Московский Лес-1. День Ботаника. Глава 11

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

25 сентября 2054 года суббота.

I

Бич продрал глаза лишь с пятого раза, когда напарник, не удовлетворившись очередным "Ты иди там, я сейчас..." бесцеремонно вжикнул молнией его спальника.

— Можно хоть раз в жизни по-человечески выспаться, а? Взял, блин, манеру — ходит, будит...

Физиономия у него была помятая, опухшая. Неудивительно, подумал Егор, после такой-то порции грибовухи... Сам он ограничился четвертью стакана перед сном — ночь выдалась студёной, а поддерживать огонь он не стал, дав углям тихо умереть естественной смертью.

— Когда это я тебя будил? Каждый раз первым вскакиваешь!

— А вчера, на дрезине?

— Враньё! Сам меня растолкал!

— А ты предпочёл бы проснуться в желудке Зверя?

Бич, продолжая недовольно бурчать, вылез из спального мешка, сел и замер, прислушиваясь к организму. Физиономия его озарилась счастливой улыбкой.

— Что ни говори, а Лес — благословенное место! В полтинник с хвостиком уговорить литр самогонки на троих — а наутро ни в одном глазу, и голова не болит! Да ради этого одного стоит сюда переселиться хоть с Гавайев, хоть с Лазурного берега, это я вам как доктор говорю...

При этих словах Егор удивлённо посмотрел на Бича. Тот не заметил его реакции — поскрёб ногтями трёхдневную щетинку (на щеке глубоко отпечаталась пряжка "Ермака", заменявшего подушку) и нашарил в кармашке зеркальце.

— Ох, и рожа у тебя Шарапов... Студент, ты чай уже заварил? Мне бы кипятка полкружечки.... Оу-у-уй!

— Что, охотник, утро добрым не бывает?

Егор задрал голову. На над их головами, удобно устроившись на толстой ветке, сидела Яська. Белка беззаботно качала ножкой в остроносом тапке, пышный рыжий хвост свешивался на добрых полметра — обидным напоминанием о проигранном в очередной раз пари.

— Она уже пять минут там сидит. — сообщил Нгуен. — Спустилась по стволу и ждала, пока ты проснёшься. Хорошо, спустилась, тихо, всего два раза ветками хрустнула.

Белка фыркнула и недовольно покосилась на вьетнамца.

— Ага! — обрадовался егерь — Вот ты и спалилась!

— Я не с ним пари заключала. — огрызнулась девчонка. — Так что ты, дорогой, снова в пролёте.

— Ничего, ещё не вечер... — буркнул егерь, потирая макушку, куда угодил метко брошенный орех. — Будет и на нашей улице праздник.

Белка состроила язвительную гримаску.

-Прости, что помешала вашему утреннему туалету. Все вы, мужики, одинаковы — с утра только о вчерашней пьянке.

— Можно подумать, ваши аватарки не пьют!

— Ни капли. — посерьёзнела белка. — Вот ни капелюшечки! С этим строго, за пьянство у нас изгоняют. В первый раз на полгода, а если попадешься снова, то насовсем.

Она одним прыжком оказалась на земле и стащила со спины плоский, размером не больше офицерского планшета, рюкзачок. На верхнем клапане Егор заметил латунный знак — два перекрещенных почтовых рожка.

— Мой подарок. — шепнул егерь. — Кокарда царских почтальонов, нашёл в одном музее. Видел бы ты, как она радовалась! "Теперь, говорит, я настоящая почтовая белка, девчонки обзавидуются..."

Яська извлекла из рюкзачка конверт.

— Тебе, кажется?

Егор надорвал плотную коричневую бумагу, пробежал глазами несколько строк и полез за записной книжкой. Разложил листки перед собой и стал чиркать огрызком карандаша. Напарник внимательно следил за его манипуляциями.

— Это у тебя что, ключ к шифру? А если бы бандюки отобрали? Ты чем думал, когда брал записи с собой?

— Так ведь не отобрали. — отмахнулся Егор. — А ключом никто кроме меня воспользоваться не сможет, не поймёт, что это такое.

— Больно умный... ладно, что там Шапиро прислал?

— Не подгоняй, а? Вон, кипятка в котелке набери, побрейся... Это тебе не до ветру сходить, тут сосредоточиться надо.

