркие, злые, сочного жёлтого цвета. Узкие губы, казалось, не умели улыбаться. Высокий лоб и впалые щёки... 'Будто голодал все время', — мелькнула мысль. А ещё появился запах, непонятный, не особо приятный, резкий, и Стёпка был уверен, что шел этот запах от самого мужчины, а не от его непонятного костюма.
— Ты всегда такой грязный? — сморщил нос хозяин помещения.
Стёпка насупился, но ответил, как учил отец, вспомнив вежливое обращение к старшим:
— Да, рейн.
— Пойдем, — хозяин помещения поманил Стёпку пальцем, подвел к стене и нажал на едва заметную кнопку.
Дверь распахнулась, позволяя зайти внутрь. А там... там оказалась ванная! Самая настоящая!
Обитатели первого этажа, несмотря на всю прилипавшую к ним пыль и грязь, не пахли. Запах убирался специальной техникой, встроенной на каждом этаже в стены помещения. Старики поговаривали, делалось это, чтобы не привлекать полчища крыс. Может и так, правды Стёпка не знал. Но мыться любил. Жаль только, что вода в его кругу считалась неоправданной роскошью, а потому, увидев перед собой ёмкость, о которой рассказывал отец, Стёпка подумал, что родитель не всегда и врал. Да и заговаривался редко...
— Что стоишь? — прервал мысли резкий властный голос. — Входи. Эти рычажки — вода, встанешь на круг — она польётся сверху. Тряпку свою положишь в это углубление. Наденешь вещи оттуда. Всё понял?
Стёпка кивнул и, спохватившись, добавил:
— Да, рейн.
Оставшись один, он снял набедренную повязку, с удивлением понаблюдал, как та исчезла в недрах комнаты, затем встал на указанный круг и начал крутить рычажки.
Долго мыться было нельзя — кто знает, как этот рейн отреагирует на задержку. Пришлось нехотя вылезать из-под душа. Едва вода прекратила литься, со всех щелей начал дуть приятный теплый ветерок, и вскоре тело высохло само собой.
Надев костюм из тех же материалов, что и у хозяина дома, Стёпка вышел из ванной.
— Быстро ты, — цепкий, внимательный взгляд незнакомца ему не понравился. Будто мальчишка какой находку со свалки в руках вертит и понять пытается, выкинуть или себе оставить.
В дверь замолотили, невежливо и очень громко. Мужчина раздвинул губы в ухмылке.
— Он тоже быстро.
Дверь открылась сама собой, и в комнату влетел высокий худой мужчина, лохматый, небритый и злой.
— Па, — изумленно выдохнул Стёпка, не ожидавший увидеть отца в таком месте.
— Ты, — вновь прибывший, не обращая внимания на сына, сверкнул глазами, — сволочь! Отпусти его!
— Да я его и не держу, — снова ухмыльнулся хозяин квартиры. — Можешь спросить — он сам за мной пошёл.
— Стёпка — вон, — всё так же не глядя на сына, приказал отец.
— Нет, — Стёпка сам не понял, почему, привыкнув повиноваться приказам родителей, теперь решил настоять на своём.
— Решительный ребёнок, — слегка насмешливо заметил незнакомец. — Весь в тебя.
— Что тебе надо? — практически оскалился отец. И уже сыну. — Степка, домой, кому сказано!
— Прогулка. Неделю. Деньги ты получишь, — прозвучало непонятное предложение.
При слове 'деньги' Стёпка вздрогнул. Отец — деньги? Да он за свою жизнь в руках и медной монеты не держал! Ему нельзя доверять ничего! Пропьёт!
— Согласен, — рыкнул родитель. — Стёпка, чтоб тебя! Домой, крысёныш!
— Я с вами, — деньги, ему и сестрам нужны деньги. Приданое.
— Стёпка!
— Пусть идёт. Будет страховка, — вновь ухмыльнулся хозяин квартиры.
— Витька, я тебя руками порву, — прищурился отец. — Сам.
— Питание, защита и 'медики' с меня, — качнул головой в раз ставший серьезным незнакомец. — Брось, Дима. Сам говорил: там давно безопасно. Лучше вымойся пойди. Робот выдаст одежду.
Отец ещё раз сверкнул черными, будто самая темная ночь, глазами, но направился в сторону ванной, сам открыл дверь, сам зашел внутрь.
Стёпка стоял и изумлённо смотрел на скрывшуюся в ванной фигуру родителя. Это что ж получается, отец... Он... Он ведёт себя, как хозяин, здесь, или же как частый гость. Но он ведь вырос на нижнем этаже, нет?
— Раскрываешь новые грани родителя? — непонятно выразился тот, кого звали 'Виктор', еще раз неприятно усмехнулся и сел в появившееся прямо из пола кресло.
Отец появился из ванной минут через десять, в том же наряде, что и остальные, выбритый, постриженный, смотревшийся теперь по-другому, как-то 'дорого', что ли. Не было больше в нем того нищего, к которому привыкли все обитатели нижнего этажа. Димка Рваный? Нет, уже нет. Не обращая внимания на сына, отец тем временем недовольно мотнул головой в сторону хозяина дома.
— Завербовал, так корми нормально.
— Другой разговор, — чуть ли не потер руки Виктор. Кресло исчезло в полу, едва с него встали.
Несколько шагов, другая комната, и вот уже из пола 'вырастает' стол, окруженный стульями.
Отец выбрал место, недовольно посмотрел на сына.
— Садись рядом.
Стёпка, подавив вздох, сел. Там, на первом этаже, дома, с ним обращались, как со взрослым. Пусть и почти взрослым: он сам принимал решения, чувствовал себя легко в привычной обстановке, понимал, что и как сказать и сделать в той или иной ситуации. Здесь же он сам себе казался несмышлёным ребёнком, подслушивающим важные разговоры взрослых, ничего не умеющим и не знающим.
А ещё в груди у Стёпки появилась и медленно росла обида. Отец вёл себя слишком... свободно, что ли. Так, будто прожил здесь всю жизнь и лишь ненадолго спускался вниз. Выходит, что Димка Рваный по статусу выше Василия Палыча, отца Даньки?.. Вряд ли последний осмелился бы вот так спокойно, без страха в глазах и дрожи в руках, общаться все время с незнакомцем.
Но если родитель и правда родился наверху, имел всё, о чем Стёпка только мечтал, зачем, для чего было переезжать на самый нижний этаж? И почему их всех, мать, сестер, его, Степку, не перевез сюда, заставляя жить в нищете и грязи, питаться объедками?
Во рту появилось ощущение горечи.
— Ешь, — ворвался в мысли приказ отца.
Стёпка вздрогнул, осмотрелся. На столе между тем появились тарелки, пустые, целые. Рядом — вилки, ложки, да даже нож, всего дважды в жизни виденный Стёпкой. А самое главное — везде стояли блюда с едой, самой настоящей, не найденной на свалке, вкусной, до одури аппетитно пахнувшей. Стёпка сглотнул вязкую слюну, потянулся к такому манящему жареному мясу, аппетитными толстыми ломтями лежавшему на одном из ярко-белых блюд, услышал тихий смешок Виктора, покраснел, отдёрнул руку.
— Вилкой, дурак, — буркнул отец и, подавая пример, наложил себе в тарелку сразу два куска. — Да ешь так, будто в последний раз еду видишь. Понял?
Всё ещё красный от стыда, Стёпка кивнул и неловко полез вилкой в груду мяса.
