The Biggest Little City in the World

Часть первая.

Глава 1.

Кто бы мог подумать, что даже после глобальной ядерной Войны возможно будет ощущать счастье? Причем, не абстрактное счастье сумасшедших людей, способных радоваться вовсе не радостным вещам, а вполне понятное, можно сказать — житейское счастье. Сейчас, через сто семьдесят лет после Великой Войны я все равно мог ощущать это самое счастье.

Повод для счастья у меня был самый обыкновенный — я возвращался домой. Возвращался домой после года, проведенного на курсах офицеров-детективов в Хабе.

Попал я туда-то по чистой случайности — мать увидела листовку с призывом отправлять туда своих детей, две ночи споров, в которых мне все равно ничего не светило, и прощай, родная столица НКР — Шейди Сэндс, вперед в Хаб к светлому будущему. Даже дошли то до Хаба не все — пустыня — вовсе не то место, где можно расслабляться и вышагивать толпой как по главной площади, возле памятника Выходцу из Убежища — герою прошедшей эпохи Шейди под управлением Арадеша. Тем не менее, я-то дошел. И там меня без малого год гоняли в надежде выучить из меня офицера, вдалбливая в голову все тот же старый, еще довоенный лозунг "Служить и Защищать".

И все-таки меня многому научили — вести допрос, проводить задержания, искать улики. Между делом я научился стрелять, немного врачевать, окреп физически и в случае острой нужды мог и врезать пару раз хорошенько, так, чтобы если не на всю жизнь, но на ближайшую неделю запомнится точно. Хотя, пусть мне и льстило это, я понимал, что по сравнению с большей частью признанных мастеров я — не стою и бутылки пива.

Сейчас нас выстроили вдоль забора, который закрывает от нас внутреннюю часть города и сержант Джон Буль, который из-за своей фамилии ассоциирует себя с быком, читал нам прощальную мораль.

— Курсанты. Все, кто прибыл сюда, успешно сдали экзамены. — лицо сержанта раскраснелось из-за ветра и солнца пустыни, он яростно махал руками вокруг себя, объясняя нам то, что ждет нас дальше. — К несчастью, прибыли сюда не все, кто уходили из Хаба. Рейдеры — те с кем нам предстоит бороться ради того чтобы построить новую жизнь на осколках разрушенной демократии...

Рейдеры. Шакалы, Гадюки... Ханов вынес тот самый Выходец из Убежища, которому поставили памятник на главной площади. А новую шайку, которую основал последний из старых ханов — Дэрион, вынес еще один герой с больной головой, который, согласно слухам, был то ли внуком, то ли правнуком того, старого Выходца.

А вообще, рейдеры значительно уменьшили нашу команду, убив четверых парней. Ни одного из них я не знал достаточно хорошо, чтобы начать горевать, но, когда мне приходило в голову, что одним из убитых мог быть я, или Каноль, который сейчас стоял по правую руку от меня, или Галлас, который был слева, то мне становилось как то значительно не по себе.

— А сейчас вы можете, наконец, отправиться по своим домам. — перешел к заключительной части лекции Буль. Он взял в руки планшет с какими то записями, откашлялся, выкачивая глаза и выпячивая нижнюю губу и продолжил. — Так. Каноль, Галлас, и Стрелецки. Шаг вперед из строя.

В мыслях я был уже дома, поэтому, не сразу сообразил, что зовут меня — Михаила Стрелковски, но когда Каноль — большой парень негроидной расы, который не выделялся среди остальных курсантов ничем, кроме огромной физической силы, которая по большей части и позволила ему сдать экзамены, потащил меня за руку вперед, я рефлекторно шагнул. Часто так бывало, что я задумывался, мог замечтаться и впасть в грезы, а это ничем кроме наказания не заканчивалось. И можно было считать, что курсанту повезло, если наказанием оказывался внеочередной наряд на уборку, или несколько сотен отжиманий, а вот некоторых отправляли в одиночную разведку...

Мало кто возвращался из такой разведки, хотя мне, все-таки, это не грозило — не такого уровня был мой проступок. За мечтательность так не наказывали.

— Вы трое, за особо выдающиеся результаты на экзаменах отправитесь служить благу Новой Калифорнийской Республики в другие города. За назначениями приходите завтра к шерифу. Остальные можете быть свободны в течение недели, а уже потом должны так же получить назначения. Все свободны. — заявил Буль и грубо зыркнув на кучку расслабившихся курсантов двинул прочь.

— Ну, вы куда сейчас? — спросил я, посмотрев на друзей.

— Я домой. По маме соскучился. По сестренкам. — заявил Каноль и на его большом черном лице вдруг проявилось доброе и мечтательное выражение лица.

Вообще, Каноль жил в пригороде Шейди Сэндс. Ему, конечно, повезло с местом рождения, если бы он родился в том же пригороде, только в Городе Убежище, в котором процветала фашистская диктатура, то ничего подобного его не ждало бы. Целыми днями одно и то же жалкое существование, влачимое из последних сил, работа на граждан города, которые тебя ни в грош не ставят.

— Я тоже домой уж. — сказал Галлас, который в отличие от Каноля был намного более сдержан. Хотя, это только при посторонних — на самом -то деле Галлас был полнейшим разгильдяем, про которого я думал, что уж он то точно не сдаст экзаменов. Это разгильдяйство меня с ним и роднило. Как он сдал экзамены, что дало ему возможность не провалиться — тайна. — Со своими повидаться надо, тем более, если перебросят отсюда куда то.

— Ты слышал, что теленок сказал? — спросил я, слегка ткнув Галласа локтем в живот. — Когда это мы умудрились получить какие то выдающиеся результаты по экзаменам? Не, ну, ладно, у Каноля рукопашка. А мы-то с тобой каким боком?

— А ты, друг мой, проявил незаурядные способности на допросе. Красноречивый ты, в общем. — сказал Галлас, хлопнув меня по плечу.

— Серьезно? — слегка ошалев, спросил я. Никогда не замечал за собой красноречивости, да и на допросе выступил ничуть не лучше остальных.

— Да, весь лагерь, кроме тебя об этом знает. — подтвердил Каноль. — "Проявил незаурядные дипломатические способности, и полностью использовав свое красноречие, курсант Стрелецки смог в минимальный срок узнать необходимую информацию у "подозреваемого"

Я никогда не замечал за ним способностей к возведению таких речевых конструкций и с удивлением посмотрел на него. Судя по всему, Галлас тоже не ожидал, что наш Каноль такое загнет, поэтому посмотрел на него примерно так же как и я.

— Наизусть из протокола выучил. — пояснил Каноль.

Я услышал облегченный вздох Галласа, и тут же точно такой же вырвался у меня из груди.

— А ты то как выделился? — спросил Каноль у Галласа.

— А вот это уже тайна. — загадочно улыбнулся он.

— Ладно, идти пора. — сказал я парням, которые тут же заторопились по домам.

Я прошел мимо лавки Игуаны-Боба, кивнув ему, поприветствовал местного сумасшедшего, который стоял и охранял то, что осталось от двух развалившихся автомобильных экипажей. Насколько я помню, на этой стоянке ни разу не появлялось рабочих автомобилей, хотя это не мешало старику ходить туда-сюда и напевать о том, как он сильно любит свою работу — охранять машины.

На воротах стоял патрульный, который, завидев мою форму курсанта-детектива, тут же отключил силовое поле, для того, чтобы пропустить меня во внутренний город. Вежливо поприветствовав его, я прошел внутрь и оказался среди красивых ухоженных каменных домов, асфальтовых дорог и аллей, на которых росли такие редкие для Пустошей деревья.

И все-таки Шейди Сэндс это настоящий рай среди пустошей — никаких азартных игр, алкоголизма, проституции и всего остального, что в других поселениях составляет норму жизни. Я действительно любил этот город.

— Здравствуй, детектив! — крикнула незнакомая мне молодая девушка, вытряхивающая половик на пороге своего дома. Вообще, такие молоденькие девушки очень любили детективов. Хотя, у меня девушки никогда не было, меня всегда тянуло в Пустошь и охота на самых захудалых гекко для меня были намного интереснее, чем любая, пусть даже самая красивая девушка. Однако, нельзя было сказать, что внимание этой довольно симпатичной девушки мне не польстило.

— Я еще не детектив. — вежливо ответил я ей, даже немного поклонившись.

— Ну, значит, будешь. — рассмеялась девушка, повесила половик на веревку во дворе и ушла к себе домой.

Этот короткий диалог почему-то очень поднял мне настроение и остаток пути до своего дома я прошел в очень хорошем расположении духа. Наконец, я поднялся на высокое крыльцо точно такого же дома, как и те, что находились вокруг и толкнул дверь.

Здесь даже двери по большей части держали незапертыми — настолько все было открыто и честно. Никто даже не думал, что сюда могут ворваться люди, кого-то покалечить, убить...

Мать встречала меня в просторной прихожей. Светловолосая сорокалетняя женщина, которая, несмотря на возраст, нисколько не растеряла своей красоты — она всегда следила за собой. Хотя, часто в ее голову приходили такие вот внезапные идеи, вроде как отправить меня на курсы детективов. Зато она нисколько не беспокоила меня с женитьбой, в отличие от матерей Каноля и Галласа — те постоянно ходили с забитыми головами. Галлас при этом еще очень правдоподобно передразнивал свою мать: "Ну, как же так, Джеймс, тебе уже двадцать лет, а ты все еще не нашел себе жену! Вот, в мое время, люди женились уже в шестнадцать!"

Да, по моему мнению, он и сбежал то на эти курсы только от этих увещеваний. А вот Каноль, простой парень, пошел туда из-за своих убеждений. Все-таки он очень добрый и честный малый...

— Вернулся, сынок... — сказала Мария Стрелецки — моя мать.

— Вернулся, мама. — сказал я, снимая с себя заплечный мешок и бросая его на пол прихожей.

Мама подошла ко мне и крепко обняла, несмотря на то, что коричневый комбинезон, в котором я шел по пустыне из Хаба, не снимая, весь пропах потом и был пылен, как сама пустыня.

— Мама, все же хорошо? — спросил я у нее, слегка сжимая ее такое родное тело в объятиях.

— А что тут измениться может? — с улыбкой сквозь слезы спросила мама. Она отошла от меня и стала смотреть со стороны, вытирая слезы. — Все по-прежнему... Как, все-таки хорошо, что ты вернулся... Отец был бы горд...

Отец... Я его практически не помнил... Моего отца убили рейдеры. Он был охранником караванов, рейнджером НКР, но его не спасли ни броня, ни выучка... Наверное, поэтому я ненавидел рейдеров намного больше, чем все мои друзья.

Тем не менее, государство не дало моей семье подохнуть с голода, исправно выплачивая пособия, пока я не смог работать сам. Хотя, по большей части я не работал, пробиваясь охотой на гекко, и только сейчас, видимо, чтобы у меня в голове хоть как то прояснилось, мать меня и отправила на эти курсы.

— Сын, ты еле на ногах стоишь! — воскликнула мама. Я действительно уже пошатывался — переходы по пустыне ни для кого не были легкими. — Пойдешь спать!

— Действительно, я чувствую, что мне лучше прилечь. — ответил я.

— Иди-иди, сынок, твоя комната точно такая же, какой была, когда ты уезжал. А вещи я твои сама разберу и комбинезончик постираю.

Я с трудом стащил с себя комбинезон и аккуратно положил его на стул. Ложиться грязным в чистую постель мне казалось дикостью, поэтому я с удовольствием растерся мокрым полотенцем, смыв хотя бы поверхностный слой грязи и только после этого позволил себе лечь спать...

На следующий день мы прибыли туда, куда нам приказал Буль — к шерифу. Когда он увидел нас в цивильной гражданской одежде, он сначала долго морщил свои усы, которыми мог бы гордиться — ни у кого я не видел таких ровных и правильных усов.

— Михаил Стрелецки, Джеймс Галлас, Майкл Каноль. — сказал он, по очереди пожимая нам руки. — Поздравляю вас, джентльмены. Вы знаете, что Республика нуждается в новом жизненном пространстве, поэтому, мы считаем возможным расширить свое влияние на севере. Вы отправляетесь с отделением посольства НКР в Нью-Рино...

* * *

— Что? В Рино? — голос матери дрожал. — Как в Рино? Почему?

— Ну, просто, мы на экзаменах получили хорошие результаты... — пытался я выкрутиться. — Мам, ну так получилась. Ты сама знала, что мне теперь придется идти работать именно туда, детективом.

— Я думала... Что тут... В Шейди Сэндс... — мама была растерянна. — А тут... В это дыру...

— Мама. Все хорошо будет... — я смущенно смотрел в пол, мне было не по себе от новой должности. — Просто... Ну, вот, так вышло... Отработать некоторое время все равно придется... И оплату хорошую предложили и тебе выплачивать будут.

— Да, разве в деньгах дело, Михаил...

— Я знаю, что не в деньгах... Но, все же, мне придется поехать. Так или иначе...

Судя по всему, мама, наконец смирилась с тем, что мне теперь точно путь в Нью-Рино... Она несколько раз глубоко вздохнула и сказала:

— Так, Михаил... Обещай мне, что будешь осторожен. Что не... Что не свяжешься с плохой компанией...

Ну, Рино и Рино... Я понятия не имел, что это за город, и что меня там ждет. Что-что, а вот география меня всегда интересовала в последнюю очередь.

— Ну, мама, я там на работе буду... Ну, хорошо, я обещаю.

Мама как то успокоилась, приободрилась, видно поняла, что я действительно туда работать еду.

— Тебе вещи собрать надо, так ведь? — спросила она.

— Ну, вообще, мне выдали деньги на то, чтобы купить оружие... И остальные полезные вещи...

— А... — вдруг мама поняла, что с такого резкого наскока совершенно забыла спросить — А когда вы выходите то?

— Да, завтра уже, мам.

Это перестроило ее на рабочий лад. Она сразу полностью собралась, он слабости, которая только что была, не осталось ни следа.

— В таком случае, иди на рынок, покупай себе все, что нужно. Я приготовлю твой комбинезон, в котором ты пришел из пустыни, соберу тебе еды и питья.

— Хорошо, мама. — смог только проговорить я и тут же вышел за дверь.

Несмотря на прохладный ветерок, весело гулявший по Шейди Сэндс, как только я оказался за дверью, меня пробил холодный пот. Неужели я всерьез собираюсь покинуть родной дом?

Разумеется, я знал ответ — так и есть. Покинуть Шейди Сэндс мне придется так или иначе, а Нью-Рино был, конечно, гадюшником, но не самым плохим местом в Калифорнии. Если сравнивать Город Убежища и Рино, то я бы выбрал Рино, хотя никогда не был ни там, ни там. Однако слава о фашистских нравах в Городе Убежища широко разошлась вокруг, и всем было о ней известно.

Но я только что выиграл сражение, причем, сражение не самое маленькое — мама поняла, что мне придется уехать, и восприняла это более-менее адекватно, без слез. Хотя, кажется мне, что слезы еще впереди...

Я двинулся на рынок по улицам родного Шейди Сэндс. Рынок находился за главными воротами, но сейчас силовое поле не было включено, и я беспрепятственно покинул внутренний город.

Оружейную палатку охраняли двое мужчин в боевой броне, один из которых злобно посмотрел на меня из-под стекла шлема, когда я вошел в палатку. Но карлик, который торговал тут, был довольно бойким и добрым малым, пока никто не обсуждает его товар.

— Привет, парень. — радушно улыбнулся он мне. — Чего желаешь?

— Стандартный Кольт 6520.

— Хороший выбор для стесненного в деньгах человека. — улыбнулся он и взял со стола пистолет. — Стандартная армейская модель, машинка очень ходовая, поэтому ни в патронах, ни в запасных частях нужды не будет — все будет очень легко достать. Триста баксов.

Он уже заметил мое возмущение по поводу цены — этот ствол не стоил дороже двухсот пятидесяти, а если учесть и состояние ствола, то и двухсот, и тут же добавил:

— В комплекте дам кобуру, четыре запасных магазина и подсумки под них.

— Добавь к этому набор для чистки и я возьму за триста.

— По рукам. — сказал торговец, для которого сделка была очень выгодной. Он выложил на стол четыре магазина, поясные подсумки, в каждом из которых было по два кармана для магазинов, и положил пистолет. Проделав все эти манипуляции, он посмотрел на меня с ожиданием.

Я вытащил из кармана три бумажки с изображением молодой Танди, еще не похожей на сморщенные яблоки — мутафрукты, которые выращивали в некоторых местах на фермах, и отдал ему. Он с удовольствием похрустел купюрами и кивнул, показывая, что я могу взять оружие.

— Не спеши. — сказал я ему. — Мне еще кое-что нужно. Три пачки экспансивных патронов и пачку бронебойных.

— Три пачки экспансивных.— приговаривал он, залезая под стол и начиная что-то перекладывать. — И пачку бронебойных... Вот, пожалуйста.

Он вылез из-под стола и выложил все туда, где уже лежали приобретенные мной вещички.

— И нож. — добавил я.

Торговец снял охотничий ножик в ножнах со стены и поставил его к остальным моим покупкам..

— Итого — триста семьдесят. — сосчитал в уме торговец и снова уставился на меня.

Я отсчитал ему деньги, сложил все покупки в котомку за спиной и вышел из палатки. Следующей моей целью была лавка Игуаны-Боба.

Вообще, когда мы были на курсах в Хабе, когда мы только получали стипендию, или удавалось подработать (обычно грузчиками в Кримсон Караван или в Фар Гоу), мы шли в большой ресторан "Игуана-Боб Фрейзер", который был центральным в этой сети питания, уже распространившейся по всей НКР. У нас же было всего лишь небольшое кафе — стойка, три столика под навесом и все.

Элегантно одетый мужчина — по слухам потомок того самого Игуаны Боба, всегда вежливый со всеми, при виде меня весело махнул рукой:

— Михаэль! Иди сюда.

— Сейчас, сейчас! Я к тебе как раз иду. — ответил я и пошел к стойке.

Михаэль — это один из стандартных вариантов коверканья моего имени. Еще были: Майкл и Мишель. Я уже привык, и это меня совсем не смущало. Хотя, нормальным именем меня называла только Мама и Каноль. Галлас же предпочитал фамилию.

— Тебе как обычно? — вежливо спросил кассир, приветливо улыбнувшись.

— Я не был тут год, а ты еще помнишь, что я обычно заказывал? — спросил я весело рассмеявшись.

— Конечно, помню. Одну нарезку, одну игуану полностью и бутылку Нюка-колы.

— Да уж, все как раньше. Но, увы, я сегодня не есть пришел.

— А что-то случилось? — озабоченно спросил меня кассир.

— Я из города ухожу. Поэтому, мне две целых игуаны, и две бутылки колы.

— Как то мало берещь... — проговорил кассир, снимая с мангала две палки, на каждой из которых была целиком насажена большая игуана. Он завернул их в бумажный пакет, передал мне и спросил. — А чего так мало то? На охоту опять что ли?

— Это на лакомство ответил я, усмехнувшись.

— Ну, на лакомство, так на лакомство...

Он положил в этот же пакет две бутылки Нюка-колы. Я передал ему сорок шесть баксов — в отличие от торговцев здесь торговаться было нельзя, цены были строго закреплены. Мы тепло распрощались и я снова пошел домой, во внутренний город.

Из штуки баксов, выданных шерифом Дюпоном, осталось только триста, но я пока что запретил себе их тратить — нужно же будет жить на что-то в Нью-Рино. Хотя, все же я надеялся, что администрация посольства поможет с этим вопросом.

Наконец, я вернулся домой, где возле входной двери уже видел аккуратно вычищенный и заштопанный комбинезон, в котором я вернулся домой, а мама ждала меня с моим же рюкзаком в руках.

— Вот, Михаил... — севшим голосом проговорила она. Похоже, до нее дошло, что я ухожу, причем ухожу далеко и надолго. — Тут кое-какие вещи.

Я взял рюкзак из ее слабых рук и осмотрел все, что было внутри. Она положила туда сухарей, вяленое мясо брамина — в общем долгопортящиеся продукты, которых вполне хватило бы для длительного перехода по Пустоши. Также там было несколько пластиковых бутылок мутной, но вполне годной для питья воды, хоть и сильно отдающей железом. Также она положила туда стимулятор — шприц с красной жидкостью внутри, которая восполняет жизненные силы, компенсирует потерю крови, а мелкие царапины и раны начинают заживать практически на глазах.

— Спасибо, мама... — таким же севшим голосом сказал я.

Остаток дня я провел с ней, починил электроплиту, почистил кладовку, и занимался другой мелкой домашней работой...

Глава 2.

Караван из Шейди Сэндс ушел в четыре часа утра. Солнце еще не встало, песок достаточно охладился за ночь, и мы двигались достаточно резво по утреннему холодку-то.

Караван сопровождали рейнджеры НКР, которые также должны были остаться в Нью-Рино для организации нового аванпоста.

Вот, что уж мне было непонятно, то это то, как НКР решилось продолжить разрастание на север, так мало того, что продолжить, еще и начать с экспансии самого крупного города Невады — Нью-Рино. Ну, самого крупного, конечно, если не брать в расчет легенд о Новом Вегасе, затерянном в самом сердце безводной пустоши Мохаве.

Когда этот вопрос до конца сформировался у меня в голове, я решился задать его вслух — благо, сам посол шел недалеко от меня.

— Мистер Брюс, а как вышло так, что правительство решилось на экспансию Рино?

Посол Брюс мне никогда не нравился — он был очень наглым и заносчивым человеком. Я думаю, что согласиться сменить вечный идеально выглаженный костюм с белой рубашкой, на воротнике которой я ни разу не смог заметить ни пятнышка, на походный комбинезон, вроде тех, в которые были одеты мы.

— За это все нужно казать спасибо мистеру Бишопу. Очень большое спасибо. — со своей дежурной улыбкой обратился ко мне посол. — Это благодаря его трудам мы смогли выбить это разрешение в парламенте.

— Этому бандиту я бы спасибо говорить не стал бы. — хриплым голосом проговорил старый рейнджер, хмуро посмотрев на посла из-под плексигласовой маски своего зеленого шлема боевой брони. Сверху на эту маску при необходимости можно было опустить щиток, который может защитить от мелких камушков и тому подобного.

— Не стоит говорить так о мистере Бишопе, Александр. — с наигранным холодом заявил Брюс. — Весь НКР должен быть благодарен ему.

— Ага, конечно. Этот бандюган только и ждет, как мы поможем ему победить в мафиозной войне, истребить остальные три семьи и сделаем его первым мэром Нью-Рино.

— А там нет избранного мэра? — с удивлением спросил я.

— Ты вообще ничего о Рино не слышал? — с точно таким же удивлением спросил у меня старший рейнджер Александр.

— Ну, только то, что это дыра...

— Ага. Это ты прав. Тогда тебя ждут удивительные открытия, дружище. Этой дырой правят четыре мафиозные семьи. В пригородах практически круглые сутки слышится стрельба. Помножь это на самый большой источник наркоты на этом побережье. Ты теперь то понял, во что вляпался?

— В дерьмо. — ответил я, рассматривая свои ботинки.

— Именно туда. Мы все в него вляпались.

— Да, нет. — снова ответил я. — Это только я вляпался в дерьмо. Гекконье. А как мы вообще собираемся раскрывать преступления в городе, в котором правят мафиозные семьи?

Старший рейнджер молча подошел ко мне и наклонился над кучей дерьма, в которой можно было отчетливо разглядеть след моего ботинка. Я тер ногу о песок, стараясь избавиться от налипшего на него дерьма ящериц.

— Свежее! — сказал Александер, и на лице его озарилась загадка. Он крикнул, отдавая приказ своим подчиненным . — Они где то рядом! Приготовиться!

Я вытащил свой Кольт из кобуры, снял с предохранителя, дослал патрон и взвел курок. Пистолет бодро щелкнул несколько раз, пока я приводил его в боевую готовность, но, вопреки моим опасениям ,на части не развалился.

Остальные тоже готовились: Александр передернул затвор своей русской штурмовой винтовки АК-112, Каноль снял с ремней за спиной кувалду, Галлас снял с пояса свой МР9, и даже сам посол Брюс вытащил из кармана инъектор, стреляющий миниатюрными шприцами-иглами, по слухам использовавшийся до войны для нейтрализации бешеных животных или для нелетальной самообороны. Но, сейчас, на корпусе игл в магазине, который достал посол, были видны черные насечки, это значило, что используются не усыпляющие, а ядовитые шприцы с цианистым калием.

Первые ящеры, появившиеся на вершине холма, были моментально поражены двумя снайперами рейнджеров, вооруженными охотничьими винтовками со снайперскими прицелами. Это были простые серебряные гекко, которые легко убивались, но при этом их шкуры почти не ценились. Зато их мясо можно было есть практически без опаски — они не были радиоактивными.

Зато, следом за ними появились и золотые — уже намного более радиоактивные, зато, их шкуры, обработанные должным образом, являлись очень хорошим материалом для шитья одежды и некоторых легких видов брони. Зато и убить золотого гекко было намного сложнее — они были намного больше и выносливее своих серебряных собратьев и могли переть напролом, невзирая на боль.

Я стоял, ожидая пока рейнджеры закончат свою работу по обеспечению нашей безопасности — все равно стрелять в такую даль я бы не смог, и опыта маловато и дистанция для пистолета более чем приличная.

Внезапно из за спины раздалось шипение, и я почувствовал сильный жар. Холодный ветер пустыни сменился горячим дуновением. Я резко развернулся, одновременно вскидывая пистолет, и уже зная, что меня ожидает сзади.

Так и есть — третий и, пожалуй, самый опасный вид ящериц гекко — огненные. Непонятно откуда у них появилась способность извергать огонь из своей утробы. Но эта способность делала их настолько опасными, что я, когда выходил охотиться за пределы Шейди, едва заметив их обугленные фиолетовые шкуры, которые не представляли никакой ценности, бежал со всех ног.

И это я, а у меня на счету было уже несколько десятков золотых гекко, а серебряных я даже не считал. Хотя прибавок к семейному рациону это давало неплохой.

Передо мной горел песок. Вроде и гореть то там было особо нечему — вся органика была выжжена сначала атомным пламенем, а потом ультрафиолетом, от которого озоновый слой уже не защищал. Но, тем не менее, песок горел.

Я вскинул Кольт, который все равно, вряд ли дал бы мне шанс продержаться против этого существа один на один. Раз за разом я нажимал на курок, отправляя в короткий полет смертоносные кусочки металла, которые так прекрасно разрывают человеческую плоть. Но прошивая навылет мягкую податливую плоть этой огнедышащей ящерицы, пули, казалось, вовсе не наносят никакого вреда.

Гекко повернул голову в мою сторону и раскрыл пасть, набирая воздух, чтобы плюнуть в меня я огнем. Я кувыркнулся в сторону, подставляя под удар спину и уже собираясь ощутить, что именно чувствует игуана, когда ее ставят на огонь.

Раздался хлесткий винтовочный выстрел и геккон упал, опалив лишь землю перед собой. Труп загорелся, я почувствовал резкий запах горящего насекомого, хотя гекко, вроде как насекомым вовсе не был. Защелкала лопающаяся шкура. Я, наконец решился подняться с земли.

Старший рейнджер, стоял, по-прежнему целясь в уже мертвую ящерицу — судя по этому, меткий выстрел, спасший меня минимум от месяца валяния в госпитале, принадлежал ему. Я отряхнул песок с комбинезона, проверил, не набился ли песок в ствол пистолета.

— Александр, гекконов свежуем? — спросил один из рейнджеров, лицо которого было скрыто маской боевой брони.

Старший рейнджер задумался. Конечно, время было дорого, и стоило пройти как можно дальше, а там уже, забиться куда-нибудь и пересидеть самые жаркие часы, устроить так сказать, сиесту.

— Не будем — надо пройти как можно больше до полудня. В отчете укажите, что подчистили этот квадрат от ящериц. Идем дальше.

Я с тоской посмотрел на трупы двух золотых гекконов . На деньги, которые стоили как раз эти две шкуры, можно было вполне купить неплохой запас еды. Недели три на них жить можно было точно, если особо не шиковать.

Группа уже шла вперед, я грустно вздохнул и двинулся следом за ней.

Наши следы тут же заметал холодный пустынный ветер...

* * *

Шел двенадцатый день пути. Провизия у меня в мешке давно закончилась, и ели мы то, что выделяли нам интенданты посольства. Более того, освободившиеся вещмешки наши были набиты теперь всякими полезными штуками, которые должны пригодиться в работе посольства. Я, правда, совершенно не понимал, почему я сейчас тащу тюк с дорогими костюмами посла Брюса, но раз приказали, то надо делать.

Таким образом, мы хоть немного разгрузили повозки он вещей, чтобы поберечь браминов. На караван наш за весь путь больше никто не напал — зверям хватило ума не нападать на такое огромное количество народа, а рейдеры, хоть и были ненамного умнее зверей, бежали от нас — вид рейнджеров НКР всегда вселял в их сердца страх, и на напрасно — на счету каждого из наших рейнджеров было минимум по десятку убитых рейдеров и работорговцев.

— Вперед посмотрите. Вообще-то в той стороне уже город должен быть. — сказал Александер, указывая на северо-запад. Там что-то странное.

Парни рассказывали в дороге, что ночью на Нью-Рино открывается очень красивый вид — неоновое освещение, горящие костры, горящие окна некоторых квартир — совсем немногих, но все же производящих впечатление.

Сейчас был день, но города не было видно, хотя действительно он должен был уж показаться. Все что мы видели — это серая туча, затягивающая весь горизонт точно в том месте, где должны быть строения города.

— Пыльная буря? — сказал один из рейнджеров, вопросительно посмотрев на своего командира.

— Так и есть. — ответил старший рейнджер. — Из Пустоши Мохаве сюда часто приходят такие вот бури. Надо искать укрытие. Да и вообще, в город мы сегодня не попадем, да и толку нет — там попрятались все.

— Вообще то, желательно добраться до города сегодня. — вставил свое веское слово посол Брюс. — У меня... У нас там есть очень важные дела, не терпящие отлагательств.

— Посол, пока мы в пустыне, главный — я. Если хочешь идти сейчас, то пойдешь один. И сгинешь, поверь мне.

Судя по всему, отношения между послом и старшим рейнджером были довольно натянутые, и Александру нравилось склонять посла, и в данной ситуации рейнджер был полностью прав — идти вперед в песчаную бурю было настоящим самоубийством.

Посол раскрыл рот, собираясь заорать что то, но резкий порыв горячего ветра Пустоши набил ему рот пылью. Брюс закашлялся, нагнулся, оперевшись руками о колени, сплюнул коричневую слюну на песок.

— Пошли, живо. Гоните браминов, быстрее, а то все тут останемся.

Погонщики защелкали электрокнутами, мы практически побежали назад, туда, откуда пришли.

Нью-Рино находился на плоскогорье, со всех сторон окруженном горными хребтами. Сейчас мы только спустились с гор, и бежали обратно.

Я расстегнул подсумок, в котором лежала противопыльная тканевая маска с двумя пластиковыми вставками в прорезях для глаз. Надел ее на лицо, на ходу застегнул застежки. Погонщики защищались от пыли таким же образом, кто-то намотал на голову тряпку, рейнджеры опустили на лица маски свои шлемов.

Александр вырвался вперед и повел нас в одну их пещер, выбрав по своему наитию. Нам ничего не оставалось, как двинуться за ним следом.

Это была довольно просторная и вместительная пещера, в которой вполне мог разместиться весь наш караван. Но мы продолжали двигаться дальше — вход вполне может быть занесен песком.

У нас в Шейди Сэндс песчаных бурь не было, что странно, ведь название нашей столицы переводилось, как Тенистые Пески. Возможно, что это благодаря полумифическому артефакту ГЭКК, которым было оснащено Убежище 15. Или не было — помять об этом стерлась давным-давно, уж слишком уж насыщенной была жизнь в Пустоши, чтобы запоминать это.

Хотя об этой технологии приходила информация с севера. Говорят, что какое-то племя воспользовалось ГЭККом и буквально за несколько месяцев построило себе новое поселение, которое в техническом плане ничуть не уступало столице нашего государства. Хотя странно, как же дикарям могла достаться такая продвинутая технология...

Тем временем, мы спустились в пещеру, расположили браминов, как обычно делали ночью на постой, погонщики расположились вокруг этого импровизированного "загона" из повозок — мало ли кто живет в этой пещере.

Остальные стали разжигать костер. В качестве топлива у нас использовали какие то брикеты, которые привозили из Бониярда... Если честно, по-моему мнению это было сушеное браминье дерьмо, обработанное какими то химикалиями и спрессованное в брикеты-кирпичи. Один такой кирпич мог гореть до получаса, давая достаточно тепла и совсем не давая дыма.

Народ сложил несколько кирпичей, Александр оросил их специальным составом для лучшего горения и поджег.

Я посмотрел, как брикеты топлива начинают пылать, а народ стал рассаживаться вокруг костра. Потом сложил вещмешок у стены, проверил, не забился ли ствол пистолета пылью, и предупредив, что отойду осмотреть остальные помещения пещеры, пошел вглубь.

У меня был довольно неплохой электрический фонарик, которые собирали специально для солдат НКР, но и небольшими партиями продавали на сторону. Таким образом он мне и достался — я купил его пару лет назад. Использовать его в пустыне было глупо и рискованно, там такой вид света может только подманить зверье и грабителей, зато в пещерах не было ничего лучше. Да и опасно бродить по пещерам без света — свалишься в яму какую-нибудь, и поминай потом, как звали.

Световое пятно выхватывало из темноты кажущиеся серыми каменные своды пещеры. Пещера постепенно сужалась, высота ее тоже становилась все меньше и меньше, пока не срослась в одну стену.

Я без интереса осмотрел стену, поковырял ногой каменный пол пещеры, опустил фонарь ниже и наткнулся на одну интересную вещь.

У подножия стены пол был земляной. На совсем небольшом участке — сантиметров двадцать на тридцать, то меня очень сильно заинтересовало, откуда же взялась почва здесь — внутри большой пустой пещеры.

Усевшись на землю, я начал ковырять мягкую землю лезвием ножа. Земля очень хорошо поддавалась. После того, как я отложил несколько горстей земли в сторону, нож наткнулся на что то твердое. Я вытащил это, очистил от земли, и в руках у меня оказалась полная капсула винта. Еще немного покопавшись, я вытащил один за другим несколько магнумовских патронов.

Интересно, кто это все тут спрятал... Понятия не имею, кто бы это мог быть. Оглядевшись вокруг, я сложил все на место, насыпал сверху земли и прихлопнул ее ладонью, чтобы казалось, что ее никто не трогал. Кое-как отряхнув руки, я вернулся к костру.

— А говорят еще, что где то под землей живут говорящие руки смерти... — рассказывал один из рейнджеров. После перехода, когда можно было расслабиться возле костра эти суровые мужики и женщины становились самыми простыми людьми и травили разные байки.

— Ага, конечно, верь им. Сколько раз мы видели рук смерти с тобой? Хоть одни из них разговаривали? — спорил с ним второй рейнджер, выражая свой скептицизм.

— Я точно знаю. Мне рассказывали. — настаивал на своем первый.

— Ага, тот алкоголик погонщик с ранчо Вестина что ли? — вмешался Александр. — Так, он кому хочешь, это рассказывает. Эту историю, про то, как он, видите ли, нашел Убежище 13. Вернее, любому, кто нальет.

— Пусть расскажет. — вмешался я. Мне было действительно интересно, хотя что то похожее я уже слышал.

— Ну. — продолжил первый рейнджер. — Что где тут есть пещера, где живут говорящие когти смерти. Так вот, этот старик мне рассказывал, что он когда-то занимался геоло... Геологической разведкой, вот. И что золото искал — его же не только в Реддинге добывают. И говорит, что напали на него Когти Смерти. Десять.

— Сто. — ехидно вставил Александр.

— Ну, насчет десяти я не верю — на самом деле десятку человеку и на один зуб не хватит. — продолжил первый. — Ну, и говорит он, что с ним был робот... Что стреляли они по этим когтям, стреляли, да, пока не кончились все патроны...

— Пока стволы не расплавились. — снова поправил Александр.

— Да, какая разница? В общем, не понял я толком, что этот алкаш говорил. Только то, что один из когтей сказал, что то ли Горхтаут, то ли Горгорот сказал, что людей трогать нельзя... Когти говорят.

— Очень убедительно. — сказал я.

— Да, какая разница? — вдруг спросил Александр. — И верно — разницы никакой. Все, что имеет мутации должно быть уничтожено. А теперь всем отдыхать, пока время есть — нечего зря языком трепать.

Сколько провели мы в пещере, скрываясь он непогоды, я не засекал, но по ощущениям прошло то ли три, то ли шесть часов. Хотя, когда тебе нечего делать, время имеет свойство растягиваться.

Мы вышли из пещеры, пока пыль еще не осела, и через три часа уже входили на Вирджин-стрит в Нью-Рино.

Глава третья.

— Добро пожаловать в Нью-Рено — самую большую маленькую задницу в мире, сказал старший рейнджер, сняв с плеча рюкзак и бросив его на покрытый трещинами асфальт Вирджин-стрит. — Может, здесь мне нальют холодного пивка — у меня из-за этого сраного песка в горле першит.

Один из самых больших ныне существующих городов вовсе не выглядел таким — улицы были занесены песком вперемешку с мусором, народу на улице не было вообще. Имеется в виду, живого народа, в кучах кое-где валялись тела людей, и у меня, надо сказать не было никого желания проверять, пренадлежат они живым людям, или уже существуют отдельно от душ. Хотя, есть ли у наркоманов, бандитов и шлюх, населяющих этот город, души, или их нет, утверждать я бы не стал. И проверять этого мне тоже не хотелось, я все еще считал себя выше всех этих людей.

Единственным, что говорило о населенности этого города, был неоновый огонь, которым горели рекламы различныэ заведений, даже сейчас, днем. На углах того, что когда то было улицей, то тут то там стояли закопченые бочки, огонь в которых был погашен песком.

— А что это нас тут никто не встречает, господин посол? — с наигранным изумлением посмотрел старший рейнджер на Брюса. — Разве вы не договорились с жителями этого милого городка о встрече?

— Александр, не паясничайте! — раздраженно ответил посол. — Вы разве не видите, что тут что то не так?

— Нормально все. — уже нормальным голосом ответил послу рейнджер. — Сейчас, до них дойдет, что буря дальше ушла, и повылезают.

Как только Александр закончил говорить, дверь ближайшего к нам здания, если судить по вывеске, то борделя "Кошачья лапка" распахнулась и из них вышел бормочаший что то старик с метлой.

"Киски, мокрые и сухие, тяжелые и энергитические, киски, кому кисок, налетай" — донеслось до меня его бормотание. Продолжая что то шептать про себя, старик стал подметать растрескавшийся асфальт перед дверями борделя, сгребая скопившийся песок куда-то в сторону.

Одновременно с этим открылось еще несколько дверей, и на улицу вышли люди. Кто то с вениками так же, как этот старик, кто то просто так.

У многих были отсутствующие взгляды, из-за которых я сразу мог сделать вывод — наркоманы. Таких было большинство.

Пока я осматривался вокруг и смотрел на лица такой большой толпы народа, высыпавшей на улицу, мои товарищи уже двинули куда то. Спохватившись, я побежал за ними.

Нас уже встретило двое представительных мужчин в довольно симпатичных костюмах, в которых я сразу узнал еще довоенную работу.

— Мистер, Бишоп, спасибо за такое прекрасное здание, которое вы выделили для нашего посольства. — услышал я лебезящий голос посла Брюса.

Перед нами стояло здание, которое сейчас кишело людьми. И оно действительно выглядело целее остальных, хотя тоже было довоенной постройки.

— Здание — дрянь. — во всеуслышание заявил Александр. — Отапливать его вы заму...

— Поберегись! — раздался крик сверху.

Тело сработало раньше разума — я перекатился, и только после этого посмотрел вверх. Как оказалось, перекатился я очень вовремя — раздался громкий треск и на землю, там, где только что стоял я упало что-то, что около века назад было вполне приличным письменным столом.

— Вы что, охренели? — холодным и спокойным от пережитого шока спросил я у виновато-веселой рожи, высунувшейся окно здания, под которым мы стояли.

— Извини, браток. — со смехом ответила рожа. — Просто тащить эту рухлядь на руках тяжело очень. Ну ничего, не убило же.

— Понаберут наркоманов... — прошептал я.

Остальные сделали вид, будто ничего не заметили, что взбесило меня еще сильнее. Хотя, им то легко об этом думать, как будто ничего не случилось, это же не их только что чуть не расплющило тяжелым письменным столом, а меня. Кое-как отряхнув комбинезон, уже весь пропитанный песком и потом, я пошел следом за остальными в здание "посольства".

Тяжелая деревянная дверь закрылась за мной, и я громко закашлялся — запах старого тряпья, дерева и крыс был тут, и, как мне кажется, уже полностью впитался в бетон этой постройки.

— Ну и вонища у вас тут будет, парни. — покачал головой Александр.

— Все нормально будет. Вынесем все, проветрим, и чисто станет. — сказал второй мужчина в костюме, который, судя по всему и завидовал нашим размещением. Тем более, тут должна быть рабочая обстановка, а не всякие разброд и шатание.

— Расслабляться некогда, будем работать, товарищи. — с улыбкой сказал Брюс, потирая ладони. — Мистер Бишоп, не изволите ли проводить меня до моего кабинета, заодно и обсудим кое-какие мелкие детали?