С расшифровкой депеши Егор провозился четверть часа. Напарник успел побриться, заново вскипятить котелок и даже запустить туда заварку.

— Ну вот, теперь мы точно знаем, где искать. Лаборатория профессора Новогородцева в подвале второго корпуса. Но нам туда не надо — кабинет, где стоит сейф с документами, находится на втором этаже. Вот, запомни, мало ли что...

И протянул полоску бумаги с цифрами.

— Код к сейфовому замку? А сработает? Электроника давным-давно скисла....

— Видимо, замок механический.

— Хорошо, коли так. Ладно, Студент, позавтракаем — и вперёд. Я-то думал, полдня тут просидим...

— А вчера говорил — выйдем с утра, пораньше!

— Личный состав надо держать в тонусе. — наставительно изрёк егерь. — Я бы тебе ещё устроил парко-хозяйственный день. Стираться, подворотнички пришивать, оружие чистить...

— Кого-нибудь тут интересуют новости? — Яська говорила нарочито равнодушно. — Я, между прочим, битых два дня по всему Лесу скакала с твоими дурацкими поручениями.

— Ах да, прости... — егерь скатал бумажку и швырнул в огонь. — Я весь внимание.

— Сын Вахи позавчера утром должен был выйти с Кордона. Если ничего не случится по дороге — к вечеру будет в Филях.

— Отлично!

— Тридцать желудей.

— Запиши на мой счёт, вернёмся — расплачусь.

— Это кидалово! — возмутилась белка. — Знала бы — нипочём бы не согласилась!

Бич виновато развёл руками.

— Правда, Ясь, это всё, что есть. Нас тут на днях немножко ограбили — вон, Студента спроси, подтвердит...

— Тебя, пожалуй, ограбишь... Хорошо, подожду, но учти — проценты капают!

— Кровопийца... ещё что?

— Была у Кузнеца. Он просил передать: Золотые Леса объявили на тебя охоту. Обращались к сетуньцам, предлагали хорошую плату.

— Вот, значит, как? — лицо егеря сразу заострилось, сделалось жёстким. — Охотнички, мать их... из-за чего хоть, сказал?

— А как же! Обвиняют в убийстве четверых на Воробьёвых Горах. Бич, во что ты вляпался, а?

— Потом расскажу. А что сетуньцы?

— Тинг постановил: всякого, кто на это подпишется — гнать взашей. Седрик психанул и свалил к золотолесцам. С ним ещё несколько человек ушли. Так что в Стане буча, выбирают главу Тинга. Прочат Тура.

— Кто бы сомневался... И вот что: подожди до завтра где-нибудь поблизости. Ты мне понадобишься.

— Тогда ещё пятнадцать.

— А тебе не пора заглянуть в упырятник? Родня, поди, заждалась — кто их научит кровь сосать из порядочных людей?

— Это кто порядочный, уж не ты ли? — девчонка взъёрошила егерю волосы и увернулась от шлепка по заднице. — Ладно, что с вами поделать, подожду бесплатно.

II

Они вышли через час после визита белки. Прошли вдоль железнодорожной насыпи, миновали малинник, поглотивший кварталы возле метро "Щукинская" и едва не столкнулись нос к носу с огромным бурым медведем. Зверь лакомился крупными, ярко-красными ягодами; увидав людей, он вытянул косматую башку, шумно втянул воздух и издал глухой рёв. Послание было предельно ясным: "идёте своей дорогой — и идите, а я тут обедаю..." Нгуен на ходу коротко поклонился медведю, сложив ладони в молитвенном жесте.

Бич поддал напарника локтем:

— Вьетнамцы уверены, что медведь — главный зверь в Лесу, главнее даже тигров, они тут тоже водятся, ближе к водохранилищу. Говорят: "Медведь — хозяин России, а с хозяевами надо быть почтительным". Даже оставляют для них подарки — мёд в сотах, сахарные головы... Зуб даю, этому топтыгину все здешние вьетнамцы знакомы и лично симпатичны.

Миновав разрушенный павильон станции метро, Нгуен остановился и заговорил — негромко, монотонно, без выражения.

— Отсюда начинается Чересполосица. Идёте за мной, след в след. Останавливаюсь — замираете. Помните, разрывы нельзя увидеть.