Ели молча. Если бы Стёпка был за столом один, он чувствовал бы себя намного свободней, а значит, и жевал бы быстрей, стремясь наполнить вечно голодный желудок. Но сейчас, рядом с двумя взрослыми мужчинами, в незнакомо обстановке, он стеснялся и каждый кусок пережёвывал тщательно, раз по сто, прежде чем проглотить его.
Мясо, овощи, то, что отец назвал сыром, фрукты, лёгкий напиток с газами — всё оседало в животе Стёпки. Появилась приятная наполненность. Настроение улучшилось.
Инга вздохнула: запасов оставалось на неделю, не больше, а отец и слышать не желал о новой охоте.
— Опасно. Слишком опасно. Сейчас сезон дождей. Попадешь один раз под оранжевые капли — никто не поможет, — упорно твердил он в ответ на все возражения дочери.
"Медиков" и правда оставалось не так уж много, от заражения помочь они не могли, да и поколение их... Старые "медики", очень старые, долго лечат, часто эффекта от них мало. Но никто и не утверждал, что необходимо идти в лес во время дождя. Есть и "сухие" дни, как говорил Женька.
Брату, самому младшему мужчине в их доме, нужно было усиленное питание, из-за этого остальная семья постоянно урезала свои доли. Но... Это проклятое "но"... Продукты все равно таяли, как воздух под землей. А ведь любая охота длится от трех до пяти дней. Иначе идти в лес бессмысленно — только силы потратишь и пули потеряешь. Кстати о пулях. Рич обещал достать их, и побольше, но исчез в городе и больше месяца не давал о себе знать. Может, и не вернется больше. Не он первый сбегает. Лучше, конечно, охотиться с бластерами, да вот незадача: достать их еще тяжелее, чем пули к древним пистолетам. Их селение могло похвастаться всего одним бластером, и то — у старейшины Анатоля.
— Инга! Я ее уже сорок вдохов у тоннеля жду, а она дома, значит, мечтает! — раздался под окном маленькой хибарки тихий раздраженный голос, заставивший Ингу вздрогнуть.
Лариса, подруга и заводила в их компании, стояла за стеной, раздраженно постукивая по камням длинным черным хвостом.
Мутант. Так звали Ларису и дети, и взрослые. Но если первые относились к ней в основном с интересом и доброжелательностью, то вторые ненавидели и презирали "выкормыша", каждый раз при встрече совали ей под нос кукиш, так, на всякий случай. Кто их, мутантов этих, знает.
Девушки дружили с детства, хотя более разные характеры нужно было еще поискать. Тихоня и скромница, зеленоглазая шатенка Инга была просватана за Леньку, сына старейшины. Черноволосая голубоглазая Лариса, такая же высокая и стройная, как и подруга, обладала взрывным характером и ослиной упертостью и вряд ли смогла бы когда-нибудь выйти замуж. Кому нужно потомство от мутанта?
— Лара, может, не пойдем? — в очередной раз попыталась достучаться до подруги Инга.
Та недовольно фыркнула.
— Кто жалился, что в доме еды нет? Струсила? Так и скажи.
Нет, не струсила. Только на душе почему-то тоскливо было. Как будто что-то злое и гадкое стояло у двери и дома. Но идти нужно было, в этом Лариса права. И Инга поднялась с пенька, приспособленного под стул, нехотя пошла по некрашеным деревянным половицам, вышла на скрипевшее крыльцо.
— Всё взяла? — деловито уточнила подруга, привычно скрутив хвост и 'баранку' и аккуратно прицепив его к поясу.
Взяла. Было бы что брать. Три 'медика', пара старых продуктовых таблеток, плохо утолявших голод, моток веревки, широкий кусок брезента. А больше и брать-то из дома нечего.
Тоннель... Местные не любили ходить туда. Нет, никто никому ничего не запрещал, но даже дети во время игр старались держаться подальше от этого непонятного, пугающего места. Огромная черная дыра в горе пугала и манила одновременно, и всё же... Хочешь жить — держись от тоннеля подальше. Там, внутри, можно было сгинуть навеки, а можно было найти еду, 'медики', патроны и стать героем селения, как Жорка, сын кузнеца. Он в свое время обнаружил и принес в семью старые, но всё еще годные консервы, запечатанные в пакет семена, пригоршню патронов, пять относительно новых 'медиков'. Целое богатство для не особо зажиточной семьи. После этого похода родня Жорки 'в люди' выбилась, стала равна по богатству старейшине.
Только такие случаи, несколько раз происходившие с жителями родного селения, и помогли Инге решиться отправиться сегодня вместе с подругой в непонятную дыру с всегда тусклым светом, лившимся сверху день и ночь.
Холодные стены, спёртый воздух, свет сверху. Неуютно в тоннеле, страшно находиться здесь. Но идти надо, Женьке нужна еда.
— Лара, — шёпотом позвала подругу Инга, становившись на перекрестке, — куда теперь?
— Да не шепчи ты, и так... — что 'и так', Лариса не договорила, но Инга видела, что подруга быстро потеряла свой боевой настрой и сейчас чувствует себя внутри тоннеля так же неуютно, как и сама Инга. — Прямо пошли, посмотрим, что там.
Гулкий звук шагов пугал девушек сильнее длинных коридоров. Казалось бы, обеим скоро семнадцать исполнится, а гляди ж ты, шагов боятся, хмыкнула про себя Инга.
— Дверь, — остановилась Лариса. — Прикрой.
Чем? Патронами? Бросать их в невидимого врага? Но Инга послушно встала за спиной подруги, держа в руках моток веревки. Не придушит, так хоть по голове даст. Если у чудища будет голова, конечно. Расшалившееся воображение рисовали и щириц, толстых длинных змей, способных задушить в своих кольцах, и ланов, пузатых ядовитых ящериц.
— Инга! — привел в себя ее окрик Ларисы. — Опять спишь на ходу. Вот так охоться с тобой. Смотри, что есть.
Инга заполыхала щеками от стыда и заглянула в комнату. Консервы. Те самые, которые Жорка тогда принес. Много. Очень много. Горы.
— Лара...
— Что 'Лара'? — откликнулась взбудораженная подруга. — Понятия не имею, откуда они здесь. Ты взяла сумку, так набивай её. Да не жадничай. Может, другие двери дальше увидим.
Глава 2
После еды примерно час собирались в дорогу: отец с нанимателем обсуждали, что именно нужно взять с собой, что — оставить, обсуждали часто бурно, практически ругаясь. Стёпка молча сидел в кресле. Его участия пока не требовалось. Да и вообще, может так случиться, что он станет мертвым грузом в этой 'прогулке'. Очарование недоступным Лифтом и жажда приключений сошли на нет, Стёпка снова 'включил мозги', как любил повторять отец, и понял, что нужен был лишь как приманка. Мать часто повторяла, что они с отцом похожи: и лицом, и жестами, и характерами. Видимо, из-за этой 'похожести' Стёпку и выбрал Виктор — точно знал, что отец, проспавшись, придёт за сыном. Странно, но ни горечи, ни раздражения, ни гордости от осознания данного факта Стёпка не чувствовал. Он равнодушно наблюдал за спорившими мужчинами и пытался вспомнить, чем сможет быть полезен во время этой непонятной 'прогулки'. Что он вообще умеет? Неслышно ходить? В доме — да. Но вот там, куда они идут, — а слухи ходили разные, поговаривали даже, что за домом сплошные выжженные земли, — его умение может и не 'сработать'. Что еще? Быстро бегать? Насколько быстро? Сможет ли он убежать от любого чудища, что повстречается на их пути? Метко кидать камни? Достижение, да... небольшие камешки в темном помещении. А там, за стенами дома, может случиться что угодно...