А вы, уважаемый, отправьте кого-нибудь с детективами в их новое место работы. И проводите пожалуйста нас. — сказал Александр спутнику Бишопа. Когда надо, он мог затмить вежливостью любого. Хотя, когда ему этого надо не было, то он мог быть и самым грубым.

В провожатые нам определили ту самую рожу, которая чуть не убила меня столом. Он вел нас по коридору, рассказывая нам что то, но я не слушал. Намного больше меня интересовали стены здания. И как оно не обрушилось за все эти годы... Хотя, вроде бы трещин не было, и это меня успокоило — подохнуть погребенными завалами собственного рабочего места мне ничуть не улыбалось.

— Вот тут вы и будете работать. — сказал рожа, открыв одну из железных дверей в стене.

Мы вошли внутрь. Судя по всему, когда ты это был полицейский участок. Мы находились на балконе, с которого открывался вид на несколько стоящих в два ряда столов.

— Миленько тут. — сказал я, спускаясь вниз по лестнице. Тут на самом деле было более-менее нормально. Чистенько и даже крысами не воняло. — Прибрались, да?

Из помещения вел коридор, я пошел по нему. Две двери с выцветшими табличками "Допросная", и коридор, ведущий к камерам.

— Вот тут душевые и раздевалки для патрульных. — сказал рожа, указав на одну из дверей. — Там еще прибраться надо будет.

Патрульные, простые ребята, без образования, которых просто набирали на работу толпой, заулыбались. Все же, это были выходцы с внешнего города, причем такие, которых в Шейди Сэндс ничего не ждало. А так, их собрали, отправили на месяц в учебку, выдали форму, одежду, напичкали патриотичными речами и бросили сюда.

Республика давно готовилась к началу распространения на север. Это я уже понял. Не понял я только, как давно.

Хотя, любое государство, пусть даже такое демократичное, как наше, должно непрерывно расширяться.

— А это что такое? — спросил я, указывая на большое пятно гари на бетоне пола возле входа.

— Видимо, кто то счеты сводил с полицейскими, когда война только началась.

— Исправить бы надо. — сказал я, посмотрев в глаза этой роже и сделав каменное лицо.

— Исправим, господин офицер. — ответил рожа и рассмеялся во все свои тридцать два крепких белых зубов.

— Вот и прекрасно. — хлопнул я в ладоши, улыбнулся и спросил. — Так, куда нам размещаться то? Я после перехода устал жутко.

— Господа офицеры. — снова сказал рожа и пошел к выходу. — Идите за мной. Остальные ждите тут — за вами придут.

Я дождался Каноля, Галласа, и мы пошли вслед за рожей. Рожа вел нас через какие то переулки, пару раз мы прошли в арки, но уже на третьей минуте хождений по грязным улочкам и переулкам Нью-Рино мы добрались до цели.

Старый многоэтажный дом, явно довоенной постройки выглядел вовсе не так хорошо, как выглядело новое здание посольства — в стенах то тут, то там были видны щели, через которые торчала железная арматура.

— Слушай... Э... Как тебя? — спросил я у рожи, все так же молча шедшей перед нами.

— Джимми. — ответил негр, обернувшись и снова блеснув всеми тридцатью двумя зубами. — Джимми Ди.

— Хорошо, Джимми. — я немного подумал, формулируя свой вопрос, и продолжил. — А это вообще нормальные квартиры, нет?

— Это лучшее, что можно в городе найти. — пожал тот плечами, на этот раз даже не оборачиваясь и продолжил. — Самые нормальные соседи в городе — ни наркоманов, ни кого другого. В этом можете мне поверить, я каждого человека в этом городе знаю. Есть электричество, водопровод даже... Да и вообще, хорошо тут все.

Он прошел мимо закрытых дверей лифта и пошел вверх по лестнице. Стены были густо исписаны разными "граффити", непристойными надписями. Кое-где были видны пятна от огня, но мелкие, как будто кто-то просто подносил огонек к стене и держал так, пятен от пожара явно не было и это меня малость успокоило.

Подъем на пятый этаж, с грузом, да еще и после длительного перехода по пустыне не пошел моим ногам на пользу, да и вообще усталость давала о себе знать — гудели ноги, и начинала кружиться голова, сигнализируя о том, что пора бы прилечь на несколько часов и поспать.

— Вот, квартиры ваши, вот ключи. — сказал негр и отдал нам по комплекту. — На работу завтра в восемь до полудня. Это все, что мне было велено вам сказать.

Попрощавшись с негром, мы некоторое время потрепались на лестничной площадке о том, что теперь делать, но в итоге пришли к соглашению, что надо идти спать и разошлись по квартирам.

Как только я открыл дверь, в нос мне сразу же ударил тяжелый запах старого дерева. Я вошел, захлопнул дверь и закрыл ее на защелку. Потом потянул руку, нащупал на двери выключатель и надавил на кнопку. Под потолком, разгоняя ночную темноту, зажглась лампочка.

Небольшая комната, большой диван, причем продавленный, я видел это даже отсюда, стол, тахта и большой шкаф во всю стену. Я подошел к шкафу, открыл дверцу и провел рукой по полке. Посмотрел на слой пыли, который образовался на пальце и прошептал:

— А тут давно уже никто не живет.

Чихнув пару раз, от поднявшейся пыли, я закрыл дверцу шкафа и пошел посмотреть кухню с ванной.

Кухня и ванна ввергли меня в уныние — все та же пыль, пыль и запах. Кроме того здоровенная и тяжелая электроплитка и древняя-древняя чугунная ванна со сбитой эмалью смотрелись тут как реликтовые животные, а желтый унитаз дополнял это впечатление. Ничего больше не осматривая, я прошел обратно в комнату, стащил с себя комбинезон и завалился на диван.

Поерзав несколько минут, пытаясь устроиться среди пружин, больно вцепляющихся в задницу, я все-таки смог этот как то сделать и, наконец, заснул.

Глава 4.

Через мутные стекла моей комнаты свет не пробивался вообще. Именно поэтому проснулся я от стука в дверь, а не сам, как это случалось обычно.

Некоторое время я лежал на диване, пока глухой стук не раздался снова.

— Стрелецки, ты живой? — громко спросил голос Галласа из-за двери.

Я встал, натянул на себя брюки и пошел к двери.

В дверь снова постучали. Еще громче и сильнее.

— Открывай, давай! — проорал Галлас. Он всегда был нетерпелив и терпеть не мог, когда его заставляли ждать. Это жутко выводило его из себя.

Я приоткрыл дверь и сказал другу:

— Идите без меня, я проспал все равно. Чуть-чуть попозже буду.

— Точно? — участливо спросил он. Видимо ему сон на новом месте дался тоже не лучшим образом.

— Идите, идите. Я сам дойти смогу уж.

— Ладно. На работе встретимся.

Я закрыл дверь и прошел по коридору к себе в комнату. С ненавистью посмотрев на диван, на котором я проворочался всю ночь, я слегка пнул его ногой. Ладно, хоть клопов нет, ненавижу насекомых...

Я пошел в ванну и открыл воду. В пожелтевшую и потрескавшуюся раковину ударил слабый поток ржавой и грязной воды. Я подождал около минуты, надеясь, что содержание ржавчины в воде хоть немного уменьшится, но это было напрасно. Еле-еле умыв лицо, и даже не рискнув полоскать этой водой рот, я вернулся в комнату.

Мой походный комбинезон валялся точно так же, как я его бросил вчера вечером, но другой одежды у меня не было, и мне пришлось облачиться в него. Закинув в рот пару кусков вяленого мяса, я вышел из комнаты, закрыл дверь и пошел на работу.

Я вошел в здание нового полицейского управления, которое сегодня пахло свежим химическим запахом. Несколько человек ковырялись там, где только вчера было большое горелое пятно.

— Офицер! — позвал меня один из тех, кто прибыл с нами. Он сидел на ресепшене уже в синей полицейской форме и выглядел очень и очень важным.

Я махнул ему рукой, слышу, мол и двинул к нему.

— Что такое? Э?

— Марвин, сэр. Капитан собрал всех детективов у вас в отделе. Вам тоже надо там быть.

— Спасибо, Марвин, я отправлюсь туда прямо сейчас.

Я двинул дальше по коридору, туда, где было мое рабочее место. Из-за двери слышался голос капитана Йоргансона, я знал его еще по полицейским курсам — он принимал у меня экзамены в составе группы экзаменаторов.

Я тихонько приоткрыл дверь и вошел внутрь. Там уже сидели Галлас, Каноль и еще пятеро незнакомых людей, видимо, детективов из других городов.

— Стрелецки? — спросил Йоргансон. — Каноль сказал , что вы опоздаете. Проходите-проходите. Кстати, да, после инструктажа отправляйтесь в финансовую часть и получите аванс там. Ну, так...

Йоргансон перелистнул тетрадку, лежащую у него на столе, и продолжил.

— Так, вот. Терген и Смит — отправляетесь на завод к Райтам. У них там произошло что то... То ли с самим заводом, то ли с продукцией.

Терген — здоровенный толстяк, вид которого сразу же вызывал у меня сомнения в его аналитических способностях, громко рассмеялся.

— Что такое? Дегустировать пока на работе не советую — сразу же говно чистить отправитесь.

— Я и не думал. — невозмутимо заявил Терген, продолжая, однако, улыбаться уголками глаз.

— Знаю я вас. Так, Галлас, тебя просили зайти к послу... Не знаю, что там будет, но идти советую незамедлительно.

Посмотрев на Галласа и дождавшись его согласного кивка, продолжил.

— Стрелецки, Каноль. Ограбление у мистера Бишопа. Детали узнаете у него самого. Сейчас отправитесь к нему в казино. Все остальные остаются в отделе. — капитан Йоргансон посмотрел на притихших нас и, прохлопав в ладоши, громко сказал, скорее даже крикнул. — Так, давайте, давайте. На работу!

Я пошел к выходу. Боковым зрением я видел, как Каноль пошел за мной. Когда я отошел от двери, он догнал меня, хлопнул по плечу и спросил:

— Ты аванс то забирать идти собираешься?

— Блин. — сказал я, хлопнув ладонью по лбу. — Проведешь?

— В этом то и твое отличие от Галласа. — сказал он. — Тот бы о деньгах никогда бы не забыл.

Каноль повел меня в сторону от выхода получать денежки.

Получив триста долларов аванса, мы вышли из здания полицейского управления и двинулись к казино Бишопа.

Казино находилось довольно близко к нашему месту работы, видимо специально подбирали, и добрались мы до него минут за двадцать неторопливого хода.

Когда мы остановились перед воротами казино "Акула", перед которыми стояли два дюжих здоровенных парня с музейными автоматами Томпсона образца двадцать восьмого года в руках. Было видно, что предназначением этих двоих ребят было не допускать в утробу этого зловещего здания всякую шваль.

— ЭнАрПиДи. — представился я этим двоим.

Они совершенно не обратили на меня внимания, продолжая таращиться куда то вдаль светлыми-светлыми глазами.

Я пожал плечами и просто вошел в казино, толкнув дверь рукой.

Так как был еще день, казино стояло полупустое — лишь кое-где щелкали игральные автоматы, напевал что то бармен, протирая стаканы грязным полотенцем. Я прошел через весь зал и двинул к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Михаэль. — шепотом позвал меня из-за спины Каноль. — Ты иди сам, а я тут пока посижу, хорошо?

— Что такое, напарник? — спросил я его.

— Да... — негр мрачно покосился на уставившегося на нас бармена и сказал, махнув рукой. — Ты иди. Я позже расскажу.

— Ну, ладно. — ответил я, пожав плечами, и стал подниматься по лестнице.

Я прошел мимо красивой девушки, попытавшейся подать мне какие-то знаки, и пошел к следующей лестнице.

— ЭнАрПиДи. — сказал я охраннику, стоящему у следующего пролета лестницы.

— Что ты сказал? — спросил меня бугай-охранник.

Ситуация накалялась и я решил попытаться все исправить:

— Я из полиции, к мистеру Бишопу.

— А... Сейчас спрошу.

Он быстро поднялся по лестнице и практически тут же вернулся.

— Поднимайся. Только это... Не ругайся при мистере Бишопе.

— ЭнАрПиДи означает "Полицейский департамент Нью-Рино".

— А... Ну, главное, уважительно себя веди.

— Да, без вопросов.

Охранник посторонился и пропустил меня на лестницу. Я поднялся наверх и сразу же попал в роскошный кабинет уважаемого политика — мистера Бишопа. Дверные рамы их дорогого лакированного дерева, красивые картины на стенах, огромный и красивый стол с гнутыми ножками, шкаф, буквально забитый книгами.

Под стать кабинету был и сам Бишоп — статный человек среднего роста, одетый в хороший костюм, который сразу выдавал в нем богатого человека, пробор на голове, волосы, зачесанные направо, аристократический тонкий нос и выдающийся вперед подбородок.

— Мистер Бишоп, детектив Стрелецки из полиции. — сказал я, кивнув ему.

— Присаживайся. — кивнул он мне на стул напротив себя.

Я уселся на стул. Бишоп пристально посмотрел на меня и спросил:

— Выпьешь, детектив?

— Извините, но я не пью.

— Водка есть. Райты, конечно, подонки, но выпивка у них что надо.

— Извините, сэр, но я не пью совсем.

— Ну вот, а говорили, что русский.

— Я — поляк.

— Как это?

— Это как русский, только европеец.

— А... Ну, ладно. Давай поговорим о деле. Ограбил меня человек по имени Джо. Унес он ни много ни мало — десять тысяч долларов.

— Смею заметить, что на эти деньги можно купить Кламат, например.

— Возможно. Где сейчас прячется Джо, я не знаю.

— А, можно спросить... Как именно он Вас ограбил?

Белки глаз резко налились кровью, как и все лицо и он сдавленным голосом проговорил, с трудом сдерживая ярость.

— Тебе этого знать не обязательно. Просто верни мне мои десять тысяч и получишь больше, чем получил сегодня из кассы. Гораздо больше.

— Как он выглядит? Этот Джо?

— Мелкий и увертливый наглый ублюдок. Белый. Несмотря на его маленький рост у него очень большие руки и ноги. Вчера вечером, после того как вы пришли, пока я был у вашего посла он ограбил мое казино... — Бишоп перевел дух и продолжил. — Ладно, ты главное найди его.

— Я пойду, мистер Бишоп? — спросил я, вставая со стула.

— Иди. — ответил он мне.

Когда я выходил из его кабинета у меня в голове вертелась чертова туча мыслей. Неужели наши лучшие умы республики настолько сошли с ума, что решили сделать мэром города этого сумасшедшего.

Это гораздо позже до меня дошло, что Бищоп вовсе не сумасшедший, и что в его лице мир потерял действительно гениального актера, который может сыграть любую эмоцию. Осознание многого пришло ко мне гораздо позже, чем нужно бы... А тогда я думал о том, как найти грабителя. Хотя, по идее, Бишопу поделом, как и любому ограбленному бандиту, но мне нужно выполнять свою работу.

Я спустился по лестнице и пошел к сидящему возле барной стойки Канолю. Тот сидел, задумчиво вертя в руках пустую стеклянную бутылку из-под содовой, и смотрел куда то вниз. Я подсел к нему.

— Как ты, друг? — спросил я его.

— Мой отец проиграл все свое состояние в автоматы. — пробормотал тот. — У нас было две фермы под Хабом, а мой старик проиграл обе. А потом его самого нашли застреленным в переулке, и нам пришлось уехать. Поэтому я и живу за чертой города...

— Дружище... — я не знал, что сказать ему. — У тебя есть шанс исправить ошибки твоего старика. Надо только хорошо работать. Очень и очень хорошо, понимаешь? И, тогда, поверь мне, правительство Республики нас не забудет. Купим себе два соседних ранчо где-нибудь возле Реддинга, переедем туда, будем как нормальные люди жить.

— Ты всерьез? — спросил он, оторвав, наконец, взгляд от этой бутылки и посмотрев на меня.

Я вытащил из его рук бутылку, положил ее на стол, и только теперь, когда опасный предмет был извлечен из его рук, ответил:

— Конечно серьезно, брат.

— Брат. — он рассмеялся.

По внешности нашей о нашем родстве сказать было никак нельзя. Ну как могут быть братьями черный как смоль негр и белолицый поляк, для которого любое, пусть даже самое незначительное время пребывания на солнце потом долго напоминает тяжело заживающими ожогами.

— Так что дальше то? — спросил он у меня.

— Грабителя зовут Джо. Он маленький, у него очень большие руки и он умудрился украсть десять тысяч долларов.

— Сколько? — вытаращил глаза Каноль. — Десять штук баксов? Его уже давно надо в Хабе искать. Или еще дальше.

— Думаешь, человек с такой суммой человек сможет в одиночку добраться до Хаба?

— А если у него сообщники были?

— Би... — я огляделся, встретился взглядом с барменом, и продолжил. — Мистер Бишоп ни о чем таком не говорил. Я думаю, что он один.

— Я понятия не имею, как можно ограбить самого влиятельного человека в городе и при этом суметь выбраться с деньгами... Слушай, а тот негр, вчерашний, как же его... Джимми Ди. Он говорил, что знает каждую собаку в этом городе.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

— Пошли. — сказал он.

Вот и вылечил я друга от меланхолии, вот как.

Стоило нам выйти из здания казино, как мы моментально увидели знакомую белозубую улыбку, так резко контрастирующую с черным, как смоль, лицом негра.

— Джимми! — крикнул я ему, помахав рукой.

Джимми помахал рукой в ответ, и мы пошли к нему. Из стоящего рядом здания раздавались крики и пыхтение, слышное даже тут. На нем висела неоновая вывеска "Спортивный зал "Джунгли"".

— Чем обязан, господа детективы? — учтиво спросил у нас Джимми.

— Так приятно поговорить с образованным человеком, Джимми. А то тут один услышал, как я представился, вообще драться полез. — начал я издалека, но тут же сделал попытку приблизиться к главной теме нашего разговора. — Ты вчера обмолвился, что знаешь любого человека в этом городе.

— Ну... Вообще любого... В кто вас интересует?

— Некий большерукий Джо.

— В этом городе может быть тысяча человек с именем Джо и большими руками. — он пожал плечами.

— У меня для тебя таблетка ментата есть, чтобы мозги получше заработали. — сказал я, полез в карман и извлек одну из шести пятидесятидолларовых купюр, которые мне сегодня выдали в финансовой части. Положил купюру ему на ладонь и спросил. — Ну, как, память лучше не заработала?

— Заработала. — ответил он, бережно сворачивая купюру и пряча ее в карман. — Знаю я Джо. Я, правда, не знаю, где он сейчас, но если скажете, зачем его правосудие ищет, то укажу на его квартиру

— Он украл у Бишопа де... Крупную сумму денег. Мы должны вернуть их.

— Джо? Украл? — усмехнулся Джимми. — Джо, возможно, был единственным честным человеком в городе. Ну, после меня, разумеется. Живет он тут рядом, в соседнем доме. Парадное номер два, апартаменты двадцать.

— Спасибо, Джимми, ты настоящий друг. — ответил и, и, слегка оттянув его сумку, заглянул внутрь. Там были ампулы с винтом, пара ампул психо и еще что-то — никогда не интересовался сортами наркотиков. — Самый честный говоришь, да?

— Мы пока что не в составе НКР, детектив. К тому же, мой товар самый чистый в городе. Могу даже дать на пробу немного.

Сначала я покраснел и хотел тут же повязать этого наглого негра и тащить его за ухо до самого участка, но понял, что он предлагает действительно от чистого сердца и, слегка поумерив гнев, ответил ему:

— Спасибо, Джимми, но меня действительно это не интересует. А за информацию спасибо.

Я резко развернулся на каблуках и пошел к дому, указанному наркоторговцем.

— Я думал, ты его убьешь сейчас. Когда он тебе наркотики предложил. — со смехом сказал Каноль.

— А, я и сам так думал. — ответил я, напряженно рассмеявшись. — Ладно, дело не в этом. Пойдем, осмотрим квартиру этого самого большерукого Джо.

"Мы потратили десять лет на поиски преступника номер один в мире. Обыскали более двадцати стран, потратили астрономическую сумму денег. Где мы его нашли? У него дома!"

Подъезд дома, где жил этот самый Джо был загажен еще больше, чем тот в котором жили мы. Наконец, мы поднялись на третий этаж, на котором и находились двадцатые апартаменты. Как только я ступил на площадку этажа, под ногой у меня хрустнуло. Я опустил взгляд — это была пустая капсула из-под винта. У меня моментально появилось ощущение, будто бы я вляпался в чей то понос...

— Стучаться будем? — спросил я, когда мы подошли к дверям квартиры номер двадцать.

— Я постучусь. — улыбнулся Каноль и, отойдя на несколько шагов, с разбегу, со всей своей медвежьей силой ударил ногой в район замка. Дверь распахнулась.

Я выхватил пистолет и вломился внутрь. Квартира была точно такой же планировки, как и моя, поэтому, по-быстрому проверив комнату, и убедившись, что там никого нет и проверив санузел, я сразу все понял.

— Ушел. — сказал Каноль.

— Вопрос в том, как давно. — ответил я. — Постой на стреме, я тут все хорошенько осмотрю.

Каноль пожал плечами и пошел в парадное. Я же первым делом двинул на кухню.

Такая же старая, как и у меня, электроплитка, да и кухня вообще, но кухня реально чище, чем моя. Я подошел к буфету, вытащил оттуда чашку и налил из чайника, стоящего на плите воды. Поднес чашку к губам, глотнул и...

Тут же выплюнул воду и грязно выматерился — в чашке был кипяток. Кто бы ни был тут, но воду он кипятил буквально несколько минут назад. Я положил чашку на стол и выбежал в подъезд:

— Каноль, он только что был тут. — сказал я. — Ушел он отсюда максимум минут десять назад. Пока мы разговаривали с Джимми. Так, погоди, давай еще раз все осмотрим.

На полу лежали ботинки сорок пятого размера — минимум. Я хорошим футбольным пинком отправил ботинок куда-то в сторону и снова вернулся в комнату.

Раскрыв все шкафы, я понял, что вещи из этого места были вывезены, что вообще странно для человека, укравшего десять тысяч баксов — опять же на эти деньги можно купить весь город, а не то что какую то кучу шмоток. В углу лежала коробка с чем то. Я заглянул туда — куча песка. Кому же нужна куча песка в квартире? — подумал я, и запустил руку в эту кучу.

Ничего не найдя, а только измазав руку в дерьме, я понял, что у Джо, видимо, была собака. Больше ничего не найдя, я вымыл руку в ванной, вода в которой была такой же грязной, как и у меня дома.

Я вышел из квартиры.

— Все, что я узнал, так это только то, что у него действительно большие ноги, и, что у него есть собака... С квартирой то что делать будем? — спросил я.

— Просто дверь прикроем и все. — ответил Каноль, и незамедлительно претворил в жизнь только что озвученную мысль.

— Пошли что ли? — спросил я.

— Пошли... Брат...

— Гав! Гав-гав! — раздался громкий собачий лай откуда то с верхних этажей.

Я пулей бросился вверх по лестнице и через несколько минут уже держал за шиворот низкого мужичка.

— Ты что делаешь? — верещал он. — Я же ничего не сделал! Я сейчас собаку спущу!

Собака была прицеплена за поводок к перилам и, хоть и бросалась на нас, ничего сделать не смогла.

— Сам пойдешь с нами к себе в квартиру? — спросил я, вытащив пистолет и приставив к его затылку.

— Пойду. — выдохнул он.

— Каноль! — сказал я. — Посиди пока с собакой, хорошо?

Негр подошел к псу и ласково потрепал его между ушей. Тот улегся на пол подъезда и дал даже погладить себе животик.

— Ну, идем. — сказал я Джо, так и не убрав пистолета от его затылка.

Мы спустились по лестнице вниз и вошли в квартиру. Я жестами указал ему сесть на кровать и спросил:

— Как ты ограбил Бишопа?

— Я его не грабил! Я эти деньги выиграл честно, у меня даже квитанция о выплате есть!

— Давай ее сюда.

Мужичок дрожащими руками вытащил из кармана брюк бумажонку и отдал ее мне.

"Казино "Акула". Квитанция о выплате. Десять тысяч долларов НКР. Оплачено".

— О как... — сказал я... — Хреновая ситуация...

— Вы люди из семьи Бишопа? — спросил меня Джо.

— Как раз таки нет... Я как бы наоборот, вас защищать должен. Полицейский я.

— Один из тех, о которых болтали весь последний месяц? Из НКР?

— Тех самых. Слушай... Просто отдай деньги, и мой друг выведет тебя из города. Доберешься до того же Брокен-Хиллз, оттуда гули тебя точно не выдадут.

— Ты... Ты правду говоришь? Ты меня не убьешь?

— Точно. Все нормально будет. — ответил я.

Джо несколько раз вздохнул, собираясь с мыслями. Повезло ему все же, что у него такие большие руки и ноги, иначе не избежать бы ему прозвища "Коротышка".

— Вот. — сказал он, решившись, и протянул мне пачку денег. Тут все десять тысяч...

Когда мы поднялись наверх, перед нами предстала очень милая картина — Каноль играл с псом Джо, гладил его и что-то шептал на ухо.

— Каноль. — сказал я. — Помоги человеку добраться до окраины города, и проследи, чтобы ушел в сторону Брокен-Хиллс.

— С удовольствием. — негр встал и протянул Джо руку. Тот робко пожал ее. — Я вижу, что ты хороший человек. У тебя и пес хороший. Вот, у иного пес злющий, значит и хозяин такой же... А у тебя хороший пес. Верным другом тебе будет. Ладно, пошли...

— Каноль... — сказал я. — В "Акулу" подходи, как закончишь. И еще...

Я вытащил из кармана две сотни и отдал их Джо...

Бишоп, увидев деньги, буквально через час, после нашего визита, чуть ли не прыгал от радости, совершенно забыв спросить у нас о судьбе Джо. Он выдал мне тысячу долларов, из которой я себе взял только двести пятьдесят, чтобы компенсировать расходы, а остальное отдал Канолю. В итоге мы провели это дело так, будто Джо сожрали скорпионы, и, предъявив действительно объеденный труп какого-то бродяги, у которого мы якобы нашли деньги, мы закрыли и подшили это дело.

Через две недели мне пришло письмо с благодарностями от незнакомого адресанта из Брокен-Хиллс.

Глава 5.

Ночь уже спустилась на город. Письмо с благодарностью из Брокен-Хиллз лежало на столе — я только что перечитывал его. Раз в сотый, наверное. Я налил в стакан еще пару глотков рома "Гамма-глоток" в стакан. Вот уж насчет гамма производители были правы — дерьмо это светилось так, что если поставить стакан на стол, то можно было вполне читать рукописный текст. А вот насчет дерьма уже был прав я — вкус это пойло имело преотвратнейший. Залпом выпив стакан, я повалился на диван, и одеялом укрывшись, попытался уснуть.

Несмотря на то, что одеяло было сброшено буквально через несколько минут, мне было очень жарко. Я встал с кровати, прошел на кухню и открыл холодильник. Внутри этой коробки зажглась лампочка, кое-как осветив продукты, лежащие на полках.

Холодильник, пожалуй, был единственной вещью в этом доме, которая полностью выполняла свою функцию.

Я вытащил из холодильника бутылку ледяной колы, дрожащими руками открыл ее и присосался к горлышку. Ледяная жидкость полилась в горло, я закашлялся, но стало хоть немного легче.

Как оказалось, ненадолго. Мне снова стало очень жарко и только холодная бутылка в руке хоть как то охлаждала меня.

Я вышел в комнату, вылил в стакан остатки содовой из бутылки и долил туда ром. Выпил.

Газировка сработала как надо — по мозгам ударило словно кувалдой. Я подошел к окну, выходящему в переулок, и открыл его.

Холодный воздух пустыни прорвался мне в квартиру, но он уже был загажен каким то человеческим духом. Пахло погано.

Вместе с воздухом в комнату вошел звук. Громкий звук человеческих разговоров, звуки щелков и звона монет из казино. Внезапно послышались звуки выстрелов — видимо, у кого-то из наших завтра будет работа...

Но, все эти звуки, все это было невообразимо далеко, в отличие от звуков производимых парочкой из переулка.

Я отчетливо слышал причмокивание и тихие постанывания. И когда мужчина попросил девушку повернуться и нагнуться, я выхватил из кобуры пистолет, взвел курок и высадил весь магазин туда, откуда слышались звуки.

Вот так. Ибо нехуй. Я не трахаюсь, и они не будут.

Убрав оружие, я свалился на диван и моментально уснул мертвым сном.

Утро было таким же тусклым, как и три недели назад, когда я только приехал сюда. Все эти три недели у меня были очень тусклые пробуждения. Во рту был поганый вкус, поэтому, я почистил зубы, почти не морщась от вкуса ржавчины в воде. Да и вообще, я довольно быстро привык к нему, как и к постоянному вкусу крови во рту. Вернувшись на кухню, я вытащил бутылку содовой из холодильника и поморщился — эта бутылка была последней. Второй рукой зацепил сэндвич с вяленым мясом и какой-то зеленью и, закрыв ногой холодильник, принялся за завтрак.

Поев, я надел недорогой, но приличный костюм, который купил тут, так как детективам своим республика одежду выдавать отказывалась, в отличие от тех же обыкновенных патрульных. Хотя, и жалование у нас не в пример выше было.

Перезарядив пистолет и убрав его в кобуру, я закрыл дверь квартиры и потихоньку пошел на работу. С парнями вместе мы ходили только первую неделю, потом разница дала о себе знать. К тому же их не преследовала такая жестокая бессонница, какая преследовала меня.

Что день грядущий нам несет???

Здание полиции уже работало как нормальная оптимизированная структура, хотя по большей части мы занимались тем, что раскрывали преступления, вместо того, чтобы пытаться как то предотвратить их. Зато вызвали новые патрули из НКР, да и рейнджеры часто ходили в патрули по городу. Только, что толку пытаться вершить правосудие в городе, где любая тварь предпочтет выгородить убийцу-земляка, чем сдать его? Хотя, неместных преступников тут тоже хватало так что в Сан-Квентин отправилось достаточно много подонков, всего за три недели.

Я вошел в здание участка, лаконичным кивком поприветствовал дежурного и поднялся туда, где сидели детективы. Капитан Йоргансон был уже там.

— Вот, как раз таки Стрелецки мне тут и не хватало. Михаэль, ты и Каноль, отправляетесь на Вторую улицу, там в подворотне, за баром Сальваторе убита девочка... Надо же попытаться хоть что то сделать. Вы получили указание?

Чтобы не дать капитану продолжить ебать нам мозг, мы с Канолем быстро покинули кабинет. Вообще, теперь мы с ним были официальными напарниками, но, при этом мы совершенно не знали, кем работает Галлас. У меня было чувство, что Галлас теперь работает при после, по особым поручениям.

— Что думаешь по этому поводу? — спросил я у Каноля.

— Откуда мне знать? — пожал плечами мой черный друг. — Мы трупа еще не видели даже, а ты уже спрашиваешь.

— Ну, тогда, пошли. посмотрим. — ответил я.

За три недели жизни в Нью-Рино я уже успел привыкнуть стараться не смотреть по сторонам, чтобы не видеть запустения, окружающего меня и лиц людей, опустившихся и уже не мыслящих для себя другого состояния.

А я все же думал, что через год-другой сюда придет власть Республики, и город станет чистым и прекрасным, как мой родной Шейди-Сэндс, а из этих ублюдков, наркоманов, шлюх и воров мы сможем сделать полезных членов общества.

Вера в построение прекрасного общества пошатнулась, когда мы прибыли на место преступления.

Судя по всему, точно такое же чувство посетило и Каноля.

— Ох ты ж нихуя себе... — прошептал он, когда увидел лежащее тело девушки.

Один из патрульных посмотрел на нас и тут же мигом подбежал к нам.

— Детектив Стрелецки, детектив Каноль. — представился я за двоих.

— Сержант Чаргинг. — ответил сержант. — Я первым прибыл на место преступления. Вернее, я его и обнаружил. Обнес все кругом, и никто, кроме коронера тут не был.

— А где ноги то у нее? — спросил я у сержанта.

— Я не знаю, сэр. Думаю, Вам лучше поинтересоваться об этом у коронера. — подчеркнуто учтиво ответил патрульный.

Коронер Майлз был высоким сильным белым человеком, отучившимся в университете в Городе Убежища. Это стоило нашему НКР кругленькую сумму денег, но сенат выложил ее, не моргнув и глазом. Каждый раз, когда мне приходилось встречаться с Майлзом на заданиях, я удивлялся тому, как можно с таким увлечением ковыряться в трупах.

— Детективы! — подозвал он нас, наконец, изволив поднять взгляд от трупа. — Я думаю, Вас это заинтересует.

Мы пошли к нему. Каноль все брезгливо оглядывался и шел как то нарочито медленно и осторожно, будто специально, чего-то боясь.

— Что такое? — спросил я у коронера, подойдя поближе.

— Вот, видишь? — спросил он у меня, показав на лужу зеленой жидкости там, где должны были быть ноги девушки.

— Плазма? — спросил я. — Похоже, в этом переходе теперь долго никто не появится.

— В точку. Только все равно — пригонят каких-нибудь торчков, те за дозу снимут покрытие и снова будет чисто. Им то наплевать на свое здоровье.

Я оторвал взгляд от небольшой лужицы плазмы и поднял глаза выше. Девушка лежала тут, судя по всему с раздвинутым тем, что когда-то было ногами. Лицо, оставшееся симпатичным даже после смерти, выглядело испуганным, но не более, не было на нем той маски смертельного ужаса, которую показывали нам на занятиях детективных курсов.

Тело девушки было полностью голым, тонкая аристократическая шея, две довольно симпатичные большие груди.

— На теле нет следов. — сказал я. — Как же ее тогда убили?

— Посмотри на руку. — ответил доктор.

Я приподнял руку, и тут же увидел две маленькие точки, похожие на уколы стимуляторов.

— Что ей кололи? — спросил я.

— Мне не сказать сейчас — только после детального анализа крови. Он будет завтра готов. С утра.

— То есть, отчего она умерла, ты сказать не можешь? — спросил я, встав с колен и отряхнув брюки своего костюмчика.

— Пока не могу. Но вот это вот, они сделали при помощи плазменной гранаты...

— Дорогая штука... И где же убийца мог взять ее?

— После того, как хабологи улетели из Сан-Франциско, а Избранный, тот, который сейчас в Нью-Ароййо правит, уничтожил Анклав, эти гранаты встречаться стали гораздо чаще. Да, и стоят они не так дорого уже.

— Надо будет зайти в "Нью-Рино Армс". — подметил я.

— Хорошая идея. — одобрительно кивнул Майлз.

— Блять, вы стоите возле свежего трупа совсем молоденькой девочки и обсуждаете какую-то хуйню. — сказал Каноль с таким видом, будто его сейчас вырвет. При этом черное как смоль лицо значительно позеленело, что выглядело совсем уж странно.

— Каноль, дружище... — сказал я негру, слегка похлопав его по плечу. — Тебе следовало бы пойти отдохнуть. Можешь подождать меня там, заодно опроси этого патрульного, который нас встретил.

Каноль посмотрел на меня, покачал головой и, закрывая рот руками, пошел к человеку в синем мундире.

— Не стоило твоему другу идти в полицию работать... — покачал головой коронер. — Совсем не стоило. Если уж он так реагирует.

— Ерунда, привыкнет. — ответил я. — Все нормально будет. А еще что-нибудь нашлось у девушки тут?

— Вот. — сказал он, передав мне маленький ридикюль.

Такая сумочка вполне подошла бы девушке, труп которой валялся сейчас передо мной, как будто, так и надо. Я аккуратно расстегнул защелку и посмотрел внутрь.

Маленький кошелечек, который, скорее всего, выпал бы из моих пальцев, капсула винта и какие-то бумажные квадратики. Я вытащил один такой квадратик. Это оказался бумажный мешочек красного цвета, с черной кошкой на нем и надписью "Кошачья лапка".

— Я думаю, мне нужно будет проверить бордель. — сказал я сам себе полушепотом. Бросив упаковку презерватива обратно, я вытащил из сумки кошелек и открыл его. Две сложенные купюры долларов НКР. Закрыв кошелек и сделав все, как было, я отдал сумку коронеру и сказал.

— Мотив — не ограбление, это точно. Я думаю, нам следует проверить оружейный и бордель. Слабо верится, но, может, мы чего и найдем.

— Это твое дело. — пожал плечами Майлз. — Приходи завтра в отделение, я приготовлю анализ крови.

Я хотел было пожать руку коронеру, но он был в белых хирургических перчатках, и мне показалось рискованным касаться их. Поэтому, я просто помахал рукой в воздухе и пошел к Канолю.

Каноль тем временем уже окончил опрос и ждал меня, возле выхода их переулка.

— Ну, что теперь — спросил он меня.

— Патрульный что-нибудь сказал?

— Да, труп он нашел около четырех утра, когда вышел из бара Сальваторе. Говорит, еды купить зашел.

— Слушай, а они, значит, офигенно живут эти патрульные, если в баре у Сальваторе есть могут. Я то себе этого не позволяю... Маргиналы.

— Вот-вот, то самое слово, которое ты только что сказал. Ну, что, в оружейку идем?

— Идем.

Город вовсе не стал чище с нашего приезда. Было такое ощущение, что, как будто сначала вся эта шваль испугалась нас и попряталась по своим норам, а теперь, в общем то, что мы сделали?

Закрыли мы за эти три недели на весь отдел около дюжины дел, а открытых оставалось намного и намного больше. И, поняв, что мы, в общем-то, не справляемся, народ повылезал наружу, и всплыло такое дерьмо, что наш полицейский департамент рисковал утонуть в нем с головой.

Торговая улица казалась мне чем-то иным, будто бы не совсем частью остального Рино. Здесь совершенно не было проституток, здесь появлялись люди одетые более-менее прилично, хотя, тех же торчков было предостаточно — аптека "Ракетчика" Ренеско делала свое грязное и плохое дело.

Из большого и красивого одноэтажного здания, в котором находился Оружейный Магазин Нью-Рино, раздавался громкий собачий лай. Насколько я знал, хозяин этого магазина очень любит травить воров собаками. И этого ему никто не запрещал — закон запрещал воровать, а защищать свое имущество можно было любыми средствами.

Я толкнул дверь этого здания и вошел внутрь. Магазин был пуст, хозяин сидел за прилавком с каким-то злобного вида пистолетом в руках.

— Чего изволите? — с устрашающим придыханием спросил у нас он.

— Полиция Нью-Рино, сэр... Детектив Стре...

— Я закон не нарушаю. — ответил хозяин. — Налоги плачу исправно. Вы мне ничего не пришьете.

— К чему враждебность? — спросил я. — Мы просто спросить хотели, не покупал ли у Вас кто-нибудь плазменных гранат в последние несколько дней.

— У меня много кто что покупает, так, я что, всех запоминать должен? — все так же сварливо ответил торговец.

— Я сейчас тебя в участок отведу, и посажу к наркоманам в одну камеру, посмотрим, останешься ли ты таким же смелым! — заорал я, положив руку на кобуру. Боковым зрением я видел, что Каноль тоже нащупывает оружие на поясе.

— Ну, все-все. Напугал. Да, брали у меня гранаты. Сальваторе. Аж десять штук. Вообще, они теперь частенько берут энергетическое вооружение у меня, после того, как их тема с сотрудничеством с Анклавом провалилась.

Я встретился с Канолем глазами. Труп девчонки был найден прямо за баром Сальваторе. Неужели это кто-то из его людей?

— Это все? — спросил я, снова посмотрев в глаза торговцу.

— Да, все. Тем более, что такие штуки я без рекомендации человеку с улицы продавать не стану. Я же не настолько глуп.

— А ты, знаешь, что мы нашли сегодня? Сегодня мы нашли труп девушки, ноги которой были сожжены плазмой. И как ты думаешь, что будет, если я приду в бар Сальваторе и скажу, что ты сказал, что плазменное оружие может быть только у них?

— Чего ты приебался ко мне, детектив? — спросил он меня, упрямо сверля меня взглядом. — Только в Калифорнии я тебе могу назвать пять военных баз, где можно взять это оружие. К тому же есть бывший храм хабологов и их тайники, тайники Анклава и довоенные убежища. Ты хоть представляешь, сколько гранат валяется по Пустошам? А ты доебываешься до меня, хотя и знаешь, что я — далеко не единственный продавец оружия в этом городе. Пошел вон отсюда.

Я снова посмотрел ему в глаза и понял, что этот раунд я проиграл, и единственным правильным решением будет покинуть магазин.

— Доброго Вам дня. — предельно вежливо и холодно ответил я.

— И тебе того же, детективчик.

Несолоно хлебавши нам пришлось покинуть магазин.

— Может, это Сальваторе? — спросил Каноль.

— Я не знаю... Мы пока даже личность жертвы не идентифицировали. Я думаю, что нам следует посетить "Кошачью лапку".

— Если честно, никогда не был в борделе.

— Я тоже. И вообще, самое развратное место, где я был, это гараж отца той девочки... Как же ее...

— Молли? — спросил Каноль.

— Да, точно. Она еще потом уехала с родителями в Реддинг.

— Нет, ну тогда, для пятнадцатилетней девочки у нее были на удивление классные сиськи.

