Открываю клапана и вижу, как бульки пошли вверх слева там, где внизу у самого днища находятся выпускные отверстия для воды — кингстоны. Ха! Есть отрыв. Выходит, сжатый воздух отдул песок и "Ныряльщик" отлепился.

Осторожно принимаю воду обратно, выставляя свою любимую минимальную положительную плавучесть. Рубка уже на поверхности, но я ничего не вижу — маленькие волны перекатываются через палубу и даже колпак. Пробую дать передний ход, и меня отклоняет влево. Руль ведет себя странно — с силой уходит в ту сторону, куда я его посылаю от нейтрали. Удерживаю, борюсь, но заметно рыскаю. С трудом поворачиваю нос на восток и тупо работаю ногами. Время от времени в ложбинах между водяных холмиков мелькнёт то далекий кораблик, то низкий берег слева, но мутно как-то — видимость просто отвратительная.

Сколько же нынче времени? Восемь. Ох и нехило я покувыркался. Интересно, ждут меня катера, или погибли в ночном бою? Ведь видел я только самое начало баталии. Прислоняю ухо к уцелевшей слуховой трубе и внимательно прислушиваюсь. Ничего. Значит я далеко от точки рандеву. Продолжаю идти. Уже понял, что только правый винт тянет, а ещё до меня доносится вибрация сзади. "Ныряльщик" стал крайне строптивым, ленивым и наполнился поскрипываниями и покрхтываними. Два километра в час и постоянная откачка воды, правда, в ненапряжённом ритме.

Работаю. Прислушиваюсь. Что-то похожее на то, чего я жду, слышится как-то невнятно. И ещё беспокойство меня снедает: если я не вижу противника, это ведь не значит, что он меня не может разглядеть.

Закладываю дугу вправо — точно. Отчётливо слышу, как меня зовут. Стучат по опущенной в воду железяке. Прицеливаюсь здоровым "ухом", засекаю азимут, пошел.

* * *

Через час меня подцепили багром за рым. Вижу улыбающееся лицо Ивана Ивановича. Хорошо, что не все погибли в ночной атаке. Полностью продуваю цистерны и с силой удерживаю руль в нейтральном положении — шесть узлов, это Вам не один. То, что легко получается на исправном судне, на поломанном даётся с трудом. А дышать я буду из баллона — качать мех вентиляции мне просто лень. Интересно, почему у меня всё не слава Богу. Что ни вылазка, то приключение?!

Глава 10 Тогда считать мы стали раны

Мы сидим в капитанской каюте и подбиваем бабки. Попросту говоря, обсуждаем содеянное. Ну, чего натворили, в общем.

Макаров выглядит озабоченным и хмурым — он более остальных чувствует свою ответственность за неудачу и досадует. Остальные — кто во что горазд. Сергей Петрович морщится и баюкает на перевязи руку. Он и держит речь, повествуя о событиях ночи:

— Судя по силуэту это был "Хивзи Рахман". Подпустил он меня на полмили, и ударил из всех четырёх стволов. "Синоп" мой от тех перелётов чуть из воды не выбросило, а уж залило с головой. Вычерпываемся, но идём. Машина в порядке, топку не залило.

Ну, думаю, пока ты перезарядишься, гостинец мой до тебя доберётся. Да только не вышло по нашему-то. Шлюпки навстречу двинулись — стояли под бортом наготове с гребцами и стрелками. Причём — расходятся в стороны, явно пытаются окружить, когда мы промеж них пройдём. Оказалось — они сеть растянули между лодками, вот в неё торпеда и угодила. Сработать не сработала, но запуталась и давай воду мутить.

Тем временем на нас набросились с трёх шлюпок — вцепились в борта баграми и полезли. Насилу от них вырвались, — Сергей Петрович поморщился. — Меня за плечо цапанули, думал или утащат или разорвут. Феогностыч углину к ним в шлюпку метнул: "Бомба, — вопит, — ложись", — и сам присел, чтоб поверили. Так они поверили, и всё побросали. Кто-то, кажется, даже в воду сиганул. Тут ещё торпеда отчего-то сработала — наверное её к борту "Рахмана" подтянули и, когда вынимали из воды, наклонили носом вниз. Тут туркам и стало не до нас — пробоина в районе ватерлинии и кучу народа побило. Нас тоже приложило знатно.