— Стёпка, — позвал отец. — Подъём. Одевайся, и вперёд.
Стёпка неохотно поднялся с кресла, рассеянно проследил, как оно втягивается в пол, и с удивлением уставился на родителя. Тот, как и их наниматель, был одет в костюм из непонятной ткани, грубой даже на вид: штаны, рубашка, сверху — куртка, на ногах — обувь с высоким голенищем. Одежда полностью скрывала тело, не оставляя обнаженным ни куска кожи. На лицо отец демонстративно прикрепил маску, сверху накинул капюшон и рукой указал на горку, предназначенную для сына.
Ткань оказалась не такой уж и грубой. По крайней мере, телу в одежде было достаточно комфортно. Отец помог приладить маску, Стёпка накинул капюшон.
Виктор придирчиво осмотрел спутников, кивнул каким-то своим мыслям и направился к одной из стен комнаты. Отец и сын последовали за ним.
Дверь появилась так же, как и мебель, непонятно откуда: при приближении троицы выступила из стены вместе с пультом, на котором горели разные кнопки. Хозяин квартиры поклацал по ним, и перед путешественниками открылся плохо освещённый проём.
— Дима, Стёпка, я, — последовало указание. Голос из-под маски звучал глухо, но чётко.
Отец, что удивительно, спорить не стал: нагнулся и полез внутрь. Стёпка внутренне напрягся, но последовал за ним.
Внутри было сухо, душно и относительно светло. Под высоким, крашенным в белый цвет потолком, горели круглые жёлтые лампы. Пол под ногами казался гладким и отполированным многочисленными ногами. Стены же, наоборот, выглядели шершавыми. Тёмно-зелёного цвета, они казались покрытыми пупырышками, как ланы, ядовитые ящерицы, о которых как-то рассказывал отец. Тогда Стёпка посчитал, что родитель всё выдумал, желая попугать детей. Теперь... Теперь он уже не был в этом уверен.
Шли, шли и шли... Ноги Стёпки гудели: непривычный к подобным нагрузкам, он мечтал об отдыхе, передвигаясь исключительно из гордости. Возвращаясь раз за разом мыслями к оставленным матери и сёстрам, он надеялся, что за время их с отцом отсутствия члены семьи не успеют похоронить своих мужчин. И перстень найти тоже не успеют. Почему-то найденная драгоценность казалась Стёпке важной. Может, потому что это была его первая серьезная находка, может...
Отец остановился, резко повернулся, успел ухватить споткнувшегося сына под локоть и приложил к губам перчатку другой руки. Жест, понятный всем вокруг, заставил напрячься и Стёпку, и Виктора. Впереди опасность? Но как... Сколько бы ни прислушивался Стёпка, он не слышал ничего, ни малейшего звука. И тем не менее их наниматель поверил отцу безоговорочно. А поверив, бесшумно обошёл своих спутников и направился вперёд. Стёпка дёрнулся было следом — не получилось. Рука всё еще удерживала его, крепко вцепившись в плотную ткань. Отец мотнул головой и отошел к стене, заставив сына последовав его примеру.
Минуты текли неспешно. Стёпка уже было расслабился, когда впереди раздался то ли стон, то ли приглушённый крик. Несколько секунд — и вот уже перед ними две девушки, испуганные чуть ли не до смерти. Обеих под руки тащил Виктор. Ноги 'находок' волочились по полу. Сразу видно — передвигались незнакомки неохотно. Но не это удивило Стёпку. Гораздо сильней его поразил тот факт, что ни на одной из девушек не было защитного костюма.
Других дверей пока не попадалось. Один тоннель девушки обследовали полностью, во второй заходить побоялись: там пахло тухлятиной, третий так и манил приглушенным светом. Подруги переглянулись и неуверенно направились внутрь.
Несколько минут шли молча, затем Лара напряглась:
— Впереди что-то или кто-то. Я чувствую...
Договорить она не успела: перед ними, прямо из-под земли, возникла странная фигура. Вроде и человек, да только странно очень одет. Или не человек?.. Ещё один мутант?..
Обдумать ситуацию девушки не смогли. Нечто грубо вцепилось им в руки и буквально потащило вслед за собой. Инга вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, но 'нечто' не обратило на этот звук ни малейшего внимания.
Несколько шагов, и вот перед перепуганными подругами появились ещё две фигуры, подобные пленившей их.
Одна из фигур, повыше, решительным жестом стянула с себя закрывавшую ее ткань. Инга внимательным взглядом впилась в незнакомца. Человек. Мужчина. Выглядит так же, как и сами девушки. Значит, это такая одежда?
Мысли девушки прервал голос мужчины.
— Ты кто? Ты меня понимаешь?
— Инга, — на автомате ответила она. — Понимаю.
— Ты человек?
Странный вопрос. Кем ещё она может быть?
— Да.
Ей показалось, или незнакомец облегченно выдохнул?
— Снимайте защиту, — бросил мужчина своим спутникам, — здесь безопасно. Девочки, вы здесь живёте?
Лариса напряглась. Инга недоумённо посмотрела на подругу: чего это она? Убивать их никто не собирается. Пока, по крайней мере.
— Мы не тронем, — мужчина поднял руки в защитном жесте. — Мне нужно знать, как попасть в лес. Нужны проводники. За плату, конечно.
Теперь напряглась и Инга. Плата — это хорошо, плата — это просто замечательно, особенно если расплатятся незнакомцы 'медиками', продуктовыми таблетками или хотя бы патронами.
— Виктор, отпусти их, — не поворачиваясь, велел незнакомец тому, кто всё еще держал их.
— Па, сбегут, — неуверенно подал голос третий член необычной команды, оказавшийся подростком чуть младше Инги. А может, и одногодка. Кто его знает, где он рос.
— Не сбегут, — последовал уверенный ответ, — им нужно то, что есть у нас, а нам нужна их помощь. Вы ведь не сбежите, девочки?
Вроде и ласково сказал, и даже улыбнулся, вот только от его слов мурашки поползли по коже, и как думала Инга, не только у неё.
Между тем третий, тот, что их поймал, отпустил руки девушек, стащил с себя то, что называлось 'защитой', и подруги вздрогнули: слишком уж отвратно он выглядел, будто под дождём побывал, и не раз. Мужчина, заметив их реакцию, довольно ухмыльнулся, добавив жути, и повернулся к тому, что вёл переговоры.
— Дима, уверен?
— Да, — последовал сухой ответ, и 'Дима' повернулся к девушкам. — Красавицы, выведите нас отсюда.
Лариса взглянула на Ингу. Та ответила подруге обречённым взглядом. Консервы — это хорошо, но на одних консервах не проживёшь. Женьке нужно усиленное питание. Да и 'медики' с патронами не помешали бы. Потому и кивнула Инга, показывая, что да, придётся выводить новых спутников, а заодно и вести их в лес. Лариса дёрнула головой, но спорить не стала — повернулась и зашагала на выход.
— Да, девочки, звать-то вас как? — догнал их в спины вопрос.
— Инга, — откликнулась, не поворачиваясь, девушка.
— Лара, — негромко буркнула её подруга.
Инга и Лара. Обычные имена. Особенно второе. Тогда почему живут тут, за домом? Почему ходят вдвоём по тоннелям? Почему смотрят затравленно, словно гадостей ожидают?