— Возможно. Мне никогда не хотелось быть тридцать пятым, поэтому с ней я не был. В отличие от тебя и от Галласа.

Остаток пути до Вирджин-стрит прошел в молчании. Все же таскаться по довольно большому городу очень неудобно и долго, но мы дошли до борделя.

Старик, первый житель этого города, которого мы тут встретили, стоял возле дверей борделя и выкрикивал что-то о кисках разных видов. Я молча отодвинул старика и вошел внутрь.

Темное помещение, освещенное специально приглушенными лампами в красных абажурах, запах женских духов, пота и косметики. Повсюду ковры, а за столом, прямо перед входом сидит очень красивая блондинка в шикарном платье из шкуры золотого гекко. Красиво очерченный рот, правильно и гармонично наложенные тени на глазах, и все остальное, что должно было просто рвать мужскую душу. Я почувствовал шевеление в брюках, но с трудом взял себя в руки и подошел к ней.

— Простите, что вам угодно? — приятно улыбнувшись, спросила женщина. Это была одна из тех улыбок, ради каких мужчины были способны сделать все, что угодно.

— По... — я внезапно заволновался и откашлялся. — Полиция Нью-Рино. Простите, но не пропадал ли никто из ваших э... Работниц.

— Нет, никто из девушек не пропадал, а что случилось?

— Дело в том, что мы нашли в сумке убитой вчера девушки несколько презервативов марки "Кошачья лапка".

— Убитой? Неужели... — женщину что то взволновало. — Не могли бы вы описать ее?

— Ну, понимаете, она была немного не в том состоянии, чтобы я мог ее точно описать... У нее была тонкая шея, бледная-бледная кожа, светлые волосы, очень тонкий нос... Грудь... Большая довольно...

— Неужели, все-таки она... Это Клара... Клара Гретхен... Она работала у нас, пока... В общем, она была очень алчной натурой и брала дополнительные деньги за секс без презерватива. Итог печален. — уголки рта моей собеседницы поползли вниз, и мне тут же захотелось приобнять и успокоить ее, от чего я еле сдержался. — Она заболела сифилисом, и мне пришлось ее выгнать... Это очень тяжело для меня, просто, мы с моими девочками уже как семья.

— Может, она с кем-нибудь общалась близко? — спросил я.

— Да, со Сьюзи. Вы можете найти ее в том номере. — указала она на дверь номера, на котором действительно была табличка "Сьюзи".

— Вы не против, если я поговорю с ней?

— Конечно, нет, господин полицейский. Идите, я не могу мешать вашей работе.

— Спасибо, мэм. — я поблагодарил хозяйку борделя и вернулся к напарнику. — Каноль, мы можем встретиться через час возле ресторана Сальваторе? У меня появилась одна версия.

Каноль добродушно улыбнулся, кивнул мне и двинул прочь из борделя. Я вздохнул, подошел к двери с табличкой "Сьюзи" и деликатно постучался.

— Заходи! — раздался приветливый высокий голосок из-за двери.

Как только я вошел внутрь, теплые женские руки заскользили по моему телу вверх, потом вниз. Цепкие пальчики расстегнули брюки и я не успел понять, как на меня оказался надет презерватив...

— Черт подери! — сказал я, когда все закончилось.

— Что такое? Тебе не понравилось, милый? — Сьюзи — действительно красивая девушка с приятно пухлыми губами и выделяющимися щеками смотрела на меня с видом оскорбленной невинности. Темные-темные глаза смотрели покорно, но все же чуть вызывающе, что снова начало возбуждать меня.

— Да, я сюда не за этим пришел...

— Как не за этим? — ошеломленно спросила девушка. Вот так вот, сначала трахнулась непонятно с кем, а теперь само воплощение удивления.

— Да, я вообще из полиции. — сказал я. — Детектив... Да, какая разница? Я пришел только чтобы расспросить о Кларе.

Девушка громко рассмеялась, и по этому смеху можно было узнать взрослую и умудренную жизнью женщину.

— Вот это да, я совратила офицера полиции. — продолжала она смеяться. — Что теперь, арестуете меня, господин офицер?

— Нет, не буду. — ответил я. — Меня интересует Клара.

— Клара? — спросила девушка. — Клара хорошая, но слишком уж алчная. За деньги могла согласиться на все. Нет, ну я, конечно, шлюха, но даже я не шла на такое, на что шла она.

— Меня не интересует ее характеристика с рабочего места. — категорично заявил я. — Меня интересуют последние события и то, почему ее выгнали отсюда.

— А... Так, Кларка дала кому-то без резинки и все — сифилис. Ее и выперли — никому не нужно, чтобы к нам тут ворвался бешеный клиент и парой стволов и перебил девочек.

— И все? — спросил я.

— А что, этого мало? — спросила Сьюзен. — Тут нередко такое случается.

— Ну правильно, сифилис он и с презервативом передается. — сказал я.

— Что, правда? — ошарашено посмотрела на меня девушка.

— Именно так. А что она делала после того, как ее выперли, вы не знаете?

— Нет. — потрясла длинными волосами девушка. — Я понятия не имею... Слушайте, а что с Кларкой то?

— С Кларой? — я вздохнул. — Мы ее сегодня нашли мертвой.

— Да? — Сьюзен опечалилась еще сильнее. — Я не думала, что...

— Знаешь, я думаю, мне пора... — сказал я, надевая и застегивая брюки и поправляя кобуру на ремне.

— Деньги в кассу отдать не забудь... — задумчиво сказала погруженная в свои мысли проститутка.

Я выскользнул из номера Сьюзи, отдал женщине, стоящей на кассе, сотню баксов и пошел туда, где меня должен был ждать напарник.

Напарник ждал меня там же, где и был должен.

— Я все понял. — сказал я Канолю. — Готовь оружие, нам надо действовать резко и сделать все, как надо.

Сам я вытащил оружие из кобуры и, резко толкнув дверь ресторана вошел внутрь.

— Полиция Нью-Рино! — заорал я, направляя пистолет поочередно на громил Сальваторе, не успевших схватиться за лучеметы. Каноль тоже держал всех под прицелом. — Мы проводим операцию по задержанию преступника. Каждый, кто будет мешать действию полиции, будет осужден судом Новой Калифорнийской Республики!

Мой взгляд упал на бармена. У него под губой был виден явный красный шарик-пузырек. Сифилисный шанкр.

— Ты! — сказал я, указывая пистолетом на бармена. — Я обвиняю Вас в убийстве Клары Гретхен!

Бармен грустно посмотрел на меня и заорал громилам Сальваторе:

— Все нормально, парни! Я иду с ними добровольно. Предупредите босса, что... Что вам понадобится новый бармен

Бармен раскололся — этой он убил девушку. Как оказалось, той были нужны деньги и он переспал с ней, причем, за очень маленькую сумму. Только вот, после заражения сифилисом, он пришел в ярость и убил Клару двумя дозами психо — у него был доступ к наркотикам. Убив ее, он засунул ей в вагину плазменную гранату.

Бармен сознался во всем. Суд признал его виновным, сифилис ему вылечили и отправили в Сан-Квентин. Но это лучше, потому что иначе умер бы он уже через год — максимум...

А мы с Канолем получили благодарность от отдела, и если бы это дело не испортило бы отношения НКР с Сальваторе, вполне могли бы получить и по правительственной награде.

Глава 6.

Обычно я брал выпивку в небольшом винном магазинчике, который открылся незадолго до нашего приезда. Цены там не сильно кусались, да и продавец был приятным человеком — всегда мог рассказать, что и как подсказать насчет какой-нибудь проблемы, да и просто поделиться историей из жизни.

Как он сам говорил, пиво он варил сам, это было совсем не сложно, для человека имеющего хоть какой-нибудь опыт в химии. А вот все остальное он всегда покупал у Райтов. Вообще, судя по всему, это был такой своеобразный налог за то, что ему позволяют самому варить пиво. Да, и если уж быть честным, то и я в этом поучаствовал, предложив свое содействие... Нравился он мне, как человек, был намного лучше и светлее, чем все остальные в этом городе...

Вот и в тот день я вошел к нему в магазин, и сразу поразился переменам, произошедшим с ним. Как будто солнце закрыло тучами, а ведь, этот человек действительно был, возможно, последним лучом света в городе. Ну, лично для меня.

Пил я теперь не так часто, как в первые три недели, но все же раз в два дня заходил к нему — скорее, чтобы поприветствовать и поговорить, чем пить.

— Что случилось, Френки? — спросил я его, снимаю мягкую фетровую шляпу, которой обзавелся недавно, и которая очень шла к моему костюму, и, кладя ее на стол.

— Проблемы у меня, детектив... — тихим и очень напряженным голосом сказал Френк.

— Выкладывай. — ответил я. Может быть этому человеку нужна моя помощь?

— Райты... У них что то случилось на складе, кража по моему...

— Так, ведь это же давно было, нет? Чуть ли ни месяц назад, когда я только приехал сюда.

— В том то и дело, сэр, что нет. Сегодня они должны были отгружать партию этого своего пойла куда то на юг, с караваном... То ли в Хаб, то ли даже в Бониярд. Только, вот не вышло у них ничего. Ограбили их... И... Они...

Плечи Френка затряслись. Мне показалось, будто он сейчас заплачет.

— Они ворвались сюда, и заявили, что это я. Сказали, что началось это, только когда я приехал.

— Добро пожаловать в Нью-Рено — самую большую маленькую задницу... — проговорил я.

— Именно... Если я не отдам им деньги, они обезали сжечь меня вместе с моим магазином. И за что мне это???

Френк все-таки разрыдался. Странно было видеть, как этот маленький, но очень добродушный человечек, бывший всегда очень вежливым и приветливым со мной, плачет.

— Ну, Френки... Дружище. Я посмотрю, что можно сделать.

— Мишель? — он с удивлением посмотрел на меня. — Ты серьезно?

— Конечно. Тем более, что теперь этот город под юрисдикцией НКР и никто больше тут разборки мимо суда вершить не будет. — заверил я его.

— Мишель... — как мне казалось, он все еще не верил мне. — Мишель, друг... Да... Я же тебе по гроб жизни.

— Френк, я всего лишь собираюсь выполнить свою работу. — ответил я, делая вид, будто мне наплевать на его похвалы. — Если я клятву дал закон защищать, то чего тут удивительного?

— Мишель...

Торговец посмотрел на меня взглядом, полным собачьей преданности. Меня это так смутило, что я по-быстрому, соврав ему, якобы у меня болит голова, сбежал, так и не купив ничего.

На следующее утро я, как обычно пришел на работу с утра. Йоргансон снова собрал нас на "летучку" и принялся говорить, как обычно много, попутно хваля кого-то, а попутно наоборот чихохвостя.

Но, пока он не начал своих длинных занудных речей, я поднял руку и спросил:

— Сэр, а можно мне дело Тергена? То самое, которое...

Йоргансон посмотрел на меня как-то особенно озлобленно и твердым и жестким голосом сказал:

— Стрелецки, дела мы делим в конце. И всегда так будет.

Я с обреченность посмотрел на него, а он, сделав вид, будто не заметил этого, начал говорить и не затыкался еще минут пятнадцать. Наконец, он перевел дух и, посмотрев на меня, сказал:

— Стрелецки съезди к Райтам, у них снова кража со склада. Говорят, на огромную сумму.

С трудом дослушав остатки этой его лекции и это его финальное "на работу" я, на этот раз один, вышел из здания участка и пошел в сторону "Винно-водочного предприятия семьи Райтов". Пошел я напрямик, мимо казино "Акула", еще каких-то домой, оставив сбоку от себя клуб "Джунгли". В конечном итоге, минут за сорок я добрался до дома и завода Райтов, которые располагались на станции поездов, рельсы которых, правда, были давно разобраны, да и остальное сохранилось не лучшим образом. Выстроив напротив здания станции свой особняк, Эрвилл Райт решил использовать здание самой станции в качестве завода, а близлежащие оборудовал под ночлежку, использовав в качестве кроватей скамейки, притащенные сюда из парков города и вытащенные из зала ожидания вокзала.

И несмотря на то, что эта ночлежка была жутким рассадником клопов и крыс, тут хотя бы можно было спать, не боясь что ночью тебе кто то перережет горло — какую-то видимость законности Райты на своей территории все же блюли. Да и за вещи можно было не беспокоиться — Райты восстановили камеру хранения. И за особую плату вполне можно было хранить их там. Зато. так спокойнее.

Я поднялся на крыльцо вокзала и открыл дверь. Там меня встретил нервный молодой человек с ирокезом и серьгой в ухе.

— Полиция Нью-Рино. — сказал я, показывая ему свой жетон. Жетоны нам выдали только на прошлой неделе, но мне странно нравилось крутить в руках этот блестящий кусок железа, запакованный в кожу серебряного гекко, со звездой, медведем НКР и надписью "Детектив центрального отдела НРПД". Да и на окружающих, зачастую, эта штука производила практически магический эффект.

Увы, Крис Райт, который встретил меня, таким не был.

— Чего тебе надо? — вызывающе смотря мне в глаза, спросил этот сыночек мафиозного босса.

— Крис, Крис... Где твои хорошие манеры? — внезапно послышался из-за дверей старческий, но еще вполне сильный голос и в помещение вокзала вошел сам старик Райт.

Он был единственным из мафиозных боссов старой закалки, сохранившим свою бодрость даже сейчас, в старости. И я совершенно не понимал, как он, в отличие от старшего Хесуса Мордино, разжиревшего и уже не могущего толком передвигаться из-за одышки, или того же Сальваторе, который жить не может без своего кислородного баллона, еще не стал главой самой сильной семьи в городе. Хотя, при этом семья Райтов была еще и самой многочисленной в городе.

Возможно, что все это из принципов Райта — их семья действительно была семьей, то есть, связаны они были не только преступлениями, но и кровным родством. Эти самые принципы не давали ему принимать на работу людей, которые не были ему родственниками, и дикарей. И, хотя дикарей все презирали, среди них встречались действительно одаренные и могущие практически все лица...

— Ты чего задумался? — спросил меня Крис.

Я вынырнул из своих раздумий и ответил:

— Мне обыскать тут все надо. — потом еще немного подумал и добавил. — Склад.

— Сейчас. — он повернулся и крикнул. — Ренни! Ренни!

Один из ребят, занимавшихся чем то важным в углу вокзала побежал к нам, но за несколько шагов засунул руки в карманы и с важным видом подошел к нам.

— Проводи детектива на склад. — сказал Крис парнишке.

— А на который? — спросил мальчишка. Я сделал заинтересованный вид, Крис выразительно посмотрел на меня, потом на мальчика и сказал сквозь зубы.

— Он у нас один!

— Ах, туда... Иди за мной. — сказал он мне и сорвался с места.

— Дети... — вроде как слегка смущенно сказал Крис.

Я молча пошел за Реджинальдом. Он провел меня мимо здания вокзала, камер хранения и привел к небольшому сарайчику.

— Реджинальд, его кто-нибудь охранял?

— Его и сейчас охраняют. Подожди.

Мы поднялись на крыльцо сарайчика. Дверь была на удивление добротной — железной и когда то с хорошим замком. А вот замок был раскурочен и на железе были видны подпалины.

Мальчишка постучался в дверь. Секунд через пять она распахнулась. Сначала я почувствовал очень сильный запах алкоголя, а уже потом из-за двери вышел молодой парень. Трезвый, что странно, так как концентрация спиртовых паров на складе была зашкаливающей.

— Тут к тебе пришли. — сказал мальчишка.

— Конкретно ко мне? — удивленно спросил парень-сторож.

— Нет, на склад. — я снова вытащил жетон. — Полиция Нью-Рино. Детектив Стрелецки.

— О как. А где же тот толстик с дружком, которые пытались у меня бухло выманить?

— Так как в тот раз они ничего не нашли, сюда отправили меня.

— Надеюсь, вы хоть чем то отличаетесь.

— Я тоже надеюсь. — ответил я, вспоминая три подбородка, поросячие глазки и вечно красный нос Тернера. Да и вообще, скорее всего, попал он сюда только потому, что глава штата, в котором он жил, решил избавиться от будущей ходячей проблемы.

Парень отпустил мальчишку, а мы вошли на склад. Теперь то мне и стало понятно, почему в помещении стоял такой стойкий водочный запах — мало того, что весь шкаф был буквально заставлен бузом, так еще сломанный стеллаж и несколько валяющихся разбитых бутылок добавляли свою ноту, причем ощутимую,

— Сколько пропало? — спросил я, подходя к сломанному стеллажу.

— Все, что было уже специально подготовлено для отправлению. Около сотни литров.

— А в первый раз? — спросил я.

— Всего ничего — около десяти бутылок. Папа думал, что просто местные бомжи забрались и забрали, сколько смогли. Но когда утащили целый центнер хорошей выпивки... Папа рвал и метал. Теперь Френки точно поплатится.

— Причем тут Френки то вообще?

— А кто еще? Ничего не случалось, и как только он появился в городе, так хоп и все.

— Да, за этот месяц хрен знает сколько народа сюда приехать могли. — ответил я, присаживаясь на корточки и заглядывая на стеллаж. — Даже мы, вот, недавно приехали.

— Ну, вы же не занимаетесь продажей алкоголя. — ответил парень пожав плечами.

Под дальним стеллажом что то блестело. Я полез туда.

— Именно. Мы занимаемся охраной порядка. — я закряхтел, пытаясь уцепить эту блестяшку кончиками пальцев. Дело это с трудом, но шло на лад. — А самосуд поощрять никто не будет.

— Это Рено, детектив. Это Рено.

Я хотел ему ответить, но секунд через пять уже забыл об этом споре — в руках у меня оказался лазерный пистолет.

— Как ты думаешь, парень, пуля попадает в одно и то же место дважды?

— Сомнительно. — осторожно, будто чуя какой-то подвох ответил парень.

— Вот и мне кажется, что сомнительно... — ответил я, покрутив пистолет в руках.

Нет, конечно, это снова могут быть Сальваторе, тем более, насколько я слышал, вражда между Райтами и Сальваторе после смерти Ричарда Райта остра, как никогда, но все же, это кажется мне уж совсем маловероятным, тем более, после того, как я арестовал бармена из ресторана Сальваторе.

Эту, пусть и неопровержимую, улику, я решил оставить на совсем уж крайний случай — что то мне совсем не хотелось ни тащиться в бар Сальваторе, ни тем более, снова идти в Оружейный магазин Нью-Рино, после моего теплого разговора с тамошним продавцом.

— Значит, говоришь, Френки, да? — спросил я у парня показывая ему пистолет.

— Да, такие штуки даже у нас есть. — махнул он рукой. — Тем более, после уничтожения Анклава.

— Этим, скорее всего, выжгли замок. Причем, явно не с первого выстрела... У вас вообще хоть кто-нибудь этот склад охранял?

— До первой кражи не охраняли — не было смысла.

— Ну да, не было...

-Конечно не было, пока Френки не приехал. Никто не мог решиться на ограбление Райтов.

— Ага, конечно. — видимо, в кое-чьей маленькой голове не могла уместиться такая вещь, как презумпция невиновности. Хотя, сейчас она действовала вовсе не везде. Много где все еще действовал лишь один закон — Кто сильнее, тот и прав. Много где, но не на территории же нашей Новой Калифорнийской Республике.

Но этот пистолет. Я с этим к Райтам не пойду точно. Лучше заняться дальнейшим поиском.

Я снова сел на пол. Потом лег и стал осматривать все вокруг.

— Так, охранял кто-нибудь этот сарай, или нет?

— Да. Да, конечно охранял. Виктор должен был в ту ночь ночевать тут.

Не найдя ничего интересного на полу, я встал и тут же наткнулся на полупустую бутылку. Я взял ее в руки.

— Пиво пьете на дежурстве что ли? — спросил я, показывая бутылку сыну Райта.

— Нет, вы что? Отец, если узнает, натуральным образом пристрелит, тем более, после того, что с Ричардом случилось.

— Так, все ясно. — я покачал полупустую бутылку и поставил ее обратно на стол. Будь добр, позови Виктора. Не бойся, я воровать тут точно ничего не стану.

Парень ушел, а я вышел из склада, и обошел его кругом. Возле задней стены было натоптано, и пусть, большинство следов перекрывали друг друга, я смог найти несколько четких отпечатков в пыли.

Судя по ним, тут стояли трое мужчин, причем, судя по глубине отпечатков, довольно крупных. Я вытащил из кармана линейку и измерил отпечатки. Сорок второй, сорок третий и сорок первый размеры ног. Женщинами это точно быть не могло, значит, воры — мужчины. Трое. На всякий случай, я постарался запомнить следы — все-таки ботинки довольно редкая вещь в современном мире, и есть вполне нормальная вероятность, что воры менять их не станут.

— Детектив?!?! — раздался голос со стороны входа. Я вышел из-за сарая и подошел к двери, где меня ждали двое сыновей Райтов.

— Виктор? — спросил я у высокого худощавого паренька с густой, кудрявой шевелюрой.

— Да. — коротко ответил тот.

— Я — детектив Стрелецки. Полиция Нью-Рино.

— Я могу идти на работу? — спросил парень, который сегодня дежурил по складу.

— Да, идите. — разрешил я ему, и обратившись к Виктору, спросил. — Вы помните что-либо подозрительно вчера?

— Абсолютно ничего. — ответил он, закатывая глаза, будто пытаясь вспомнить что-то. — Ну, кроме того, что кто-то обчистил наш склад, разумеется.

— А, ну да. А вы-то где были в это время?

— У нас заведено так — в три часа ночи мы должны сменяться. То есть, сменщик приходит, я передаю ему ключи, и он уходит. Но в вчера Борис, мой брат, который должен быть сменить меня уж слишком уж запоздал. И вот, я, около половины четвертого ночи пошел туда, чтобы узнать, что с ним. А он в туалете сидел с поносом жутким. Вот и, пока будил остальных, нас и обнесли.

— Отец что сказал?

— Да, там все просрались. — махнул рукой Виктор. — Даже он сам. Убытки большие, но Френки точно теперь хана.

— Блять, да причем он тут? — сам от себя такого не ожидая, заорал я. — Какого хуя вы все это валите на него?

— Ну, а кто еще то? — на удивление спокойно посмотрел он на меня. — Он приехал, открыл свой магазин, и буквально на третий день наш склад вскрыли.

— Да, бля... — махнул я рукой. — Да пошли вы все.

Не прощаясь, я пошел прочь от вокзала. Настроение у меня было просто паршивым, я ужасно злился на весь этот чертов городишко, а особенно на Райтов, на этих мудаков, которые понять не хотят, что не мог это сделать Френки. Я, конечно, сам не понимал, почему не мог, но я точно знал это.

Единственной моей зацепкой был лазерный пистолет, и я пошел к бару Сальваторе. Желания в очередной раз видеть толпу наркоманов и шлюх по Второй улице никого желания не было, поэтому я шел дворами.

Я проходил мимо огромного здания, когда увидел человека, который вышел из задней двери. Внезапно в голове что-то щелкнуло, и я понял, что это — казино "Акула". В руках у парня была коробка.

Я присмотрелся — изображение бутылки, вокруг которого шла надпись "Райтс Фамили".

Когда он оборачивался в мою сторону, я уже вытащил жетон и пистолет.

— Стоять! Вы арестованы по подозрению в ограблении!

Бах! Коробка с бухлом упала на землю, и, буквально взорвалась, выливая во все стороны целые реки. Парень побежал, я, так и не успев взять его на прицел, побежал следом.

— Немедленно остановись, или я открываю огонь! — заорал я, стреляя один раз в воздух.

Крик мой, если и возымел действие, то совершенно не то, которое нужно было мне — парень побежал еще быстрее, но вдруг, остановился, как вкопанный и полез на водосточную трубу, по которой вода не бежала уже лет сто семьдесят.

— Придурок, ей же триста лет! — заорал я, подбегая к трубе.

Не успел я договорить последние слова, как крепления обломились и парень упал с высоты второго этажа. Его грудь была на одной линии с моей ногой, чем я воспользовался и со всей силы впечатал ногу в солнечное сплетение, капитально выбив их него дух и только чудом не проломив ему грудину.

— У тебя есть право рассказать мне всю правду, парень. — сказал я ему, застегивая наручники на его запястьях. Он хлопал ртом, как рыба, пытаясь снова научиться дышать и, пока он не был в силах к сопротивлению, я поднял и жестокими толчками погнал обратно к коробке, которую он бросил.

Коробка была залита и жутко пахла спиртом, но я все же смог прочитать кусок бумаги, прилепленный на ее верхнюю часть.

Это была накладная, в которой указывалось, что эта коробка является частью партии выпивки со спиртзавода Райтов, которая должна отправиться в Бониярд.

— Ну все, парень, попал ты... — констатировал я, глядя в лицо парню, который только-только смог снова начать дышать.

Через полчаса я притащил его в участок, вместе с коробкой, из которой все это время текло пойло Райтов. Народ смотрел на меня как на ненормального, парень все время делал попытки убежать, но я жестко подавлял его сопротивление по еблу и по дыхалке. Когда я силком затащил подозреваемого в в допросную, он понял, что действительно попал, но, вроде как, решил, что убивать его сразу никто не будет и решил собраться.

— Так. Откуда у тебя эта коробка?

— Я в глаза не видел никакой коробки... Я вообще шел по своим делам, а Вы накинулись, откуда не возьмись.

Я ударил его рукояткой пистолета, которой все это время держал в руке. Возможно, я действительно перегнул палку, но желание спасти Френки было так высоко, что я уже не отвечал за свои действия. По загорелому лбу потекла кровь, но сознание подозреваемый не потерял, хотя испугался изрядно.

— Это всего лишь царапина. А теперь говори всю правду, пока я выбил из твоей головы все дерьмо, которое по недоразумению называется мозгами!

Подозреваемый что-то тихо заскулил, а я обшарил его карманы. В руках у меня оказалась отмычка устаревшей модели и малая энергетическая ячейка, которыми можно заряжать такой же пистолет, который я нашел. Внезапно на меня нахлынуло спокойствие. Я сел за стол, взял со стола пачку сигарет, которую тут забыл кто-то из следователей, подкурил одну и отдал ее парню.

Тот затянулся несколько раз и успокоился. Такой рефлекс мне был ясен — это как испуганный ребенок, которому дали материнскую грудь.

— Сынок, у тебя какой размер ноги?

— Сорок первый?

— Покажи подошву.

Я заглянул под стол и осмотрел ногу парня, которая действительно не поражала размером, но при этом рисунок полностью повторял тот, что я видел возле сарая Райтов. Но, пока что я решил помолчать об этом.

— А это что? — спросил я, брезгливо ткнув пальцем в энергоячейку.

— Батарейка, для фонарика.

— А чего она отдельно от фонарика?

— Я ее зарядить нес.

— Зарядил?

— Да. — парень шмыгнул носом.

Я вытащил из кармана пистолет, которым выжгли замок на двери склада и зарядил его энергоячейкой. Потом направил в лоб парню.

— Точно дальше врать будешь? Отвечай, откуда у тебя...

Дверь резко распахнулась, и кто-то навалился все телом на мою руку, выкручивая из нее пистолет. Это был Галлас.

— Ты что творишь, придурок? — прошипел он, смотря мне точно в глаза.

— Михаэль. — раздался голос посла из-за моей спины. Я тут же отпустил пистолет, который моментально перекочевал в руки Галласа, а потом в карман его пиджака. — Ко мне в кабинет. Живо. С бедным ребенком пусть разберется тот, кто умеет с ними работать.

Я, ничего не понимая, пошел за послом, провожаемый взглядами бедного ребенка и Галласа. Своего, теперь уже бывшего, друга.

— Ты что творишь, придурок? — спросил у меня Брюс, как только дверь его кабинета закрылась над нами, удивительно точно повторяя интонацию Галласа. — Ты хоть понимаешь, что ты только что чуть безнадежно не испортил наши с Бишопами отношения? Ты хоть понимаешь, чего нам стоит теперь все это уладить?

— Я только делал то, что должен. Я собирался спасти невиновную жизнь.

— Кого? Торговца этого? Да, ты понимаешь, что таких как он — миллионы.

— А разве не это — мое главная задача? Не защищать таких как он?

— Наша главная задача — распространить влияние нашего государства дальше на север. И только тогда будет построено наше Великое Государство.

— Государство, построенное на крови невинных людей, не стоит дерьма Френки.

— Френки? А, ты про этого торговца. Так, сейчас пойдешь в карцер, посидишь там, подумаешь.

— Никуда я не пойду. — сказал я, пытаясь выцепиться из двух цепких пар рук, схвативших меня по одному указанию взгляда посла.

Отпустили меня только в карцере — небольшой каморке метр на метр, в которой я даже не мог вытянуть ноги. Тут держали особо опасных, которых нельзя было в общую камеру. Я сел на пол, свернувшись в калачик, пачкая костюм рвотой и кровью, который был буквально залит пол камеры.

Все, на что меня хватило на следующий день, это вытащить из пепелища Френки, обгоревшее тело которого буквально вплавилось в решетку койки и похоронить его на Голгофе, вырыв могилу вручную. Прости меня, Френки, за ложную надежду...

Глава 7.

С последнего доверенного мне дела прошел месяц. По большей части, я теперь занимался тем, что сидел в участке и шил какие-то бумажки — в эти бумажки я все равно не заглядывал. На задания меня отправляли всего два раза, да и то в качестве самого обыкновенного патрульного — не пришлось ни ничего обыскивать, ни допрашивать, две перестрелки, причем из рядовых. Но все же это случалось очень редко — бойцом я тогда был не ахти каким. Да и вообще, не общался со мной никто, кроме Каноля, который, после нескольких грубостей, в запале сказанных в его сторону, тоже отошел от меня.

На некоторое время я даже перестал пить, а потом вдруг начал снова, буквально через неделю, с утроенной силой. Пил я теперь в баре у Сальваторе, новый бармен которого даже оставлял для меня столик в углу, где никто не мог мне помешать.

Вот и сегодня я сидел за этим столиком над бутылкой довоенного ликера. Ансамбль из трех негров, подобранных где-то Сальваторе, играл что то очень грустное. Сейчас пришло время саксофонного соло. Старый, из зеленого от окислов металла, музыкальный инструмент выводил что-то грустное. А опрокинул внутрь очередной стакан. Огненная вода пролилась в горло, поддерживая, и, кажется, даже желая сильнее огонь, горящий внутри меня. Оперевшись на руку, я навалился на стол и стал думать.

Вообще, краем уха я слышал, что меня уже собирались увольнять и отправлять обратно в Столицу к мамочке. Уж не знаю, насколько правдиво все это было, но после этого я и на работу стал ходить пьяным. Йоргансон пару раз пытался поговорить, но я просто отвечал ему, что не стану говорить с бандитским пособником. После второго раза я был послан им нахуй и оставлен в покое.

Но город кардинально изменился за этот месяц. Всех шлюх с улиц вытурили, как и наркоманов. На проституцию, наркоторговлю, производство алкоголя теперь нужно было получать специальные лицензии. Угадайте, у кого они появились первыми, и кто решал, кому можно их получить, а кому нет. Именно, что у семей.

Сама идея очистить улицы мне нравилась, но явно не путем полного узаконивания всего, за что я этот город ненавидел...

Соло закончилось, и я понял, что пора бы уже и домой идти. Встав из-за стола, я удивился легкости в тебе, хотя она была совершенно не удивительно — надраться я успел основательно. Покачиваясь и с трудом удерживаясь за край столика и, наконец, кое-как принял более-менее вертикальное положение и пошел к выходу из бара.

Кивнув бармену, я открыл дверь и оказался на пустынной улице. Несмотря на то, что теперь тут было намного чище, отсутствие проституток лишало ее какого-то определенного шарма что ли. Вдохнув холодный воздух ночного Рено, который даже и чувствовался теперь совсем по-другому, я поплелся к себе домой.

Сзади приветливо моргала вывеска казино "Акула", призывая к себе и гнусно обманывая, как бы говоря, что ничего страшного там нет. Мне она напомнила потное окровавленное лицо того мальчишки, которого я бил пистолетом, поэтому я отвернулся от нее, прикрывая лицо.

Внезапно я услышал детский плач, и навстречу мне выбежал зареванный сопливый пацан. Увидев меня, он попытался проскочить дальше, но я ухитрился схватить его и, обдавая перегаром, спросил:

— Что с тобой случилось, пацан?

Мальчик не желал выдавать никаких нормальных объяснений, а только испоганил соплями рукав моего нового пиджака. Тогда я крепко встряхнул его.

— Да, говори же, что случилось.

— Там... Там... Маму и папу... Бьют.

— Кто бьет? Кто, отвечай же?

— Я не знаю... Какие то плохие люди. — парень то ли всхлипнул, то ли шмыгнул носом.

— Пошли. — сказал я отпуская его. — Веди меня туда.

Меня должно было насторожить то, что он ничего не сказал, насчет того, что я вызвался идти с ним, он просто повернулся туда, откуда пришел и побежал. Должно было, если бы не бутылка довоенного ликера, на который я теперь спускал большую часть своей зарплаты.

Парнишка забежал в какую-то одноэтажную хибару. Я вошел внутрь. Стоило мне только переступить дверь, как тяжелое тело, жутко пахнущее экскрементами и испорченной пищей, навалилось на меня, схватилось за шею, пытаясь задушить. Я изо всех сил ткнул его куда-то локтем. Тело хекнуло и отпустило меня. Я почувствовал резкую боль в руке, что-то теплое потекло вниз по ней, пропитывая костюм. Целой рукой я вытащил пистолет, взвел курок и выстрелил несколько раз туда, куда упало, опустившее меня тело.

Увидев в вспышке выстрелов выключатель, я ткнул в него. Зажегся свет тусклой засаленной лампочки под потолком. Передо мной лежал труп какого-то худого субъекта. Еще один, выглядевший примерно так же сидел в углу, закрываясь руками. Ребенок же держал в руках окровавленный нож и, словно выжидал момента, чтобы броситься на меня. Ох уж эти детки...

Весь алкоголь выветрился у меня из головы, я резко вскинул пистолет и дважды спустил курок. Ребенок упал замертво, выплеснув перед этим содержимое своего черепа на стены.

Гнусно улыбнувшись и посмотрев в красные глаза наркомана с расширенными зрачками, я навел пистолет ему в лицо. Он вскинул руку, словно хотел остановить пулю, но это ему никак не помогло.

Когда патрульный с оружием наготове забежал в хибару, его взгляду предстали три трупа и я, зажимающий порезанную руку.

— Детектив Стрелецки. — сказал я, показывая патрульному жетон. — В помощи не нуждаюсь. Уведомите коронера.

Как выяснилось на следующий день, эти три трупа очень хорошо сказались на моей карьере, и кошмары, если честно, меня совсем не мучили.

* * *

— И хладнокровно застрелил троих преступников, после чего спокойно удалился куда-то по своим делам. — читал Йоргансон отчет того патрульного, который вчера встретил меня в той хибаре.

Я, чистый, выбритый, в новом костюме и без следа абстиненции сидел на своем рабочем месте. Народ кругом, то смеялся, то наоборот поддерживал меня, говоря, что так им и надо.

В глазах капитана я видел одобрение, несмотря на то, что мой вчерашний поступок дискредитировал меня. Вернее, он делал меня не похожим на тот образ полицейского, который я представлял себе — честный отзывчивый человек, а уж никак не человек, застреливший двух наркоманов и ребенка, пусть и попытавшихся напасть на меня.

— Ладно, господа, с шутками все. А теперь серьезное дело. По информации из надежного источника — так мы называли людей из местных банд, находящихся у нас на прикорме. — на окраине города какая-то маленькая банда открыла свой игорный клуб. А постольку, поскольку эта банда состоит еще и поголовно из черных...

— Капитан! — сказал Каноль.

— Ну, из черных неграждан республики.

— Вот теперь нормально, ага. — рассмеялся мой друг-негр.

— С мысли сбил... — проговорил Йоргансон. — А, скорее всего, кто-то надоумил их сделать это и дал им стартовый капитал. Нужно выяснить, кто. И вообще, я считаю, что Михаилу нужно размяться, а то он действительно засиделся на кабинетной работе.

— Я согласен, капитан. — уверенно кивнул я ему.

— И что ты предлагаешь? — усмехнувшись, спросил капитан.

— Дайте мне в подчинение двух патрульных, и мы вместе решим этот вопрос.

— Вот как? — кэп нахмурил брови.

— Именно так. — коротко кивнул я ему. — Я сам все сделаю.

— Так, ну и прекрасно. — Йоргансон пожал плечами. — Клуб работает по ночам, поэтому и отправитесь вы туда ночью. В десять вечера патруль будет ждать вас тут. А теперь свободен, Стрелецки. И не советую меня больше подводить.

Я встал из-за стола и вышел за дверь. Что ж, если меня действительно собираются вернуть в строй, то нужно очень постараться, чтобы убедить их, что эта цель не ошибочна.

Хорошенько отоспавшись, тем более, что ночью мне спать точно не придется, тем более, что, фактически оказавшись за бортом, я никак не ограничивал себя во сне.

Почистив и смазав свой кольт, я надел плечевую кобуру, снарядил несколько магазинов под пистолет патронами и спрятал их в специальный малозаметный подсумок.

Пока собирался, время подошло к девяти. Я вышел на кухню, сполоснул лицо водичкой, похлебал чуть-чуть, сплевывая ржавчину в раковину, пригладил рукой волосы и пошел к месту встречи.

Руки тряслись, как будто с похмелья, несмотря на выпитую воду, во рту очень быстро пересохло, а я все чаще задавал себе вопрос, неужели я на самом деле этим займусь... Хотя, уж кому еще знать ответ, если не мне?

Я подошел к зданию полицейского участка, где меня уже ждали. Два человека с ружьями за спинами и в синих костюмах, в каких, в принципе ходили все патрульные.

— Я же говорил, что это правда. — сказал один из патрульных второму, подавая мне руку. — Детектив чертовски пунктуален.

— Не такая уж это и правда. Я же раньше пришел. — я усмехнулся. — Пошли, нас ждет сегодня долгая ночь...

А подворотни Рино остались такими же, как и были до нашего приезда сюда. Грязь, мусор, бродяги и наркоманы, хотя проституток и тут не было. Я впервые подумал о том, что очистив Вирджин, Вторую и Торговую, мы еще не отчистили весь город, да и, скорее всего, уже никогда не очистим. Тем более, что городом уже легально правит мафия, получив эти самые лицензии на бизнес. А такие вот простые ребята, которые... Да, какие они простые ребята? Они самые настоящие преступники, просто более мелкие, а если дать им власть, то грабить и убивать они будут ничуть не меньше, чем все эти...

В небольшом одноэтажном здании практически на краю города горел свет. Из здания доносился звук разговоров нескольких десятков людей, через который едва слышно пробивался звук игровых автоматов.

— Так, Миша... — сказал я сам себе. — Это такие же преступники, против которых ты поклялся защищать свою Республику. Это такие же преступники.

Дрожь в руках утихла. Я вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и взвел курок.

— Ты. — сказал я одному из патрульных. — бери на себя задний выход. Если видишь любого негра, то стреляй, скорее всего, он в банде. Второй, ты берешь на себя окна с латеральной части здания.

— Какой? — спросил он.

— С боковой, в общем. С главного входа пойду я. Готовность, через пятнадцать секунд.

Патрульные разбежались в разные стороны, а я пошел к главному входу.

— А где же швейцар? — спросил я у дверей. — Это заведение не соответствует моему уровню.

Громко рассмеявшись безумным смехом, я толкнул дверь ногой, она распахнулась. На меня резко налетел запах табака, немытых человеческих тел и готовящейся пиши. Выстрелив в воздух, я укрылся за косяком двери и громко заорал:

— Полиция Нью-Рино! Вы окружены! Выкладывайте оружие и выходите по одному.

— Пошел на хуй, коп! — раздался ответ, и заряд дроби высек искры из асфальтового открытия. Ну что ж, жребий брошен.

Я вытянул руку и выпустил несколько пуль из пистолета наугад, хотя, по большей части выше головы стоящего человека — убивать ни в чем не повинных игроков мне претило.

В мою сторону выстрелили дважды, и тут я услышал громкий звон стекла и еще выстрел из ружья, теперь уже с той стороны, где находился один из моих подчиненных. Громкий крик, звук падающего тела, снова крики, теперь уже на несколько глоток. Я толкнул вторую створку двери, ворвался внутрь, и тут же перекатился, уходя из-под прицела двух стволов. Колонна, за которой я спрятался, приняла на себя свинец, который при другом раскладе достался бы мне. Я высунул руку и выстрелил. На этот раз попал — негр упал, заливая все вокруг черной кровью.

Сменив магазин в пистолете, я выглянул и неприцельно послал несколько пуль в сторону последнего вооруженного негра. Тот вскрикнул, когда пуля пробила ему руку, выронил оружие и побежал туда, где по моим прикидкам находился черный ход. Преследовать я его не стал, и правильно, что не стал — буквально через несколько секунд раздался приглушенный расстоянием ружейный выстрел. Крика убитого я даже не расслышал. Перезарядив пистолет, я невозмутимо посмотрел на нескольких посетителей-игроков и сказал:

— Всем сохранять спокойствие и оставаться на своих местах, это операция полиции Нью-Рино.

* * *

Через полчаса в помещении по-прежнему жутко пахло порохом и кровью, но трупов и свидетелей уже не было. Я наконец-то осмотрелся вокруг — стол для рулетки, стол для блэк-джека, несколько старинных игровых автоматов, обстановка так себе, не "Десперадо" и не "Акула".