— Разрывы? — Егору вспомнился рассказ Лины. — А что это такое, хотя бы в двух словах?

Нгуен вопросительно глянул на Бича. Тот развёл руками, извиняясь за неуместное любопытство спутника.

— Ладно, студент, но только в двух. Разрывы — это области искажённого пространства. Никто не знает, что это на самом деле — дыры в иное измерение, местные аномалии или вообще что-то такое, чему и названия-то нет. Представь, к примеру, две точки на местности...

Егерь обломил с куста веточку и стал чертить ею на мху.

— ...на глаз или по карте между ними шагов двадцать. Но если пойти — то окажутся все двести. Или две тысячи. Попасть в разрыв плёвое дело: как сказал Нгуен, снаружи его границы не видны. А вот выбраться оттуда мало кому удаётся. Но главная подлость в том, что эти разрывы не стоят на месте. То возникают, то исчезают, и постоянно перемещаются — никогда не знаешь, где окажется новый.

Вьетнамец кивнул, подтверждая сказанное, и достал из рюкзака с пара Г-образных загогулин из медной проволоки, закрученных на концах спиралями. Взял их в ладони, поднял перед собой и замер. На лбу у него выступили капельки пота. Загогулины чуть заметно дрогнули и одновременно повернулись. Вьетнамец медленно двинулся туда, куда указывали вибрирующие спиральки.

— За ним, Студент! — прошипел егерь. — Я замыкаю. Если что — садись на корточки и не лезь под выстрел.

Проводник остановился.

— Извините, забыл предупредить: будьте готовы к любой неожиданности. Из разрывов может вылезти что угодно.

— Ничего, дружище, мы не из пугливых... — егерь похлопал по прикладу штуцера. — Делай своё дело, а я уж присмотрю, чтобы тебе не мешали.

— Ты не понял. Опасность может возникнуть в двух шагах, из воздуха, но вы всё равно не должны сходить с места. Если отскочить в сторону — можно угодить в другой разрыв. Вот, смотрите....

Он поднял с земли обломанный сук и бросил в сторону от тропы. Сук пролетел несколько метров и вдруг пропал — беззвучно, словно в комбинированной съёмке.

— Граница разрыва. Представьте, что на месте этой палки — вы.

И пошёл дальше, медленно, нащупывая дорогу, словно ступал по тонкому люду.

— Всё понял? — егерь подмигнул напарнику. — Мы на войне, Студент! Как в песне поётся: "Дорогой длинною, по полю минному..."

— Пожалуйста, тише... — не оборачиваясь, попросил Нгуен. — Вы меня сбиваете. И помните: что бы ни случилось, ни шагу в сторону!

Грохот обрушился на них вместе с дождём падающих сучьев. Невообразимая тварь — бесформенный кожистый мешок на пучке тонких, суставчатых конечностей в три этажа высотой — протискивалась сквозь кроны деревьев, ломала мелкие деревца, пропахивала глубокие борозды в покрывалах мха. Ноги-ходули то появлялись из-за невидимой границы на всю длину, то пропадали, словно обрезанные ножом. Вместе с ними исчезали на той стороне вывороченные с корнями кусты малины и орешника.

— Стой, ни шагу! — завопил Нгуен, но Егор его не слышал. Он пятился на негнущихся ногах, пока не нащупал лопатками бугристый ствол. "Таурус" плясал в ладони, палец никак не попадал в спусковую скобу.

Т-дах!

От грохота заложило уши. Отдача "нитроэкспресса" мотнула Бича назад так, что он едва устоял на отставленной ноге. Мешок дёрнулся от удара шестидесятипятиграммовой бронзовой пули, способной опрокинуть бегущего носорога. Раздался долгий всхлип, существо завалилось вбок, взмахнув ходулями. Нгуен едва успел пригнуться — узловатая конечность пронеслась над самой его головой. Егерь выматерился, вскинул штуцер и с дистанции в десяток шагов всадил в середину мешка пулю из второго ствола.

Повисла гнетущая тишина. Егор обливался ледяным потом. В уши назойливо лезла прерывистая костяная дробь. Секундой позже он осознал, что это стучат его собственные зубы.

Егерь клацнул запорным рычагом.

— Экая погань... — он гулко дунул в стволы. — И много тут таких?

Нгуен покачал головой.