Стёпка шёл позади Виктора и пытался найти ответы на свои вопросы. Ответы усиленно прятались, не позволяя сложить из новых частей цельную картину.
Вскоре их компания вышла на перекрёсток.
— Там — падаль, — кивнула, стоя рядом с Виктором, Лариса в сторону одного из тоннелей. Могла бы и не говорить. Запах оттуда доносился... Специфический...
— Там? — отец указал головой на другой тоннель. Девушки напряглись. — Не бойтесь. Ваше останется вам. Что там?
— Консервы, — нехотя призналась Инга.
На губах обоих мужчин появилась улыбка.
— Я проверю, — Виктор указал на тоннель с тухлятиной.
— Жить надоело? — уточнил отец.
— Брось, Дима, врага за спиной не оставляют, не ты ли учил.
— Здесь катакомбы со скрытыми тоннелями. Ты все выходы знаешь?
Их наниматель поморщился, но спорить не стал, повернулся к девушкам.
— Ведите на выход.
Несколько шагов, и вот уже вышли наружу, на серо-коричневую траву под небом непонятного, мутно-серого цвета. Стёпка, выросший в доме, только от отца слышал, что бывают в их мире и трава, и деревья, и цветы. Сам же увидел природу первый раз. Стоял, осматривался, чуть не пропустил диалог между отцом и Виктором.
— Коричневая...
— И? Что ты предлагаешь? Сам собирался идти. Отступить?
— Осторожность нужна...
— Не трусь, Витька, прорвёмся.
Отец обернулся к провожатым.
— Ведите в деревню.
Поселение с ветхими деревянными домишками, крытыми сухой травой, встретило нежданных гостей настороженно. Навстречу им сразу же вышли трое плечистых высоких мужчин, полностью седых, одетых в одежду темно-серых цветов. Один из них недовольно взглянул на Ингу. Девушка потупилась, но с места рядом со Стёпкой не сошла. Второй сделал шаг по направлению к чужакам.
— Я — Алекс, старейшина. Чем могу помочь, люди из тоннеля?
Обращение седовласого резануло парню слух. 'Люди из тоннеля' прозвучало как ругательство.
— Дмитрий, провожатый, — выступил вперед отец, — поговорим? Наедине?
Старейшина кивнул, оба они отошли в сторону, о чем-то довольно оживлённо беседовали. Наконец договорились, судя по пожатым рукам, вернулись назад.
— Николай, дай им кров и стол, — приказал старейшина одному из мужчин, тому самому, что недовольно смотрел на Ингу.
— За мной, — отрывисто велел тот, повернулся и зашагал вглубь деревни, явно недовольный нахлебниками.
Здесь было тихо, очень тихо, как-то неправильно тихо. Да, в доме, на первом этаже, тоже случались часы тишины, но не такой, не 'мёртвой'. Люди, будто тени, неслышно передвигались от дома к дому, старались как можно реже разговаривать, общались в основном знаками. И одежда их, большей частью серых, коричневых, чёрных цветов, словно помогала слиться с местностью, на которой стояла деревня.
Головой Стёпка не крутил — боялся споткнуться или отстать от остальных, но впечатления впитывал и не мог понять, что чувствовал, лишь старательно запоминал всё, попадавшееся на глаза.
Лара проводила их до дома и ушла непонятно куда. Заметили это только Инга и Стёпка. Парень отметил, что дочери Николая такое поведение подруги не понравилось, но останавливать Лару она не стала, зашла с компанией внутрь.
В четырёх стенах казалось чище и удобней, чем в доме Стёпки. Впрочем, тот успел понять, что первое впечатление частенько бывает обманчиво, поэтому и не спешил завидовать местным жителям или хвалить обстановку, просто осматривался. Дерево. Везде одно дерево, с редким вкраплением пластика и железа. Выглядели три небольших комнатки бедно, но относительно уютно.
Оставив мужчин общаться, Инга, едва зайдя домой, направилась в закуток, гордо именуемый кухней. Там уже собрались мать и младшенькие — те члены семьи, которых чужакам не показывают. Ингу тоже не желательно было показывать, всё же девушка на выданье, но она, старшая, пока не вышла замуж, считалась помощницей отца, на её плечи ложились и охота, и добывание пищи, и... Да мало ли, что! Вот и теперь Инга, с привычным видом добытчицы, поставила на пол сумку с консервами. Мать охнула, младшенькие смотрели на сестру с восхищением. В другой раз Инге, может, и приятно было такое внимание, но не сейчас, когда мысли были заняты предстоявшим походом в лес. Там можно и дичи настрелять, и грибов найти. Да и люди из тоннеля заплатить обещали. В том, что отец позволит ей пойти, Инга не сомневалась: сам родитель должен был остаться здесь, чтобы готовиться к свадьбе дочери — доказать будущим родственникам, что у Инги есть приданое, что она — девица рукастая, что будущий муж не пожалеет, сделав Ингу своей женой. О таких вещах всегда заботились отцы. Дочери обычно сидели за пряжей или шитьем, но не Инга. По крайней мере, не в этот раз.
— Инга! — раздался отрывистый голос отца.
Она вышла из кухни, надев на лицо маску смирения, потупив глаза в пол, как и положено послушной дочери.
— Завтра в лес пойдёшь, собери, что надо.
— Да, папа, — и пусть сердце стучало быстро и тяжело от радости и предвкушения, голос оставался ровным.
— Иди к младшим. С ними спать будешь.
Инга подавила тяжелый вздох. Да, гостей надо уважить. Но как же не хотелось расставаться с собственной постелью! Ведь у младших только деревянные лежаки и легкие тканевые простыни! А ночи сейчас холодные... Но приказы главы семейства не оспариваются, так что Инга послушно кивнула и направилась в каморку к младшим.
Дети тут получали достаточно еды, но всегда спали в худших условиях, чем взрослые — хоть и важным для селения было подраставшее поколение, но силы тех, кто уже вырос, всё же были важнее. Потому и спали те, кто не считался полноправным членом общества, в тёмных, практически пустых комнатушках, согреваясь собственной одеждой и телами.
Свою жизнь Инга тяжелой не считала. Не хуже, чем у других девушек ее возраста. И уж точно лучше, чем у Лары. Её, Ингу, хоть не третирует никто, не заставляет голодать и спать на земле. А подруга...
Мысли о Ларе исчезли из головы, едва Инга зашла в комнату к младшим. Уложив вместе двух капризничавших братьев, она растянулась на лежаке и принялась сосредоточенно обдумывать список, который пригодился бы в походе. За этим занятием и уснула.
Проснулась Инга по привычке раньше матери с младшими. А вот отец уже был на ногах.
На улице только-только начинало светать, утреннее светило едва появилось из-за края неба, когда Инга вместе с подошедшей Ларисой и зевавшими гостями, повесив на спину подобие рюкзака, зашагала в сторону леса.
— Не забудь: сезон дождей, — напутствовал ее отец, провожая к выходу из селенья, — лучше переждать, чем потом лечиться. Не гонись за съестным. И долго там не задерживайся.
— Помню, папа, — покорно ответила Инга. Долго... Кто ж знает, на какой срок незнакомцы в лес идут...
Степке всё было в новинку: и непонятное селенье с забитыми, молчаливыми людьми неподалеку от выхода из 'катакомб', как назвал отец те тоннели, и коричневая трава, и утреннее, серо-фиолетовое, часто хмурившееся небо, и тусклое, какое-то рваное, желтое светило над головой. Он вертел головой, стараясь получить как можно больше впечатлений, — мальчишки потом там, дома, обзавидуются.