— Что думаете, детектив? — спросил меня один из патрульных, который участвовал в бою, и практически обеспечил нашу победу, выстрелив через стекло.

— Думаю, нам следует хорошенько обыскать эту халупу. Займись залом, а я пойду в кабинет управляющего.

Покивав друг другу, мы разошлись в разные стороны. Я двинул к черному входу, возле которого и был кабинет управляющего, видимо, чтобы больше шансов сбежать было. Я вошел внутрь и поразился обстановке, которая разительно отличалась от обстановки всего этого "казино". Хороший паркет, стол, сейф в углу и даже жалюзи на окнах — то, чего я уж точно никогда не видел в этом городишке. Я подошел к сейфу и вытащил из кармана ключи, которые получасом ранее снял с трупа этого самого управляющего. Подошел первый же ключ и сейф распахнулся.

Несколько капсул винта, пачка пистолетных патронов, стопка банкнот, чеки на выплаты и конторская книга. Я вытащил ее и раскрыл на первой же странице. Между обложкой и первой страницей был сложенный вдвое лист бумаги.

"Корсианские братья. Расписка."

Читать дальше я даже не стал, я видел имена Корсианских братьев на чеках. Видимо, кому то придется заплатить серьезный штраф за это...

Через три дня моя репутация хорошего копа снова вернулась ко мне. Я сидел за столом в своем кабинете, а Каноль, с которым мы снова подружились, сидел на своем столе и, гогоча во весь голос, рассказывал историю о нашем с ним визите на порностудию "Райские сферы".

— А потом он и говорит: "Вы — человек нехарактерной внешности для этих мест, и для вас уже практически обеспечен успех в нашем деле. Не хотите ли вы поучаствовать в съемках?". Видели бы вы лицо Михаэля, я думал, он его тут же пристрелит. Но нет, просто отдал ему квитанцию о штрафе и ушел спокойно. Хотя, лицо у него было красным, как... Как... Как силовое поле на воротах во внутренний город.

Вокруг него слышался одобрительный голос. Я сидел за столом и смущенно улыбался. Несмотря на то, что я понимал, что фактически снова сработал на семьи, задушив, хоть и мелкого, но конкурента, я снова занимался своим делом — охранял закон.

Глава 8.

— Кажется, на этот раз кое-кто надорвался. — злобно сказал Йоргансон. — Я, конечно, понимаю все о наших политических интересах, но черт подери, они грабят главные склад посольства, и мы оставим это без ответа?

— А с чего это вы взяли, что это сделали наши друзья? — спрашивал Брюс. — С чего вы вообще это взяли?

— А у кого могло хватить наглости сделать это? — спросил капитан у посла, разговор которых казался мне разговором слона и собаки, и посол, каким бы могучим себя не представлял, слоном тут точно не был. — И возможностей тоже? Да, бля, это какую же наглость надо иметь, чтобы на это решиться?

— Ничего еще не доказано! — завопил в ответ посол. — Пока не будет официального заключения, никаких санкций ни к кому не будет. Работайте!

Легко кричать "работайте", когда пять из семи обедов в неделю ты провод шь с Бишопом. Однако, чем дольше я работал в полиции Нью-Рино, тем больше мне хотелось просто взять и прикончить этого ублюдка. Исключительно для того, чтобы защитить народ НКР.

— Стрелецки, Каноль, работать над этим будете вы. — злобно прорычал капитан, чуть ли не прожигая нас своим огненным взглядом. — На склад, живо.

Таким я его не видел, даже после того, как обработал парня Бишопов. Кстати, он был одним из немногих, кто был на моей стороне, но его заступничество мне все равно ничем не помогло.

Я чуть ли не бегом рванул на склад, в котором находились практически все вещи, которые были необходимы нам для построения "демократичного" общества в Нью-Рино. Включая тяжелое вооружение, вроде ракетниц и миниганов.

Склад находился в одном здании с посольством, мы поднялись на крыльцо и вошли внутрь, где нас встретил сам заведующий складом — небольшого роста человечек, о котором я не мог сказать совершенно ничего, но редкие черные волосы и маленькие бегающие глазенки мне положительно совершенно не нравились.

— Здравстуйте, здравствуйте. — сказал интендант, закладывая руки за спину и раскланиваясь. Протягивать ему руку мне совершенно не хотелось, но тем не менее, я протянул руку и пожал пухлую гладкую ладонь, стараясь контролировать нажим, чтобы не раздавить.

— Что у вас тут случилось? — спросил я.

— Пойдемте, детективы, пойдемте. — мы вошли в склад, состояние которого меня поразило. Рассыпаные патроны, магазины, валяющиеся прямо на полу, оружие было просто раскидано.

— Много пропало? — спросил я у заведующего, обводя рукой все это безобразие.

— Да, я не знаю... Запасы идентификации не поддаются, количество украденного тоже... По идее, еще пара дней нужна, чтобы составить переучет.

— Даже навскидку никак? — спросил я.

— Извините, детектив, но при таких объемах это действительно невозможно...

— Не возражаете, если я пройдусь немного, может, найду какие-нибудь улики?

— Конечно, детектив, это ваша работа, действуйте.

Я пошел по складу, чеканя щаг и прислушиваясь к эху. Как ни странно, мне казалось, что практически все на месте, только разбросано, словно целью грабителей было не украть что-либо, а устроить как можно больший беспорядок.

Но привлекло меня то, что в одном из углов склада было абсолютно пусто, хотя в пыли на полу был след, говорящий о том, что совсем недавно тут стоял контейнер.

— Интендант! — проорал я в сторону входа. Через несколько секунд раздались торопливые шаги и завскладом появился возле меня.

— Тут что-нибудь стояло? — спросил я.

— Да, но я не припомню, что именно... Нужно посмотреть в описи, тогда мы узнаем, что хоть что то украли.

— Ведите. — ответил я ему. — Мне необходимо знать это сейчас.

Он повел меня в свой кабинет, находящийся тут же, только на втором этаже. Шаткая лестница не внушала доверия, и если бы перила не выглядели бы еще более хрупкими, я бы взялся за них. А интендант, поднимаясь по лестнице выглядел довольно безаботно.

В его кабинете пахло кожей и сигарами, что напомнило мне кабинет Бишопа, только навязчивой роскоши кругом, как у Бишопа, я не видел.

Завскладом полез в какую то картотеку, вытащил несколько карточек и протянул их мне.

— Накладная. — прочитад я вслух. — Двести килограммов химикалий на военные нужды, в том числе, расфасованный морфина гидрохлорид, кое-какие стероиды... Как вы думаете, местные наркоманы могли такое устроить?

— Я не знаю, детектив. — покачал головой мой собеседник. — По большей части, все, кроме морфина абсолютно бесполезно для человека, у которого нет хоть какого-нибудь химического производства.

— Думаете, в этом замешаны Мордино? — спросил я.

— Вряд ли. — покачал интендант головой. — Для них это совсем небольшой объем, тем более, что и технологии у них другие.

— Вы разбираетесь в технологии приготовления наркотиков?

— Что вы, нет совсем. Я просто считаю, что тут скорее замешана какая-нибудь небольшая банда, завела у себя что-нибудь, вроде самогонного аппарата, я не знаю, как это делается. Я думаю, вам просто нужно прошерстить окраины, и вы найде...

— Так ведь, украли же не только химикалии. Мало ли, что еще у них...

— Но, это же ваша работа, не так ли?

— Так и есть. Хорошо, сэр, я должен идти. Вам нужно будет явиться завтра днем к нам в участок. Вас допросят более тщательно.

— До свидания, детектив. — сказал интендант.

Я встал из-за стола и пошел вниз по лестнице. Каноль ждал меня внизу.

— Что такое случилось то? — спросил Каноль.

— Не знаю, но не нравится мне это... Двести килограмм химикалий украли. Причем наркотических. А это уже очень и очень серьезно. Отправляйся и сообщи капитану об этом и сообщи, что нужно потрясти народ на окраине, что любые мелкие наркотические лаборатории, которые еще не накрыли, надо закрывать...

— А ты куда? — спросил Каноль с подозрением.

— Мне нужно проверить одну вещь... Ладно...

Один раз я уже расследовал ограбление склада, и тогда все закончилось совсем не хорошо, но сегодня я хоть как то мог надеяться на то, что то, что ограбленный склад принадлежал НКР, дает мне карт-бланш. Хотя, даже в это мне слабо верилось, я думаю, что этот ублюдок найдет способ снова выгородить своих. Я имею в виду Брюса, разумеется. И вообще, почему мы, самая большая сила на западном побережье, особенно, после падения Анклава, должны считаться с мнением людей, которые... Даже не людей, а кучки бандитов, которые уселись царьками в этом городе, бодаются между собой, а адекватного общества так и не построили — сборище проституток, сутенеров и наркоманов.

Я вышел на Девичью улицу и пошел на север, по дороге, о которой читал в полицейских отчетах — прямо на Конюшни.

Дорога заняла у меня около трех часов, поэтому на Конюшни я прибыл уже к обеду, весь вспотевший, заляпавший костюм, но, по крайней мере, прибыл.

Два здания, объединенные загонами, стояли передо мной. До носа доносился отчетливый запах браминьего дерьма. Поморщившись, я подошел к охранникам, стоящим возле входа и спросил:

— Как вы тут вообще стоите то, вонища же стоит.

— А ты чего спрашиваешь то вообще? — спросили меня.

— Полиция Нью-Рено. — сказал я, доставая из кармана жетон. — Прибыл сюда в связи с расследованием дел о хищениях со склада, находящегося под управлением Новой Калифорнийской Республики.

— Проходите внутрь, детектив. — сказал второй из охранников. — Отвечать на такие вопросы не в нашей компетенции, спросите у Марджори... Они в самой дальней части здания, такая лысая женщина, вы ее сразу узнаете.

Я коротко кивнул человеку, взялся за ручку двери и вошел внутрь. Едва сделав шаг вперед, и осмотревшись вокруг, я остановился как вкопанный. Вокруг меня в загонах сидели люди, и если в части из них я мог узнать тех самых людей, которых мы выперли с улицы, по которой они шатались, выпрашивая дозу, то во второй половине людей я вполне мог узнать невинных дикарей, которые жили племенами в различных местах Пустоши. Ловля дикарей была излюбленной забавой такого рода людей, как работорговцы. Хотя, говорят, что слуги Города Убежища почти все поставлялись именно работорговцами... Фашисты.

Я прошел дальше, мимо людей, морщась, видя, что эти пусть и глупые, но еще сильные и здоровые дикари вынуждены сидеть по клеткам, ожидая, что... А зачем вообще они тут нужны, то...

— Простите, а кто Вы? — спросила меня лысая женщина, судя по всему, та самая Марджори.

— Детектив Стрелецки, полиция Нью-Рино. Я должен расследовать хищение химикалий со склада Нью-Рино.

— А мы-то тут причем? — спросила меня женщина. — У нас совершенно другая технология, и вообще, мы этим не...

— Вы занимаетесь производством наркотиков. — грубо прервал я ее. — Зачем вам эти люди, которые сейчас сидят в загонах?

— Эти люди?— Марджори поджала губы и продолжила. — Это просто отчаявшиеся люди, которым нечего терять. Наркоманы. У нас они получают все, что им нужно.

— Даже дикари? Они выглядят здоровыми, на них нет следов приема наркотиков. — я снизил голос. — Дайте мне что-нибудь по этому делу, иначе я засажу Вас лет на пятнадцать по обвинению в работорговле. Ваш босс все равно выкрутится, а я приложу все усилия, чтобы вы оказались в Сан-Квентине!

— Что вы себе позволяете? — спросила она, очень натурально играя шок. — Как вы смеете разговаривать так с женщиной?

— Я разговариваю с Вами, как с вивисектором и производителем наркотиков, и не только по моему разумению, но и по законодательству Новой Калифорнийской Республики, вы заслуживаете не только этого!

Разговор шел на повышенных тонах. Я чувствовал, как галстук сдавил мне шею, но, я был уверен, что и эта женщина чувствовала себя сейчас не лучше.

— Я сейчас вызову охрану! — закричала она на меня в последней, абсолютно напрасной попытке спастись.

— Так, либо ты мне сейчас говоришь, все, что знаешь об этом, либо я тебя арестовываю. — заявил я, снимая с пояса наручники.

Луч света отразился от их полированной поверхности. Женщина напряженно посмотрела на меня.

— Ну что, решила?

Марджори осмотрелась вокруг и жестом поманила за собой. Откинув крышку люка, она полезла туда первой. Я осмотрелся вокруг и тоже спутился вниз.

— Вообще то, у нас совсем другая технология производства винта. — сказала женщина, ведя меня куда-то, и даже не оглядываясь в мою сторону. Я, молча, шел за ней по коридору, полностью заставленному коробками различных размеров. Она продолжала. — По сути своей это вещество, синтезируемое из грибов, которые мы выращиваем на браминьем дерьме. То есть, просто браминье дерьмо в огромных чанах...

— По-моему, это мне на уши вылили огромные чаны браминьего дерьма. — грубо прервал я ее. — Там был не только винт, так что. И не вздумай врать мне, что вы не занимаетесь производством других наркотиков.

— Занимаемся. — ответила женщина. — И не только наркотиков, но и просто стимулятором и лекарств. Это тоже бизнес, причем, ничуть не худший, чем наркотики... Вот, мы и пришли. Смотрите.

Я увидел несколько контейнеров с нарисованным на них двуглавым медведем — символом нашей республики.

— Открывайте, Марджори. — сказал я ей, указывая на контейнеры.

— Почему вы сами не откроете? — спросила она у меня.

— Знаете, люди в мире делятся на две категории. У одних в руках жетон, а вторые открывают контейнеры.

Женщина подошла к контейнерам и откинула крышку одного из них. Увидев, что ничего страшного не случилось, я подошел к ней.

Ампулы, несколько тысяч ампул было уложено в этот ящик. Я протянул руку и взял одну из них. Морфина гидрохлорид.

— Вот как? — спросил я. — Кто это притащил сюда?

— Люди Мордино взяли это... Видимо, на том самом складе НКР, который был ограблен...

— Так, все ясно. Ты мне ничего не показывала, я только расспрашивал про технологию изготовления винта, поняла? — женщина смотрела куда-то в сторону. — Поняла, я спрашиваю?!

— Поняла, поняла... Хорошо. Я никому ничего не расскажу...

Через пятнадцать минут я покинул Конюшни и как можно быстрее двинул обратно в город, чтобы рассказать о своей находке интенданту. Если уж мне повезло так быстро найти пропавшее имущество... Хотя, кажется мне, что как то уж все слишком просто складывается...

Наивные полудетские лица рабов-дикарей все это время были у меня перед глазами. Вообще, по городу ходили слухи, что сейчас на конюшнях разрабатывается новый вид винта, еще устойчивее, с еще более коротким приходом и еще более сильно зависимостью. Хотя, винт и так был настоящим бичом северной части Пустоши, включая в себя Дыру, Реддинг и это самое Нью-Рино.

Когда я подошел к складу, на город уже опускалась темнота, но свет в окнах второго этажа здания, как раз в кабинете интенданта горел. Я открыл дверь и бесшумно вошел внутрь. Стараясь не скрипеть, я вступил на лестницу и собирался уже громко позвать его и рассказать о своей находке, как услышал голос молодого мужчины с испанским акцентом.

— Все хорошо, вы получили деньги, мы получили свою химию.

— Именно так, мистер Мордино... А теперь я собираюсь покинуть город, за дело взялся этот чертов Йоргансон и две его шавки, и я думаю, что это все будет слишком опасно. Пережду некоторое время где-нибудь на севере, пока наша афера не забудется, а потом вернусь, заведу себе магазинчик, где-нибудь в провинции и буду спокойно жить.

— Надеюсь, ваши планы исполнятся. До свидания.

Я едва успел спрятаться за какими-то коробками. Из-за них я видел, как по складу своей уверенной походкой и, поигрывая ножом, прошел Хесус Мордино младший, открыл дверь и скрылся куда-то. Я вышел из своего укрытия, отряхнул от пыли брюки и поднялся по лестнице.

Наверное, неловкое ощущение, ты сидишь, считаешь деньги, которые заработал на том, что продавал имущество своей Родины мафии, и, вдруг, дверь раскрывается, в нее вваливается какой-то коп, и в лицо тебе впечатывается его тяжелый ботинок. Именно это и пришлось почувствовать этой крысе.

Я с трудом поднял его, хоть и маленькое, но очень тяжелое тело и приковал наручниками к стулу.

Пока он не пришел в себя, я осмотрел его кабинет. Куча стодолларовых купюр, лежащих на столе, привлекала мое внимание, но я же хороший коп... Ага, очень...

— Детектив, ты чего делаешь? — спросил меня очнувшийся предатель. А я то думал, что я его нормально приложил.

— Сколько тебе заплатили Мордино? — спросил я его. — Ты только им продавал имущество НКР, или еще кому?

— Да никому я ничего не предлагал, развяжи меня.

— Либо ты говоришь сейчас все. — я расстегнул кобуру и вытащил пистолет. — Либо ты говоришь мне все и сейчас, либо я тебя просто грохну. Вот, придут сюда завтра, а тут ты, с мозгами наружу.

— Да, это ограбление было, ограбление! — заорал он. Я сжал руку в кулак и обрушил ему на лицо. Нос отчетливо хрустнул, по лицу крысы потекла кровь.

— Ограбление, говоришь? — спросил я, поднимая со стола пару бумажек с изображением Танди. — А хорошо у Вас тут платят за ограбления. Я бы, если знал, то ни за что не пошел бы в полицию — шатаешься по всему городу, вынюхиваешь, наркотики ищешь, с рабами общаешься, а тут, ограбили пару раз и все.

Я поднес купюру к сломанному носу и принялся вытирать кровь, которая текла из ноздрей.

— Чувствуешь, чем пахнет? Нет? Это пахнет кровью тех парней, на которых из-за тебя не хватит лекарства. — взяв вторую купюру, я снова поднес ее к его носу. — А это чувствуешь? Чувствуешь, сука?!? Это пахнет землей могил, в которые потом этих парней похоронят.

Кровь довольно быстро пропитывала деньги и, подождав, пока они полностью пропитаются, я разжал этой крысе зубы и запихал деньги в рот.

— Жри, сука. — сказал я ему.

Пока он давился этими деньгами, я снял ключ с его пояса и отпер стенной сейф.

— Как интересно, дружище. — сказал я, поднимая пачку сотенных купюр. — За два с половиной месяца, так подняться... Теперь то я понял, зачем ты этот фарс с ограблением затеял, чтобы вот так вот, просто потому что почувствовал, что больше воровать не сможешь, и решил убыток скрыть?

С трудом он выплюнул купюры сильным толчком языка и вдруг, совершенно неожиданно расплакался. Кровь мешалась со слюной, слезами и соплями, какой-то странной жидкостью стекая вниз и пачкая его аккуратный костюмчик.

— Эй, ты чего? — спросил я. — Стыдно стало что ли? Или как?

Он не мог ничего ответить, он давился слюной и соплями. Я осмотрелся вокруг и не придумал ничего лучше, кроме как взять со стола бутылку колы и вылить ему на голову. Ледяной напиток залился ему за шиворот, пачкая белую рубашку, но так, он хотя бы перестал реветь.

— Дете... Детектив. Бери деньги... Все бери... Только меня отпусти.

У меня тотчас же появилось желание огреть его этой самой бутылочкой по голове, но я сдержался, решив, что убив подозреваемого, уж точно себе никак не помогу.

— Да... Тошно мне, понимаешь? Люди же все, а так же ради денег друг друга мочат. Тошно...

Он посмотрел на меня, видимо, решив, что я сумасшедший. Я расстегнул наручники и дал ему лист бумаги и ручку.

— Пиши все, свои сделки, и пиши правдиво. Может тогда, мое вмешательство хоть как то тебе поможет...

Он написал, если не все, то многое. Я ходатайствовал за него перед судом и приговор был вынесен самый мягкий из возможных — его даже не отправили в тюрьму, ограничившись только тем, что сделали клеймо на лбу, как работорговцу и отдали на двадцать лет исправительных работ.

А потом случилось то, что совершенно выбило меня из колеи — Брюс мало того, что присвоил деньги, так еще и не выдал никому признаний интенданта, лишь используя эти бумаги, чтобы шантажировать семьи.

А за тех ли я борюсь, и является ли мое правительство тем самым идеалом демократии, каким я его представлял?

Глава 9.

Поняв, наконец, всю суть своей работы в полиции, я стал отлынивать от нее, стал, в некотором роде, анархистом, часто просто клал на свои обязанности, да и вообще, работал спустя рукава. Репутация , заработанная за несколько безупречно раскрытых дел, все же держала меня на плаву, не давая слухам снова разойтись по отделу.

Этот город не был мне родным, даже наоборот, от вел себя о кровенно враждебно по отношению ко мне, и эта враждебность была взаимной. В конечном итоге я снова начал охотиться — просто выходил за город, в горы, выслеживал каких-нибудь мутировавших зверей, вроде кротокрыссов и расстреливал, получая облегчение, хоть на некоторое время. Чтобы не зря переводить патроны, я срезал с их живота ту часть, в которой было самое вкусное мясо и жарил себе отбивные котлеты дома. После того как хорошенько промоешь и отобьешь мясо кротокрысса, оно становится вполне съедобным и даже вкусным, и, что немаловажно, в нем совершенно нет запаха.

Вот и сегодня я, по-быстрому закончив всю бумажную работу, натянул на себя маскировочный пустынный комбинезон и двинул в горы. И все же я был не прав, что слухов мне удалось избежать — слухи ходили, но слухи о том, что я якобы хожу к какой-то бабе. Избавиться от слухов мне удалось, взяв разок Каноля с собой в пустыню, хотя, после нашего с ним восьмичасового лазания по горам да холмам, он заявил мне, что лучше бы я ходил к бабе. Но нет, женщины у меня не было вообще, после того случайного секса с проституткой в "Кошачьей лапке".

Походы мои были довольно опасными, по этим горам любили шастать не только звери, но и бандиты различных мастей, начиная от рейдеров и заканчивая японскими якудза, у которых где-то недалеко от Рино была деревенька. Поэтому я купил себе оружие получше — боевой дробовик Ремингтон, с режимом стрельбы очередью. Дробовик послушно жрал патроны двенадцатого калибра и довольно сносно разрывал на куски головы враждебных мне жизненных форм. Хотя дробовичок был не новым, прежний владелец за ним явно ухаживал, берег его, и продавал его аж за две с половиной тысячи долларов. Но продал. Чуть ли не со слезами, но продал.

Снарядив дробовик патронами с крупной картечью, я закинул его за спину, чтобы он не мешал мне карабкаться, и полез наверх по жесткой скалистой земле. Мне говорили, что где-то там была пещера с семейкой радскорпионов, вот я и хотел пострелять их, а потом наготовить из хвостов противоядия — шло оно двадцать баксов за бутылочку и хотя бы патроны бы окупило, даже скорее, я бы на этом заработал. Вот такой вот мне активный отдых — и опыт в стрельбе, и развеялся, и денег заработал, и окресности города чуточку подчистил — все сплошная польза.

Наконец я добрался до невысокой скалы, которую опоясывала терраска, по которой с трудом мог пройти человек. Я встал лицом к обрыву и, стараясь не смотреть вниз, бочком пошел по ней, постепенно выходя к темному зеву той самой пещеры, о которой мне рассказывали. С другой стороны был вполне удобный и широкий подход к ней, но со стороны города придти моэно было только так — с трудом и рискуя жизнью.

Закончив свой подъем, я вошел в пещеру и практически тут же наткнулся на объеденный коровий скелет — видимо, скорпионы украли брамина и тут же у входа его и сожрали.

Я снял со спины ружье, снял его с предохранителя и дослал патрон. Постояв некоторое время у входа в пещеру и привыкнув к темноте, которая ждет меня внутри, я пошел внутрь.

О кости я спотыкался буквально каждые несколько секунд и, кажется мне, что сначала не скорпионы населяли эту пещеру, а кто-нибудь много, много страшнее. Рука Смерти, скажем. Хотя, тут, на севере Калифорнии рука смерти кажется скорее сказкой, чем былью, зато у себя, на юге, ближе к разрушенным Бейкерсфилду и Лос-Анджелесу, они встречались довольно часто. и первое время даже осмеливались нападать на город и воровать браминов. Но с ростом Шейди Сэндс и следующим за ним ростом Республики, количество нападений постепенно сокращалось и со временем сошло на нет.

Глаза уже вполне привыкли к темноте, я шел, разглядывая серые стены, серый пол и кажущиеся на этом сером фоне белыми кости. Где то капала вода — видимо, бил ручеек с гор, в этих местах это вполне вероятно.

Наконец, издалека послышался долгожданный звук щелчков. Это скорпионы щелкали клешнями. Я, стараясь не шуметь, стал лавировать между костей, пробираясь к источнику звука.

Наконец, я увидел одинокого скорпиона, ползущего куда-то прочь от меня, и время от времени щелкающего клешнями. Я подкрался к нему, постепенно совмещая его хвост и прицельную планку своего ружья. Если повредить хвост скорпиона, то он станет практически не опасным, он больше не сможет отравить меня, а от его атак клешнями можно было легко уклониться.

Внезапно я почувствовал, как что-то тянет меня за штанину. Я опустил взгляд и увидел, что это маленький скорпиончик, вцепившийся клешнями мне в штанину и уверенно тащащий меня куда-то, да, только сил ему для этого действия не хватило.

Решив, что пришло время действовать, я снова прицелился в большого скорпиона и выжал спуск. Звук выстрела и визг картечи, отразившись от стен пещеры, громко ударил по ушам, скорпиона отбросило на пару шагов, и хвост его переломился практически в самом центре. Переведя оружие на маленького, который с остервенением дергал мою штанину, я снова выжал спуск и маленькое тельце членистоногого практически разметало по полу пещеры.

Первый скорпион мотал всем телом туда-сюда, а в грот, в котором мы находились уже забегали другие. Быстрое перебирание пятерками пар конечностей раздавалось отовсюду. Я одним выстрелом в упор добил раненого скорпиона и приготовился встретить остальных.

Едва только из-за поворота показались еще членистоногие, я высадил по ним очередью остатки магазина и сменил его на полный.

Я никого не убил этой очередью, но тяжелые свинцовые кружочки пробивали панцирь, и, даже если и не задевали нежного мягкого мяса скорпионов, то явно причиняли им хоть какой-то дискомфорт. Когда первый из них очухался и побежал ко мне, я встретил его зарядом дроби в голову.

Обезглавленное тело рад-скорпиона отшвырнуло назад прямо под ноги бегущего следом. В принципе, сильно это ему не помешало, потому что секундой позже я высадил в него еще один заряд дроби.

Внезапно, что-то больно ударило меня в спину и швырнуло на пол. Я довольно ощутимо приложился руками о каменный пол пещеры и выронил дробовик. Когда я обернулся, здоровенный рад-скорпион заносил жало, чтобы нанести мне второй удар.

Я с трудом увернулся, выхватил из поясной кобуры пистоле, навел его на скорпиона и раз двадцать подряд нажал на курок.

Когда я понял, что патронов в пистолете больше нет, а пистолет издает сухие щелчки, сигнализирующие об этом, ракообразное уже было под завязку начинено свинцом. Больше никто выходить ко мне, вроде бы, не собирался.

Я прошел туда, откуда появились те два скорпиона, и оказался в тупике, который представлял собой высокий и широки грот. Тело грота было усыпано костями и грудой битой яичной скорлупы. Наверняка, если хорошенько порыться ,тут можно найти кучу всего — от пистолетов и патронов до ядерных ракетниц, но сейчас это не было моей целью. Я слишком устал.

А, судя по скорлупе, до скорпионов тут действительно кто-то жил. Либо Ванаминго, либо Руки смерти.

Я вернулся в первый грот и уселся на пол пещеры. Теперь меня ждала пара часов муторной и тяжелой работы. Я вынул нож из ножен, подошел к первому трупу и вставил его между чешуек панциря и одним резким движением отсек хвост.

Уже на втором хвосте мне это надоело, и я стал работать быстрее, пусть и порезавшись пару раз. В итоге я оказался обладателем четырех хвостов, которые аккуратно запаковал в полиэтиленовую пленку, действительно оказавшуюся практически вечной. Наконец я встал, осмотрел грот, щедро забрызганный выделениями кишечников скорпионов, вдохнул холодный воздух и пошел к выходу.

Возле выхода из пещеры я услышал голоса, а так как встреченные в Пустоши люди делятся только на две категории — те, кто хотят тебя убить, и те, на кого тебе наплевать, я решил повременить с выходом наружу.

Я прислонился к стене пещеры и начал слушать.

— Ты понесешь это, или нет? — спросил один из голосов.

— Я не понесу это туда. — голос его собеседника был напуган. — Меня обыщут, как и всех курьеров и не пустят в город.

— Точно? — спросил третий. Тяжелый, громкий, жесткий голос. — Последний раз спрашиваем.

— Нет, не понесу...

— Ах... — начал было первый голос, но тут же был прерван третьим.

— Раздевайся. — сказал он.

— Что? — недоуменно спросил второй.

— Раздевайся, говорю. — раздался звук удара, и наступила тишина. Видимо, человек начал раздеваться.

Через несколько минут тишины, я услышал звуки короткой борьбы, внезапный хрип, и рядом со входом в пещеру постепенно стала образовываться лужа красной жидкости.

— Мейсон! — раздался крик первого голоса. — И кто теперь это туда понесет?

— Ты и понесешь. — второй голос, обладатель которого только что по-видимому зарезал человека, звучал все так же спокойно. — Завтра они уходят, вот ты и присоединишься к ним. Скажешь, что заменили. Наденешь вот эту форму, проверять никто не станет.

Завтра уходил караван в НКР — я даже написал письмо матери, и отдал в почту, которая работала по всей Республике. А я знал одного Мейсона — правая рука дона Сальваторе, грубый маньяк в круглых солнечных очках. А человек, которого они зарезали, видимо, был курьером НКР.

Я снял со спины ружье, и собирался уже, было, выскочить и покрошить их, а потом подумал, что же будет со мной, если я замочу правую руку главы одной из мафиозных семей. Подумал и решил повременить.

— Да, не выйдет из этого ничего. — ответил второй голос. — Они проверят.

— А ты придешь с опозданием, и они не успеют проверить. Это же НКР, для их командиров распорядок важнее, чем безопасность подчиненных.

— Тогда ставку мою в четыре раза увеличиваем.

— В два, и радуйся. Все, укладывай это все, чтобы у тебя этого не видели. Жди тут двадцать минут, подом отправляйся в город, чтобы тебя со мной не видели. Товар тебе принесут сегодня вечером. Давай.

Под чьими-то ногами похрустел песок. А первый, судя по кряхтению, уселся справлять нужду. Это подтвердилось звуками дефекации и характерным запахом.

Эти полчаса мне показались бесконечными, и я чуть не сошел с ума, слушая, как этот человек сверху ходит туда-сюда, рассказывает какие-то стишки и даже поет. Наконец, этот концерт самодеятельности закончился, и песок захрустел под его ногами, звуки шагов двинулись по направлению к городу. Я выждал некоторое время, вышел наружу и в полный рост пошел за ним — опознавательных знаков НКР на моем комбинезоне не было и издалека меня можно было принять за самого обыкновенного охотника.

Когда мы дошли до первых зданий города я сильно прибавил в скорости, чтобы добраться до него, успеть, пока он не исчез среди улочек Рино...

Я успел и проследил за ним до самого дома. Вот уж не думал, что на дона Сальваторе работают такие дилетанты — он так и не заметил, что какой-то человек в одежде пустынника следует за ним.

Вернувшись домой, я переоделся, оставил там снаряжение для пустыни и дробовик, оставив у себя только пистолет в наплечной кобуре, как обычно выходил на работу. Я дожидался ночи так же, как тот парень, к которому я должен придти сегодня ночью, ждал те полчаса. Каждые пятнадцать минут я выходил на кухню попить воды. Я ходил туда-сюда по комнате, что-то думал, представлял, что и как буду делать. Рот наполнен вкусом ржавчины, пальцы рук уже тоже были красными от ржавой воды. Наконец, не выдержав, я налил себе в стакан виски, выпил, сел и взял в руки книгу по криминалистике. Толку от книги было я мало, я поминутно клал ее на стол, и силой воли заставлял брать обратно в руки. Наконец, окончательно замучавшись, я поднял глаза и увидел, что темнота потихоньку опускается на город.

Тогда я встал, надел шляпу, чтобы как то прикрыть лицо тенью от полей, закрыл дверь на ключ и встретился лицом к лицу с Канолем.

— Михаил. — он сказал именно так, не коверкая мое имя. — Я думаю, что нам нужно поговорить...

— Слушай, друг, давай возьмем завтра выходной и сходим вместе в бар, или на бокс. — сказал я, хлопнув его по плечу.

— Помнишь, что ты мне сказал тогда в "Акуле"? — спросил он меня, пропустив мой ответ мимо ушей.

— Я помню... Брат... Слушай, мне сейчас серьезно надо идти...

— Брат. — негр рассмеялся. — Я знаю, но ты очень сильно отдаляешься от меня. Я понимаю, что это тебе поперек горла стоит. Все, что происходит. Но, ты должен был понимать, на что идешь. Когда шел в полицию.

Никто не обещал мне чистую форму и чистые руки. Вернее, мне напрямую сказали, что нам придется полностью изваляться в дерьме, и, пусть, сейчас я был замаран меньше остальных, сейчас я шел туда, где процесс уже не повернуть вспять.

— Я знаю, брат. Поговорим об этом завтра.

Каноль смотрел на меня с сожалением. Я пожал ему руку и пошел вниз по лестнице.

Дверь квартиры псевдокурьера, будто издевалась, смотря на меня своим единственным глазом — глазком. Я глубоко вздохнул, резко подошел к двери, размахнулся и двинул ногой в область замка. Косяк брызнул щепками, дверь распахнулась. Я вынул пистолет из кармана и ввалился внутрь.

Комната была грязной, что показывало либо то, что жилец заехал совсем недавно, либо то, что жилец был грязнулей. Вот и жилец появился — босиком, голый по пояс, с пистолетом в руке. Я перехватил пистолет второй рукой, рукоятью пистолета сильно ударил его в лицо. "Курьер" потерял сознание. Я уложил его лицом в пол и одним выстрелом из пистолета снес голову.

Пока соседи не отреагировали, я прошелся по свежему трупу, прошел в комнату и увидел свежий пакет с порошком коричнево-рыжего цвета. Я узнал его — точно такой же порошок был в капсулах, одну из которых мне предлагал Джимми Ди. Распространением наркотиков занимается Мордино, Сальваторе явно полез не в свой бизнес.

Тогда я забрал пакет и унес его в "Десперадо". Сначала Мордино-старший посмотрел на меня, как на идиота, но, когда я объяснил ему всю ситуацию, молча, пожал руку и отсчитал два десятка стодолларовых купюр. Я взял эти деньги.

На следующий день меня же отправили расследовать это убийство. Я посмеялся, увидев отпечатки своих же ботинок на ткани брюк трупа. Развалить дело мне удалось очень и очень легко, зато я поступил так, как и учил меня Брюс. Хотел бы я узнать, что сказал бы он мне, узнав об этом.

А у Сальваторе с Мордино была какая-то встреча по делу этой партии, после которой, как я узнал от одного из информаторов, у Сальваторе чуть не случился очередной инфаркт.

Глава 10.

Бывает такой вид дел, расследуя которые, ты отдаешь всего себя без остатка. Ты думаешь о нем и днем и ночью, отчеты с места преступлений висят у тебя на стенах, постепенно замечаешь, что сон куда-то исчезает, и уснуть ты можешь только наглотавшись снотворных и виски.

Но даже во сне это дело будет преследовать тебя. В каждом сне ты будешь видеть себя на месте преступления в виде преступника или в виде жертвы и каждуя ночь будешь вскакивать в страхе, только чтобы принять еще таблетку или опрокинуть еще виски, чтобы хоть как-то заглушить в себе это, забыть об этом чертовом деле и, наконец, поспать спокойно, хотя бы несколько часов.

Сон не идет. Ничего не изменится, а ты только начинаешь спиваться. Соседи смотрят на тебя, друзья отворачиваются, а коллеги мрачно смотрят на тебя, а в голове у них только одно "И этот спекся".

Мое новое дело было именно из таких. И чувства свои я только что описал.

Я сидел за столом на своем рабочем месте, а передо мной было четыре папки с личными делами пропавших. Никто не стал бы искать пропавших людей, если бы не перепись населения, после которой всю эту толпу наркоманов, шлюх и воров внезапно записали в полноправные граждане НКР, причем по правам они были вполне равны со мной. И тут то я понял, почему жители внутреннего города Убежища так брезгливо и с нескрываемым пренебрежением относились к жителям пригородов. И впервые не мог назвать их за это фашистами, как делал это раньше.

Ну а пропажа гражданина НКР это вовсе не то же самое, что пропажа безродного дикаря с Пустошей. Граждане НКР они драгоценные, их беречь надо. Я тоже так считал пока Брюс не начал продавать гражданство, которое у него выкупили семьи и буквально раздали всем подряд. Ну, хотя бы то, что все граждане обязаны были работать, или хотя бы числиться на работе. Большая часть в итоге числилась какими-нибудь уборщиками и кочегарами, при этом продолжая являться теми, кем они являлись. Зато при нас открылся еще и отдел налоговой полиции.

Галлас окончательно перешел куда-то в администрацию и в полиции теперь не появлял, а у Каноля у самого был завал — огромная куча дел, разгрестись бы до нового года. Дела по большей своей части были мелкими, но время было упущено и разобраться со всем...

Помощи ждать неоткуда и я взял в руки в очередной раз папку. Личное дело принадлежало женщине. Пропала она три дня назад. Кроме этого факта, описания внешности, и характеристики с места работы, в личном деле практически ничего не было. Однако, судя по характеристике, это была на самом деле одна из тех, кого можно было смело записывать в граждане. Любящий муж, две маленькие дочки... Как они вообще в этой клоаке выживали до этого.

Кроме этой женщины на мне висели еще три человека — мальчик, практически еще ребенок лет пятнадцати — Коди, пробивался нищенством, пока мы не пришли в город. Джимми Д взял его уборщиком в свою аптеку, после того как получил лицензию на ее открытие. Джимми просто божился, что Коди — отличный парень, просто очень молчаливый, что при работе у Джимии наоборот даже хорошо.

Еще двое пропавших были самыми заурядными жителям города — парень и девушка, оба жутко сидели на винте. Джек и Джилл Кирстены. То ли брат и сестра, живущие в кровосмешении, то ли уже семья. Если бы Йорганнсон не был бы уверен, что у этих дел есть общий корень, то я бы и не связал бы их между собой. Да и не связывал, на самом деле — парень и девушка вполне могли повздорить, после чего парень, допустим, убил девушку и, испугавшись содеянного сбежал из города. Или они оба нарвались на кого-нибудь более... И лежат теперь мертвыми в какой-нибудь канаве. Да, черт подери, если бы не Йорганнсон...

Я положил папку на место и мертвым взглядом уставился вперед. Рукой я зашарил под столом и потянул оттуда флялжу. Металлическая фляга с номером восемь, которую я купил у перебирающегося из города Убежища на юг в Убежище 15. Фляга была заполнена чистой горной водой, которую я набрал в последний свой поход в пустыню — что от газировки, что он ржавой гадости из под крана уже тошнило. Я отвернуь крышечку фляги и присосался к ней губами. Вода смочила мне губы и потекла в утробу.

— Стрелецки, мать твою, сколько раз я говорил, чтобы ты не пил на работе! — услышал я недовольный голос капитана и поперхнулся.

— Ну, это же вода! — ответил я, откашлявшись. Половина фляги была у меня на коленях и, если бы во фляге была бы не вода, то костюм бы пришлось выбрасывать.

— Да? — чуть остановившись, спросил он, принюхался, и продолжил. — Какая разница? Как будто ты никогда не пил на работе! В общем, тебе повезло, видимо твое дело сдвинулось. Отправляйся на улицу Сета...

НКР, получив город, стало переименовывать его и давать старым улицам новые названия. Вот и эта улица была названа в честь Сета, первого рейнджера НКР, который, кроме всего прочего, был еще и изображен на одной из банкнот.

— Там тебя встретят патрульные и проводят к тому месту... Там один из пропаших людей... Давай, давай, Стрелецки, пошевеливайся!

Я, всем своим видом выражая недовольство, пошел к выходу ихз кабинета. Улица Сета была окраинной, но, пожалуй, одной из самых больших улиц города. Еще бы, его именем маленькую улицу не назвали бы однозначно. Человек в синей форме уже ждал меня там. Я вынул из кармана жетон и показал его патрульному.

— Детектив Стрелецки.

— Следуйте за мной, детектив. — ответил мне парень и, развернувшись, повел меня в сторону придорожной канавы. Над канавой вились мухи.

— О, мой Бог. — сказал я, разглядев, наконец, то, что лежало на дне канавы.

Я аккуратно оперся рукой о край канавы и спустился вниз, но стоило мне обернуться к находке, из за которой меня и вызвали, как я тут же осознал свою ошибку. Поделать я ничего не успел и меня жестко вырвало, что сделало вид моей находки ещк более отвратительнее.