— Я вижу в первый раз. Брат встречал — дальше, возле площади Жданова, только тот был раза в два меньше. Но ты зря стрелял, ходульник нам не угрожал, прошёл бы мимо...

— А мне почём знать? — Егерь извлёк из нагрудного кармана огромный жёлтый патрон и засунул в правый ствол. — Чёрт, всего один остался, остальные к винтовочному... Сам же предупреждал — что угодно может повылазить!

Вьетнамец подумал и кивнул

— Да, прошу прощения, я бы неправ. А вот твоему другу очень повезло.

Он подобрал обломанную ветку и, широко размахнувшись, бросил, целя левее Егора. Ветка исчезла, не пролетев и трёх шагов — бесследно, как и давешний сук.

— Чуть-чуть бы в сторону...

— Н-да... — егерь защёлкнул стволы и повесил штуцер на шею. — Можно хоть, посмотреть, что за зверя я завалил?

— Только близко не подходи. — разрешил проводник. — Разрыв совсем свежий, а у них границы, случается, пульсируют.

— Нет уж, я лучше пешком постою. Кстати, знаете, как истинный джентльмен охотится на слона? Встает напротив, достает штуцер, стреляет. Оба падают. Кто первый встает, тот и считается победившим...

Он с кряхтеньем потёр ушибленное отдачей плечо.

— А с тебя, Студент, как вернёмся — литр коньяка. Считай — заново родился!

III

Пространство по обе стороны обширной парковки было забито машинами. Проржавевшие насквозь легковушки громоздились в беспорядке, налезая одна на другую капотами, уткнувшись бамперами, настежь распахнув дверцы. Казалось, владельцы в спешке отгоняли своих железных коней и бросали на произвол судьбы. Кто-то даже заехал на наклонную каменную плиту в основании монумента — огромной головы из чёрного камня, с широким лбом, нависающими бровями и бородой, подпирающей куб постамента.

Ни остовы машин, ни памятник, ни фасад проходной почти не поросли зеленью — лишь висели кое-где прядки вездесущего проволочного вьюна да пробивались сквозь асфальт тощие деревца. Это напоминало площадку перед входом в Главное здание МГУ: Зелёный Прилив остановился в паре десятков метров от ограды, слегка лизнув растрескавшийся асфальт парковок и подножие памятника тому, чьё имя носила и площадь, и сам Центр.

Поперёк парковки лежал большой транспортный вертолёт. Видимо, пилоты пытались посадить его на площадку, но, то ли зацепили винтом за мачту сотовой связи, то ли случилось ещё что то, и огромная машина завалилась на бок, изуродовав несущий винт и сломав хвостовую балку.

Второй вертолёт, транспортно-ударный, с пилонами боевой подвески на коротких крылышках, примостился напротив многоэтажек, выстроившихся на другой стороне площади. Он стоял, как полагается, на вросших в асфальт стойках шасси. Съеденные коррозией лопасти подломились под тяжестью ползучих лиан, створка бокового люка сдвинута, из темноты бессильно пялился на Лес ржавый пулемётный ствол.

— Пытались наладить эвакуацию по воздуху... — объяснил егерь. — Помню, по радио в первый же день предупреждали, чтобы никто к площади Курчатова не подходил, стреляют на поражение...

И кивнул на укутанные мхом коробки восьмиколёсных бронетранспортёров по углам парковки. Стволы башенных КПВТ смотрели в перспективы прилегающих улиц.

— Но если эвакуация — почему нельзя подходить? Ведь и в соседних домах были люди, и там, дальше?

— Здесь был главный ядерный центр страны: вывозили ведущих сотрудников, секретную документацию, и только потом остальных. Беженцы пытались прорваться к вертолётам, солдаты открыли огонь по толпе, была куча трупов... Один парень, который был здесь, рассказывал: офицер, командовавший заслоном, дождался отправки последней вертушки и тут же, на глазах у всех застрелился. Тогда вокруг Москвы творился сплошной бардак: требовалось принять, накормить, разместить больше десяти миллионов человек — и при том не допустить, чтобы треть из них передохла тут же, в двух шагах от МКАД. Потому, кстати, и не было попыток вторжения в Лес: на него смотрели, как на чёрную дыру, бороться с которой себе дороже, да и незачем — город-то уже не спасти...