— Упадешь — пойдет с разбитым носом, — негромко заметил шедший рядом отец.
Степка вздохнул, возвращаясь в реальность.
— Пап, а коричневая трава и серые деревья — это нормально?
— Услышал вчера нас с Витькой? — понимающе спросил отец и не стал отмалчиваться, ответил честно. — Нет, сын, не нормально. Это означает, что идти здесь надо осторожно, лишний раз не дышать, не реагировать на посторонние звуки и с тропы не сходить. Девчата — местные, они здесь каждый куст знают, а нам, пришлым, не поздоровится. Так что сто раз подумай, прежде чем сделать что-то. Понял?
Степка ничего не понял, но на всякий случай кивнул. Судя по хмурому лицу отца и недовольно поджатым губам Виктора, местность им чем-то сильно не нравилась. И всё же компания медленно и упорно шла вглубь леса. Над головой шелестела серая листва, под ногами хрустело что-то непонятное, из-за стволов деревьев то и дело раздавались странные, часто пугающие звуки. Не хотел бы Стёпка попасться на глаза тем, кто их издавал...
— Шалар — мышь вам по грудь, с острыми зубами, — сообщила одна из провожатых в ответ на вопрос Виктора.
Тот переглянулся с отцом.
— Значит, не всех истребили. Витька, ты уверен, что тебе сюда надо? — в насмешливом голосе родителя все же слышалась настороженность.
Виктор поморщился.
— Если и здесь радиация...
— То лечиться мы трое будем очень долго, — резко оборвал его отец, покосившись на Стёпку.
Перегородившее тропинку сухое дерево, упавшее уж очень 'удачно', так, чтобы помешать путникам двигаться в заданном направлении, заставило насторожиться всех членов команды.
— Кто здесь опасней шаларов водится? — не спеша приближаться к стволу, спросил отец Стёпки.
— Из полуразумных — только мутанты, но они в глубине леса, сюда не приходят, — ответила одна из провожатых, Инга вроде.
— Крупные хищники?
— Раксы и лурки.
— Это змеи и дикие кошки? — уточнил Виктор.
— Очень дикие, Витька, — задумчиво пробормотал отец, качнул головой и велел. — Без моего приказа не подходить. Никому. Ясно? — В его голосе вновь появились угрожающие нотки.
Девчонки и Стёпка торопливо закивали. Виктор промолчал.
Стёпка снова с удивлением наблюдал, как разительно, буквально за несколько секунд, изменился отец. Куда делся пьяница, не способный дать сдачи более трезвым собутыльникам? Тело стало гибким, руки — ловкими. Миг — и нет рядом отца, исчез где-то в глубине леса. И ни звука не раздалось в ответ, словно двигался легендарный Синий Призрак, которым так часто пугали детей в доме.
— Смотри, смотри, — тихо хмыкнул рядом Виктор, — узнавай отца с новой стороны.
Стёпка лишь вздохнул. 'Узнавай'. В голову закралась непривычная мысль: да знал ли он действительно когда-нибудь отца?
Вернулся тот быстро, и не один: на этот раз, не скрываясь, тащил за собой по земле крупного зверя, поросшего шерстью.
— Кто хотел увидеть шалара? — как-то чересчур весело спросил отец. — Девчата, как вы его готовите?
— Как обычную живность, — ответила вторая, молчаливая. — Вы его голыми руками?
— Долго ли умеючи, — ухмыльнулся отец. — До ближайшей стоянки далеко?
— Час пути, до дождя успеем, — ответила смотревшая с восхищением на отца и зверя Инга.
— Тогда ведите. Вперед, девчата. Наконец-то мяса попробуем.
Стёпка заранее почувствовал сосущий под ложечкой голод. Продуктовые таблетки, которые исправно выдавали всем на этаже три раза в неделю, голод, конечно, убирали. Но и только. Да и вкус у них был часто отвратный. Любой из Стёпкиных знакомых, имей он выбор, с огромным удовольствием стал бы питаться нормальной, 'правильной' едой, той, которую постоянно потребляли богачи на верхних этажах.
Задумавшись о еде, Степка пропустил начало разговора между отцом и Виктором.
— ...только шалар? — донеслось до него.
— Для остальных — да.
— А не для...
— Мутанты. Следы чёткие.
— И что...
— Стёпка, опять уши греешь? — насмешливо спросил отец, обрывая Виктора.
Стёпка покраснел.
Небольшой домик, сложенный из подручных материалов, — пристанище охотников — встретил гостей слюдяными окнами, расцарапанной деревянной дверью и начавшей разрушаться крышей, сложенной из неизвестного Стёпке материала. Внутри было сыро и душно.
— Тут хоть раз проветривали? — проворчал отец, зайдя внутрь.
— Окна заколочены намертво, щели законопачены, — ответила Инга.
— Так дождя боитесь? Глупо. Он затянется — вы тут задохнетесь.
Пока отец ворчал, Степка осматривался. Стол, три табурета, несколько полупустых полок на стенах, две тумбочки по углам и нечто, очень отдаленно похожее на кровать, — всё это покрывал толстый слой пыли.
— И никаких припасов, — то ли спросил, то ли сделал вывод Виктор.
— Каждый сюда со своим приходит, — пожала плечами Лара.
— Смотрю, давно не приходили, — насмешливо ответил отец. — Потому что ни у кого ничего 'своего' не завалялось?
Незнакомцы пугали и притягивали Ингу одновременно. Мужчины казались чересчур сильными и ловкими, четко понимавшими, куда и зачем идут. И, судя по некоторым фразам, тот, что холодно улыбался, бывал в лесу не раз. Очень уж уверенно он чувствовал себя под кронами серых деревьев. Парень, которого он звал Степкой, стеснялся и старался как можно меньше проявлять активность. Он, похоже, жил отнюдь не богато, так как не удивился скромной обстановке охотничьего домика или 'места', как звали такие домики все, кто часто появлялся в лесу.
Инга не понимала шедших с ней мужчин. Откуда они прибыли? Что заставило их идти в лес в не самое подходящее время года? Почему двое в этой троице беспрекословно подчинялись третьему? На старейшину он не походил, если судить по одежде, власти не имел. Разве что опыт... Но в селении Инги опыт мог появиться у кого угодно, его наличие не служило поводом для...
— Тут хоть раз проветрили? — оборвал ее мысли мужчина, вроде как Дима, если Инга не ошибалась. Впрочем, она предпочитала обращаться к спутникам без имени.
Проветривать? Да во время дождя лишний раз вздохнуть боишься — пусть ты и под крышей, якобы под защитой, но кто знает, какие щели остались в старом дереве. А 'медиков' в селении на всех не хватало. Лечили самых ценных членов общества. Остальные 'радовали глаз' телесными изъянами. Инге, еще не вышедшей замуж, не улыбалось 'красоваться' испещренной рваными ранами кожей или 'радовать' жениха отсутствием потомства.
— Смотрю, давно не приходили, — насмешливо заметил все тот же странный мужчина.
Инга с Ларой переглянулись. Сказать на это было нечего. Продукты ценились в селении дороже чистой питьевой воды, которую тоже тяжело было достать, а потому каждый, кто собирался в лес, оценивал свои возможности заранее. И голодал при необходимости. Сама Инга могла обходиться без еды полтора суток. Лариса — двое, но она — мутант, у них организмы выносливей человеческих...