На дне канавы лежал сильно фрагментированный труп, щедро обрызганный кровью, а теперь еще и рвотой. Труп был мало того, что разделен пополам, так еще и сильно объеден. В некоторых, особенно объеденных частях, я видел голые кости. Волосы этой женщины были свалявшимся комком, но тем не менее, она вполне подходила под описание одной из потерянных женщин, а именно первой — примерной семьянинки и матери двоих детей.

— Ты коронера вызвал? — спросил я у патрульного.

— Да, да. Только, он сейчас на вызове, поэтому приедет позже...

— Как же ее на опознание то тащить... Останешься тут до приезда коронера, проследишь, чтобы труп еще сильнее не объели...

Я сел на землю и хорошенько осмотрел труп, в надежде найти следы зубов и определить, кто же жрал эту милашку. Картина была странной — как будто зубы человека, только намного-намного шире и толще. В детстве мама мне рассказывала польскую сказку о великанах людоедах, только на пустоши я о таких не слышал. Я больше ничего определить бы не смог, тем более, что тащили труп по канаве, по которой бежал ручей, смывший все следы. Я вылез из канавы и глубоко вдохнул чистый, не загаженный трупной вонью воздух.

— Дождешься тут коронера, пусть пришлет мне отчет о вскрытии. На трупе очень странные следы зубов...

Я решил, что лучшим вариантом будет пойти в библиотеку и посмотреть у какой из новых жизненных форм Пустоши могут быть такие зубы...

Как только город перешел под нашу юрисдикцию, мы открыли здесь школу и библиотеку. Деньги на это выделяли и семьи и правительство города, и я даже думать не хочу, сколько было денег отмыто через это все.

Библиотеку собирали с огромным трудом, за бешенные деньги выкупая книги из города убежища, где уже три года как все книги были оцифрованны. Также, толстяк Тернер умудрился наткнуться на архив библиотеки еще не Нью, а старого Рино, который чудом уцелел, это все тоже перенесли в библиотеку.

Насколько я знал, свежие книги, напечатанные по информации Братства стали тоже были тут. Я поднялся по высокому крыльцу этого здания и вошел внутрь.

Библиотеку тут охраняла полиция и на ресепшене сидел престарелый патрульныф, уж не щнаю, как его сманили сюда.

— Что-то случилось, офицер? Спросил он, увидеа меня.

— Мне нужна книга о современных мутациях. — клыки явно принадлежали какому-то мутировавших видов.

— Да, нам только недавно завезли справочник. — полицейский приятно улыбнулся и полез под стойку. Протягивая мне учебник в простой обложке, обклеенной сверху полиэтиленом. — Из Братства. Данные писца Веры еще, даже есть.

— Где расписаться? — спросил я.

— Нет, нет, нет! Не на вынос. Только в читальный зал! Он вон за той дверью.

Поблагодарив библиотекаря, я открыл указанную мне дверь, вошел в абсолютно пустой зал и уселся на скамейке возле окна.

Я открыл справочник... Руки смерти, гекко, собаки, мантиссы, супермутанты...

Супермутанты!

Пролистав учебник до нужной страницы, я принялся за чтение.

— Можно присесть тут? — внезапно раздался голос.

Я повернул голову и увидел парня и девушку, стоящих возле меня. Интересно, как они сбда подкрасться так смогли. И несмотря на то, что зал был практически пуст, они уселичь рядом со мной.

Пропустив информацию о росте, о бесполости и остальном я наткнулся на описания челюсти... Бинго! Это они!

Интересно, как мутанты смогли сожрать человека прямо в городе и, при этом, никак себя не выдать?

— Вот, смотри это Галлен. Он был первым, кто открыл два вида кро...

Рука парня медленно поползла вверх по бедру девушки, так заинтересованно смотрящей на него. Через несколько секунд она оказалась в промежности у девушки..

— Кхм. — я откашлялся. Рука резко убралась оттуда. — Разрешите, я пройду.

Парень встал и, кивая и что-то бормоча, пропустил меня.

Я вышел из здания библиотеки, посмеиваясь и думая о том, что дело наконец-то окончательно сошло с мертвой точки и теперь куда-то катится на всех парах... Вопрос только в том, куда...

Я увидел, что по улице, озираясь, идет мужчина из примерно таких, какие бродили по Рино пару месяцев назад. Я пошел к нему, чтобы проверить документы — патрульных на по близости не было, а торчок на участке это всегда расследование и головная боль, которая совершенно никому не нужна.

— Мистер, — сказал я, вытаскивая жетон из карманов. — Что-нибудь случилось?

Торчок, вроде пошел ко мне, но, увидев жетон, тут же развернулся и побежал. Я, пряча жетон в карман, побежал за ним, правда, оружия не достал — не хватало мне еще и каждого подвернувшегося наркомана убивать.

Библиотека находилась на второй улице, как раз через несколько домов после "Акулы". Именно так, бок о бок, здание разврата и знание знаний.

Практически пустынная в дневной час улица — все либо на работе, либо валяются по "аптекам" обдолбанными, и только мы вдвоем я, и этот торчок бежим по улице в какой-то странной игре...

Видимо, из-за постоянного употребления винта, у торчка этого выносливость была подорвана, я в несколько длинных скачков нагнал его, пригнул на спину и свалил на землю.

— Лежать, сука, лежать! — прорычал я. — Лежать, тварь!

— Нет, нет! — внезапно разревелся торчок. — Только не отдавайте меня снова туда, пожалуйста.

Горькие слезы текли по щекам наркомана, когда я застегивал у него на руках за спиной наручники...

— Кто такой? Имя, фамилия? — спросил я у наркомана, сидящего напротив меня, в одной из допросных.

— Отпустите меня, а? — со слезящимися глазами попросил он.

— Обязатель отпущу. Ты сначала скажи мне, кто ты.

— Они найдут меня. Обязательно найдут. И снова закроют в клетке. — убежденно ответил мне мой собеседник.

— Кто найдет? В каких клетках? — спросил я, решив, что по поводу установления личности подозреваемого я все равно ничего не добьюсь.

— Люди в белых халатах. В клетку. Они заставляют нас вдыхать что-то. Каждый раз разный вкус. Некоторые умирают. Я бежал... Бежал через пустыню. Но они меня все равно найдут...

Что-то мне это начинало напоминать. Я глянул ему в глаза и спросил, как можно более вежливо, чтобы установить хоть какой-то контакт.

— Сэр, откуда вы бежали?

— Мистер, сэр... Сеньор. Они называли его сеньором. Он найдет меня. Найдет. От него не спрятаться.

— Как выглядело здание, в котором вы находились? Откуда вы сбежали?

— Из пустыни. Через пустыню. По песку.

Кулак сжался сам по себе, мне казалось, что этот человек уже просто издевается надо мной, но, когда я понимаю, в чем тут дело, я просто кладу руку на стол. Что там мне говорили про разработку новых наркотиков?

— Это такое здание... Оно состоит из двух и огорожено решеткой?

— Да, да! — начинает быстро-быстро кивать мой собеседник. — Решетки. Много решеток. Я люди за ними.

Это конюшни. А сеньор — это принятое обращение к Мордино. Все ясно.

— А ты не видел там такого человека... Среднего роста, темные волосы и черное пятно на ухе.

— Человек с пятном на ухе? Видел. Он ругался сильно, а потом били его... Сильно били, много крови было.

Родимое пятно на ухе, один из признаков вырождения был у того самого человека, которого я должен найти. Значит, человек этот на конюшнях, и его пропажа никак не связана с трупом женщины, который мы нашли сегодня. Нужно упрятать куда-нибудь этого "свидетеля", а то, действительно, найдут его Мордино и убьют... Подумав немного, я решился.

— Пойдем, я покажу тебе место, где тебя никто не найдет. — сказал я ему, протягивая руку.

— Никто? Даже они? — спросил он у меня, и внутри похолодело.

— Никто-никто. — заверил я его.

Когда мы вышли из допросной, я пошел к дежурному, сидевшему на ресепшене. Торчок так же тащился за мной, как привязанный.

— Сержант. — сказал я патрульному в синей форме и с сержантскими лычками. — Одиночные камеры есть свободные?

— Нет, с утра какую-то проститутку привели, пришлось ее отдельно посадить. А то у нас тут не отдел будет, а бордель.

— А чего вы шлюх-то таскаете сюда? — спросил я, удивленно.

— Говорят, что на улице собой торговала, вот и притащили. А мне, откуда знать, я ее не задерживал.

— Вытаскивай ее оттуда. — махнул я рукой. — Я проведу воспитательную беседу. Да, кто-нибудь из младших патрульных тут?

— Да, дежурные тут.

— Вот. — я, не глядя, вытащил несколько мелких купюр из кармана брюк и протянул их дежурному. — Дашь, скажешь, чтобы купили еды какой-нибудь, только нормальной и накормили этого. Теперь, посади его в одиночку, а шлюху эту сюда тащи.

Одиночные камеры у нас, можно сказать, люксовые, пусть несколько часов пересидит там. Потом я уже решу, что с ним делать. А мне пока что следует наведаться на Конюшни, если уж они людей красть стали.

Торчок безропотно пошел с дежурным, а дежурный через несколько минут вернулся с моей старой знакомой — Сьюзен из "Кошачьей лапки".

— О, здравствуйте, детектив. Что-то, не заходите вы к нам совсем. — вальяжно начала она, мягко освобождаясь от рук дежурного и подходя ко мне.

— Времени нет, Сьюзи, извини. — сказал я ей.

Патрульный ржал, что есть сил, смотря на нас, и тут я понял, что слава развратника и любителя проституток мне обеспечена.

— Она в "Кошачьей лапке" работает, правда. — сказал я дежурному, который тут же стал очень и очень серьезным. Но раскрасневшаяся морда по прежнему выдавала его и, вдруг, мне внезапно захотелось свалить этого человека, подумавшего обо мне.. Несправедливо подумавшего обо мне плохое и бить его, бить, бить. Я глубоко вздохнул. И продолжил. — Она может быть свободна. А ты, проследи, чтобы к нашему гостю никто не заходил. Да, и... Послу не говори про него, пожалуйста.

— Без вопросов, детектив. — ответил мне дежурный, разведя руками.

— А ты хороший. — внезапно вмешалась в наш разговор проститутка, проведя рукой мне по щеке. — Я могла бы и бесплатно с тобой...

— Спасибо, не надо. — нашел я силы отказаться. — Иди, и на улице больше не шали.

— Конечно нет, детектив. — вдруг внезапно, громко и очень сладко рассмеялась девушка и пошла прочь.

Я слышал ржание дежурного, когда уходил из участка. По-видимому, Михаил Стрелецки скоро станет не только порнозвездой, но еще и частым клиентом в "лапке". Видимо, не только сниматься, но и снимать научится.

Преодолев за несколько часов дорогу до Конюшен, я вошел внутрь. Охранники попытались было преградить мне дорогу, но жетон оказался на редкость хорошим аргументом. Ко мне подошел молодой человек в тугой кожаной куртке и, смерив презрительным взглядом, спросил:

— Что случилось, детектив? — он знал меня, видел, когда я приносил партию винта, отобранную у Сальваторе. Это и был Хесус Мордино-младший.

— Хесус. — не дорос этот парень, чтобы я его на Вы называл, хоть и был намного старше меня. — Что ты думаешь о том, что красть граждан НКР и использовать их в опытах немного противоречит законам Республики?

— Что?! — спросил меня Хесус, неправдоподобно сыграв удивление. — Как вы смеете говорить мне такое?

Малыш подрос, малыш умеет говорить убедительно, только доказательство моей правоты сидит сейчас в одиночке в участке.

— Это просто наркоманы. — сказал он. — Им тут хорошо, им больше некуда пойти. Они получают у нас дозы и даже не думают убежать.

— Правда? — спросил я, подходя к клетке, в которой сидел черноволосый мужчина. — А чего, вот этот в синяках весь? Прямо настолько не хотят убежать, что бить приходится?

Рука Мордино скользнула к карману, в котором, насколько я знал, он всегда держал нож, но на полпути остановилась и просто упала вниз, вдоль тела.

— Как вы думаете, что скажет Мордино, если меня убьют тут? Я же, все-таки, друг семьи. Джек, — сказал я, обратившись к мужчине в клетке, он повернул ко мне голову, я увидел родимое пятно на ухе. — что ты думаешь, по этому поводу?

Хесус посмотрел на меня с лютой ненавистью.

— Отпусти этих троих. — сказал я. — Остальных искать не будут. Не отпустишь, получишь большие проблемы. Пытаться что-то сделать со мной бесполезно — конюшни окружены рейнджерами, если я отсюда не выйду, то они камня на камне тут не оставят. Ты же еще себе накупишь.

— Троих?

— Коди, Джека и Джилл.

— Тут есть такие... — ответил парень. — Точно ничего не будет?

— Если еще и объяснишь, какие дела семьи имеют с супермутантами, то точно.

— Что за бред ты несешь? Какие супермутанты?

— Труп одной из пропавших нашли в городе. Объеденный супермутантами. Уверен, что экспертиза подтвердит, найдет в ее организме остаточные следы от наркотиков.

— Слушай... — Мордино тяжело задышал, внезапно став очень сильно похожим на своего отца. — Есть дела между нами. Они пришли с юга, злые, ненавидящие людей, абсолютно не хотевшие никого слушать, и набрели на Конюшни. Не знаю, как, но отец смог с ними договориться. Твари работают на погрузке — разгрузке, сам знаешь, если видел, что в этом им равных нет. В некоторые отдаленные места мы с ними отправляем дилеров, как под охраной. Но в последнее время, они становятся все менее управляемыми. Нам нужна помощь, чтобы от них избавиться.

— Хочешь воспользоваться чужой силой? Нашими руками уничтожить непокорных мутантов? — спросил я, улыбнувшись.

— Я заплачу. Сколько скажешь, столько заплачу, только помоги решить вопрос.

— А ты не думал, что можно просто потолок им на головы свалить? Или еще что? В этом вопросе на НКР не рассчитывай. Так, освобождай этих троих, и мы пойдем.

Хесусик пробурчал что-то на своем языке, наверняка очень грубое и ушел куда-то, через минуту вернувшись с ключами. Он освободил тех рабов, которых я назвал ему, и мы восвояси отправились в город.

Я все-таки написал о логове диких супермутантов, как стали их позже называть "второго поколения", и через полторы недели оно было зачищено рейнджерами. Никто из полицейского управления в этом, разумеется, не участвовал.

Глава 11.

Город, затерянный в песках. Несколько десятков домов, две шахты, больница и управление шерифа. Казино и бар с проститутками добрались даже сюда, но в целом, город производит впечатление... Двойственное. С одной стороны, после Нью-Рино он кажется мне самым заурядным провинциальным городком, а с другой, тут я мог хоть как-то отвлечься от вечных разборок между семьями, что просто преследовали меня в городе.

Направили меня сюда из-за самого интересного, что находилось тут после добычи золота — крысиных боев. Мне сказали, что поступили сообщения о том, что крысиные бои проводятся нечестно и выигрыши забирают подсадные лица. Мне же казалось, что дело в совершенно другом — какая-нибудь крупная шишка проиграла сумму денег и теперь хочет, чтобы мы разорили бизнес и вернули денег. Или это какая-то операция по захвату этого бизнеса — такие вещи нередко проводятся руками полиции, как бы ни не хотелось мне в этом не признаваться.

Главная улица сразу поразила своей чистотой. И одновременно запустением. Я засунул руки за пояс своего серо-зеленого пустынного комбинезона, представляя, что я сейчас же вытащу из кобуры свой Магнум 45-ого калибра и изрешечу к чертям свинячьим пару десятков негодяев, которые повылезают из переулков. Улица располагала к этому, она как будто только-только вынырнула из книг про Дикий Запад, которыми я зачитывался в малолетстве.

По одну сторону улицы стоял салут "Маламут", по вторую управление шерифа. Город уже был под юрисдикцией НКР, да и вообще, полицейских тут хватало, хоть и не бродили они на каждом углу. Если только в здании казино "Аскорти", да и то не так уж и много. Много их было в жилых кварталах, в которых жили шахтеры — вот за этими членами общества нужен глаз да глаз.

Я толкнул дверь управления шерифа и вошел внутрь. Сам шериф, поблескивая звездой, приколотой на груди, сидел за столом и что-то писал.

— Слушаю тебя. — сказал он, не отрываясь от писанины.

Я вынул жетон и, молча, показал ему. Он присмотрелся к нему, встал и, едва заметно прихрамывая, пошел к шкафу.

— Твой жетон тут не имеет силы, детектив. — сказал он, перебирая что-то в шкафу. — Мне сказали, что ты приедешь, и я хотел бы сразу сказать, тем, кто якшается с мафией мы не рады. Совсем не рады. А пока — лови.

Он метнул в меня маленькую звездочку и, пока я думал, не собирается ли он убить меня, мое тело автоматически подставило руку, чтобы защититься. Звезда с заостренными концами больно врезалась в плоть, царапая кожу. Я разжал руку и посмотрел на предмет, который мне дали.

"Младший помощник шерифа города Реддинга". Эта надпись означала, что меня только что фактически произвели в помшерифа, что уже давало мне немаленькие полномочия в этом городке.

— А ты не так уж и прост, детектив. — с уважением сказал мне шериф. — Носи пока что эту звезду. Правда, полномочий у тебя будет ровно столько, сколько нужно, чтобы раскрыть это дело. Будешь задирать невинных — уйдешь ни с чем. Будешь таскать людей в участок напрасно — будет то же. С соратниками мафиози у нас дел минимум.

Вот, чем мне сразу понравился шериф, это тем, что честно сказал — доверия мне тут не будет. Отмазываться, врать, что дел с мафией я не имею, не было смысла. Мне не только не поверили бы, но еще и на смех бы подняли.

— Я все понял шериф. — ответил я ему, слегка скрипнувшим голосом.

— Можешь идти. Поспишь в палатке с караванщиками, не развалишься. — снова предельно грубо и просто объяснил мне шериф мое место. Возражать я не стал и, сдержанно кивнув, вышел за дверь.

Двери салуна призывно манили меня. Решив, что с довольно дальней дороги, которую мне, кроме всего прочего пришлось пройти в одиночку — караван, который должен был меня проводить, свернул на полпути к северу, я могу пропустить стаканчик, я практически ковбойским пинком открыл двери и вошел внутрь.

Деревянная мебель, стойка, полы. Действительно, салун, все, как это описывалось в старых книжках. Хозяйка салуна стояла за стойкой и протирала стаканы. Я прикинул, сколько у меня есть мелочи, и подошел к ней.

— Добрый день. — сказал я, вытаскивая двадцатидолларовую бумажку, и кладя ее на стойку. — Можно мне кружечку пива?

Женщина, улыбнувшись дежурной натянутой улыбкой, взяла банкноту, сунула ее в передник и грохнула на стол кружку. Потом вытащила пыльную бутылку из-под стола и налила мне в стакан. Кинув бутылку куда-то в угол, она отсчитала мне пятнадцать долларов сдачи и положила их на стол.

Взяв десять долларов со стола, я предложил ей забрать остальное, что она не преминула сделать. Дежурная улыбка сменилась на почти что искреннюю, и я поразился, как же хорошо деньги влияют на людей.

Взяв кружку со стола я сделал большой, хороший глоток и осмотрелся вокруг. Кроме меня в этот дневной час в салуне никого не было. Еще бы, это шахтерский городок, праздным бездельникам, вроде меня, нечего тут делать.

— Из НКР, да? — спросила женщина у меня.

— Из Нью-Рино. — ответил я. — Захотелось, знаете ли, развеяться...

— Пфф... — оно громко и разочарованно фыркнула. — Зачем врать-то? Что может человека из Рино заинтересовать в нашей дыре? Да, даже если из Рино, то явно по бизнесу.

— Ну, почему сразу дыра. — я отхлебнул еще пива. В голове потихоньку распрямлялась пружина, как всегда после первой кружки. Если выпить еще две-три, то я, конечно, снова протрезвею, но, пока что такое состояние меня устраивало. — Вот, что у вас тут есть, что может заинтересовать усталого путешественника?

— Предлагать идти в казино жителю Рино — большей глупости я не представляю, если честно. — рассмеялась женщина. — А, вот, бои кротокрыссов — это я еще хоть как-то могу представить.

— Да. — рассмеялся я тоже. — У нас-то обычно людей драться заставляют. А тут — злобные кровожадные мутанты, которые пускают кровь не друг другу... Интересно же.

— Ой, да какие они злобные. Они ручные совсем. Мне жалко их, но иногда я мясо их покупаю, после боев. Это практически готовые отбивные — победители так жестко обычно забивают проигравших. Сплошные грематоны.

— Гематомы? — осторожно поправил я.

— Да, да. — обрадовалась женщина. И добавила, пристально посмотрев на меня. — Именно гематомы. А Вы говорите не как человек из Нью-Рино.

— Я получал образование в НКР. — отмахнулся я. — Знаете, человеку, который собирается устроить свой бизнес, тем более, сейчас, практически во вторую Эпоху Возрождения, стоит иметь образование.

— Не знаю. — она пожала плечами. — У меня образование только то, чему мама научила. А вы на кого учились? И, что за бизнес?

На детектива, блин, и торгую тюремными сроками... Какая тебе разница?

— У меня общее образование. Всего понемногу — в НКР и такое дают. А занимаюсь я... Выращиваю рис.

— Рис? Что это? — с недоумением спросила женщина. — Я никогда такого не пробовала.

— Это как кукуруза, только мельче и белая. Очень богатый углеводами продукт. У меня сейчас урожай заготавливается, как только все закончится, я обязательно пришлю Вам мешок. Или два.

— Да? Спасибо большое. — женщина улыбнулась, хотя я понял, что такие, как она, обещаниям уже не верят. Слишком много им наобещали за всю жизнь.

— А что вы скажете про бои? Это действительно такое интересное действо?

— Очень и очень, честно скажу. Я сама иногда хожу смотреть, хоть и видела все это, вроде бы, раз тридцать. Правда, в последнее время, все скучнее становится. Борьбы практически нет, а на просто избиение я смотреть не люблю.

— А что такое? — спросил я. — Что с борьбой то случилось?

— Да, какая разница? — спросила они, и, кивнув на кружку, добавила. — Еще пива будете?

— Вот, что, плесните мне колы, пожалуйста. Освежиться надо, жарко очень. — ответил я, отдергивая воротник и добавил. — А что с борьбой-то случилось?

— Да. — она остановилась, наливая мне колы и добавила. — За счет заведения, если что. Просто, реальный фаворит определился. Бим. Здоровенный кротокрыс-альбинос. Он соперников просто разрывает.

— А кому принадлежит он? — спросил я.

— Да, насколько я знаю, какому-то вашему земляку... — она наклонилась ко мне поближе, и на секунду я увидел большие дряблые груди в лифе и меня передернуло. Пододвинувшись ко мне еще ближе, она зашептала мне на ухо. — Я думаю, что семьям он принадлежит. И что то тут есть такое... Иначе не выигрывал бы он постоянно.

Я резко отодвинулся, чтобы не видеть больше этого "великолепия", положил на стол пятибаксовую бумажку, и встал из-за стола.

— Спасибо за разговор, миссис. — ответил я и залпом допил то, что было у меня в стакане. — Я думаю, что мне следует еще найти место для ночевки.

— Вы можете переночевать у меня. — горячо заговорила она, хватая меня за руку.

— Простите, но я очень не хочу Вас стеснять. — ответил я и вырвался и, спешно попрощавшись выскользнул из салуна, провожаемый ее разочарованным взглядом.

Я же сюда приехал не для того, чтобы трахать увядающие телеса...

Загон и арена, на которой проводились бои, находилась недалеко от шахтерских домиков. Я двинул туда через один из переулков — карты Реддинга во время перехода я изучил очень хорошо, и мог ориентироваться немногим хуже, чем, если бы жить тут.

Арена представляла собой огороженную площадку, песок которой был щедро орошен кровью, слюной и другими выделениями кротокрыссов. Люди как раз начинали собираться на бой, и я подошел к человеку, сидевшему за столом и что-то записывающему в блокноте.

— Ставки принимаются еще? — спросил я.

— Да, да, принимаются. Ставки идут полтора к семи. Полтора на Бима, семь на Балби.

Я вытащил из кармана две стодолларовые бумажки и положил их на стол. Бумажки сразу же попали в маленькие скользкие пальцы этого человека, который почему-то ко всему прочему еще и поглаживал деньги, попавшие ему в руки.

— Две сотни на Бима. — сказал я улыбнувшись. — Томаш Вильмовски.

— Две сотни на Бима, Томаш Вильмовски. — ответили мне. — Вот, ваша квитанция...

Он вложил мне в руку кусочек бумаги с кое-как накарябанными на нем буквами и цифрами. Я крепко сжал бумажку в кулаке и пошел занимать место на трибуне.

До боев в "Джунглях", на которые мы иногда ходили с Канолем, было далеко, но народа набралось прилично. Весьма прилично — трибуна была забита, так еще и на земле стояла куча народа, но на почтительном расстоянии от арены.

Наконец, на "ринг" выпустили двоих зверей. Бим — белый лопоухий кротокрысс с горящими красными глазами и Балби — самый заурядный крыс, каких очень много было в пустыне. Мы, еще когда были маленькими, нередко охотились на них. Убивать гекко нам тогда было еще тяжело, а вот охота на крыс уже была по силам.

Внезапно грянул пистолетный выстрел, и крысы вцепились друг в друга. Некоторое время два тучных животных, покрытых шерстью, валялись в пыли, чем подняли ее вверх. Когда пыль осела, я видел, что Балби сидит на Биме и пытается добраться зубами до шеи соперника. Бим размахивал белыми лапами и с ужасной силой колотил Балби по всему телу, так, что тот отшатывался от каждого удара.

Толпа бесновалась, а мне, почему-то стало тошно. Эту толпу мы собираемся загнать в рамки? Эту толпу мы собираемся сделать костяком нового цивилизованного общества? Общества будущего? Да, скорее всего, еще десять лет назад на этой арене насмерть дрались люди, а толпа эта, тогда поголовно состоявшая из сидящих на винте шахтеров точно так же бесновалась. А, может даже и похуже...

Тем временем, Бим, ловким ударом угодил Балби по морде, где, видимо, находилась болевая точка. Слизь брызнула из носа кротокрысса, забрызгивая их обоих. Балби отщатнулся, потерял контроль над соперником, за что поплатился буквально через несколько секунд. Более мелкому альбиносу удалось вырваться из-под соперника, забраться ему на спину и вонзить зубы в затылок. Через несколько секунд все было кончено, но Бим на этом не остановился. Крепкими когтями он распорол желудок соперника и зарылся мордочкой в кишки.

На арену выбежали несколько человек с гарротами и сетями, и, буквально через несколько секунд Бим был аккуратно упакован и утащен. За Балби же пришел здоровый грузный человек, в окровавленном халате и потащил куда-то труп погибшего в бою кротокрысса.

Я встал со своего места и пошел к тому столику, продолжая сжимать в руке квитанцию. Кроме меня победивших было немало — все же, Бим был постоянным фаворитом боев, поэтому мне пришлось отстоять около сорока минут в очереди, пока я не получил свои три сотни баксов.

Я вышел из толпы и двинул к клеткам, в которых сидели крысы. Бим уже сидел в своей клетке и даже без сетей, и мрачно смотрел из-за прутьев решетки своими красными глазами.

— Ну, что с тобой такое? — спросил его я. — Как ты так это делаешь?

Животное, разумеется, не ответило, продолжая меланхолично жевать что то из своей кормушки. Я подошел к нему ближе и протянул руку к решетке.

— Стой, укусит! — раздался голос издалека.

Мутант резко рванулся в мою сторону, и всем телом ударился о решетку, но, пронзительно завизжав от боли и ярости, бросился еще раз, и еще, и еще в желании добраться до меня. Я отшатнулся и упал в пыль, еще сильнее пачкая и так не больно-то чистый комбинезон.

— Пошли отсюда. — бросил мне человек, протягивая руку, и поднимая меня с земли.

— А ты кто? — спросил я, поднимаясь с земли.

— Хорнер. — ответил мне человек. Только сейчас я смог рассмотреть его как следует. Длинные блондинистые волосы, серые глаза, трехдневная щетина. — Этот бизнес принадлежит мне. И крыса тоже принадлежит мне. А после боя к ним лучше не подходить, они звереют, на людей бросается. Тем более этот — ему сейчас человека загрызть, как тебе поссать сходить.

— Да уж, это заметно... — ответил я, переводя дух. — Я Томаш.

— Очень приятно, Томаш. А теперь, тебе лучше уйти отсюда. Да, и вообще, остальным не очень нравятся, что возле их животных оттираются какие-то посторонние.

— Хорнер, а когда будет следующий бой?

— Завтра, в это же время подходи. Завтра будут два фаворита выступать. Мой Бим и еще один. Вон тот. — он показал мне пальцем на здоровенную зверюгу, которая, как мне кажется, была даже больше меня.

— Ладно. — я ударил по подставленной ладони, решив, что мне надо уходить и ложиться спать в палатку для караванщиков.

Повышенная агрессивность, слабое развитие мышц, явное угнетение мозговой деятельности... На занятиях по основам медицины нам объясняли, что это один из признаков приема боевых стимуляторов. Я не я, если это не так, и я обязательно проверю это...

На следующий день я явился к клеткам с раннего утра. Хорнер уже возился к какими-то тазами возле клетки своего питомца. Я подошел к нему.

— Что случилось? — спросил он меня. — Бой еще не начался. Да и вообще, рано еще.

— Я просто хотел посмотреть, как ты ухаживаешь за зверем. Я с детства мечтал о ручной крысе...

— Вот как? — подозрительно спросил у меня он. — Мне кажется, Вам лучше уйти. Бим не станет есть при посторонних.

— Можно я хотя бы посмотрю, чем Вы его кормите? — спросил я, и, пока он не успел ничего сделать, я запустил руку в чан с размоченными кашами и мясом и нащупал твердый шарик. — Оп-па. Как Вы мне это объясните?

Я вынул твердый шарик зеленого цвета, на котором был выдавлен крест. Именно такую форму имели таблетки баффаута.

— Баффаут. — утвердительно проговорил я. — А, разве, правила не запрещают использовать боевые наркотики? Или правила это вещь, обязательная только для простых смертных, Хорнер?

— А ты не так прост, Томаш Вильмовски. Или, вернее сказать, Михаэль Стрелецки? — спросил меня Хорнер, косо усмехнувшись. Вдруг, усмешка сошла с его лица, он опустил руки вдоль тела и сказал. — Пойдем. Нам нужно поговорить.

Он долго вел меня вдоль домов, вел куда-то в старый город, в развалины еще того Реддинга, довоенного. Я тихонько расстегнул кобуру, чтобы в случае нападения успеть, хотя бы вытащить ствол. Я понимал, что сейчас творится в голове у Хорнера, и даже вполне понимал его. Но законы Новой Калифорнийской Республики существуют для всех ее жителей без исключения. Именно так.

Наконец мы зашли куда-то настолько далеко, что он посчитал это расстояние от людей достаточным. Он повернулся ко мне, и... Упал с простреленной головой прямо мне под ноги.

Я рванул пистолет из кобуры, перекатился и прицелился в двух людей, идущих в мою сторону.

— Стрелецки, а ты неплох — сказал один их них. Мужчина в простой рабочей одежде, которая сидела не нем, как влитая, но тем не менее, не являлась постоянной частью его гардероба. Это был мистер Бишоп. — Убери пистолет, тебя точно никто убивать не будет.

У него не было оружия, зато вооружен был человек, который шел рядом с ним. Это был Галлас. Галлас улыбнулся мне, поставил свой "Дезерт Игл" на предохранитель, и убрал в кобуру. Все же, он прекрасный стрелок — с пятнадцати метров из тяжелого и мощного пистолета положить пулю в голову. Я бы так не смог точно. Только, что же он делает с Бишопом? Что за херня тут вообще происходит???

— Что за херня тут вообще происходит? — последнюю свою мысль я, неожиданно даже для самого себя, сказал вслух.

— А, ну, все просто. Нападение на полицейского, ты, защищаясь, убил нападающего. Вот так вот, Хорнер, отец двоих детей, владелец арены, вероломно напал на полицейского, который всего лишь хотел поговорить...

— А, ничего, что у меня Кольт, а в голове у него пуля из "Игла"? — спросил я, невежливо перебив его.

— Ничего страшного. — сказал Бишоп, нахмурившись, и тут же снова улыбнувшись. — Совершенно ничего страшного — разбираться никто не будет. Вот и все.

— Можно один вопрос, господин Бишоп? Из-за чего все это? Из-за сраной арены?

— Ахахахаах. — Бишоп громко расхохотался. Настолько громко, что мне казалось, что каждая крыса в руинах слышит его смех. — А ты забавный, Стрелецки, я, пожалуй, попрошу тебя к себе на работу. Нет. Хорнер является совладельцем "Утренней звезды". Жена его... Кхм... Вдова выставит долю Хорнера на торги, на которых я выкуплю ее, и верну себе влияние на Реддинг, и, даже чуть усилюсь в пределах НКР. Вот и все, детектив. Теперь все ясно?

— Все. — ответил я.

— Тогда, вот. — он подошел ко мне вплотную и вытащил из кармана брюк пачку денег, перетянутую бумагой. Чистая пачка, явно только с монетного двора Республики. — Это твой гонорар, детектив. Теперь, можешь возвращаться к себе в Рино и снова заниматься тем, чем раньше. А лучше поступай ко мне на службу.

— Я подумаю. — ответил я, сдержанно, взяв деньги и оставив их в руках.

— Подумай. — согласился Бишоп. — До скорой встречи. Пойдем, Галлас.

Галлас, мой бывший друг, снова улыбнулся мне, и эта пара двинулась туда, откуда пришла. Я покрутил пачку денег в руках, повернулся и зашвырнул ее как можно дальше в руины.

— Ну, извини, Хохнер, нас с тобой обоих наебали. — виновато сказал я трупу, собираясь аккуратно взваливая его себе на спину. Мне казалось очень важным вернуть тело Хохнера домой....

Глава 12.

— Что такое, Михаил? — спросил посол, сверля меня тревожным взглядом. — Что случилось?

Вернувшись из Реддинга, я даже не пошел домой. Сразу в посольство, чтобы увидеться с ним лицом к лицу и поговорить, наконец. Я чувствовал, что пришло время, и что это все не может продолжаться должен.

— Брюс! — заорал я. — Не вздумай врать мне, будто не знаешь, что произошло в Реддинге.

Он устало посмотрел на меня и, видимо, все-таки решил не врать. Жестом указав мне на стол, посол начал говорить.

— Михаил, ты же понимаешь, что это неизбежно на данном этапе? То, что без помощи семей мы никогда не получим власти над городом.

— Мы ее и так не получим. — отмел я его нелепые аргументы. — Единственный, кто получит власть, это семьи. А, вернее, семья Бишопов. Что ты вообще можешь сказать по поводу того, что они устроили в Реддинге?

— Это все борьба за власть. — посол развел руками. — И в данном случае Бишопы — наши единственные союзники. Власть Республики это понимает так же, как и я...

— И сколько тебе Бишоп заплатил за это? — спросил я у него. — Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты окончательно запудрил мозги правительству? За лживые отчеты? А? Довольно лжи, Брюс, скажи сколько...

— Молчать!!! — завопил посол, врезав рукой по дубовой столешнице. — Как ты смеешь бросать мне в лицо такие обвинения? Сосунок!

— А может мне проще вступить в семью Бишопов?!? — заорал я в ответ. — Я все равно работаю на них. А так, буду работать так же, как сейчас на них работает Галлас. Он завалил ни в чем не повинного человека, и в итоге, это повесили это на меня! Кто здесь власть! Ты или Бишоп, а? Республика или Семьи?

— Ты уволен, Стрелецки. — внезапно очень спокойным голосом сказал мне посол.

— Уволен? — так же спокойно спросил я, с пояса жетон детектива и наручники, и бросая их на стол. — Я завтра же возвращаюсь в Шейди Сэндс. И поверь мне, скоро каждая собака будет знать обо всех твоих делишках тут.

— Иди, отдохни. Выспись. Потом возвращайся, и поговорим еще раз. Может, успокоишься. — устало сказал Брюс. — Будешь способен воспринимать аргументы, получишь жетон обратно. А, пока что, ты больше не коп. Свободен.

— А не пошел бы ты нахуй, Брюс. И аргументы я твои на хую вертел. — точно таким же голосом ответил я ему, и, резко развернувшись на каблуках, пошел прочь. Выходя из кабинета, я громко хлопнул дверью.

Ненависть к Брюсу просто кипела во мне, и, если бы не охранники, я бы точно выхватил пистолет и разрядил бы его ему в голову. Город встречал меня, как и в первый раз, пустынными улицами, Нью-Рино потерял практически весь свой колорит, тем не менее, оставшись при этом тем же самым городом дешевых и дорогих шлюх. Галлас — дешевая шлюха, Брюс — дорогая, вот и вся разница между этими двумя личностями.

В этом городе было два человека, которым я более-менее симпатизировал. Это Каноль и Джимми Ди. Каноль был сейчас на работе, а мне там лучше не показываться, поэтому я пошел к аптеке Джимми на Второй улице.

Он, будучи одним из основных наркодиллеров семьи Мордино, смог выцепить себе лицензию на открытие аптеки и, купив на скопленные деньги помещение на первом этаже одного из зданий на Второй улице, очень быстро поднялся.

Дверь аптеки Джимми резко выделялась среди остальных тем, что она была практически новой. Я толкнул дверь. Над головой у меня звякнул колокольчик.

В небольшом помещении четыре на два метра стоял прилавок. За прилавком сидел негр, который, увидев меня, приветливо улыбнулся.

— Что такое, детектив? — спросил он меня. — Заболели, или по делу.

— Я больше не детектив, Джимми. — покачал я головой. — Просто... Я не знаю почему, но ты единственный человек, которому я доверяю в этом городе. К тому же, ты знаешь про мои отношения с твоей...

— Ш... — прошипел дилер. Он обернулся и громко позвал. — Коди! Иди сюда!

Паренек лет пятнадцати-шестнадцати, в немудреной, но целой одежде и, более-менее полный и румяный, вышел из подсобки. Он несильно изменился после того, как я спас его из Конюшен. Хотя, я до сих пор не мог понять, почему люди Мордино украли помощника своего же дилера... Видимо, и между ними пробежала черная кошка.

— Коди, постой, пожалуйста, тут, на кассе. Нам с господином полицейским надо немного поговорить.

Паренек встал за кассу, не говоря ни слова. Джимми поманил меня в ту самую подсобку, из которой пришел мальчик. На стеллажах вокруг были разложены различные препараты, несколько не распакованных коробок стояло на полу в углу. В центре комнаты, же, стоял стол и пара стульев.

— Присаживайся, детектив. — сказал мне негр, указав на стулья. — Сейчас, я поесть достану, с утра не ел.

Я тоже не ел с утра, и предложение Джимми о еде мне понравилось. Не понравилось же мне другое.

— Джим, не называй меня больше детективом, будь добр. Просто Михаил и все. Я же говорю — уволили меня.

— Все настолько серьезно? — спросил он, наклоняясь над ледником и гремя бутылками. Он положил на стол четыре бутылки колы, которые тут же покрылись капельками воды. Потом открыл один из стоящих вокруг шкафов и вытащил оттуда несколько сэндвичей с вяленым мясом. — Угощайся.

Я не преминул воспользоваться гостеприимством аптекаря и, надкусив сухой сэндвич, второй рукой скрутил крышечку с горлышка бутылки. Холодная кола пролилась в горло, потом в живот, заставила меня всего задрожать от холода. Никогда не любил холодных напитков, тем более газированных.

Джимми тоже принялся за еду.

— Что случилось то? — спросил он меня, откусывая изрядный кусок сэндвича.

— Уволили меня. Из-за того, что на Брюса орал. Правда глаза колет, вот от меня и... Выгнал.

— А что там произошло? Что он сделал то такого?

— Да... — как бы я ни доверял Джимми, говорить о случившемся в Реддинге мне совершенно не хотелось. — Предал он меня, в общем. На меня повесили убийство невинного человека, которого убили Бишопы. В общем-то, ничего, даже разбирательства не будет, но все же...

— А ты что? — челюсти дилера напряженно жевали, он сосредоточенно смотрел на меня.

Я сделал еще один глоток колы, с трудом проглотил кусок сэндвича, и продолжил:

— Он сказал, что я уволен. Пришлось сдать жетон и наручники. Еще я сказал ему, что вернусь в столицу и там каждая собака узнает о произошедшем.

— Дурак ты, дете... Михаил. — покачал головой негр. — Ой, дурак. Не уйдешь ты теперь из города. Вообще никак не уйдешь.

— Думаешь, они меня теперь убрать попытаются? — спросил я. Вопрос о сохранности моей шкуры сейчас волновал меня больше всего.

— Я знаю даже, что попытаются. — кивнул Джимми. — Ты на них столько всего знаешь, что никак им нельзя тебя обратно в Шейди пустить. Никак.

— Да, блин... — я покачал головой. — Мне кажется, что не станут они так сразу мочить меня. Тем более, что он сказал — одумаешься, приходи.

— Это тебе он так сказал. А сейчас он, скорее всего, уже связался с Бишопами о том, что одного очень строптивого бывшего детектива надо бы убрать, а то очень уж он мешает строить демократическое общество...

— Я не знаю. В любом случае, завтра я ухожу из города...