— Отчего-же, скажите, эти несчастные вздумали мину к себе на борт поднимать, — Степан Осипович недовольно щурится.

— Так отчего же не поднять. Ящик себе и ящик. Опять же не взорвался, остановился, перестал вырываться. Рожки из него не торчит — значит на мину непохож. А то, что конец крепить необходимо именно к стабилизаторам — так это само просится. Вот, как потянули вверх, так она передом вниз и встала.

— Жаль, однако, что уж совсем к борту её не прижали — потому и остались на плаву.

* * *

У Ивана Ивановича история другая. Ему в качестве цели досталась бронированная яхта и он, выдержав плотный ружейный огонь с её борта, вышел в точку залпа. А тут малокалиберный снаряд перебил одну из консолей "балансира". И случилось это как раз при выходе торпеды. Потому она сразу отклонилась, прошла правее и взорвалась через четверть часа от самоликвидатора где-то в стороне от места событий. Ну а защита катера выдержала и пули и осколки, хоть и из котельного железа сделана, но против ружейного огня вполне достаточная.

Измаил Максимович вернулся с неизрасходованным боезапасом — заградительный огонь оказался очень плотным, и лейтенант принял решение вернуться. Правильно сделал, кстати. По нему шмаляли не меньше, чем с пяти бортов. Точно — не дошёл бы он до точки залпа. Итак отметин привёз бессчётно. И как его просто-напросто не перевернуло?! Такими калибрами накрывали, что жуть берёт.

Ну а наш командир мало того, что руководил снятием корабля с мели, так ещё и решил поддержать атакующих огнём. Что ему безусловно удалось, так это вызвать огонь на себя. А потом уносил ноги. Нет, попаданий наш "Великий князь Константин" не получил, но случались и неприятно близкие падения снарядов.

Про мои приключения Вы уже знаете, а кого я торпедировал — кто же его разберёт? На мой взгляд нынешние корабли все на одно лицо. Три мачты, труба или две. В бортах порты. Насколько разглядели наши сигнальщики, вроде как "Мукадем Хаир". А только уверенности нет. Мачты, однако, торчат из воды в месте его гибели. Видно даже, что под разными углами. Похоже, что он начинал разламываться, но это у него не вполне получилось из-за близости дна.

Из людей у нас никто не погиб и не ранен, кроме Сергея Петровича. Ну да он держится молодцом, хотя ходит нынче по всему кораблю в халате с кистями. Не налезает мундир на повязки. Из плохих новостей только то, что турецкий флот ушел, а куда — к Босфору или к Синопу, или ещё куда — кто знает?

* * *

Да, про Батумское дело рассказывали не так — там было всё значительно более скучно:

Вошли, мол, самым малым ходом как к себе домой — темнота кромешная, но корабли на рейде видно по огонькам, что пробиваются из внутренних помещений. Бухта глубокая, поэтому все стоят носом к берегу. Так по этой линии задниц наискосок и отстрелялись в расчёте на то, что, если не в этот, так в следующий в ряду корпус, торпеда обязательно угодит. Потом сразу отвернули через центр, и ушли без оглядки.

А уж когда бабахнуло и начался тарарам, тогда и огни позагорались и кое-что торпедисты наши сумели разглядеть. Решили, что поразили фрегат "Махмудие", корвет "Ассари Тевфик" и канонерскую лодку "Интибах". Четвёртый корабль не опознали даже приблизительно. И про то, кого же я угостил, по нарисованному мною "портрету" признали, что похоже на "Абдул Азиз". Все впечатления от этих событий затмили хлопоты с отловом нас с "Ныряльщиком".