Глава 3
Шалара разделывали позади домика, под крытым навесом, на специально выставленном для этого огромном пне. Стёпка наблюдал, как мастерски работает отец, сдирая шкуру, обрезая небольшим карманным ножичком зачатки кожаных крыльев на спине, отделяя и зачем-то складывая в отдельную кучку когти и зубы, выбрасывая в кусты длинный хвост с жалом на конце. Виктор молча стоял рядом. Проводницы их из дома нос не высовывали, будто лишний раз боялись вдохнуть необычный для Степки, разреженный воздух леса.
Разделанной тушкой занялся Виктор: в ямку в земле, уже обложенную непонятно откуда взявшимися камнями, сложил куски, принялся колдовать над ними.
— Стёпка, — позвал отец, отвлекая его от наблюдений, — пойдём погуляем.
Предложение было необычным: нечасто родитель уделял время детям, потому Стёпка с готовностью встал с корточек и вышел к кустам, высоким, манившим красными, как кровь, цветами и ярко-синими ягодами, почему-то квадратными.
— Что ты нашёл? — удостоверившись, что их не слышат, серьезно спросил отец. — Тогда, на мусорке. Только не ври. Дело серьезное. Перстень, да? Не тебе та вещица предназначалась, не нужно было ее трогать.
Стёпка вздохнул. Ещё одни тайны. Отец, выбравшись из дома, резко изменился, стал чужим, странным, непонятным. И вот как теперь общаться с этим 'новым' человеком?
— Он блестел красиво, — буркнул Стёпка.
— Камень какого цвета? И куда дел?
— Зелёного. Дома оставил, под моей лежанкой.
Отец пробормотал что-то, не особо лестное для умственных способностей 'некоторых чересчур одаренных детей'.
— Пап, а мы живыми отсюда выйдем? — вдруг спросил Степка.
Он и сам не знал, почему произнес именно эти слова. Возможно, подействовала гнетущая обстановка, а может быть, играла на нервах недоговоренность в ситуации с отцом. Да и их с Виктором вечные недомолвки, двусмысленные фразы, общение намеками воодушевления не добавляло.
— Дурень, — взъерошил волосы Стёпки отец, — выйдем, конечно. Всё, пошли, Виктор зовет. Шалар готовится быстро.
Веры в будущее слова отца Степке не принесли. Но спорить смысла не было, как и пытаться узнать что-то новое. Отец не захочет — не расскажет.
Ели в доме. Пока мужчины были заняты на улице, девушки прибрали внутри. И хотя воздух всё ещё оставался спертым, пыль уже гораздо меньше забивала легкие.
Мясо показалось Степке сладким и нежным, словно и не мышь в рот кладешь. К мясу полагались традиционные продуктовые таблетки, выданные всем членам отряда запасливым Виктором. Оно и правильно: пусть вкус у этих таблеток был частенько отвратный, но голод они утоляли надолго. А шалар... Что там того мяса на пятерых.
Запив из трех небольших железных фляг водой скудный обед, путники решили остаться под защитой домика.
— Дождь скоро пойдет, — с видом знатока заявила одна из девчонок, Инга вроде бы, — опасно куда-то идти.
Дождь пошел внезапно: еще секунду назад ничего не было, и вот уже по крыше дробно стучат крупные капли.
— Надолго? — обгладывая кость шалара, поинтересовался тот, кого звали Дима.
'А то вы сами не знаете', — захотелось буркнуть Инге. Она была уверена, что уж этот-то ее спутник часто появлялся в лесу и не понаслышке знал о местных обычаях и погодных условиях.
— Вздохов на сорок, и потом высохнуть должно, — сдержавшись, ответила она.
— Вздохов? — уточнил паренек, Степка.
— Минут, — перевел Дима. — Около часа-полутора, значит.
И снова Инге:
— Много вас в округе?
— Три селения, — поняла она вопрос.
— Остальные?
Инга пожала плечами.
— Не слышала никогда.
— Ясно, — сухо обронил Дима, нехотя поднялся из-за стола, подошел к окну. — Оранжевый.
— Отвратно, — сообщил в пространство сидевший за столом Виктор, или Витька, Инга еще не определилась, как следует называть второго взрослого спутника. — Этак все 'медики' изведем.
— Ничего, зато живые и здоровые останемся, — отрезал Дима и повернулся с наигранным дружелюбием к сидевшей молча за столом Ларисе. — Как тебе это удалось? Первый раз слышу о мутанте-полукровке. Сядь, Витька, — подскочившему было со стула мужчине. — Она не опасна. Пока, по крайней мере. Так как?
— Как что? — буркнула та, сразу напрягшись. — Как выжила? Как говорить научилась?
— Как вообще на свет появилась? Потомство мутантов нежизнеспособно.
— Это к моим родителям, — мрачно усмехнулась Лара. — Если с того света их позовете.
— Даже так, — задумчиво протянул Дима. — Жаль. Очень жаль. Отец кто? Человек? А мать — мутант? Очень интересно... Витька, да не трусь ты. Девчонка жить хочет, а потому нас не тронет. Тем более, в отличие от остальных, она разумна.
Стёпка наблюдал за разворачивавшейся картиной и пытался понять, кто такие мутанты и чем они так опасны. А самое главное — по каким конкретным признакам отец смог определить, что одна из девчонок — мутант, да еще и наполовину? Родитель не преставал удивлять Стёпку. И каждый раз, когда казалось, что больше некуда, отец поворачивался к Стёпке новой гранью. Виктор явно нервничал рядом с Ларой, так, кажется, ее звали. А вот отец... Тот то ли был, то ли казался чересчур спокойным. Словно его вопрос происхождения спутницы и не волновал особо. Так, уточнил от нечего делать. Вот только Стёпка уже успел понять, что отец всегда знает, когда что сказать или сделать. А значит, и вопрос задал не просто так.
— ... в отличие от остальных, она разумна, — фраза была произнесена с явным намеком. Стёпка этого самого намека не понял, а Виктор вроде немного расслабился, но на Лару все равно посматривал с недоверием.
Дождь начался внезапно: еще секунду назад все было тихо, и вот уже по подоконнику и крыше застучали тяжелые крупные капли ярко-оранжевого цвета.
— Надолго? — вроде бы совершенно спокойно спросил отец, но Стёпка уловил что-то непонятное в его тоне, как будто беспокойство или напряжение.
— Может, на час, может, на неделю, — пожала плечами одна из их спутниц, Инга. — Никто никогда не возьмется предсказать, когда закончится непогода.
Отец кивнул. Все замолчали.
'...идти здесь надо осторожно, лишний раз не дышать...', — вспомнил Стёпка слова, сказанные не так давно. Глядя на девушек, он заметил, что они и правда стараются как можно реже вдыхать и выдыхать воздух помещения. При этом отец с Виктором дышали, как ни в чем не бывало и вели себя так, будто им дождь повредить не мог, разве что наружу не выглядывали.
Мерный звук капель усыплял. Сытый желудок намекал на возможность отдохнуть. Стёпка почувствовал, как закрываются глаза, дошел до лежака, лег и мгновенно уснул.
Снов не было. Стёпке редко снилось что-то серьезное. Обычно он словно висел между землей и небом в пустом пространстве и ждал возможности проснуться. Теперь же и пустоты не было. Он заснул, а затем, проснувшись, резко открыл глаза и так же резко вскочил. Отец, Виктор, девушки — все четверо, они столпились у одного из окошек, смотрели наружу, и по их напряженным позам Стёпка почувствовал, что что-то случилось. А еще он понял, что дождь закончился — тяжелые капли больше не убаюкивали его своим мерным стуком.