— Ты и меня в этом дерьме испачкал теперь. — покачал головой дилер. — Ладно, я в этом городе давно, в крайнем случае, меня семья прикроет. А тебе теперь очень и очень осторожным надо быть.

Тут до меня дошло, что, придя сюда, я действительно довольно сильно подставил Джимми. Я встал из-за стола. Он посмотрел на меня и, вздохнув, тоже встал.

— Я тоже думаю, что тебе уходить надо отсюда. — он подошел к полке, взял с нее связку шприцов с красным содержимым и положил на стол. Это были стимуляторы. Стимулировали они обмен веществ, чем сильно повышали количество жизненных сил, а мелкие царапины вообще заживали на глазах. Да и крупные раны после укола таким шприцом выглядели, как старые и уже подзатянувшиеся. — Вот, возьми это.

— Это дорого, Джимми. — сказал я. — Я не могу.

— Бери, бери. — ответил он, и практически вложил три шприца мне в руку. Укол такой дозы мог поставить на ноги даже полумертвого. Другое дело, что переломы костей стимуляторы не заживляли никак. — Тебе это пригодится, поверь. И удачи, детектив. Она тебе пригодится еще больше.

Я кивнул негру, попрощался с ним и Коди и покинул аптеку. Если уж за мной начнется охота, то надо хотя бы собраться что ли...

Дома все было спокойно, как обычно. Стучать к Канолю не было смысла — он сейчас не в городе, он в Модоке, у тамошнего мэра какое-то дело с НКР. Вообще, Модок постепенно стал очень развитым обществом, после заключения пакта с каким-то народцем, который чертову тучу лет, с самой войны, скрывался в каких-то подземельях под одной из ферм. Пять лет назад между Модоком и ними было заключено соглашение, которое привело к взаимному процветанию.

Хотя, после слов Джимми моя собственная жизнь волновала меня намного больше, чем выживание жителей Модока, до которого тащиться по пустыне чуть ли не три недели.

К Галласу стучаться смысло было еще меньше. Особенно после его откровенного предательства и полного перехода в семью Бишопов.

Я повернул ключ в замке и прошел в квартиру, которую почти три месяца называл своей, и, которая моей быть внезапно перестала. Открыв шкаф и убедившись, что ружье мое на месте, вытащил его наружу и стал заряжать.

Заряженное оружие я положил на стол и принялся собирать вещи.

Почти все придется бросить — нет никакой возможности тащить с собой те же самые костюмы. Но, материалы о расследованных мной делах я просто обязан взять с собой, чтобы хоть как-то подкрепить свои слова в НКР. Потратив два часа на сбор вещей, я собирался было уже ложиться спать, как услышал стук в дверь.

Схватив ружье со стола, я побежал к двери. Снова раздался нарочито вежливый стук.

— Кто там? — спросил я, прячась сбоку от двери.

Вежливый стук тут же сменился громом пистолетных выстрелов, и, буквально через несколько секунд дверь была превращена в решето. Если бы я не ждал нападения, то определенно, все было бы уже кончено.

Один из нападавших ударил по двери, и она распахнулась, пребольно приложив меня ручкой в пах. Я такого терпеть не стал и плечом толкнул дверь обратно. Несчастная дверца, жалобно заскрипев, приложила нападавшего, которого я, наконец, смог разглядеть. Это был мужчина, по одежде которого можно было уверенно сказать, что он принадлежит к одной из мафиозных семей.

Я отскочил, изо всех сил приложив прикладом то место, где секунду назад был убийца. К счастью для него, он успел сместиться.

Раздались звуки выстрелов какого-то крупнокалиберного пистолета, и на стене, возле моей головы появилось несколько отверстий от пулевых попаданий.

Все же, место для боя мы выбрали самое неподходящее — пространство метр на два не давало никакой возможности для маневра. Почувствовав, что створ пистолета упирается мне в живот, я стремительно сместился в сторону и долбанул из дробовика по убийце. Тело буквально вылетело из-за двери, на голову мне что-то навалилось, в глазах потемнело, уши заложило. Все-таки, звук умеет калечить ничуть не хуже чем пули.

Второй убийца не спешил входить в квартиру, и, я воспользовался этим, стремительно сместившись вглубь прихожей, уходя их замкнутого пространства, и увеличивая расстояние между мной и убийцами.

Из-за двери раздалось несколько выстрелов и дверь, уже и так больше похожая на дуршлаг, еще покрылась еще несколькими пулевыми отверстиями.

Я открыл рот, и выстрелил короткой очередью из дробовика прямо по двери. Ударная сила крупной дроби была ужасно велика и дверь просто не выдержала всего напора свинца и развалилась на кусочки.

После того как дверь перестала закрывать обзор, я, наконец, смог разглядеть второго убийцу. Одет он был точно так же, как и первый — шляпа, длинный плащ, скрывающий фигуру. Вооружен он был Магнумом 38-ого, который сейчас перезаряжал, вручную вставляя каждый патрон в барабан.

"А вот так вот. Мы не на Диком Западе. Если идешь убивать, то бери оружие, которое сможешь быстро перезарядить" — злорадно подумал и, нажимая на курок дробовика.

Боевой дробовик выпустил два заряда картечи, которая ушла в убийцу, а на третье нажатие курка отреагировал только сухим щелчком. Впрочем, убийце и двух зарядов хватило, расстояние тут было мизерным, а ничем не защищенное человеческое тело было очень уязвимым...

Перезарядив ружье, я вышел в подъезд. Первый труп был буквально изорван попаданиями, еще бы — стрелял я практически с расстояния в метр. А вот второй труп был поврежден гораздо меньше, и выглядел не так страшно. По-быстрому обыскав трупы, я оказался обладателем нескольких стодолларовых купюр, значительно испачканных кровью, которые положил на место, двух пистолетов, которые подбирать тоже не стал, и патронов к ним, которые мне и вовсе не нужны были. А вот у убитого вторым, я нашел конверт, щедро залитый кровью.

С трудом разлепив расползающуюся в руках окровавленную бумагу, я принялся за чтение. Кто-то каллиграфическим почерком выводил приказания для своих людей.

"Об... Мал...ка решил, что мо... условия. Мы не можем ... вернуться в Ш... ндс. При... сро..ые меры. Его... не... ить... Дж..."

Дж... Джон. Бишопа зовут Джон. Вот как, они даже не боятся подписывать приказы на убийство своими же именами. Суки.

На город наползла глубокая ночь, и под ее покровом шла охота на одну единственную особь дичи, и особью этой был я. Покинуть город самостоятельно? Можно даже не думать об этом, буду схвачен моментально. Говорят, что под казино "Акула" есть небольшой боксерский зал, и Бишоп обожает смотреть, как Дробитель — его игрушка-боксер забивает неугодных ему людей, откусывая им уши, носы, и другие не менее важные части тела.

Мордино. Вот кто мог бы использовать часть своего влияния и, даже не особо напрягаясь вытащить меня из-под молотков. Я вернулся в квартиру, взял все свои накопления, вложил пистолет в наплечную кобуру. Надев плащ и шляпу, таким образом внешне полностью уподобившись убийцам, пришедшим за мной, я вышел из дома и двинулся к казино "Десперадо".

Мне повезло — до казино по ночному Рино я добрался без всяких проблем. "Десперадо" было открыто, звон монет, стук карт по столу, азартные выкрики игроков, все это навалилось на меня, как только я оказался внутрь.

Возле лестницы, ведущей в кабинет самого сеньора Мордино, как обычно стоял охранник. Шепнув ему, что мне надо встретиться с Доном и выждав, пока он получит добро на эту встречу, я поднялся наверх по лестнице и вошел в кабинет Дона, который одновременно являлся его спальней.

— Дон Мордино. Бишопы открыли на меня охоту. Я только что застрелил двоих убийц прямо у меня дома. Бишоп понимает, что если я вернусь в НКР, то ему никогда не стать мэром города. Город покинуть сам я не могу, поэтому пришел просить помощи у Вас.

Как бы ни был противен тебе человек, если тебе нужна помощь, то ты попросишь о ней. Как бы ни было мне мерзко просить о помощи у главы банды наркоторговцев и рабовладельцев, мне пришлось сделать это.

Сеньор Мордин смотрел мне в глаза с понимающей улыбкой. Это продолжалось всего несколько секунд, после чего он раскрыл рот и проговорил.

— Я помогу тебе выбраться из города. Тебя вывезут в Дыру. Но, я хочу попросить тебя об услуге...

Я шел по пустыне прочь от Нью-Рино, сопровождаемый тремя головорезами из семьи Мордино. Город светил мне в спину лучами неоновых реклам. Город смеялся надо мной — слабым человечишкой, который вознамерился изменить порядок, который устанавливался в нем веками. Город был живым, и как любое живое существо имел душу. Душа эта окончательно погрязла в грехах.

Интерлюдия.

Почему-то горячий пустынный воздух в этом месте менялся совсем другим, приятным и прохладным. Но прохлада эта не заставляла запахивать куртку, чтобы утеплиться, а совсем наоборот, как будто предлагала подставить тело под течение и насладиться.

Я стоял на мостке, который вел к небольшому зданию, построенному на сваях прямо в центре озера. Озера, которое было вырыто руками трудолюбивых жителей нового поселения на севере. Нью-Ароййо.

Поселение, которого пять лет назад тут не было.

Когда я только вошел в этот город, огороженный крепкой стеной из песчаника, меня удивило то, что на многих лицах была печать вырождения, причиной появления которой зачастую бывали кровосмесительные браки внутри племен дикарей. Тем не менее, люди эти на дикарей не походили вовсе, скорее наоборот. Да и комбинезоны, какие носили в убежищах — обтягивающий материал, сине-желтая раскраска, большие цифры 13 на спине.

Вторая же часть населения этого города, также имела печать вырождения, но намного меньшую, и, если судить по всем встреченным мной людям, то этих людей было намного больше чем "дикарей".

Но еще больше меня поразило то, что в каждом здании и на каждой улице было освещение. Легкие, практически воздушные здание, построенные из песчаных блоков уходили вверх, но улицы были настолько просторными, что никакой клаустрофобии они у меня не вызывали.

Черт возьми, я должен признать, что этот город на голову превосходил Шейди Сэндс, хоть признавать это мне совершено не хотелось. Ну, вот совершенно не хотелось.

Ветер, плеск воды, негромкие переговоры трех людей, стоящих чуть поодаль от меня. Двое взрослых мужчин и ребенок. Все трое с удочками. Интересно, откуда в этом озере рыба?

Первый из мужчин, высокий, но при этом очень тучный, опирался на перила моста, и, молча, смотрел на свой поплавок. Второй же, высокий и худой молодой мужчина в комбинезоне с числом 13 на спине негромко переговаривался с мальчишкой. Мальчишка ничем не выделялся из кучи других людей.

— Как ты думаешь, Вик, это нормально? — с наигранным возмущением спросил молодой мужчина у толстяка. — Мы тут уже час стоим, и ничего, а Эд. Даже если учесть, сколько он упустил, выдернул уже больше нас.

— Я не знаю, босс, Вам лучше знать. — пожал плечами толстяк.

— Вик, черт подери, хватит называть меня босс. После того, через что мы прошли, ты так и не научился называть меня на "ты".

— Ну, Вы же Избранный. — сказал ребенок, посмотрев на этого человека.

— А ты Эд. А это Вик. И никакой разницы между нами на самом-то деле нет. Все мы избраны для какой-то миссии. Только кто-то громит Анклав, а кто-то чинит вещи. Но, так или иначе, это его призвание. Он избран для этого. Судьбой.

Ребенок громко рассмеялся. Этот смех пробрал меня до глубины души. Мороз пошел по коже, и я понял, что не могу больше оставаться тут.

Поежившись, я запахнул кожаную куртку и пошел по мосту прочь от этих людей.

Я не мог остаться здесь. Я был в опале. Условием Мордино по спасению меня было мое обещание не покидать Дыру. Только, когда я добрался до города я понял, что старый бандит просто боялся, что и его делишки всплывут, если я доберусь до НКР.

Я не мог остаться, но и не посетить этого места я не мог.

Часть вторая.

Глава 1.

С моего бегства прошло более восьми месяцев. Вот теперь-то я понял, почему мое новое место жительства называют Дырой. Дыра она Дыра и есть.

А я еще на Рино жаловался. Нет, конечно, по Его Величеству самому большому маленькому городку в мире я совершенно не скучаю, но... Такое ощущение, будто всех наркоманов оттуда взяли и перевели сюда. А если еще и учесть один из самых крупнейших центров работорговли на Пустоши.

Но даже здесь, среди всей этой грязи и мразоты были достойные люди. Смитти — механик со свалки, который всегда готов за определенную сумму помочь с починкой какой-нибудь ерунды, Мамочка, держащая ресторан, добрая и отзывчивая старая женщина, и Ребекка. Бекки, хозяйка бара, в который я и устроился работать.

Все мои вещи остались в Нью-Рино. Хотя, по официальной версии там остался и я сам. Насколько я понял, это была вполне распространенная практика — подкинуть вместо нужного человека труп какого-нибудь бомжа, перед этим изуродовав лицо. Так и вышло в этот раз — тело отправилось на Голгофу, а я застрял в Дыре.

И хотя, все, что у меня было это одежда, которая на мне сейчас, за которую мне пришлось отдать дорогой костюм, и мой Кольт, больше всего я переживал о материалах дел, которые остались на квартире. Хотя, уверен более чем на девяносто процентов, что они либо перекочевали к Брюсу, этой продажной суке, или были уничтожены кем-нибудь из семьи.

В Дыре я вел очень и очень странное существование. В принципе, никаких затруднений моя работа не вызывала — следить, чтобы люди Фрэнки, главного конкурента Бекки, который никаким боком не был похож на своего усопшего тезку из Нью-Рино, не пробрались в подвал, в котором находился самогонный аппарат Бекки, и шугать торчков. Торчков было много, шугались они легко, так что и второе мое предназначение не вызывало никаких проблем.

Видимо, это и было именно мое предназначение. Я теперь сам, в некотором роде Избранный. Только, вот избранность моя заключается в совсем другом, и подвигов мне никогда не совершить.

Я мрачно посмотрел на очень худого изнеможенного человека, одного из стоящих перед игорным столом. Чем-то он мне совершенно не нравился...

Человек разложил несколько игорных фишек на цифры, на какие именно мне видно не было, и мрачно смотрел, как шарик бежит по колесу рулетки.

Выпало какое-то число, крупье ссыпал фишки со стола в мешок...

— Да у вас шарик магнитный! — заорал тот самый не понравившийся мне человек. — Верните деньги!

— Игра ведется честно. — сухо ответил крупье. — Деньги никому не возвращаются!

Тут уже начиналась моя работа. Либо этот нарушитель спокойствия успокоится, и удалится восвояси, либо в игру придется вступать мне.

— Бетти, потаскуха, верни мне мои деньги! — закричал торчок бешеным голосом,

Блестнула сталь, и я, сорвался с места, снимая с пояса и раскрывая телескопическую полицейскую дубинку.

Торчок сделал, было, шаг вперед, но он явно был в состоянии абстиненции. Координация движения у винтовых наркоманов всегда нарушена, движения были замедлены. Именно по этой причине, когда нарк только замахнулся ножом, чтобы провести бессмысленный режущий удар, крупье уже успел отшатнуться с траектории полета ножа, а я преодолел четыре метра, разделявшие нас.

Изо всех сил хлестнув наркомана по руке дубинкой, я выбил нож, а вторым ударом, в висок отправил его в нокаут. Хорошая штука полицейская дубинка, тем более с утяжеленным свинцом концом.

Завалив ублюдка на стол, я обыскиваю его карманы. Все, что у него есть, это пара долларовых монет, с монетного двора НКР. Хах, привет с Родины. Монеты я прячу себе в карман. Потом подбираю с пола нож, оказавшийся добротным боевым ножом, таким же, какой я купил в НКР перед тем, как отправиться в Рино год назад. Кладу нож за пояс, и думаю, неужели это было всего год назад... А мне казалось, что целую вечность.

Кому— то может показаться нечестным то, что я отбираю имущество у "задержанного". Таким я могу сказать только одно — идите к черту. Никто не может помешать им напасть на меня, когда я дома сплю. Никто не может помешать им ударить меня камнем по голове на улице ночью.

Никто кроме меня самого. Вот, я и сплю с пистолетом под подушкой, и хожу, всегда сжимая его в руке и озираясь.

А также, никто не может помешать мне забрать эти деньги и нож. Тем более, что таким, как он ножей давать нельзя. Либо сам порежется, либо порежет кого-нибудь.

Наркоман, по прежнему прижатый к столу, начинает хрипеть и дергаться в руках. Успокаиваю его еще одним ударом по затылку. Не так, чтобы вырубить, а чтобы стало понятно: шутки со мной не шути, педрила.

— Сука. — говорит мне наркоман. — Сука, ты заплати...

Я снова бью его по затылку, и он пребольно ударяется лицом о стол, обитый зеленой тканью. Нос хрустит, начинает литься кровь. Пока он совсем не уделал кровью стол, валю его на пол. Он пытается встать, но я ощутимым пинком ноги лишаю его желания и возможности совершать какие-либо активные действия. Отдыхай, папаня, набирайся сил.

— Платить тебе будет Фрэнки. — говорю я, и сам поражаюсь, насколько хрипло звучит мой голос. — Он тебя послал?

— Отсоси. — отвечает мне наркоман, и я ломаю ему ребро.

— Майкл! — раздается громкий женский крик от стойки. Это моя хозяйка — Бекки. Ну правильно, не Михаилом же мне называться.

Я тут же отпускаю наркомана, который уже не визжит, а тонко стонет, и встаю в стойку смирно. Руки по швам.

— Отпусти его, все равно ты из него ничего не вытрясешь.

Я бы вытряс, но, увы, Ребекка не знает, кем я был в прошлой жизни. Поднимаю наркомана за шиворот, незаметно тыкаю ему локтем в живот, и он снова загибается. Вытаскиваю его на улицу, и проношу мимо детей-воришек, которые таскают вещи, которые удается вытащить из карманов наших клиентов, к одному из торговцев, и мягко опускаю на землю. Хочется ударить еще раз, но свое он уже получил, поэтому плюю на песок у себя под ногами, разворачиваюсь и ухожу на свое рабочее место.

Посетители сделали вид, будто ничего не было, крупье снова приступил к своим обязанностям, и только бурое пятно на ткани, которой обит стол, напоминало о неудавшемся нарушителе спокойствия.

— Майкл! — позвала меня хозяйка из-за стойки. — Иди сюда.

Госпожа говорит — к ноге. Майкл делает. Я встал со своего места и преодолел три метра разделяющие меня и стойку.

Девушка грохнула мешок на стол. Мешок жалобно звякнул стеклом.

— Возьми это, и отнеси в гильдию. — усталым голосом сказала она. Да, Майкл мало того, что избивает нарков, которые смеют нарушить покой Госпожи, так еще и работает при ней мальчиком на побегушках. Ладно, хоть, сексуальных услуг оказывать не приходится.

Я, молча, взял со стола мешок. Бекки смерила меня недовольным взглядом.

— Ты слишком жесток к ним, Майкл.

Твою мать, я защищаю твою задницу от грабителей, а ты говоришь мне, что я слишком жесток. Мало ли, что успел бы натворить этот ублюдок с ножом. Тем более, где-то же он добыл такой нож. Мне нечего сказать тебе, Госпожа, хоть я и понимаю, что все это вызвано жалостью. Но достойна ли жалости вся эта мразь, живущая тут?

Однозначно нет. Если у человека есть цель в жизни, она никогда не даст ему опуститься. По крайней мере опуститься так низко, как вся эта грязь.

Я вышел из здания бара, потрепав по немытым волосам одного из детишек, и пошел в сторону Гильдии.

По дороге я прошел мимо маленькой часовни, одним из немногих зданий, которые сохранились тут после войны. Сейчас, насколько я знал, храм этот используется то ли как склад, то ли как притон. Так или иначе, попасть туда было невозможно — вход всегда охраняли минимум двое бычар с пистолетами и в металлической броне.

Но мне туда не было нужно. Я прошел мимо бара Фрэнки — гнусного человечишки, который кроме всего прочего держал еще и единственную проститутку в этом город, идти к которой мне бы никогда не пришло в голову — мало того, что она была страшна, как моя жизнь в Нью-Рино, так еще и больна была, скорее всего всем, что передается половым путем. И скорее всего, в вдогонку еще и тем, что не передается.

Самым ухоженным зданием в городе было здание, которое принадлежало гильдии работорговцев. По внешнему виду я бы никогда не сказал, что оно принадлежит именно им — ничего особо мрачного я не видел. Но, увы, это только снаружи, а если обойти здание, то ты увидишь, как за высоким забором, сплетенным из прочной стальной проволоки, туда-сюда ходили люди. Измученные, уставшие, с пустыми, не выражающими абсолютно ничего глазами По большей части дикари.

Я прошел мимо двух охранников в кожаной броне, толкнул дверь и вошел внутрь.

— Кто такой? — спросил меня человек, который среди вспх остальных выделялся только своей жизнерадостностью. Именно с такой жизнерадостностью он меня и спросил об этом.

— От Бекки, с заказом. — ответил я, нарочно уставившись на клеймо на лбу. Работорговцы клеймят сами себя, только облегчая нам работу... Я сказал нам?

Работорговец потер клеймо, и тут же забыл о нем.

— О, заебись! — ответил он мне с жизнерадостной улыбкой. — Сегодня пацаны возвращаются с рейда, будет чем добычу отметить. Давай к главному.

Я кивнул ему, и пошел дальше. По правую руку от меня были камеры для особо важных рабов, по левую спальни. Прямо передо мной была деревянная дверь, за которой и находился глава гильдии работорговцев. Как звали нового лидера, я не знал, а прежнего убили пять лет назад, вырезав поголовно все отделение, и выпустив рабов.

— Чего надо? — грубо спросил меня главный. Молодой да ранний. Я даже как-то забыл, что мне самому не так-то уж и много.

Псы в Пустошах растут очень быстро...

— От Бекки. — в тон ему ответил я. — С бухлом.

— Положи в холодильник. — кивнул он на холодильник, стоящий позади него.

Я грохнул мешок на пол.

— Сам положишь. Деньги.

— Ты, похоже, не знаешь, кто хозяин в этом городе...

— Деньги. — упрямо ответил я. Ты похоже не знаешь, с кем я дело имел. Хотя, я ли это был...

— Ей уже запла...

— Деньги. — упрямо повторил я в третий раз. Если не гнется, то сломай. Если сил хватит. Еще и под них гнуться я был не готов.

— А ты мне нравишься, парень. — сказал главарь, ухмыльнувшись и довольно цыкнув зубами. Он полез в карман и протянул мне купюру.

Портрет Танди. Этого более чем достаточно, тем более, что выпивка у Ребекки всегда была очень и очень дешева.

Из передней комнаты раздался шум. Это работорговцы вернулись с рейда, и, судя по довольному ржанию и улюлюканью, рейд был вполне удачный. Я вышел из комнаты.

Пять или шесть человек с клеймом тащили двух больших вонючих дикарей, пятерых дикарок, которые, видимо совершенно не понимали, где находятся и женщину, выглядящую вполне цивилизованно.

Женщина уставилась на меня. Как только увидела, она вцепилась в меня взглядом и не отпускала, пока я не покинул помещения.

И только, когда я прошел мимо здания рыгаловки Фрэнки я понял, почему и мне она показалась смутно знакомой.

Привет, Сьюзи, шлюха из Нью-Рино и кусочек старой жизни.

Надо было забыть о ней. Забыть и продолжить работать у Бекки. Пусть ее продали бы куда угодно, пусть делали бы все, что хотели. Это было бы правильно, логично, что ли.

Я поступил вразрез с логикой.

Глава 2.

Разумеется, я не мог поступить в соответствии с логикой. Я развернулся на месте, и пошел обратно.

Жизнерадостный работорговец встретил меня, пусть и с недоуменной, но с улыбкой. Как и всегда.

— Забыл чего-то, парень? — спросил он меня.

— А вы рабов продаете? Ну, женщин.

— А чем бы мы еще занимались, если бы не продавали их? А. — мужик весело оскалился. — Что, парень, туго стало без баб, что ли?

— Да, есть такое. — констатировал я неопровержимый факт. Еще бы не худо. — Прикупить у вас думаю.

— А, ну тогда без вопросов, к главному тебе. Ты там был уже. И давай побыстрее, парни сегодня гулять будут, могут и пошалить.

Я прошел мимо него, и открыл дверь задней комнаты. Народ уже накрывал стол, из холодильника вытащили те самые бутылки, принесенные мной, снедь.

Главарь, увидев меня, нахмурился и недовольным голосом сказал:

— Забыл чего что ли? Я тебе уже заплатил.

— Да, нет. Я видел, вы баб принесли. Я купить хочу.

— Бабу? Дикарку что ли? — он, видимо, задумал какую-то штуку, весело осмотрелся и сказал. — Из дикарок бабы никакие. Все сбежать норовят.

— Нет, не дикарку. — я покачал головой. — Дикарка мне не нужна.

— Эту потаскуху что ли? Да, мне кажется, это не лучшее приобретение. Она одного из наших покусала. Фалангу пальца откусила начисто.

— Ну, если не лучшее, то и продать можно подешевле. — справедливо рассудил я. — Так ведь?

— Не, браток. — главарь работорговцев перешел на совсем деловой тон, и развел руками. — Бабенка то смазливая. Дешево отдать не могу.

— Ой, да какой смазливая. — как можно более натуральнее махнул я рукой. — Подержаться не за что совсем. Ни сисек, ни задницы.

— Дешево не отдам. — покачал головой главарь. — Тысяча баксов НКР. И не монетой меньше.

Да уж, тысяча, это вовсе не пригоршня долларов. Хотя, у меня-то и сотни нет. Даже, если все мое имущество продать. Не хватит.

— Ну, по рукам. — не моргнув и глазом, киваю я. — Сейчас, схожу за деньгами и вернусь.

— Не, парень. — он качает головой и продолжает. — Пацаны вернулись все живые и с добычей. Нам отметить это надо. Так что, давай завтра днем, когда и похмелье отойдет уже.

— А, ну, по рукам. — ответил я ему. — завтра днем подойду.

Я попрощался с работорговцами, пожелал им хорошо выпить, и вышел в переднюю.

— Слышь, пусти меня поговорить с ней. — услышал я одного из работорговцев. Он стоял и тряс рукой, указательный палец на которой был обмотан окровавленным бинтом, и был короче остальных как минимум на одну фалангу.

— Не положено. — упрямо отвечал ему охранник. — С меня Бляйштифт шкуру снимит.

Бляйштифт. Придумали же погоняло мужику... Значит, Сьюзен держат в комнате для особых. Что-то подсказывало, что даже, если я принесу им деньги, то ее мне не отдадут. Хотя, у меня денег-то таких все равно нет...

— Парень, ходь сюда. — услышал я тихий мужской шепот. Осмотревшись, и убедившись, что зовут именно меня, я подошел к шептавшему. — Слушай, пацаны бухать сегодня будут. А нас Бляйштифт охранять ставит. А у нас душа горит. Слушай, ты же на Бекки работаешь. Выручи нас бутылкой, а? Мы в долгу не останемся.

Я уже хотел было послать нерадивого охранника куда подальше, но внезапно в голове моей созрел план.

— Двадцатка.

— Жук ты. — буркнул охранник, но все же полез в карман, и извлек купюру требуемого достоинства. — Только это, слышь. Бляйштифту не говори.

— А что ему погоняло такое навесили?

Он чуть ли не с ужасом посмотрел на меня и, совсем уж тихо, проговорил:

— Насчет погоняла при нем сказать не вздумай. Вскроет, и не задумается. Фамилия это его. Немецкая что ли. И это, слышь, давай без обмана.

— Да что я, сам не понимаю в чем дело что ли? Все по-честному будет.

Получив купюру, я тут же был отпущен добывать требуемую бутылку. Не бойтесь, ребятки, выпьете вы сегодня, выпьете...

Я вернулся на рабочее место и сунул Ребекке в руки сотку. Она отсчитала несколько купюр и вернула мне. Тридцать баксов — вполне достаточно за прогулку по свежему воздуху с приятной компанией. Только не в Дыре.

Хотя, я был вполне доволен. Я вернул ей двадцатку. Она посмотрела на меня расширившимися глазами.

— Рабочий день же закончен. Могу расслабиться. Дай бутылку виски.

— Так ты же не пьешь? — спросила она ехидно.

— Поживешь с вами в городе, научишься пить всякую гадость. — ответил я ей, махнув рукой.

— Где уж гадость-то? — спросила она. — Хорошая выпивка.

— Вот, попробую, и завтра скажу. — ответил я. — Только давай самое-самое крепкое, что есть. Чтобы прямо сразу срубало.

— Жидкий огонь? — она потянулась к одной из бутылок, стоящих на полке за ней, и протянула мне бутылку. На моей памяти такого не заказывал никто, и слава Богу. Только мне работы прибавилось бы. До войны жидкостью с таким содержанием спирта чистили то ли трубы, то ли стекло...

— До завтра, Бекки. — сказал я ей, Хотя, я абсолютно точно знал, что завтра мы не увидимся.

Я видел в этом "деле" шанс, свой последний шанс, чтобы расквитаться с тем, кто фактически убил Михаэля Стрелецки — меня, и написал на моем трупе: "С уважением, от посла Брюса". Брюс.

Я добрался до подвала в полузасыпанных песком руинах, где обустроил себе жилье, забрал все, что имело хоть какую-нибудь ценность, и двинул к зданию гильдии.

— Принес? — спросил меня охранник, судорожно вздрогнув и облизнув губы. Увидев мой короткий кивок, еще раз облизнулся и сказал. — Давай ее сюда.

Я дал ему бутылку, обмотанную тряпками. Он огляделся, убедился, что на него никто не смотрит, открыл бутылку и вдохнул. Лицо его скривилось, но, буквально через мгновение, он состроил довольную улыбку.

— Хороша, хороша. Пробирает. — смахнув слезу, навернувшуюся на глаз из-за запаха, он хлопнул меня по плечу, и сказал. — Удружил, удружил. Ладно, давай. И не говори никому об этом.

Я отошел за дом и начал ждать, пока мои ожидания не воплотятся в жизнь.

Первые два часа ожидания прошли абсолютно бесполезно. Часовые порядочно несли службу, пользовать мою бутылку никто не собирался. На середине третьего часа ожидания ночь полностью опустилась на Пустошь.

Дверь здания гильдии открылась, и на порог вышел Бляйштифт, вращая красными глазами, которые на фоне его красного лица выглядели абсолютно жутко.

Он прошелся по периметру здания, одобрительно кивая охранникам, добросовестно несущим службу, и удалился обратно в здание. Через минуту даже я слышал его пьяный богатырский храп.

Видимо, схема пьянства в этом коллективе была четко отработано, поэтому, дождавшись храпа и облегченно вздохнув, охранник вытащил данную мной бутылку и начал шепотом созывать коллег.

Постепенно все они стянулись к углу здания, показались пластиковые стаканчики... Хорошую все-таки выпивку делает Бекки.

Через полчаса они расползлись кто куда совершенно не в силах сопротивляться. Теперь-то я видел, насколько слабыми, беспомощными делает людей алкоголь. Если бы я хотел, я бы спокойно мог бы перебить их все — просто перерезать.

Дверь неслышно провернулась на хорошо смазанных клетках, и я оказался в помещении. Пьяные люди лежали по углам, как трупы, а в воздухе стоял сильно ощутимый запах алкоголя.

Я прокрался к двери. Охранник, стоявший возле нее днем, лежал на земле. Я наклонился над ним, чтобы обыскать, как почувствовал, что чья-то рука схватила меня за щиколотку.

— А что ты тут делаешь? — спросили меня пьяным голосом. Я обернулся и увидел пьяную рожу, пускающую слюни. И именно в этом положении я увидел крюк, под самым потолком, на котором висели ключи.

— Нормально все. Спи, давай. — проговорил я сердитым голосом. Слова мои возымели действие. Охранник уронил голову на пол и захрапел.

Освободив ногу от его хватки, я вытянул руку и снял ключ с крюка. Ключ бесшумно вошел в замок и провернулся. Дверь отворилась.

Девушка спала на кровати, стоявшей тут в каморке два на полтора. Я подошел к ней, и встряхнул за плечо.

— А? Что? — успела вскрикнуть девушка, прежде чем я зажал ей рот ладонью.

— Тише-тише-тише-тише. — зашипел я. — Это я, Михаил. Я тебя спасать пришел.

Она быстро-быстро закивала, свет из маленького зарешеченного окошка отразился в ее глазах. Наши взгляды встретились.

— Я тебя сейчас отпущу. — сказал ей я. — Тихо-тихо идем отсюда...

* * *

Второй раз я покидал чужой город, только этот как будто бы сразу забыл о моем существовании. Действительно, этот город был просто ненасытной шлюхой, которая тут же забывает о существовании своих клиентов, стоит им покинуть ее комнату и заплатить за сеанс.

Так же и Дыра забыла меня. Не зря же ее так назвали. Дырой.

— Ну и куда ты меня ведешь? — угрюмо спросила девушка, шедшая за моей спиной. — Вот, скажи мне, куда?

— Не знаю. — ответил я. — В Гекко, в Город убежища. Да, какая разница?

— Я туда с тобой не пойду. — она остановилась.

— Можешь идти обратно. — ответил я ей, продолжая движение. — Работорговцы, возможно, еще не проснулись. Может, и не заметят, что ты отлучалась.

— Я хочу, чтобы ты отвел меня в Нью-Рино.

Я остановился, и посмотрел на нее. Она сложила руки на груди и зло и упрямо смотрела на меня.

— Ты понимаешь, что не дойдем мы до Рино? — спросил я ее. — За нами работорговцы пойдут сразу, как только поймут, что ты сбежала, и что сбежала со мной. Думаешь, они следов читать не умеют? В Гекко мы хотя бы спрятаться сможем на некоторое время. А потом уже пойдем.

— Не пойду в Гекко. — она даже топнула ножкой.

Я пошел к ней. С каждым шагом она становилась все красивее и красивее. Я подошел к ней вплотную и посмотрел ей в глаза.

— Я тебя вытащил оттуда. Ты, вообще, знаешь, почему я ушел из Рино?

— Я слышала. — она пожала плечами. — Странно, конечно, что мертвые оживают. Особенно для Рино — наши мертвые обычно лежат на Голгофе смирно.

— А вот так вот. Не умер я.

— Ну, то что ты всплыл в Дыре о многом говорит. — она пожала плечами. — Кто заказал?

— Хочешь сдать меня и завершить их дело?

— Детектив, уж, вот чем ты мне не нравишься, так это тем, что ты абсолютно никому не веришь. Если бы этого не было, вышла бы замуж, не задумываясь.

— Верить тебе? — я засмеялся. — Ты продавала свою любовь за деньги.

Она провела пальцем руки от бедра до груди, посмотрела мне в глаза, и сказала:

— Ну, это же все только снаружи. Так ты отведешь меня в Рино?

Никогда не думал, что соглашусь в очередной раз сунуть голову в осиное гнездо, каким я представлял город. Хотя, нет, я знал, что мне придется туда вернуться. Рано или поздно, но придется.

— Хорошо. — сказал я.

У девушки вырвался вздох облегчения, и она первой пошла в сторону, в которой был Нью-Рино. Самая большая маленькая дыра в мире.

— А ты-то к работорговцам как попала? — спросил я ее, двинувшись следом.

— Я... Э... — она начала что-то мямлить.

— Говори уже нормально. — я начинал злиться. Это все попахивало дешевым спектаклем, которые иногда давали в Нью-Рино бродячие актеры. Никогда на них не ходил.

— Я нашла молодого человека, уволилась из борделя, и мы ушли из города.

— Ну и куда вы шли? — я усмехнулся.

— В Модок. Мы шли в Модок. Он работал там доктором.

— И ты думаешь, я в это поверю? — спросил я, продолжая двигаться.

— А почему бы тебе и не поверить мне?

— Потому что ты — шлюха. — грубо ответил я.

Она резко остановилась и посмотрела мне в глаза. Мне показалось, что она сейчас бросится на меня, пытаясь расцарапать лицо.

Откуда вообще пошло выражение "дерешься, как девчонка"? Бабы в состоянии аффекта ебашатся как бешеные, их палкой не успокоишь.

— Ну да. — она пожала плечами. — Шлюха.

— Да, пошутил я. — я посмотрел на нее и жестом предложил продолжить движение. — Подумай сама, если бы твоего "жениха" убили работорговцы, ты бы прямо так рассказывала об этом, без капли эмоций? Зачем врать-то?

— Ну, наверное, потому что я всего лишь использовала его для того, чтобы покинуть эту дыру?

— Так же как используешь меня, чтобы покинуть одну дыру и вернуться в другую?

— Ты сам меня освободил. Я даже не знаю, зачем.

— Вот и я не знаю... — проговорил я, и мы пошли дальше.

Солнце тем временем поднималось, освещая для нас одну и ту же картину на многие мили вперед — песок, песок и песок. Где то там, за барханами и за горами и скрывалась цель нашего путешествия. Интересно, и как мы собираемся через горы перебираться? Один то еще нормально, а как эта...

Солнце уже встало высоко, а мы все продолжали идти. Влага покидала наши тела через поры. Наконец, я понял, что дальше так нельзя, облизнул сухие соленые губы и обернулся к девушке.

Она уже выбилась из сил — правильно, несколько лет сидеть в борделе и не выбираться дальше соседней улицы, и у нее был такой вид, будто она сейчас упадет в обморок.

— Привал. — сказал ей я...

Глава 3.

Костер искрил. Все-таки то, что удавалось найти в пустыне, для костра годилось гораздо хуже, чем те брикеты из браминьего дерьма. Мало того, что сжечь этой полусухой травы приходилось чуть ли не тонну, чтобы хоть как-то согреться, так еще и искры и сам размер костра сильно выдавал нас. И дым. Едкий травяной дым, хотя, вроде бы трава была совершенно сухая. Он все равно забивался через нос куда-то в легкие, заставляя горло першить.

Тем не менее, мы сидели возле костра. Ночь в пустыне холодная. Вернее, я сидел, а Сьюзен лежала на пледе, расстеленном на еще не остывшем песке пустыни. Я раньше этим пледом укрывался, пока в Дыре жил, а она его на землю...

— А ты знаешь... — сказала она. — Ваш президент умер.

— Что? — спросил я. Скорее всего намного громче, чем было нужно.

— Да. Она умерла. Они устроили день траура, закрыли бары, бордели казино. Потом устроили выборы.

— Бля. — только и мог сказать я. Теперь понятно, кого избрали, если выборы устроили и среди жителей Нью-Рино. Это несколько тысяч человек, один из крупнейших городов в составе Республики. — Не знаешь, кто новый президент?

— Женщина какая-то... Да, и еще они мэра выбрали.

— Бишоп? — спросил я, чувствуя, что сердце мое бьется уже через раз.

— Именно. Именно Бишоп.

Бишоп. Он все-таки добился этого. Он получил город в свои руки...

— А другие семьи-то что? — есть надежда, что ему остался хоть какой-то противовес.

— Основали городской совет. В нем как раз представители от всех четырех семей.

Значит, формально всем все равно правят Брюс и Бишоп, а семьи, уже под их протекторатом делают свои маленькие дела.

Я со стоном завалился на землю. Тело мое этот двадцатидневный переход выдержало не очень хорошо, хотя, надо признать, что, если бы я двигался один, то уже дней пять, как был бы в городе. Но девочка молодец — она не плакала, бодрилась, старалась помогать по мере сил.

Вода и еда закончились на второй день пути, и мне пришлось добывать все это охотой и собирательством, благо, в горах то тут, то там бежали чистые, свежие ручейки с прозрачной водой.

— Ты спишь что ли? — спросила она.

— Нет. Ложись спать, я поде...

— А зачем кому-то дежурить? — спросили у меня из-за спины.

Резко вскочив, я развернулся, протянув руку к пистолету, но копье, вылетевшее из темноты, пребольно ударило меня. К счастью, не острием. Хотя, удар все равно оказался ощутимым, и я упал на землю, где тут же был заблокирован одним из нападавших.

Девушка даже не пыталась совершить никаких защитных действий. Единственное, что она сделала, так это свалила в костер всю кучу заготовленного мной за вечер топлива. Сухие стебли весело затрещали, разгораясь все ярче, и осветили круг метров в двадцать в диаметре — все-таки заготовил я целый стог. Зато, нас теперь, наверняка можно было увидеть с практически любой точки в этой чертовой пустыне.

Главарь банды вышел вперед. Это был не работорговец — на лбу его не было клейма. Значит, это был либо человек семей, что неудивительно — до города остался день пути, или заурядный рейдер, чего, в принципе, тоже стоило ожидать. Тут же показался второй, а блокирующий меня отошел метров на пять.

— Что есть с собой? — спросил главарь. — Что несете, господа? Я думаю, вам помощь в переноске нужна.

Нет, это точно не заурядный рейдер. Если бы это был просто бандит с Пустошей, то я бы его раскусил — я с такими за девять месяцев достаточно пообщался. Значит, человек семей. Теперь только вопрос, которой из четырех.

— Сотня баксов. — я вздохнул, вставая и показывая пустые руки, демонстрируя чистоту намерений. — Пистолет, нож. Больше ничего.

— А баба? — спросил он.

— А баба для сеньора Мордино. — ни моргнув и глазом, соврал я. — Это невеста Хесуса-младшего. Специально из Модока веду.