* * *

Так вот. Сознался нам Макаров, отчего так мрачен. У нас осталось три неизрасходованных торпеды, а где искать неприятеля, он даже не догадывается. В общем, делает в корабельном журнале запись о начале очередного ремонта машин, а сам садится крепко думать. Чего и господам офицерам желает.

Относительно же тактики применения самодвижущихся мин-торпед некоторые заключения мы сделали. Естественно, применительно к атаке неприятеля в порту или на рейде, или ещё если цель лежит в дрейфе. По идущим или маневрирующим кораблям мы так ни разу и не работали.

Вывод из этого был один единственный — залогом успеха является скрытность. Как только торпедоносцы обнаружены — необходимо немедленно уходить, иначе — расстреляют. Так вот, подводная лодка в этом плане имеет неоспоримые преимущества, потому что её банально не видно. Даже днём. Так что катерам следует исполнять вспомогательную роль — довести субмарину на буксире поближе к рабочему месту, а на обратном пути разыскать и дотащить до матки.

Катерам в дневное время себя показывать тоже не стоит, им ночь — мать родная. Подводнику же крайне неудобно действовать без света. Вот не прилип бы я к дну, потому что элементарно увидел его приближение, если бы не тьма кромешная. Тогда всех моих злоключений не было бы. Ну а маленькую рубку, если она не движется, даже при слабой волне или вообще не разглядят, или примут за мусор. Это я речь веду о необходимости всплыть, чтобы прицелиться — из под воды-то никак не получается. Плохо сквозь неё видно.

Вот и получается, что планировать действия следует на предрассветный час. Тогда катера "отпустят" меня на цель ещё в темноте и неприятель их может обнаружить только на отходе. Самая же проблемная часть любой вылазки — эвакуация. Продержусь ли я в своём "пыточном механизме" от рассвета и до заката — кто знает. Опять же побуждений к эксперименту в душе своей не обнаруживаю.

* * *

Перспективы дальнейшего развития субмариностроения мы тоже обсудили. Я однозначно настаивал на использовании свинцовых аккумуляторов, заранее заряженных, естественно. И электроприводе. Что касается двигателей, то их просто-напросто поищут — что-то об этом господа офицеры слышали, так что поинтересуются, когда вернёмся в большой мир. Относительно же аккумуляторов, боюсь тут уж мне придётся потрудиться. Дело в том, что применительно к подводной лодке наших размерений наверняка никто ничего подходящего не изготавливает, а запихивая в тесный корпус доступные серийные изделия, даже если они есть, мы обязательно будем вынуждены идти на жертвы в чём-то другом, нарушая оптимальную компоновку.

Из важного хочу отметить, что в эту эпоху все электромоторы работают в основном на постоянном токе, то есть и в генераторах и в двигателях самым слабым местом являются коллекторы, за которыми следует тщательно следить. Зато достаточно просто-напросто согласовать токи и напряжения и решить вопросы с управляющими цепями с учётом полярности. Не заморачиваясь ни с трансформаторами, ни с преобразователями, ни с фазировкой.

Ещё я поспрашивал, не знают ли люди, где взять немного неона для осветительных устройств, а то с производством ламп накаливания уж очень много возни, подсвечивать же приборы искрой от кремня — замучаешься высекать. Да и глаза не радуются коротким тусклым вспышкам.

Помяну и ранения "Маленького ныряльщика". Передний руль глубины пострадал от ружейной пули. Да, в меня стреляли из винтовок с того самого "Ворчуна", которому я показывал, как умею делать перекат задом наперёд. Я ему, понимаешь, приветливо винтами покрутил, а он в меня давай бросаться свинцовым горохом. Кстати, и отверстий наделали в корпусе, правда не сквозных, но глубоких. Через одну даже вода сочилась, и еще через сальники.

От удара же кормой об дно левый винт просто отломило вместе с трубой, в которую он был упрятан, а правому достался перекос. Я ведь поминал, что концы осей винтов упёр в поперечину? Вот она и приняла на себя основной удар, часть которого досталась раме, защищающей рули глубины. Что же касается руля направления, то заднюю его часть, ту, что позади оси, отломило напрочь.