— Проснулся? — не поворачиваясь, резко бросил отец. — Ты вроде хотел увидеть мутантов? Поздравляю. Твое желание сбылось.
Стёпка не помнил, чтобы он хоть раз заикнулся о подобном желании. До появления в этом лесу он и слова 'мутант' никогда не слышал. Но отец был не в том настроении, чтобы с ним спорить. А потому Стёпка поднялся, потянулся, чтобы размять мышцы, подошел к окну. Отец посторонился, позволяя посмотреть через стекло.
Высокие и низкие, худые и толстые, существа на поляне перед убежищем мало напоминали людей. Но и животными их назвать нельзя было. Длинные конечности, перекошенные лица, шерсть на голове, сгорбленная поза, бивший по земле хвост — все эти признаки сразу же бросились в глаза Стёпке.
— Что будем делать? — не отрываясь от окна, спросил Виктор.
— Прорываться, конечно, — отрезал отец.
— Их двадцать или тридцать существ, одни самцы. Они пойдут на всё, Дима.
— И? Что ты предлагаешь? Сидеть здесь, сложа руки, ждать, пока они сумеют попасть внутрь? Какого демона они вообще выбрались из своей чащи?!
Ответа не было. Да он и не требовался. Отец достал сложенные рулоном, прикрепленные к спине костюмы, свой и Степкин. Виктор проделал то же самое.
Одевались быстро и молча. Прежде чем закрепить на лице маску, отец повернулся к проводницам, внимательно посмотрел на Лару:
— Ты с нами?
Степка вопросу удивился: она же человек, пусть и не до конца, но разумная, а у тех, снаружи, на лицах не было видно зачатков ума.
— Конечно, — дернула плечом Лара, — я не идиотка.
— Тогда идем так: мы с Виктором, потом вы обе, затем Степка. 'Медики' у нас современные. Если вас достанут, есть шанс остаться на этом свете.
— Утешили, — буркнула Лара, в то время как ее подруга, Инга, медленно серела.
Отец хмыкнул и приказал надевать маски. Они с Виктором достали из карманов костюмов что-то, похожее на короткие палки, выставили их вперед и шагнули за дверь.
Стёпка много слышал об оружии, в основном из разговоров пацанов своего возрасте. Те только и делали, что обсуждали слухи о жителях верхних этажей, владевших 'лазерами', 'огнедувами' и 'страшными черными трубками'. Но слышать-то слышал, а вот видеть не приходилось. Из всего оружия на этаже можно было найти только ржавые ножички, ценившиеся на вес золота. И вот, похоже, настала пора ему наблюдать в действии что-то, названия чему он не знал, и снова открывать для себя неизвестные умения отца.
Мужчины работали молча, быстро, слаженно. Каждый жест выверен, каждый вздох просчитан. Красно-желтые лучи то и дело вырывались из 'палок', и мутанты с криком валились на землю, чаще всего убитые наповал. В их смертях Стёпках был практически уверен: трудно продолжать жить, будучи разделенными пополам непонятными лучами.
Рядом метнулась чья-то тень, испуганно закричала Инга, стала заваливаться вбок Лара. Степка плохо понял, что произошло, он только наблюдал, не замедляя шага, как отвлекается от истребления мутантов отец, подхватывает практически упавшую Лару на руки, отдает очередной приказ Виктору и поворачивается к ним с Ингой:
— Побежали. Раз-два. Ну!
Голос отца был холодным, чужим, не злым, нет, именно чужим, будто другой человек говорит, тот, которому позволительно приказывать.
Степка повиновался, потянул за руку Ингу, начал быстрей передвигать ноги. Секунда, другая, третья... Позади раздался оглушительный рев, пробиравший до костей.
'Не хочу, — упрямо твердил про себя Степка, таща упиравшуюся Ингу, — не хочу знать, что там происходит... Не хочу!'
В том, что их наниматели не так просты, как кажутся, Инга убедилась, едва увидев оружие в виде палок. Ни о чем подобном они никогда не слышала, а уж тем более не знала, что лучи, вырывавшиеся из 'палок', могут рассечь живое существо на две половины за несколько секунд.
Когда рядом внезапно появился мутант с перекошенной от ненависти мордой, Инга испугалась, взвизгнула. Визг перешел в ор после того, как чудовище полоснуло по телу когтистой лапой Лару, и та начала заваливаться набок. 'Медики' от ран мутантов спасали редко, а значит, подруга была обречена скоро умереть.
— Побежали. Раз-два. Ну! — донесся до Инги, как сквозь туман, голос одного из нанимателей.
Голова соображала слабо, но даже в таком состоянии Инга понимала, что подругу не бросит. Не сейчас, когда той оставалось...
Кто-то схватил Ингу за локоть и потащил вперед. Сопротивляясь, она нехотя переставляла ноги. В мозгу билось: 'Лара умирает!'
— Лара умирает! — выдала она вслух, когда они остановились, наконец, где-то в чаще леса.
— Хочешь за ней? — донесся из-под одежды глухой голос.
Часть наряда поднялась вверх, и Инга увидела Степку. Так вот кто ее тащил. А с виду и не скажешь, что силен.
— Ты не понимаешь, — в отчаянии шмыгнула носом Инга, боясь, как бы не разрыдаться. — Мы с ней подруги! С детства!
Родители Инги такую дружбу особо не одобряли, но и не мешали почему-то, даже иногда подкармливали вечно голодную Лару. Раньше. А теперь... По щеке все же покатилась слеза. Инга моргнула. Ей нельзя плакать. Охотники не плачут.
— Не реви, — грубовато откликнулся Степка и дернул плечом. — Если бы мы не сбежали, ты была бы трупом.
Друзей у Степки не было никогда. Приятели да, присутствовали. А друзья, тем более детства... Там, где он жил, нельзя было полагаться ни на кого, кроме себя. И Степка чуть ли не с рождения усвоил эту простую истину. Жить следовало, пытаясь протолкнуться наверх, расталкивая локтями всех вокруг. Какие друзья при данном образе жизни? Да и здесь, в диком месте с серо-коричневой природой, откуда здесь могли взяться друзья?!
— Не реви, — раздраженно буркнул он, не желая видеть, как проводница плачет. Девчонка, чтоб ее. Не могут они без слез! Радоваться должна, что выжила. А она!.. — Где мы?
— Не знаю, — вздохнула Инга, вытирая ладонью слезу. — Я потеряла направление, пока бежали.
— Понять сможешь? Вывести куда-нибудь? — заблудиться в кишевшем монстрами лесу Стёпке не улыбалось.
— Наверное, — неуверенно пожала плечами Инга.
Она шла осторожно, постоянно озираясь, в движениях не чувствовалось уверенности. Казалось, будто в лесу она появилась впервые.
— Ты тут вообще бывала? — хмыкнул Степка, решивший начать разговор хоть о чем, лишь бы не молчать.
— Одна — нет. Всегда с кем-то.
— Потрясно, — буркнул Степка. Кто еще мог попасть в такую дурацкую ситуацию? Только он, с его везением. Непонятный, часто страшный лес, оставшийся непонятно где отец, да и вообще...
Справа треснула ветка. Степка напрягся. Инга застыла. Несколько секунд прошло в молчании. Из-за деревьев никто так и не появился.
— Я тут от страха помру, — проворчал Степка, вытирая пот. — Пошли дальше.
Инга неуверенно кивнула.
В следующую секунду на них со всех деревьев посыпалось нечто твердое и относительно крупное.