— А чего один ведешь? — спросил он. — Люди Мордино меньше чем по трое не ходят.

— Бандиты напали. — пожал я плечами. — Рейдеры.

— А чего тогда без снаряжения их, если как-то спаслись? Только пистолет?

Так, значит, вот как чувствуют себя допрашиваемые... Очень и очень неприятно, если честно. Версия моя просто трещит по швам. Расползается.

— Сбежали. Остальные у них остались, а мы с ней сбежали.

— Слушай, это же Сью. — сказал один из бандитов, которые подошли ближе к костру. — Шлюха из "Кошачьей лапки".

— Значит, говоришь, из Модока невеста, да? — зло спросил меня главарь, потянувшись к пистолету.

— Тихо. — сказал я. — Вы ничего не слышите?

— Я на это не куплюсь. — он вынул "Дезерт Игл" из кобуры и прицелился мне в ногу. Видимо, просто так меня теперь точно не отпустят.

— Босс, он прав. — сказал второй бандит, тот самый наблюдательный, который узнал Сьюзен. Он показал пальцем куда-то на запад. — Вот, смотрите.

Главарь бандитов отвел взгляд буквально на долю секунды, и это дало мне шанс, которым было грешно не воспользоваться.

Я выхватил пистолет и тут же, от бедра, послал несколько свинцово-стальных снарядов в главаря бандита. Как хорошо, что от скуки я успел, не только довольно сильно накачаться, но еще и натренировать быстрое выхватывание пистолета из кобуры.

Главарь уже падал, так и не успев нажать на курок "Игла", зато остальные двое смогли отвлечься

Второй, который только-только отошел от меня, среагировал мнгновенно. Горячий воздух толкнул меня, мне повезло — он промахнулся. Шанса выстрелить еще раз я ему не дал.

Мы остались один на один с последним бандитом. Гул стал еще сильнее, пламя захлопало, пригибаясь к земле, становясь все меньше, но немнее не стало, наоборот. Как будто мощные фонари приближались все ближе и ближе.

Поток воздуха сбил меня на землю и теперь меня можно было брать даже голыми руками. К счастью, соперник мой чувствовал себя не лучше.

Надо мной появилось брюхо железного монстра, светящего своими огромными глазами, свет который слепил, и, казалось пробивался даже через закрытые веки. Два крыла бесконечно вращались, создавая потоки воздуха.

Мой соперник начал подниматься с земли. Если я не сделаю что-нибудь, то через пару минут буду уже мертв.

Я начал медленно подниматься, и почувствовал, что с каждым движением мне становится все легче. Я посмотрел вверх — брюхо монстра ощутимо сдвинулось, он улетал!

Я поднял с земли свой Кольт, молясь, чтобы он не нахватал песка стволом и несколько раз нажал на курок.

Пистолет выстрелил только один раз, но и этого раза оказалось достаточно. Абсолютно случайно ауля попала ему прямо в глаз, изуродовав лицо. Упав на холодный песок я закрыл глаза. Небесный монстр улетал, оставляя меня, Сьюзи, потухший костер и три трупа.

— Ты живой? — спросила меня девушка. — Вставай. Вставай!

Я почувствовал, как чьи-то холодные пальцы забираются в мои блондинистые волосы.

— Вставай, в город пойдем. Я хороший ресторан знаю, и вопросов там не задают.

Я громко засмеялся и встал с песка. Весь мой комбинезон был уделан песком. Я отряхнул его.

— Кому что, а ей ресторан. — сказал я, и пошел обирать трупы.

Снимать добротную кожаную броню с трупов я не взялся — все равно, продать я ее не смогу. Взял все деньги — порядочная сумма. Целых девятсот баксов. Еще пистолеты и патроны. Пустынный орел и два таких же как у меня кольта.

Было желание сменить свой Кольт на трофейного орла, но эту идею я практически сразу отмел — этот пистолет был намного тяжелее чем мой, да еще и привычка к оружию, пусть даже менее мощному и совершенному, тоже является весомым плюсом.

Не став дожидаться утра, мы продолжили движение к городу...

* * *

До города мы добрались под вечер.

Он беспристрастно светил мне навстречу неоновыми огнями и светом из окон. За девять месяцев моего отсутствия огни стали все ярче. Намного ярче. Огонь жег глаза.

Ну, здравствуй, Рино. Я вернулся.

Мы вошли через окраину города и Сьюзен повела меня в какую-то из гостиниц на окраине города.

Невысокое трехэтажное здание, затерявшееся среди высоток, водосточная труба, которая навевела странные эмоции и воспоминания. Дверь, прогрызенная крысами.

Стены покрытые плесенью, темень и пыль. На ресепшене сидит толстый человек, в майке и трусах. В волосах на груди запутались крошки от булки, которую он ел.

— Номер с ванной. На двоих. На ночь.

— Сто. — сказал толстяк. — Обед заказывать будете?

— Нет, спасибо. — заказывать обед тут? Я лучше поголодаю.

Я отсчитал сотню и протянул их толстяку. Тот схватился грязными руками за деньги, убрал их в кассу. Потом толкнул мне книгу.

— Запишите имя-фамилию.

Говорят, до войны во всех гостиницах заставляли демонстрировать документы. Даже сейчас в некоторых возродили эту традицию. Тут же спрашивать документов не должны. Хотя, их у меня все равно не было.

Я вывел аккуратным почерком "Томаш Вильмовски" и передал книгу Сьюзи. Она тоже черкнула что-то.

— Второй этаж, направо по коридору. Номер восемь. — сказал толстяк, протягивая мне ключи.

Мы пошли вверх по лестнице.

— Чур, я в ванную первая. — улыбаясь сказала Сью.

— Я даже не представляю, какая там вода.

— Месяц назад была вполне нормальной — девушка пожала плечами.

— Ага, то есть ржавой и без очистки?

— Хотя бы не радиоактивная. — девушка пожала плечами. — А то ты в Дыре каждый день мылся.

— Если раз в неделю и то хорошо. Хотя, ты-то, наверное, после каждого клиента душ принимала?

— После каждого. Большая часть дохода борделя как раз уходит на оплату воды.

Тем временем мы дошли до восьмого номера. Ключ не сразу захотел входить в замок, но, через несколько секунд все же бросил сопротивляться. Повернулся же ключ на удивление мягко, хотя я ожидал, что и тут меня ждут мучения.

— Я в душ. — сказала она и юркнула за дверь.

Пока она мылась я успел набить запасные магазины, четыре штуки, снарядил два пистолета и спрятал на шкафу, пересчитать патроны, построить мир во всем ми... Нет, про последнее вру. Но ждать пришлось очень и очень долго.

Наконец, она выскользнула их душа, завернутая в какое-то полотенце, с виду не очень чистое.

Я кивнул ей и прошел в душ. Повертев ручки, я добился того, что вода стала приемлимой температуры, однако от ржавчины ее это не избавило. Я вошел в воду и нащупал на полке кусок вонючего хозяйственного мыла.

Растирая мылом тело я чувствовал, как сгоняю с себя всю грязь, которая налипла на мне за все время проживания в Дыре. Правда, увы, только для того, чтобы окунуться в клоаку Нью-Рино. Вновь.

Когда я закончил мыться и закрыл воду, оказалось, что Сью забрала последнее полотенце. Вернее единственное. Я не стал ничем вытираться, и вышел из ванной прямо так.

С тела стекала вода, особенно с моих отросших волос. Девушка заинтересованно посмотрела на меня. Она была полностью обнажена, и я совершенно не верю, что она просто не успела одеться. Я двинулся к ней, а она пошла мне навстречу...

Глава 4.

Свет пробился через марлевые занавески, висевшие на окнах, и разбудил меня. Пустая кровать, смятые простыни — она ушла. Просто ушла?

Возле моей головы на ее подушке лежал лист бумаги. Я взял его в руки:

"Мне необходимо отлучиться. Скоро буду. Твоя Сьюзен."

Перевоспитание проститутки? Что-то не думаю я, что мне такое под силу совсем не думаю.

Постель все еще хранила ее тепло, она ушла не так давно. Я встал с кровати, подобрал с пола ванной брошенный тут вчера пустынный комбинезон и начал одеваться.

Хорошо, что для защиты от пустынных бурь на комбинезон был нашит капюшон — я мог хоть как-нибудь укрыть лицо. Вечером это было не так критично, чем сейчас, утром.

Со шкафа я вытащил оба пистолета, проверил — их никто не трогал. Один из них я положил в кобуру, второй поставил на предохранитель и убрал в рюкзак. Осмотрев номер, я убедился, что ничего не забыл, вышел из номера и аккуратно закрыл дверь на ключ.

Сдав ключ толстяку, я вышел за дверь, вдохнув запах города. Усмехнувшись, я отметил про себя, что разницы никакой нет. Как был воздух загажен, так и оставался, и официальная власть республики ничего не изменила. Совершенно ничего.

Дом напротив был заброшен, как и почти все, кроме этой ночлежки. К моему счастью дверь парадного даже не была заколочена, и я беспрепятственно вошел внутрь. Открыв первую попавшуюся мне дверь, я убедился, что окна выходили на крыльцо здания "гостиницы". Через грязные, лет двести не мытые окна, увидеть меня было невозможно даже с трех метров, зато я изнутри все прекрасно видел.

Когда ждешь время тянется долго... Нет, не так. Когда ждешь, время тянется ужасно долго. А уж когда ждешь женщину.

Но мне долго ждать не пришлось — она действительно торопилась. Только не она одна. С ней шло четыре человека в железной броне и лазерными пистолетами, не узнать в которых людей Сальваторе не мог никто, хоть неделю пробывший в Нью-Рино. К тому же впереди них, рядом со Сьюзен, переодевшейся в красивое платье с длинным подолом, шел крепкий мужчина, с сединой на висках, но все в тех же крутых круглых солнечных очках.

Вот так вот... Только начнешь верить в чистоту помыслов людей, а они сразу заставляют тебя в этом разувериться. В очередной раз разочаровываешься, а ничего так и не меняется.

Максимум через полчаса меня будут искать по всему городу. Страшно? Очень. Очень и очень страшно. В этом городе остался единственный человек, которому я мог доверять. Ну не к Мордино же мне идти, верно? Я уже к нему один раз ходил, и что изменилось?

Я вышел через заднюю дверь и снова пошел к дружелюбному негру. Забавно, да? Наркоторговец, а честнее большей части населения этого города, включая полицию, да и остальных.

Я добрался до него, пока ловушка, в которую превратился этот город, еще не захлопнулась. Но больше всего меня поразило то, как он изменился.

Полицейские теперь стояли практически на каждом шагу, подозрительным личностям просто не дали бы появиться на улице. Но я же был не просто подозрительной личностью.

Дважды мне все же пришлось пройти мимо копа, и оба раза они провожали меня злобными взглядами. Хотя тело рвалось ускорить шаг. Но я слишком хорошо знал их повадки, тем более, что раньше они были моими повадками.

Аптека стояла пустая, на двери было написано "Закрыто до лучших времен". Неужели мой визит прошел для него не лучшим образом? Неужели он не смог разрешить проблем с семьей?

Единственный шанс найти его, это придти прямо к нему домой. Жил он в двух шагах от аптеки и путь до его дома занял у меня около пяти минут.

Я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Через минуту дверь открылась и я увидел лицо Джимми через щель.

— Ты? — спросил он, и его глаза расширились.

— Я. — ответил я и пожал плечами. — Пустишь?

— Сейчас-сейчас. — он засуетился, завозился с цепочкой, и открыл дверь, примерно через минуту. — Заходи-заходи.

Джимми, как всегда черный и опрятно одетый сразу же закрыл дверь и проследовал в комнату, в пять раз быстрее меня. Когда я заходил в комнату, он завешивал окна тяжелыми портерами. Потом зажег свет.

— Подставил ты меня. Опять. — сказал он не обвиняющее, а просто констатировал факт. — Снова Михаил.

— Что-то плохое случилось? — спросил я.

— Да, как ты ушел, тут вообще пиздец пошел. Власть взяли Бишопы окончательно и бесповоротно, налоги на мой товар в восемьдесят процентов, аптеку закрыть пришлось. Я даже не знаю, что теперь делать, живу на остатках.

— Это официальный налог? — спросил я.

— Если бы. — он ухмыльнулся. — В Республику едва ли тридцать процентов уходит, остальное к Брюсу.

Брюсу. Этот подонок смог испоганить даже то, что поганить-то, в общем, было некуда. Представляю, что сейчас испытывают Мордино, по большей части, доход которых на девяносто процентов состоял из денег, вырученных за наркотики.

— А Мордино-то что? — спросил я его.

— Мордино сосет, вот что. Пусть с них и дерут не так много, как с остальных, но все же... А вот Бишоп силу набрал неимоверную, у него в семье сейчас человек двести... Стой, а ты как выжил-то вообще? — он снова поднял на меня круглые от ошеломления глаза.

— Да, Мордино меня спасли. Завалил я в тот вечер киллеров Бишопа, благо ты предупредил, чем это может закончиться. А дальше, сам знаешь, как это бывает — изуродованный труп и безымянная могила на Голгофе.

— Не безымянная. — покачал он головой. — Тебя героем выставили. Наверное, одна из немногих могил, на которой хоть какие-то цветы есть. Да, я сам их туда носил.

— Мать на похороны приезжала? — спросил я.

— Неа. Говорят, ей отправили орден. Тебе присудили чуть ли не высшую государственную награду.

— Ну, достойная смерть.

— А какого хера ты вернулся-то? — чуть ли не заорал он. — Тебя же теперь тут все будут искать, если узнают!

— Уже знают. Знаешь Сью? Ну, шлюшку с "Кошачьей лапки".

— Знаю, конечно.

— Не знаю почему... — я сбился, собрался с духом, и продолжил, с каждым словом делая голос все тише и тише. — Я влез из-за нее в проблемы, вытащил ее от работорговцев. Это она меня притащила сюда.

Джимми смотрел на меня участливо, как на идиота-самоубийцу. Я вздохнул и продолжил, чуть ли не прокричал:

— Эта шлюха сдала меня Сальваторе! Я не знаю, изначально ли они посылали ее за мной, и как это вообще случилось, но мне... Я просто проснулся раньше, увидел ее записку, а потом она пришла, а с ней Мейсон и Сальваторе... Пришлось бежать... Я ни к кому кроме тебя прийти не мог.

— Значит, тебя уже ищут. — холодно констатировал бывший наркоторговец. Если бы это был не он, я бы подумал, что он рассчитывает, не лучше ли меня убить и избавиться таким образом от проблем. — И что теперь?

— Я не знаю. — я понимал, что поступаю не лучшим образом. Фактически я просто приперся к нему домой, подставил его перед остальными, а теперь предлагаю решить мои проблемы.

— Я тебя спрячу. — ответил он. — Тут в подвале есть место, бывший тайник моей банды. Когда у меня еще была банда. Там тебя вряд ли кто-нибудь сможет найти...

— Слушай... — мне было жутко неудобно. Но я полез в карман и вытащил оттуда все оставшиеся у меня деньги. — Вот.

Он взял их у меня и пересчитал.

— Ладно, это тебе же на еду пойдет. — сказал он. — Пошли.

Он проверил, что в парадном никого нет, и повел меня вниз, на первый этаж. Там он отпер дверь каким-то ключом.

За этой дверью было совершенно маленькое пыльное помещение, в которое никто не заходил лет, пожалуй, пять. Джимми щелкнул выключателем, и зажглась тусклая лампочка под потолком.

Стол, кровать, шкаф — больше ничего. Кто бы и сомневался. Я уселся на кровать.

— Нормально же? — спросил он.

— Просто прекрасно дружище. — искренне ответил я. — Тем более, когда снаружи рыщет несколько тысяч ублюдков, желающих меня прикончить и все-таки запихать в ту могилу, которая под моим именем. Слушай, а ты не мог бы еще и книг принести?

— Книг? Да, без вопросов...

Разумеется, я приехал в этот город не для того, чтобы отсиживаться в подвале, читать книги и есть одни и те же сэндвичи с вяленым мясом, которыми меня щедро снабжал Джимми. В итоге я проводил время именно так, и мне нужно было это, хотя бы для того, чтобы они решили, что я покинул город, решив, что мне тут нечего делать.

На пятый день, когда я знал уже триста шестьдесят способов разжечь костер, а от сухого мяса болел живот, я решил, что так больше нельзя. Завтра же я пойду к Джимми и скажу, что мне нужно действовать.

Успокоив себя таким образом, я лег спать. Жесткие пружины матраса делали сон практически нереальным, но все-таки, окончательно устав и заебавшись, я мог уснуть.

Сквозь сон я услышал звук открываемой двери и решил, что все в порядке, что это Джимми принес очередную порцию книг и сэндвичей, и не придал этому никакого значения, но стук тяжелых стальных сапог разбудил меня и порядком насторожил.

Когда я открыл глаза, я увидел перед собой здоровяка в железной броне, заносящего бейсбольную биту.

Все-таки бейсбольная бита не самое лучшее оружие, особенно в тесном помещении. Ей нужно пространство для размаха, да и слишком долгим может быть этот размах. Вот и мне удалось успеть перекатиться, но, увы, свалившись с кровати и запутавшись в одеяле, я потерял преимущество.

Все, что я успел, это выхватить пистолет и нажать один раз на курок, но металлическая броня бойца была приспособлена для того, чтобы выдерживать пулю из магнума, не то, что из моего кольта. Пуля просто отрикошетила, а бита все-таки опустилась мне на голову, ввергнув меня во тьму.

— Щенок! — услышал я внезапно, вынырнув из холодной темноты. — Мы столько ресурсов потратили, чтобы это утрясти, а ты просто берешь и возвращаешься сюда.

Я открыл глаза, и через странную пелену увидел толстого человека, ходящего туда-сюда. Сеньор Мордино старший собственной персоной пригласил меня на прием.

— Хорошо, что мы еще смогли отбить тебя у Сальваторе, если бы нам Джимми все-таки не рассказал о тебе, то мы бы точно... А так поживешь хоть сколько-нибудь.

Взгляд никак не хотел фокусироваться в одной точке, но с трудом определив приблизительное направления осей икс, игрек и зед, я увидел, что кроме толстяка в комнате находится еще и та самая лысая женщина... Марджерин? Марждори. Точно.

— Введите ему что-нибудь. — кивнул на меня толстяк. — Пусть поживет пока что. Что-нибудь из нового, но не смертельное.

Дав приказание, толстяк повернулся и покинул помещение, а Марджори стала готовить шприц. Видимо, мне надо было быть с ней повежливее, когда я был еще детективом. Она набрала в шприц какую-то жидкость и подошла ко мне.

— Мардж... — прошептал я, пока она закатывала мне рукав и накладывала жгут.

Моя реплика осталась без ответа. Никогда не думал, что окажусь подопытным в Конюшнях у Мордино...

Глава 5.

Игла в очередной раз вошла в вену. Который раз за эти сутки — не знаю. Но у этого укола был ощутимый эффект — я снова начал слышать. Уже радует. Хотя, перед глазами по-прежнему стоит все та же темнота. А вот тело постепенно начало неметь.

— Сколько стимуляторов мы потратили на него? — спросил женский голос.

— Восемь. — ответил мужской.

Восемь стимуляторов. Всегда думал, что такая доза ни к чему хорошему не приведет. Не думал, что выдержу.

— Приборы фиксируют нормализацию дыхания и прекращение задержек в работе сердца. — констатировал мужчина.

— Поразительно. — голос женщины выражал восхищение. Восхищение своей гениальности. — Новый метод реанимации прошел первую стадию испытаний.

Тебя бы саму накачать этой дрянью, а потом прибить к кровати, натыкать иголок и полчаса сосредоточенно долбать током и колоть стимуляторами.

Но адское пламя, только что сжигавшее меня, отступило, и это придавало моим эмоциям хоть сколько-нибудь позитивный окрас.

— Все, я думаю, на сегодня хватит. — голос женщины был холоден, как лед, который я видел только в холодильных установках.

— Этого развязывать? — спросил мужчина.

— Вколи ему чего-нибудь, чтобы отрубился. Он в сознании же у тебя.

— Да уж, глазами-то только так таращится. Из стороны в сторону. Милый.

— Свои... Гм... Особенности удовлетворяй с рабами. Причем со своими, а не подопытными.

Он что пидорас что ли? Этого еще не хватало. Нет, конечно, мне, судя по всему, так и так умирать, но быть трахнутым при этом совершенно не хочется.

— Да, что я... Я ничего.

— Вколи ему чего-нибудь. Только не переборщи, мы и так из него инвалида сделали уже. Если бы у нас степени инвалидности были.

— Это?

-Реши сам. Я тороплюсь. — звуки женских шагов, только что громкие, отчетливые, становились все тише и в конечном итоге совсем угасли.

— И что же с тобой делать?

Тяжелое мужское дыхание, напоминающее дыхание брамины было совсем рядом. Я не чувствовал его — тело давно лишилось чувствительности, из всех моих пяти чувств у меня был только слух. Зато, слышал я его просто прекрасно.

— А ты ничего. — сказал он и высоко мерзко засмеялся. Раздались звуки хлопков, и только сейчас я понял, что хлопает этот пидераст меня.

То, что меня в очередной раз укололи, я понял только по действию вещества. Я смог открыть глаза, серые краски операционной, яркий свет ртутных ламп, все постепенно слилось воедино и завертелось в такую круговерть, что страшно представить. Все кругом засияло всеми цветами радуги, я закрыл глаза...

Внезапно я понял, что глаза мои были закрыты все это время, а сейчас я наоборот, только открыл их и увидел свет. Свет слепил, но больно не было, скорее, было наоборот, приятно. Теплые лучи согревали меня. Я полностью расслабился и подставил свое тело лучам.

Постепенно солнечные ванны стали слишком теплыми, а после горячими и обжигающими. Я попытался поменять позу, но не смог — мои руки приросли к шезлонгу, тело постепенно вплавлялась в его структуру. Теплый пляж постепенно превращался в ад.

— Тебе разве мама не говорила, что долго принимать солнечные ванны нельзя? — спросил женский голос.

— А тебе мама не говорила, что продавать свое тело за деньги нельзя? — чьим-то чужим холодным голос парировал я. — А мама тебе не говорила, что сдавать друзей, которые вытащили тебя из глубокой задницы, мафии нельзя?

— Моя мать была той еще шлюхой. — ответили мне.

Холодные пальцы коснулись плеч и стали медленно массировать и растирать их, то поднимаясь к шее, то опускаясь ниже.

— Это заметно. — ехидно ответил я.

— Эй! — голос стал обиженным. — Обидно же!

— На правду же, вроде, не обижаются? — спросил я, вполне легко оторвав он лежака голову и обернувшись. Сьюзи прекратила делать мне массаж и обиженно смотрела на меня.

Солнце тем временем убавило мощность до отметки "жарко, но терпимо". Я встал с лежака и посмотрел на нее. Сью зарывала ноги в белый песок. Слегка усмехнувшись, она подбросила песок в воздух и пошла куда-то.

— А зачем ты меня сдала? — спросил я, направляясь за ней.

— А чего тебе не нравится?

— Ну, наверное, то, что меня травят какой-то дрянью, а в скором времени убьют.

— Зато ты побывал на настоящем пляже. — она пожала плечами и наклонилась к какой-то коробке, демонстрирую крепкие ножки и кое-что другое.

Коробка открылась, и оттуда повалил пар. Она взяла две бутылки, в которых без труда можно было узнать бутылки Нюка-Колы и, закрыв холодильник, пошла ко мне.

— Чем тебе не рай? — спросила она, протягивая мне бутылку.

Я взял в руку запотевшую, скользкую от капелек стеклянную бутылку, свернул крышку и влил пару глотков себе в рот. От ледяной колы свело зубы и мне сразу стало холодно, несмотря на жару, стоявшую кругом.

— А чем тебе не рай? Чем не место для вечной жизни? — спросила она. И внезапно понизившимся голосом добавила. — Определенно, это будет твое место для вечной жизни.

Кола в бутылке уже заканчивалась, но я вылил последние капли себе в рот, подкинул бутылку, перехватил за горлышко и...

— Нахуй вашу вечную жизнь. — сказал я и боковым ударом обрушил бутылку на голову девушки.

Мелькнул свет, девушка упала на землю, и на ее месте я увидел очень знакомую женщину с цветом волос таким же, как и у меня. Мама.

— Михаил. — голос уставший, севший. — Зачем, Михаил?

— Мама? — спросил я, все еще не веря своим глазам. Светлые-светлые волосы пачкаются кровью. Если оставить все как есть, то они слипнутся в равномерную бурую паклю, и тогда их только брить — со мной такое уже бывало. — Мама... Извини.

Я тут же подошел к ней и протянул руку, чтобы помочь подняться и хотя бы рану эту обработать.

— Михаил, почему ты меня ударил? — голос становился сильнее.

— Мама... — ну не объяснять же ей, что пятнадцать секунд назад тут была не она, а шлюха и предательница?

— Михаил. — снова сказала она и тяжелый взгляд ее голубых глаз встретился с моими. Насколько я помнил, мои глаза были точно такими же. — Я запрещаю тебе водиться с ним?

— С кем? — я абсолютно ничего не понимал.

— С ним. — она вскинула руку и показала вдаль.

Город. Большой, светящийся разноцветными огнями неоновых реклам. Среди всех выделялся огонь на одной арке. Разноцветными буквами на ней было написано "Рино — самый большой из маленьких городов в мире". Вот так вот. Грех тщеславия... Да и, не только. Вот тебе и большие грехи маленького города.

— С городом? — с удивлением спросил я.

— Да, именно с ним. Он — неподходящий товарищ для игр. Совсем не подходящий.

Почему я должен разговаривать со своей матерью, когда она стоит передо мной на коленях? Мне это показалось чем-то совершенно неправильным... Ну, не должно так быть.

Я наклонился и взял ее за плечи. Вспышка яркого света и я чувствую резкую боль в районе локтевого сустава. Неужели меня укусила собственная мать?

Я снова открыл глаза. Надо мной склонилось лицо лысой женщины. Марджори.

— Я думаю, что лучше так. — она показал мне пустой шприц. — Тут суперстимулятор двойной концентрации с примесью вытяжки из психо и четыре таблетки баффаута. Этот коктейль должен остановить тебе сердце минут через пятнадцать. Это максимум, что я смогу сделать.

Лысая женщина спрятала шприц в карман халата и покинула комнату, оставляя меня наедине с неизбежным.

Я дергался как мог, пытаясь ослабить путы, которыми я был привязан к операционному столу, но все было бесполезно. Я полностью расслабился и стал прислушиваться к организму. Интересно, я почувствую этот момент, когда кровь во мне остановится?

Сердце набирало скорость, одновременно, как будто бы увеличиваясь в размерах, и через минуту уже билось где-то одновременно и в животе и в горле. Мускулы налились невиданной силой, зрение, обоняние, слух — все обрело кристальную ясность, при этом мозг будто бы отключил часть функций, отвечающих за аналитический ум и упрямо твердящих мне о невозможности какого-либо выхода из ситуации.

Я резко напряг все мышцы, развел руками и разорвал свои путы.

Шаг. Еще шаг. Тяжелая звериная поступь. Неужели моя? Бегу вперед, вокруг клетки, люди в них смотрят на меня со страхом. Нет, не так. С ужасом.

Что она мне вколола? Почему все меня боятся?

Я открыл дверь и с трудом протиснулся через внезапно ставшую очень маленькой дверь. Охранники стояли рядом со мной, один из них подносил огонь к сигарете другого.

— Курить вредно. — прорычал я и изо всех сил столкнул их головами. Послышался звук, как будто кто-то столкнул вместе два бурдюка с водой и тела охранников упали на землю. Я перешагнул через одного из них и побежал.

Возможности моего нового тела позволяли мне бежать очень и очень долго.

Я бежал, пока путь мне не преградила река. Прозрачной поток спускался с гор и уходил куда-то в сторону Рино. Получив возможность утолить разыгравшуюся от долгого бега жажду, я наклонился над потоком воды и...

Из воды на меня смотрел мутант. Зеленая морщинистая кожа, большие зубы. Я ударил кулаком по потоку, а мутант сделал то же самое.

Я и был этим мутантом.

В этот момент сердце сделало последнее сокращение и остановилось.

* * *

Остановилось только для того, чтобы продолжить биться дальше. Сколько я пролежал в коме — я не знаю, но солнце уже начало вставать из-за гор.

Не знаю как меня никто не нашел тут — за мной была отчетливая цепочка следов. Да и после того, что я сделал с охранниками.

Я поднял голову и понял, что нахожусь на другом береге реки. И как я туда добрался? Видимо именно то, что следы обрывались перед рекой, и спасло меня.

Первым делом я посмотрел в свое отражение — лицо грязное, волосы слиплись, но человек. Не супермутант, которого я увидел вчера. На душе моментально стало намного легче.

Я осмотрелся кругом — только более-менее плодородные пойменные места и железнодорожный мост. Мост этот навел меня на одну идею. Единственные, кому я еще не успел перейти дорогу, и, кто, вроде бы, не должен на меня охотиться. Семья Орвилла Райта.

С трудом я встал и поковылял к железной дороги в сторону Нью-Рино. Дом Райтов находится где-то там... Может быть, я могу рассчитывать хоть на какую-нибудь помощь...

Холодная вода, пропитавшая мо комбинезон вызывала острое чувство дискомфорта. Нет, если бы сейчас был день, то достаточно было бы раздеться минут на пятнадцать, и одежда высохла бы. Но, увы, было только утро, а утро в Пустошах холодное.

Через тридцать шагов у меня жутко заболел бок, пришлось остановиться, перевести дух. Я понятия не имел, чем меня обкололи в этой лаборатории в Конюшнях, но это была явно очень зловредная дрянь.

Закружилась голова. Я понял, что, если решусь присесть и отдохнуть, то уже не встану.

Несмотря на то, что солнце поднималось, меня знобило все сильнее и сильнее. Неужели я умудрился вдобавок ко всему еще и простудиться?

Инфекционные болезни у нас не были редкостью. Тем более, когда люди в большинстве своем живут в ужасных условиях. Действительно ужасных.

С рождения я болел всего два или три раза. Уж очень я был крепким и очень уж тяжело поддавался заразе. Вернее, ей я почти не поддавался.

Сколько могло пройти? Сколько я прошел? Я не знал ответа на этот вопрос. Но шагал я уже по рельсам. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, и мне ужасно хотелось остановиться и упасть где-нибудь.

Вот, иду я, иду... А, вдруг, раз и поезд? Поезд? Сто семьдесят лет после войны и раз и поезд.

Поддавшись искушению, я присел на рельсы на пару минут, и уже не встал.

— Пап, смотри, человек!

— Ты чего? А.. Действительно... — чьи-то руки затормошили меня, проверили пульс. — Он живой.

— Слушай... Это же тот.. Детектив... Стрелковски.

Стрелецки я, блять, хватит коверкать мою фамилию!

— Что делать-то будем? На него награду дают Сальваторе... И Бишопы.

— Не, надо к деду Орвилу его. Он точно придумает что-нибудь!

— Точно. Так, дрова с носилок аккуратно выкладывай и потащили.

Некоторое время я слышал стук выкладываемых дров, а потом две пары рук подняли меня, переложили на жесткую поверхность носилок.

Последней мыслью было только то, что если меня вырвет, то я захлебнусь собственной рвотой.

Глава 6.

Лихорадка продлилась две недели. Две недели сраных кошмаров, сраного бреда, в котором одни ужасные картины сменяли другие по сто раз на дню. Особо примелькался тот, в котором я все-таки превратился в супермутанта, а потом долго бродил по каким-то подземельям, пытаясь найти пусть обратно.

Две недели лихорадки, и две недели члены семьи Райтов опекали меня и даже давали какие-то лекарства, хотя, я уверен, что организм мой больше никогда ничего принимать не сможет — уж чересчур много мне вкололи в конюшнях.

Организм так и не отошел до конца от этих "экспериментов". Я не мог пробежаться и двадцати футов — в глазах темнело, легким не хватало кислорода, сильно-сильно кололо в боку, а сердце, будто снова увеличивалось в размерах и билось с огромной частотой.

Но на исходе второй недели я смог перебороть и это. Жажда мести оказалась вполне эффективным стимулом, и, в конечном итоге, болезнь отступила, хотя, боли при физических нагрузках меня все же беспокоили. Все-таки, они сделали из меня инвалида.

Надо дать Райту должное — он отказался принять меня до того, пока мое здоровье полностью не придет в норму. Это обнадеживало — вряд ли они сначала стали бы долго и упорно лечить человека, а потом просто взяли и продали другой семье.

Наконец, Крис Райт — один из его молодых сыновей пришел в комнату, в которой я провалялся последние две недели. Я в это время отжимался на полу, в надежде хоть немного привести свою физическую форму в порядок.

— Михаил. — с уважением сказал он. Не знаю, почему с уважением, может, потому, что в их разумении я уже дважды вернулся с того света, а это дорогого стоит. — Отец хочет Вас видеть.

Я немедленно встал с пола, отряхнул руки. Я же, как-никак, ждал этого разговора уже несколько дней.

— Веди, Крис. — просто сказал я ему.

Меня поместили в одну из крайних комнат особняка Райтов, поэтому далеко идти не пришлось. Резиденция Райтов находилась в противоположном крыле здания.

Меня поразила обстановка, совершенно не характерная для Нью-Рино. Очень много людей, детей и взрослых, причем, ни на ком из них я не видел остаточных следов приема наркотиков, что считал обязательным для большей части жителей Нью-Рино. Из-за обилия детей здесь все время царила семейная атмосфера, и, пусть, меня никто не хотел принимать в это семью, мне, по крайней мере, кивали в знак приветствия.

Райт — все тот же крепкий жилистый старик, который не поддался Рино и не превратился в развалину, вроде его конкурентов, ждал меня в своем кабинете.

Орвилл выглядел очень и очень рассерженным. Хотя, судя по разговорам членов семьи рассерженное выражение лица не сходило с него лет с пяти.

А вот кабинет нес на себе отпечаток совсем другого Райта. Именно главы ирландского клана, тяготеющего к хорошей выпивке и роскоши. Цветы в горшках, зеленые цвета, настенный сейф — все это говорило о настоящем характере Орвилла Райта.

— Здравствуй, Михаил. — сказал он мне, зло уставившись из-под нахмуренных бровей. — Мои дети тебя спасли. А теперь тебе нужно объяснить мне, зачем ты вернулся.

— Я считаю, что мне задолжали. — я пожал плечами и зябко поежился — озноб еще не сошел до конца.

— Задолжали? — лицо Райта разгладилось, он усмехнулся. Но, буквально через секунду его лицо снова приняло прежнее выражение. — А ты не думал, что максимум, что ты получишь, это две пули? В сердце и в голову.

— Риск велик. — я сделал невинное выражение лица. Я играл с таким человеком, какие привыкли есть парней вроде меня на обед. Играл спектакль, в котором должен был выглядеть безбашенным искателем приключений, о чем, в принципе и думал в этот момент. — Но я рассчитываю на определенную сумму. Примерно такую, чтобы хватило на небольшое ранчо где-нибудь под Реддингом.

— Ну, ты и наглец, парень. Наглец. Однако, тебе все равно придется отработать свое спасение.

Отрабатывать свое спасение совершенно не входило в мои долгоидущие планы. Сейчас я думал совершенно о другом.

— Буду рад выслушать ваше предложение. — я пожал плечами.

— Пять лет назад главарь одной из банд попался мне. — начал было он говорить с инверсией, а потом остановился на минуту и продолжил. — А потом мы с ним поговорили, и он так проникся, что нарисовал нам одну карту и сразу же умер.

— Очень проникся. — вставил я.

— Именно. — кивнул он. — Карта заброшенно армейской военной базы. До сих пор не разграбленной, и вряд ли она будет разграблена. А технологий там столько, что хватит на два НКР.

— Извините, мистер Райт. — начал я учтиво, так как понимал, что копаться по довоенным базам армии США вовсе не моя специальность. Я — детектив, черт подери. Я умею раскрывать преступления, так позвольте мне именно этим и заняться! — У меня есть к Вам встречное предложение. Я понимаю, что база эта чрезвычайно усилит Ваши позиции в регионе.

— Да, мы сможем полгорода вырезать, чего тут сложного? — спросил он. — У нас будет такок оружие, которое этим выскочкам Сальваторе даже не снилось.

Да он маньяк. А я тут собираюсь ему помогать...

— Есть вещи намного важнее. Например, не усилить свои позиции, а достаточно сильно ослабить чужие. — он заинтересованно посмотрел на меня. Этого человека интересовало все, что могло помочь ему упрочить позиции Райтов в городе. — Дело в том, что главный ваш конкурент имеет очень и очень серьезную поддержку со стороны Новой Калифорнийской Республики. Вы понимаете о ком я?

— Об это молокососе. — карандаш, находящийся в руках Райта, скрипнул и развалился на части. — Которого "избрали" мэром Рино.

— Именно. Благодаря коррумпированному послу НКР. Брюсу.

— Вы предлагаете убрать Брюса? — спросил он. — Так это ни к чему не приведет.

— "Убрать" не всегда означает физическое устранение. Понимаете, когда я работал детективом, я успел нарыть очень много материала на него. Настолько огромное количество, что он мало того, что сам отправится в Сан-Квентин, так еще и Бишопа утянет с собой на дно. Окончательно.

— Что, например?

— Помните кражу партии алкоголя с вашего склада? Которую я расследовал.

— Естественно помню. Украденное так и не было найдено.

— На самом деле было. Мной найдено. Это были люди Бишопа, одного из них я даже арестовал. Только, вот посол прикрыл это дело, чтобы мы не испортили отношения НКР с Бишопами.

— Черт подери... — Райт выглядел ошарашенным. — Значит, Френки...

— Френки, мир праху его, был единственным честным человеком в городе.

— Это все, или есть еще что-то? — по деловому спросил он у меня.

— Кражи со складов НКР, которые были вовсе не кражами. За определенный откат наш благородный посол с удовольствием прикрыл участие Мордино в этом деле.

— Этого действительно будет достаточно, чтобы утопить его... А, почему вы уверены, что все эти материалы сейчас у него?

— Потому что он сам по-прежнему использует эти материалы, чтобы шантажировать остальные семьи города. Мне не дали забрать одежду, меня сразу же вытащили из города и переправили в Дыру. После того, как киллерам Бишопа не удалось меня устранить.

— А как тебя переправили?

— Я сам обратился за помощью к сеньору Мордин.

— Вот как? — он удивленно поднял брови. Подумав что-то про себя недолго, он протянул мне руку. — Это даже лучше, чем база, черт подери. Я согласен с тобой. У тебя есть хоть какой-нибудь план?

— Если бы не было бы, я бы не заговорил об этом, мистер Райт. Но у меня есть одно условие.

— Что за условие? Ты не перестаешь удивлять меня, сынок.

Вот как. Сынок. Он меня, что, в семью приглашает?

— Есть одна девушка. Сьюзен. Она раньше работала в "Кошачьей лапке"...

— У меня есть столько шлюх, что хватить отсосать всей северной Калифорнии. Я не запоминаю их по именам.

— Эта — не просто шлюха... Дело в том, что я напал на след того, что Сальваторе имеет с ней какие-то дела. Если вы мне поможете ее найти, то я сделаю все, чтобы Брюс прекратил занимать пост посла.

— Теперь понятно, чего ты сюда вернулся, детектив. — он пожал плечами и снова протянул мне руку. — Мы найдем ее...

* * *

Ирландец сразу и откровенно сказал, что своих людей мне в подчинение не даст. А если учесть мои умения по взламыванию замков, которые впору было измерять отрицательным величинами.

Хотя, на подготовку к операции мы выделили неделю, и за эту неделю один из лучших медвежатников, работающих на Райтов, научил меня взламывать замки разной сложности. К пятому дню тренировок я без всяких проблем взламывал элементарные замки. С сейфовыми были, конечно, проблемы, но при наличии пятнадцати-двадцати минут времени и они мне поддавались. В конечном итоге мы решили, что я смогу выкрасть ключи, если у меня что-нибудь не получится.

Долго прорабатывали способы проникновения в здание. У этих извращенцев почему-то возникла идея заставить меня карабкаться по водосточной трубе, которую я сразу же отмел — трубы которым двести лет вряд ли выдержать взрослого и довольно сильно окрепшего мужика. Пример паренька из Бишопов все еще стоял у меня перед глазами. Но в итоге, мы определились с решением и этих вопросов.

Лихорадка окончательно отошла, и я довольно сильно прибавил в весе, причем не в жире, а именно в плотной мышечной массе. Я так подумал, что это тоже результат экспериментов, поставленных на мне на Конюшнях, но никому ничего не сказал. В конце концов, в какой-то книге я читал, что в состав баффаута входят специальные военные стероиды, которые повышают скорость развития мускулатуры. Рельеф моего тела мне теперь очень и очень нравился, хотя не оставляла мысль, что рано или поздно я посмотрю в зеркало и увижу там зеленую кожу супермутанта.

Но сейчас я стоял на углу здания посольства. Свет в нем уже погас, в отличие от здания полицейского участка, которое работало круглосуточно. Если охранникам удастся поднять тревогу, то много времени, чтобы убраться, у меня не будет.

Наконец, я удостоверился, что в здании нет никого постороннего. В окнах изредка вспыхивали огоньки фонариков охранников, и еще горел свет на вахте парадного входа. Хотя, этот вход для проникновения мы и не брали в расчет.