Починили меня уже к вечеру. Механики на "Великом князе Константине" мастеровитые, а как докуда добраться им показал Сашка Клёмин.

К слову сказать — подходящие помещения и инструмент на корабле имеются. Умелые руки и огромное желание тоже в избытке. Началу строительства новой улучшенной педальной лодки мешает только отсутствие материалов. Помните, наверное, что я пользовался запасами, сделанными мастером-краснодеревщиком, столяром, то есть. Всего что душа пожелает имел в лучшем виде и ассортименте. А корабль наш, хоть и немаленький и у запасливых боцмана и баталера много разного припаса имеется, однако не для строительства подводных лодок. А ещё на опыты с торпедами немало леса извели.

Так что никакой великой стройки пока не ведётся. Так, копаемся помаленьку. Я над приборами колдую, а механик кран звукопровода выдумывает. Ушей то у меня всего два, а слушать нужно и вперёд, и назад, и в стороны и в воздух и в воду. А ещё Иван Иванович озадачился системой управления клапанов и кранов на заполнение и осушение балластных цистерн. Схема там несложная, но количество вентилей в ней избыточно для одной руки. Вот и соображает, как удобно сделать, чтобы уменьшилась вероятность ошибки.

Господа офицеры уже пробовали проводить настройку плавучести, после чего остались премного огорчены. Матрос, понимаешь, Клёмин, справляется, а их за страховочные фалы шлюпбалками из воды доставали. Ну и что? Я того Саньку сколько натаскивал!? А им надо, чтобы с первого разу всё вышло. Да и не так уж они накосячили, кстати. Фатальных ошибок не наделали, только устранимые.

* * *

Никуда мы из этих вод так и не ушли. Изредка маневрировали под парусами. А то в дрейфе лежали, или стояли на якоре. К острову Змеиному не подходили, материковый берег из виду не теряли пережили два коротких шторма и один средней плотности туман.

Сулинское русло не давало покоя нашему командиру. С внешнего рейда, видишь, корабли он разогнал, а что на реке творится, издалека не видно, и близко подходить нельзя — вдруг спугнём.

С начальством связываться тоже нельзя — оно всегда всё старается запретить. Это хорошо отработанная всеми руководителями технология — препятствовать подчинённым, пресекая любую инициативу. Минимизирует риск администратора — наказывают ведь за ошибки, а за "не сделано" — ласково журят и просят поторопиться. То есть всегда остаётся свобода для паркетного маневра.

Наконец, Степан Осипович решился. Или дождался нужного сочетания астрономических и метеорологических факторов? Освещённость, облачность, волнение, всё было удачно.

На сей раз постарались подгадать так, чтобы своё самостоятельное плавание "Маленький ныряльщик" начал на рассвете. Привёл меня Зацаренный на "Чесме" — у неё приличный ход, так что при случае, и сам убежит, и меня утащит из под удара. Разведки ведь не проводилось. Достаточно и того, что "Великий князь Константин" грозно маячил в видимости береговых наблюдателей. И ведь никто не направился к нам чтобы наказать за наглость. Одним словом боевой дух у турок нынче не в дугу. Не боевой он вовсе.

Два затемнения голубого огонька на корме катера. Сигнал остановки. Подхожу к правому борту и слышу: "Четыре кабельтова строго на вест". "Чесма" неслышно растворяется во мраке, а я уравниваюсь, перехожу на дыхание от баллонов, и иду куда велено. Семьсот сорок метров. Семьсот сорок секунд.

Отлично рассчитали время — развидневается. Всего-то двенадцать с половиной минут, а уже угадывается полоска мыса правее. Промах, конечно, но закономерный. Поворот, и я его огибаю, оставляя слева. Вот я и в реке. Лодка чуть проседает — пресная вода менее плотная, чем солёная морская, а мой корабль — прекрасный ареометр. Сразу почуял разницу.