Бежать под обстрелом непонятными предметами — то еще удовольствие. 'Синяки останутся, — мрачно думал Степка, даже не пытаясь уворачиваться и надеясь во время бега не потерять спутницу, — и не поймешь же, кто, чем, за что. Дурацкий лес!' Обстрел прекратился сам по себе.
— Стой, — Инга буквально упала на траву под деревьями, — это, наверное, звери...
— Звери, — уточнил хмурый Степка, — нас загоняли звери?
— Может, не загоняли. У некоторых животных здесь свои, странные, шутки.
Как звери могут шутить, Степка не понял, но допытываться не стал.
— Где мы? — он оглянулся. Местность вокруг, на его взгляд, мало чем отличалась от той, где они отдыхали полчаса или час назад.
— Не знаю, — покаянно вздохнула Инга. — Понятия не имею.
Они заблудились — эту простую истину Инга поняла, едва только осмотрелась. Хорнашары, животные-мутанты с зачатками разума, действительно умели и любили шутить. Вот только шутки их приносили один вред окружающим. Инга, сбившись с пути, не могла обнаружить нужную тропу.
В лес она всегда ходила или с отцом, или с Ларой, помогала бить дичь и собирать съедобные грибы и ягоды. Помогала, но никогда не работала следопытом. Слишком плохо она умела находить нужный путь.
— И что делать? — раздраженно спросил Степка. — Помирать здесь?
'Была бы тут Лара, она нас вывела бы', — грустно подумала Инга. При мысли о подруге на глаза снова навернулись слезы. Вряд ли она жива. Не существовало еще таких сильных 'медиков', что способны были бы вылечить ту ужасную рану...
— Не реви, — проворчал ее спутник.
Инга послушно стерла жидкость с щек.
— Папа нас найдет, — в голосе Степки слышалась уверенность, отсутствовавшая у Инги. — Он сможет. Он такой.
Она не стала спорить или что-то доказывать: сил не оставалось ни на что.
— К деревьям лучше не прикасаться голыми частями тела, — предупредила она, — тут кора темнее, чем перед селением, значит, и заразы больше.
— Заразы? — уточнил Степка.
— Я не знаю, что это, старшие не рассказывают особо. Слышала только, что чем темнее растения, тем больше возможность погибнуть, — ни один 'медик' не спасёт.
— А животные? Их вы тоже по цвету шкуры едите?
— Нет. Мы вообще стараемся в глубину леса не заходить, по крайней мере, молодежь. Что на опушке нашли, то и наше. Если еще и дождь повторится...
Связи между шкурами животных и дождем Степка не заметил. Похоже, Инга, перенервничав, рассказывала обо всем, что приходило ей в голову, не особо думая о логике.
— Что вы вообще едите здесь? — лишь бы не молчать, спросил он.
— Как и все. Мясо, грибы, ягоды — летом, зимой и в сезон дождей — консервы или то, что сохраним с лета. А вы?
— Продуктовые таблетки обычно.
— Это то, что выдали после шаларов? У них отвратный вкус.
— Мы привыкли, — пожал плечами Степка. — На нижнем этаже дома редко бывает что-то другое.
— Нижнем этаже? — Инга повернулась к нему в недоумении. — Я думала, вы тоже из селения, только далекого.
Степка качнул головой.
— Дом. Высокий. Очень. Чем выше этаж, тем богаче там живут люди. Виктор с одного из таких этажей. У него на столе нормальная еда, — вспомнив о приеме пищи у работодателя, Степка сглотнул слюну.
— Странное место, — задумчиво проговорила Инга, — никогда о таком не слышала. Там, наверное, тяжело жить.
— Не тяжелее, чем здесь, — пожал плечами Степка. — Мутантов и непонятных деревьев у нас точно нет. Да и о еде заботиться не приходится. Таблетки выдают каждые два-три дня. Не наешься, конечно, но и с голоду не помрешь.
Степка произнес последнюю фразу и подумал, что теперь, испытав на себе все прелести жизни под открытым небом, уже не так остро ненавидел свой закрытый этаж. Да, жизнь там не сравнима с жизнью наверху. Но, по крайней мере, нет убивающего дождя и жутких полулюдей-полуживотных.
Инга слушала своего спутника и удивлялась сказанному. Как можно жить в подобных условиях, она себе не представляла. Ни солнца, ни неба, ни воздуха. Степка в подробностях начал рассказывать обо всем, что видел, и этот рассказ никак не укладывался в голове у Инги. Одни продуктовые таблетки чего стоили. На языке до сих пор ощущался их мерзкий вкус. Всю жизнь глотать их, чтобы не умереть от голода? Нет, на такое Инга была не способна.
— Языками чешут, — насмешливый голос, раздавшийся рядом, заставил вздрогнуть их обоих. — Вот так отправь вас куда-нибудь без поддержки...
Голос говорил, говорил, говорил. Но Инга больше не слышала ни единого слова: рядом с ворчавшим отцом Степки стояла, чуть пошатываясь, бледная и явно слабая, но живая, Лара. Инга с трудом верила своим глазам. Она помнила ту жуткую рану, нанесенную подруге злобным мутантом. После такого никто ни разу не выжил. И тем не менее Лара стояла напротив Инги, между мужчинами, как будто ища поддержку у них обоих.
— На землю вернись, — Виктор, хмыкнув, чуть толкнул Ингу в плечо, заставляя прийти в себя. — Живая она. И здоровая. Почти. Спасибо ей оба скажите. Без нее мы вас вряд ли нашли бы.
Инга, смутившись, покраснела. Да, Лара умела 'чувствовать' людей, как шутила она. Отец Инги считал, что это получалось из-за 'нечистой' крови Лары: мутанты на расстоянии могли определить, где сои, а где чужаки. Наверное, поэтому Ингу и отпускали с подругой в л, правда, не очень далеко в чащу, подальше от мутантов: в случае чего вдвоем не потеряются, найдут дорогу домой.
— Ну и что вы натворили, пока нас не было? — все так же иронично спросил отец Степки. — Лес хоть не выжгли7
Инга, смутившись, буркнула:
— От хорнашаров убегали.
— Гонять их не пытались? — первый раз за все время подала голос Лара.
— Не до того было.
Виктор снова хмыкнул.
— Ну что, молодые следопыты, стемнеет скоро. Вы уверены, что хотите без крыши ночевать?
Инга не хотела. Да и Лара тоже. Здесь, в лесу, и днем-то было неспокойно, а уж ночью... Инга и трети животных не могла опознать из тех, что 'переговаривались' меж собой по ночам.
До следующего пристанища охотников добрались через полчаса, уже в сумерках. Закрыв на запор дверь, Инга перевела дыхание. Пусть и хлипкая защита, но от зубов животного спасет. А мутанты по ночам в чащу не лезут.
Услышав голос отца, Степка почувствовал радость, смешенную с облегчением: не подвел, пришел, нашел их. Тщательно скрывая довольную улыбку, он слушал, как общается с отцом и Виктором Инга. Она явно смущалась в их присутствии, в отличие от подруги, стоявшей с бледным лицом между мужчинами.
Очередной домик охотников, еще более грязный и запустелый, открыл перед путниками дверь уже в сумерках.
— Мутанты тут часто появляются? — деловито оглядевшись, спросил отец.
— Если и заходят, то небольшими группами, — Лару не держали ноги, но села она на скамью не раньше, чем смахнула с нее толстый слой пыли тряпицей из сумки.
— То есть, повторного нападения можно не ждать? И то хлеб. Кстати, о хлебе. Виктор, ты нас покормить не хочешь?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