Все окна первого этажа были зарешечены, это я знал с самого начала, но на окне женского туалета решетки закрывались на простой навесной замок — этот выход считался выходом пожарной тревоги, а требования Республики запрещали перекрывать экстренные выходы.

Удостоверившись, что на меня никто не смотрит, я добрался до решетки и новеньким набором отмычек, подаренным тем самым медвежатником Райтов, аккуратно вскрыл замок. Для того чтобы разбить стекло у меня с собой была какая-то клейкая жидкость, один из отходов производства спиртзавода Райтов. Я открыл банку, поморщившись от запаха, но делать было нечего — пришлось совать руку в перчатке внутрь и намазывать этим дерьмом стекло снаружи.

Хорошенько вымазав стекло, я убрал банку и вынул из маленького рюкзака полиэтиленовый пакет. Приложив его к стеклу и аккуратно разгладив, я удостоверился, что он прилип, выждал три минуты и саданул по нему рукояткой тяжелого металлического фонаря.

Мне повезло — стекло ни один осколок не упал со стекла. Я аккуратно снял полиэтилен с прилипшими к нему осколками и пролез в здание, закрыв за собой решетку.

Увидев перед собой зеркало я на минутку остановился. Сейчас я был одет во что-то вроде костюмов якудза... Или ниндзя — обтягивающие черные брюки, черная водолазка, маска на лице, рюкзачок, мягкие кожаные мокасины, в которых совершенно не слышно шагов. Улыбнувшись своему отражению, я снял перчатки и бросил их в мусорный контейнер в углу. Эту улику точно заметят, но она никуда не приведет.

Неслышно отворив дверь туалета, я удостоверился, что в коридоре никого не и, прикрыв за собой дверь, неслышно выскользнул наружу.

Кабинет посла находился на втором этаже. Ключ к нему находился на вахте, но брать его не было совершенно никакой возможности — тут придется действовать, только опираясь на новополученные познания во взломе.

На второй этаж вело две лестницы. Первая находилась прямо за вахтой, а вот вторая была совсем узенькой и маленькой, и находилась недалеко от моего местоположения. Естественно, я двинулся к ней.

Чудом не спалившись, я спрятался от луча фонаря под лестничным пролетом. Видимо, охраннику было положено в обязанности контролировать именно эту часть здания, и именно вход наверх.

Прождав около пяти минут, я понял, что охранник уходить не собирается, и решился на абсолютно рискованный шаг. Вытащив из кармана электрошокер, который мне выдали с условием обязательного возвращения, я постучал по перилам лестницы и неслышно двинулся за угол.

Луч тут же зашарил по пролету и тому месту, где я только что прятался, потом на момент исчез — видимо, охранник оглядывался назад. Раздался громкий вздох и охранник пошел вниз.

— Неужели померещилось? — услышал я его тихое бормотание спускавшегося по лестнице охранника. Луч фонаря забегал по коридору.

Я едва слышно свистнул, чтобы привлечь внимание охранника, и, когда он, жутко торопясь, выбежал к тому месту, где я стоял, резко схватил его, левой рукой зажал рот, а правой ткнул шокером в район солнечной артерии.

Раздался негромкий щелчок разряда, я почувствовал резкий запах озона, и охранник осел у меня в руках. Удостоверившись, что моя расправа не привлекла ничего внимания, я затащил копа в туалет, там связал его шпагатом, пару мотков которого мне бросили в рюкзак и резво обыскал.

Кроме удостоверения личности, фонаря, да Кольта, точно такого же, какой был у меня, я ничего абсолютно не нашел. Кое-как усадив бессознательного охранника на унитаз, я вышел из кабинки и поднялся по лестнице на второй этаж.

Теперь мне нужно было добраться до кабинета посла. Я был уверен, что он охраняется особо, просто невозможно, чтобы это было не так.

Расположение кабинетов я помнил еще по тому времени, когда работал тут, а за практически год тут ничего не изменилось. Довольно дурацкая извилистая система коридоров, которые так тяжело контролировать охранникам обеспечила мне беспрепятственный проход практически до самого кабинета — едва я слышал шаги, я тут же уходил подальше, с дороги.

А вот возле самого кабинета стоял охранник, вооруженный автоматическим дробовиком, и стоял он прямо посередине коридора — как до него добраться я понятия не имел. Идея с выманиванием его казалась мне совсем дурной, тем более, что стоя на таком важном посту, я бы на его месте сначала высадил очередь из ружья, а потом уже шел бы проверять, попал бы или нет.

С противоположной от меня стороны раздался звук шагов. Охранник просто повернул голову и, увидев, что это был свой, молча, кивнул ему.

— Покурим что ли? — спросил "гость" этого постового.

— Давай. — постовой полез в карман и вытащил пачку сигарет красного цвета.

Второй охранник времени даром не терял и тоже достал сигареты и зажигалку. Они закурили.

— Что думаешь? — спросил гость, затягиваясь сигаретой.

— Да, что мне думать. Все спокойно, как обычно. Кто вообще решится нападать на здание посольства НКР?

— Я не об этом. Я про ситуацию сейчашнюю. Вот, смотри. Президент сменился. Базу в Наварро взяли, эти места тоже теперь наши. Как думаешь, что теперь будет?

— Любая империя расширяется беспрестанным расширением. А тем более, что нашей империи нужны новые источники энергии и люди...

-Что думаешь, про Вегас?

— Про Вегас, друг мой, думает каждый человек. Вот, смотри, что Сан-Фран, что Лос-Анджелес, что Бейкерсфилд, везде есть выжившие. Не, ну, конечно, Бейкерсфилд это другое... Ну, да ладно. Значит и в Вегасе должны быть.

— Должны. — сигареты охранников подходили к концу, затяжки становились все продолжительнее и продолжительнее.

— Помяни мое слово, скоро мы и туда отправимся... Скоро мы весь материк под себя подомнем.

— Ну, ты загнул. Материк. Материк он вон какой большей.

— Прогресс не остановить. — охранник затушил сигарету о стену. Никто бы из них не позволил бы себе этого днем, но ночью это была их вотчина.

— Ладно. — второй тоже затушил сигарету. — Пойду я. Еще подойду потом, может.

— Подходи... Ночь-то длинная, сигарет много еще.

Дождавшись, пока шаги охранника затихнут вдали, я, как можно более незаметно прошел к постовому.

— Сигареты не будет? — как можно более "бытовым" тоном спросил я его.

Бедняга полез во внутренний карман в поисках пачки, тут же получил шокером в шею и был усажен мной на пол, возле стены

Дверь на кабинете посла была практически картонной, замок тоже не поражал воображение, поэтому вскрыл я его за полминуты. Открыв дверь, я затащил внутрь тело охранника, ружье и аккуратно прислонил к стене. Привычно вдохнул запахи дорогой кожи и сигарет, которыми был пропитан кабинет этого пижона, и усмехнулся.

Второй моток шпагата ушел на связывание. Теперь у меня было некоторое время, пока болтливый охранник не решится снова подойти к товарищу.

Сейф ждал меня, усмехаясь "улыбкой" замочной скважины. Он ждал схватки со мной. Но я так просто не решился.

Обследовав сейф на наличие взрывчатых сюрпризов, как научил меня мой учитель, и ничего не найдя, я снова приготовил набор отмычек и взялся за дело. Минут через пять замок сейфа сдался и дверца с громким "крак" распахнулась.

Первым, на что я наткнулся, была знакомая папка из серого картона. Она была подписана моим же почерком. Дело "краж" со склада.

Я усмехнулся. Наконец-то мои бумажки нашли меня.

Потратив около получаса на исследование всего богатства компромата, который попался мне, я понял, что все мне не изучить и просто перепихал всю бумагу в рюкзак.

Под бумагами лежало две толстые пачки денег и Магнум 45ого калибра. Чем меньше у человека яйца, тем больше у него пушка, вот как.

Я оставил сейф открытым и покинул здание посольства тем же путем, каким пришел. Больше никто не преградил мне дорогу.

Охранник, вырубленный мной первым, даже не начал шевелиться.

Глава 7.

— Мистер Райт. — я протягивал бумаги старому мафиозо. С момента, когда я покинул здание посольства прошел час — я некоторое время бесцельно наворачивал круги по городу, переоделся, а комплект одежды спрятал, сбросив в канализационный люк — минимум один охранник меня в ней видел, и оставлять одежду у себя было нельзя.

Что было в голове у старой ирландской собаки? У меня не было совершенно никаких догадок. В ней могло быть что угодно, начиная от опилок и собачьего дерьма, и заканчивая рецептами пирогов тети Сары. Хотя, я и не знал никакой тети Сары.

Не было у меня тети Сары. Да и вообще, причем она тут?

— Интересно. — он взял бумаги у меня из рук и начал с видом специалиста пролистывать их. — Да уж, сынок. С этим мы утопим их в дерьме.

Он, будто не замечая моего протестующего взгляда, спрятал бумаги в стол. Я уже собирался было сказать ему насчет наглости некоторых иммигрантов, но он прервал меня.

— Сьюзен, так ведь? — Орвилл улыбался, зная, что это снимет любые вопросы, даже самые интересные для меня. — Мы нашли ее.

— Где? — я попался на крючок. Еще бы — не попасться на крючок, на который насадили такого вкусного и жирного червя. Или такой значимый для меня кусок.

Он назвал адрес, улыбка растянулась совсем до ушей. То ли дело, раньше его лицо все время было нахмуренным, а сейчас наоборот. Я определенно умею вершить чудеса.

— Что? — в голову мне внезапно пришла мысль об одном совпадении. Это совпадение было слишком неожиданным, чтобы быть случайностью. — Это же мой адрес.

— Именно. — он кивнул, и, если бы он улыбнулся еще шире, то челюсти, странно здоровые для его возраста, выпали бы... — Именно там.

— Где меня "убили" в первый раз... Иронично. А что вы собираетесь делать с эти материалами?

— Об этом можешь не беспокоиться. Совсем не беспокоиться.

— Меня это не устраивает. — я покачал головой. — Меня это совершенно не устраивает.

— Ну, а что ты предлагаешь? — улыбка снова сменилась хмурым, но заинтересованным выражением лица.

— Я приду позже, хорошо? — я усмехнулся. Что мне ему сказать? Сказать, что я просто хочу перевести все эти документы в НКР и обнародовать их там? Он меня с потрохами съест. — Вернусь, и обсудим.

— Видимо тебя очень сильно зацепила эта баба. — улыбки больше не было.

— Вы даже не представляете, насколько... Совершенно не представляете...

— Я тоже иногда думаю, что в жизни у меня слишком много этилового спирта и Этил Райт... Хотя, раньше я хотел, чтобы первого было побольше, а второго поменьше...

Я оставил мистера Райта в раздумьях, а сам пошел к дому, в котором год назад жил. Ночь в городе была ужасно темной, все, что было на расстоянии дальше вытянутой руки, было всего лишь мутными силуэтами. Тем не менее, я шел по самым темным неосвещенным улочкам Нью-Рино, я знал пусть к своему бывшему дома, проходить его приходилось десятки раз в неделю.

Здание моего бывшего жилища смотрело на меня сверху вниз и улыбалось щербатым ртом входа в подъезд. Я улыбнулся ему в ответ, вытащил пистолет, который мне дали Райты — огромный Пустынный орел, который вообще делали как охотничье оружие, а не боевое. Зато с другой стороны, если все-таки удастся проковырять в ком-нибудь с его помощью дыру сорок четвертого калибра... Да, даже увидев этот ствол человек обосрется, вот и все...

Я взвел курок, чуть прижал спуск и все так же с пистолетом в руках пошел наверх. Мой этаж.

— По крайней мере, они заменили дверь... — сказал я, увидев новую деревянную дверь, которую поставили вместо снесенной мной.

Я отошел на несколько шагов и собирался выбивать дверь, но тут из за дверей соседней квартиры раздались выстрелы.

"Каноль!" пронеслось у меня в голове. Это была его квартира. Я повернулся и врезал по двери ногой. Она резко растворилась, и я ворвался внутрь.

В мое поле зрение попал человек с пистолетом, я тут же совместил его удивленное лицо, показавшееся мне удивительно знакомым, с мушкой пистолета и нажал на спуск. Пистолет тяжело лягнулся и отправил в цель тяжелую пулю, которая вынесла лицо вооруженного человека прочь, отпечатав на стене отчетливый кровавый след.

— Каноль. — прокричал я, врываясь в комнату.

Здоровенный негр лежал на земле, кровь вытекала из него. Я подбежал к нему и сел на пол.

— Брат. — потряс я его. Кровь продолжала толчками выливаться из его тела, и что делать я не представлял. У меня в кармане была доза психо, выданная мне Райтами на случай перестрелки с полицией. Я вытащил ее из кармана, приладил в районе локтевого сустава, ввел шприц в вену и надавил на поршень.

— Не поможет уже. — слабым голосом проговорил негр, открыв глаза. — Не тратил бы.

— Без мучений уйдешь. — ответил я.

— Хоть так... — согласился он и попытался улыбнуться. Лицо негра побледнело, он умирал, и мы оба это знали. — А я знал, что ты не умер... Жаль только то, что не сможем мы ранчо завести... Черт... Сестренок и маму жалко...

— Я им помогу. — заверил я его. Пусть уйдет спокойно.

— Им сейчас помощь не нужна. — Каноль покачал головой. — У них сейчас достаточно денег, тем более, что твоя мама забрала их во внутренний город.

— Ну, хоть так... — в тон ему ответил я. — Что случилось? Кто тебя так?

— Галлас. — он приподнял голову и указал на лежащий рядом практически обезглавленный труп. — Он говорил о каких-то документах, которые выкрали из посольства. Он утверждал, что я в этом участвовал.

Вот, как... Еще одна смерть на моей совести. Смерть моего лучшего друга.

— Брат... Михаил... А как же наши ранчо? Наше соседство. — слезы потекли по щекам негра, он замолчал, дрогнул в последний раз и замер.

— Покойся с миром, брат. — сказал я, закрывая его глаза.

Вот так вот. Не будет ни ранчо, ни соседства, ни играющих вместе детей. Ничего не будет. Сука, ты Галлас. Хотя, я не лучше.

Я встал и подошел к трупу своего бывшего друга. Дорогой костюм, плащ, пистолет под 223ий калибр, который стоял три с половиной штуки баксов и, несмотря на большую отдачу и маленькую вместимость магазина, был очень и очень пристойной штукой, а главное — пафосной.

Дело было только в том, что фактически этот человек предал своих двух друзей, которые всегда помогали ему за эти самый день, хорошие шмотки и уважение людей, которые пользовались им, а завтра в лучшем случае зароют на Голгофе и забудут.

Хотя...

Вчера ты закрывал по три-четыре преступника в месяц, арестовывал наркоторговцев и убийц, а сегодня перешел дорого какому-то воротиле сверху, закон для которого не писан. Завтра ты тоже будет не нужен своей стране, а будешь лежать на Голгофе, а то и вообще, в какой-нибудь канаве.

Или вот, как с Канолем... Тоже невеселая история.

Судя по бутылке и стаканам, стоящим на столе, Галлас зашел сюда под предлогом выпить со старым другом, и стал спрашивать о тех самых, украденных мной документах. Интересно, я же украл их два часа назад, как он успел узнать об этом... Видимо, где-то я все-таки пропалился... Или...

А что, если... Райт так и не сказал о том, что собирается сделать с документами.

В голову пришла мысль, что меня капитально кинули — когда только успели то, а? Оперативно работают, если они мало того, что успели встретиться, так еще и отправить человека к Канолю. Хотя, лично меня же Орвилл не сдал... Пока что...

Я вышел из квартиры и посмотрел на противоположную дверь. Теперь я практически уверен, что там никого нет. Проверять смысл есть? Верить человеку, который тебя один раз кинул? Нет смысла, ни верить, ни проверять. Я спрятал пистолет в кобуру и покинул свой бывший дом...

Дверь кабинета Райта распахнулось, а я вошел внутрь. Райт не выглядел озадаченно, видимо, он ждал меня.

— Ты уже разобрался с этой девушкой? — спросил меня Райт.

— Да, да. Так, мы обсудим, что будем делать с этим документами?

— Сынок, а давай выпьем? — предложил он мне. — Сейчас.

Райт встал из-за стола и пошел к настенному сейфу. Я бесшумно пошел к нему сзади, и как только старый ирландец открыл сейф, тут же схватил его за шею, зажал рот и ткнул в шею шокером.

— Ну, давайте выпьем. — сказал я вслух, так, чтобы дети Райта думали, что мы продолжаем говорить. Сам я в это время оттащил Райта к столу, и посадил за стол, свалив лицом на столешницу.

— А у Вас неплохая выпивка, мистер Райт. — сказал я, вытаскивая из сейфа бутылку и два стакана. Вылив бутылку в один из цветочных горшков и выпив немного, для запаха я положил бутылку и стакан на стол.

Бумаги лежали в столе.

— Знаете, я думаю, что черт с этими бумагами, пусть остаются тут. — прокомментировал я перекочевывание бумаг в мой рюкзачок.

Еще двадцать минут я комментировал разные вещи, в конечном итоге, напевая старую "Виски в банке", вышел из комнаты.

— Что с отцом? — подозрительно спросил Кей Райт.

— Пьян. — ответил я, старательно изображая пьяного и икнул. — Мертвецки.

— Что, серьезно? Отец никогда не напивался. — подозрительно посмотрел на меня сын Райта.

— Иди, посмотри. — кивнул я на дверь.

Он заглянул в кабинет и посмотрел на меня округлившимися глазами. Видимо, Райта очень и очень сложно напоить.

Я усмехнулся и вышел из особняка Райтов.

Я уходил в пустыню. В костюме, со шляпой, вооруженный одним Пустынным орлом. Я умудрился все-таки обмануть этот город.

Городу, однако, было абсолютно наплевать на меня. Двести, триста лет назад тут был город, и душа его уже была чернее, чем Пустынная ночь в заднице золотого гекко. Его существованию, как и статус-кво этого города ничего не угрожало, хотя я думал о другом.

Я вырвался, у меня материалы, которые способны изменить все это, я чувствовал себя жутко воодушевленным. Душа моя чуть ли не возносилась в небеса.

Часть третья.

Глава 1.

Шестой день дороги. Дорога? Дорогой это назвать можно были лишь вполне условно — барханы, поваленные деревья, кактусы, мусор. Совсем не дорога.

Я шел по этой пустыне шестой день. Шестой день сраного песка. Песок везде — в волосах, в глазах, в носу, да даже в жопу — везде один сплошной песок. Интересно, какая сволочь придумала пустыни? Бог? Не думаю.

Какая сволочь придумала идти в пустыню в старомодном костюме сороковых годов прошлого века? Я. Мало того что сволочь, так еще и идиот.

Передо мной вдали замаячило зеленое пятно. Нет, конечно, в Пустоши случалось разное, и если бы я набрел сейчас на огромную лужу радиоактивной светящейся плазмы, в которой бегают туда-сюда разные породы гекко, я бы совершенно не удивился. Ну, естественно. Чему тут удивляться-то, Пустошь же. Медведи, водка, бала... Ой это немножко другое.

Но в нормальных пустынях зеленый цвет означает одно — оазис. Это такая логическая цепочка, вбитая в подсознание: зеленый — растительность — вода — жизнь.

Идти мне было еще минимум несколько часов, судя по расстоянию до пятна, зеленый цвет меня одназначно воодушевил. Зеленый означает воду, а она означает свежее питье, а возможно даже помывку. Это не может не воодушевлять, когда ты таскаешься по пустыне ебаную неделю. Целую ебаную неделю, разъебись она пополам о перекладину.

Солнце поднималось все выше и выше, воздух становился все горячее и горячее, но, тем не менее, с каждым шагом облегчение становилось все ближе и ближе.

Часа через два пути я уже был абсолютно уверен, что это именно оазис — несколько деревьев стояли в рост, но меня беспокоило то, что раз за разом я оттуда слышал голоса. Человеческие голоса. Но слишком высокие, чтобы быть голосами взрослых. Дети и женщины в оазисе в пустоши?

Идти было не так уж и далеко, как оказалось. Я смог добраться до оазиса всего за три часа. Прохладный ветер оттуда уже обдувал меня, и тело просило бежать к воде как можно быстрее, но я не торопился.

— Привет, друг. — сказал бархан, мимо которого я проходил, пошевелившись, и только сейчас я понял, что это человек. Вот, уж никогда не подумал бы, что можно настолько овладеть искусством маскировки, то человек, прошедший в двух шагах , тебя не заметит.

— Привет. — ответил я этому человеку в одежде песчаного цвета.

— Что ведет тебя к лагерю Пустынников? — спросил он мягким уравновешенным голосом.

— Дорога. — сказал я ему, кивнув на то, что дорогой назвать можно было только с огромной натяжкой. Процентов в триста. — Я увидел оазис, и решил, что смогу пополнить запасы воды.

— Обещаешь ли ты не причинить никому вреда? — спросил он, кивнув один раз.

— Обещаю. У меня еще дальняя дорога, и чем больше вреда я принесу людям, тем меньше шансов, что я спокойно дойду до конца своего пути.

— Не все выбирают такой путь. Некоторые выбирают путь слез и крови, верша насилие над остальными жителями Пустошей, но верю я, что не такой ты. Можешь пройти, друг.

Я поблагодарил охранника, и пошел дальше к оазису. Когда я обернулся, разглядеть его было совершенно невозможно. Все же, настоящий мастер.

Несколько домиков на деревьях, источник, бьющий как будто неоткуда, вода из которого образовывало озерцо в небольшом котловане, зеленая трава под ногами, детские и женские голоса. Все это говорило о том, что я попал в филиал рая в раскаленном аду Пустошей.

— Доброго дня Вам. — сказала женщина, вокруг которой сидела куча ребятишек. Она посмотрела на детей и сказала. — Дети, что нужно сказать?

— Доброго Вам дня. — хором сказали ребятишки.

— Доброго. — кивнул я им. — Можно мне воды набрать?

— Конечно, конечно. — закивала женщина. — Только вон там, где он вытекает. В купели мы купаемся. Вы тоже можете, если хотите.

— Спасибо большое, я Вам очень признателен. — ответил я и пошел к купели.

Воды набрать можно и позже, а, вот, искупаться желательно сейчас.

Минут двадцать у меня ушло на то, чтобы раздеться, и только после этого я смог окунуться в холодную воду этого самого озерца, которое здешние жители называют купелью.

— Осторожнее, там слив есть, ногой не попадите! — сказал ребенок, подойдя к краю озера.

— Спасибо, мальчик. — ответил ему я и окунулся с головой.

Холодная, практически ледяная, только что из-под земли вода, после недели, проведенной в жаркой песчаной пустоши, казалась чем-то совсем неземным. Понежившись в воде еще минут пять, я вылез из воды и принялся одеваться.

Ничего не предвещало никаких проблем, тело было расслаблено, по коже бежали мурашки.

— Бегите! — прозвучал крик издалека! — Бегите, работорговцы!

Когда женщины и дети побежали прочь, я натягивал брюки. Надев их, я успел схватить рюкзак, шокер и "Орла" и побежал прочь со всеми.

— Работорговцы! Работорговцы! — кричали кругом все, убегая прочь от рабства или смерти.

— Мама, мама! — кричал мальчик, почему-то остановившись.

У меня была пара секунд для того чтобы решиться, и я не смог пройти мимо. Засунув пистолет в карман, я побежал к мальчику.

— Давай, давай, давай. — сказал я ему, подбрасывая его на руки.

— Хочу к маме! — закричал он и заколотил меня по лицу маленькими кулачками, маленький дьяволенок.

— Ну, не бей ты меня, сейчас отнесу я тебя к маме, отнесу! — проорал я ему, убегая прочь от работорговцев, за всеми остальными.

Работорговцы бежали за нами, раздавались выстрелы, но пули не свистели — видимо, стреляли в воздух, для того чтобы напугать.

— А ну, стой, сука! — заорал мужик из-за моей спины. Он был вооружен таким же Пустынным орлом, как и у меня, за поясом у него была полицейская резиновая дубинка.

Я не мог ничего с этим поделать. Просто опустив ребенка на землю, я подтолкнул его:

— Беги, мальчик. — сказал я и полез в карман за пистолетом. Но пистолета не было.

— На, сука! — заорал работорговец и впечатал мне дубинкой по спине. — Оружие давай! Давай оружие, мать твою!

— Нет ничего! — заорал я в ответ! — Ничего нет! Пистолет выпал!

— В руке что? — спросил он, указывая на шокер и нанося еще один удар дубинкой.

— Зонтик! Просто зонтик от солнца!

После третьего удара я потерял сознание...

— Открывай глаза, сука, открывай! — орал кто-то, ощутимо тормоша меня. Ощущение безопасности, испытываемое мной в бессознательном состоянии пропало, и мне все же пришлось очнуться.

— Встал, сука, быстро встал! — перед расплывчатым пятном, которое для меня составлял весь пустынный пейзаж, возник парень, все с той же резиновой дубинкой со свинцовым сердечником. Мне не нравится, когда меня бьют дубинкой.

Я, пошатываясь, поднялся с земли. Все в поле зрения мало-помалу приобретало четкость. Женщины, прижимающие к себе детей, и дети жмущиеся к матерям. Все они были вокруг меня.

— Молчать всем! — разорялся один из работорговцев, судя по всему из шайки Бляйштифта. — Молчать, суки!

Голоса становились все громче, женщины кричали в разнобой, дети плакали. Все это было прервано одним единственным выстрелом.

Главарь вытащил пистолет и выстрелил одной из женщин в голову. Тело упало, потеряв большую часть головы, и визг прекратился.

Но мне показалось, что главарь, так или иначе, сделал это для самоуспокоения.

— Что это? — спросил один за работорговцев, подойдя ко мне и пнув ногой шокер.

— Зонтик. — в который раз ответил я. — От солнца.

— Покажи. — работорговец довольно усмехнулся.

Я, демонстрируя полное тотальное подчинение, подобрал с земли шокер, выжал кнопку и ткнул в шею работорговца, одновременно подхватывая обмякшее тело так, чтобы им прикрыться от выстрелов.

И вовремя — шквальный огонь остальным работорговцев чуть не опрокинул меня на спину, но слава моему теперь уже мертвому щиту, ни одна пуля меня не задела.

Бросив шокер на землю и нашарив на своем "щите" его пистолет-пулемет, и тут же короткой очередью снес голову одному из работорговцев.

Остальные продолжали стрелять, и если бы не металлическая броня на трупе, которым я прикрывался, и в которой вязли пули, то я бы давно уже был бы мертв.

Я постепенно начал отступать, волоча за собой труп работорговца и продолжая им прикрываться. Пока не понял, что в меня больше не стреляют, а в звук выстрелов включилось еще несколько стволов — причем два явно крупнокалиберных. Скорее всего, снайперские винтовки.

Женщины и дети снова попытались бежать и падали от выстрелов, умирали, или кричали ранеными. Я не мог помочь им. Я не мог помочь никому, я не мог помочь даже себе.

Вытащил у трупа пистолет пулемет и два магазина с кармана разгрузки, бросил труп и побежал. Вокруг свистели пули. Это не могло продолжаться долго. И закончилось.

Пуля пробила мне икроножную мышцу.

— Сука! — завопил я, когда нога подогнулась и, я завалился на землю.

Преследователи были уже близко. Но это были не работорговцы, а здоровые люди, затянутые в кожаные куртки. Люди Бишопа. Три человека.

У меня было несколько секунд, пока до меня не добрались, я не успел бы вытащить из рюкзака ни стимулятор, ни какие-либо другие лекарства. Я просто вскинул оружие и разрядил длинную очередь в пространство перед собой, чем заставил преследователей залечь.

Перекат за ближайший бархан — все кроме моего рюкзака пропало из поля зрения людей Бишопа. Скинув рюкзак со спины на песок, я полностью, скрылся от них, но с минуты на минуту они подойдут сюда. К тому же у них есть минимум двое снайперов, которым убить меня от оазиса — раз плюнуть.

Вытащил руку и полил их еще одной неприцельной очередью. Раздался выстрел из снайперской винтовки, и бархан просто распахало следом от попадания.

Высунувшись из за бархана, я увидел, что один из преследователей пошел ко мне. Еще одна короткая очередь — человек упал, но пистолет-пулемет сухо щелкнул. Один из трех магазинов на нуле. Сменив магазин, я полез в рюкзак.

Положение безвыходное, на холме пристрелявшийся снайпер, два человека Бишопа рядом. Прикрыться от пуль нечем, сюда больше никто не пойдет, а выбраться из-за бархана мне никак.

Я открыл рюкзак. Кроме документов и двух стимуляторов там все равно больше ничего не было. Засунув руку глубже в рюкзак, я вытащил оттуда футляр, который мне Райты дали, когда я отправлялся в посольство.

Красный тубус, бумага. Это фальшфейер, я видел несколько таких на рынке НКР. Сейчас они были практически бесполезными, к тому же давно было начато производство электрических фонариков. Но сейчас...

Это было совершенно безумной идеей, но сейчас лучше ничего все равно не было.

Свернув головку тут же противно зашипевшего и засветившегося фальшфейера, я бросил его за холм.

Тут я вообще не знаю, что мне помогло. Может, то, что эти люди, пусть и жившие в городе, который, если уж быть честным, был просто развалиной, тенью ушедшей цивилизации, были дикарями. Дикарями, пусть и работающими на Бишопа.

— Бомба! — раздался сзади крик. Я перехватил пистолет-пулемет и, постаравшись забыть о снайперах высунулся из за бархана.

Две очереди из автомата. Еще минус две человеческие жизни. Может быть, не очень хорошие и не очень праведные, но, все же две жизни.

Вспышка выстрела, плечо пробито. Снайпер меня все-таки достал, черт. Больно-то как. Я снова спрятался за холм. Еще два выстрела по тому месту, где я только что был.

Жизнь вытекала из меня вместе с кровью, покидала меня, мое тело.

Хруст песка под чьими-то ногами. Бежит, торопится. Меня убивать торопится.

Ствол ружья перед моим лицом. Поднимать оружие нет толку.

— Где документы? — понятный вопрос. Какая разница? Я умираю.

— В рюкзаке. — я поднял его и протянул снайперу. Тот нажал на курок. Сухой щелк.

Как бы ты не торопился, как бы ни был уверен в себе, всегда перезаряжай оружие, сразу, как только заканчивается предыдущий магазин. Иначе тебя возьмут за яйца, что я и сделал.

Нет, я, конечно, за яйца его не брал. Пистолет-пулемет. Выстрел. Падение трупа.

Я устал...

Глава 2.

Плечо наверняка было разорвано в кашу — еще бы, крупнокалиберная пуля. Как еще руку не оторвало, непонятно.

Дырка в голени не почти не беспокоила, кровь вытекала медленными толчками, как будто ее осталось совсем-совсем мало. Но лужи крови на песке я все равно не чувствовал. То, что кровь так быстро впитывается в песок, было совсем маловероятно, значит, что кровь свертывается.

Я открыл глаза и тут же встретился взглядом с только что убитым снайпером. Мальчишка, совсем, кто ему винтовку то дал... Винтовка такая должна была стоить для их боссов намного дороже, чем жизнь этого самого мальчишки. Что он там говорил? "Мистер Бишоп передает вам привет?" Сосунок.

Чтобы не видеть ошеломленного взгляда мальчишки, который вовсе не ожидал, что смертельно раненый противник проявит такую прыть, я посмотрел на ногу. С трудом подтянув к себе раненую, не желающую двигаться ногу, я осмотрел рану. Ничего хорошего.

Песок, вездесущий песок. И в рану мне забрался. А к тому же еще и нитки от штанины, ожог от самой пули, да и контузия ткани. Если уж по хорошему, то резать надо бы.

Но я ж не хирург. Я детектив.

Подтянув к себе рюкзак, я вытащил из него аптечку, и несколько шприцов — морфин и стимуляторы.

Первым делом вытащил из аптечки пузырек с антисептиком и щедро полил им рану. Хорошенько поматерившись, снова осмотрел дымящуюся рану, из которой снова полила кровь, однако ни песка, ни грязи в ней уже не было. Забинтовал. Бинты медленно пропитывались кровью, но я наматывал их слой за слоем, пока полностью не замотал всю голень.

Только сейчас я посмотрел на плечо. Вот это да. У страха глаза велики, однако. Не рана даже, всего лишь царапина. Рваная конечно, и если не шить, то огромный шрам будет. Хотя, мне ли думать о шрамах?

Залил антисептиком и кое-как стянул края раны пластырем. Два укола стимулятора и один морфина, и я смог встать и пойти, почти не испытывая боли при этом.

Взяв с трупа снайпера винтовку, я отсоединил магазин и удостоверился в том, что он действительно был пустым. Мальчишка слишком торопился и забыл сменить его. Вот уж не повезло ему.

Зато повезло мне. Обыскав труп мальчишки, я вытащил оттуда два снаряженных магазина к винтовке, россыпь патронов и кое-какую снедь. Снедь я тут же умял, потому что организм мой сейчас регенерировал с бешеной скоростью, и любая пища сейчас мне могла пойти только в пользу. Польза была однозначной — чем быстрее срастутся мышцы, тем лучше я смогу снова защищать себя.

С сожалением посмотрев на винтовку, я бросил ее на землю рядом со снайпером — она мне помочь никак не могла, стрелять из нее я не умел, и учиться было некогда. А вот автоматик, из которого я только что стрелял, МР-9, мне весьма понравился, удобный, скорострельный. Я решил взять его как основное оружие в дальнейшем походе.

Работорговцы лежали полукругом, здесь же был труп второго снайпера. Мертвые женщины, мертвые дети. На минуту я подумал, что я просто проклят — пришел в этот райский уголок, и был причиной того, что жизни всех его обитателей были прерваны. Я не проклят. Я просто перешел дорогу слишком большому количеству людей.

Здесь было очень и очень много трупов. Посчитав обыскивать мертвых детей и женщин ниже своего достоинства, я обшарил только тела работорговцев и мафиозо.

Добыча была просто огромной, но у меня не было и малейшей мысли о том, чтобы пытаться отнести это куда-нибудь и продать. Пусть остается стервятникам, хотя им оно вовсе не к чему.

Собирал я только патроны к своему новому автоматику, еду, деньги, да еще снял кожаную броню вместе с остальной одеждой с одного из работорговцев, убитых точным выстрелом в голову, не побрезговал даже бельем.

У одного из людей Бишопа я обнаружил боевой дробовик, забавы ради сравнил номер на ствольной коробке с номером дробовика, который я оставил на квартире. Усмехнулся — вот и свиделись.

Скоро трупы начнут гнить и завоняют. А потом сбегутся звери и устроят тут драку за тухлятину. И снова на песок Пустоши польется кровь. А через некоторое время победившие звери растащат кости по всему оазису. Пройдет несколько лет, и на сельхозработах, когда жители Республики будут распахивать каждый оазис, будет произведена находка, которая покажет мой след в истории, мать его. Истории, которая в последнее время была ограничена летописями и легендами.

А мне это место лучше покинуть, и вообще, лучше завалиться куда-нибудь и переждать действие стимуляторов, пока раны хоть немного не заживут раны. Я двинул прочь от места побоища.

Небольшая пещера в практически отвесной скале показалась мне идеальным местом для ночевки. Я соорудил небольшую стену из камней, при помощи которой надеялся огородиться от диких животных.

Плечо и нога бешено чесались, там сейчас все быстрее и быстрее делились клетки, затягивая мои раны. Чтобы ускорить еще сильнее процесс регенерации я перетянул руку жгутом из аптечки и ввел содержимое еще одного стимулятора прямо в вену.

Закончив медицинские процедуры, я попытался уснуть. Но не тут-то было. Снедь, которую я съел, стоя над трупом мальчишки-снайпера, как будто была съедена несколько дней назад. В животе жутко урчало, и я стал уже беспокоиться о своей безопасности, уж не привлечет ли это урчание каких-нибудь диких зверей.

Открыв рюкзак, я набросился на еду. Сушеные яблоки, вяленое мясо, вода из трех походных фляг, початки кукурузы, лепешки, все с ужасающей скоростью исчезало у меня в утробе. Кое-как утолив голод, я тут же вырубился.

Внезапная острая боль пробила ногу. Резко проснувшись, я посмотрел на источник боли. Штанина была пробита, совсем небольшая ранка на ноге под повязкой выглядела нестрашной.

От входа в грот раздалось клацанье клешней. Я вскочил, чтобы выйти и посмотреть, кто на меня напал, но не смог разогнуть ногу, рана на которой, казалось, воспалялась на глазах, опухоль распространялась с ужасающей скоростью. В голове помутилось, я понял, что это был скорпионий яд, только откуда тут скорпионы, я же перегородил выход. И почему яд действует так быстро, меня же жалили скорпионы, все же было не так...

Я шел по своему городу, которого за все это время ни разу не видел во сне. Шейди Сэндс. На улицах пригорода не было ни души. Черные тряпки висели на столбах возле пепелищ. Приглядевшись, я понял, что это не черные тряпки, а серые. Чума?

Эпидемии в городе, где, за исключением Города Убежища, лучшая медицина в Пустоши? Маловероятно.

Пожженные палатки на месте рынка, дым, дым, пепелище на месте бара, и закрытые ворота. Закрытые ворота? Тут никогда не было ворот. На ночь включали силовое поле, потому что ночью в большинстве домов свет выключался и мощности хватало.

А тут... Ворота? Нет людей? Что тут вообще произошло?

Я подошел к воротам, которые возвышались надо мной на добрые мои полроста и постучал костяшками пальцев о створку. Толку никакого. Я постучал кулаком. Ничего. Разозлившись, я разбежался и ударил ворота ногой.

Такого эффекта я не ожидал точно. Ворота развалились, луч солнца ударил мне в лицо, свежий ветерок хлестнул сухую от ветров Пустоши кожу.

— Ты кто такой вообще? Что ты мне дверь сломал тут? — раздался голос с неба.

— Ну, так я видеть тебя хочу. — опешив ответил я.

— Коп, чего тебе надо, блять? Дверь мне сделал, блять!

— Что? Ты кто такой вообще?

— Это ты кто такой?

— Живу я тут.

— Не живешь ты тут, понял? Дверь мне сделал, блять!

— Да, кто ты?

— Конь в пальто. Дверь мне сделай! Дверь сделай и вали отсюда!

— А если я видеть тебя хочу?

— Я зачем мне тебя видеть? — что-то совсем странное тут.

— Ну, так это я тебя видеть хочу! — я начал выходить из себя.

— А зачем тебя мне видеть?

Внезапно я почувствовал, что еда вырывается из недр моего желудка. Я нагнулся, и меня вырвало на землю, но мокрым почему-то был я.

Мокрым я был от пота. Казалось, что кто-то решил выдавить их меня душу, одежда была полностью пропитана потом и рвотой, меня ужасно знобило. Еда, все, что я успел съесть, все было на мне и на полу пещеры.

Нога распухла и казалась мне огромнее чем у супермутантов. Черт, подери,

черт подери, черт подери...

Тени становились все длиннее и длиннее, они бегали вокруг меня в безумной пляске, безумной калейдоскопе, с каждым оборотом подбираясь ко мне все ближе и ближе,.

Они коснулись меня, желудок снова сократился, и изо рта ударила тугая струя рвоты, пачкая и пол и мою новенькую броню. С трудом я поднял руки, дотянулся до рюкзака и, вытащив оттуда шприц стимулятора, ввел его прямо в опухоль.

Тело вздрогнуло и расслабилось, тело почувствовало себя лучше, но глазами я по-прежнему видел страшные вещи.

Стены пещеры двигались с огромной скоростью, мое тело словно оказалось в центре громадной центрифуги, словно пытавшейся разделить мое тело на различные по массе части. Я горел изнутри, яд скорпиона рвал меня, на части.

Раз за разом я переживал собственную смерть, каждый раз возвращаясь при этом в свое горящее в луже рвоты на полу пещеры тело. Каждый раз я думал, что все уже закончено, но все только начиналось.

Когда я открыл глаза в следующий раз, все мое тело было покрыто слоем желудочного сока, перемешанного с остатками пищи. Опухоль спала, но из носа вытекала какая-то слизь. Я с трудом встал на четвереньки и пополз к выходу.

Где то там наверху тек ручей, это было понятно по шуму низвергающейся с откоса воды. С трудом перевалившись через сооруженную мной же стену, я пополз наверх.

Поток, свежий чистый поток низвергался с откоса и тек дальше. Первым делом я промыл нос от мешавшей дышать слизи. Потом напился воды, но не много, а так, чтобы измученный желудок не извергнул снова то, что мне удалось выпить.

Стащив с себя пластины кожаной брони и изгаженную одежду, я окунулся в воду с головой, ныряя, проплывая по несколько метров пол водой, стараясь смыть с себя все, что наросло на мне за то время, пока я был в бреду.

Когда я выбрался из потока, повязки абсолютно промокли, и, сорвав их, я увидел только рубцы — ран уже не было. Рубцы — не страшно, главное, что я теперь могу двигаться дальше. Выстирав одежду и высушив ее на камнях, я забрал свою рюкзака из провонявшей рвотой и потом пещеры и двинул дальше по своему пути.

Глава 3.

Ошеломленные лица, которые я видел кругом, будут сниться мне каждый день. Еще бы, герой, борец с преступностью, погибший от рук бандитов, внезапно оказывается вполне живым и бодрым. Да, я бы сам офигел, честное слово.

Город встретил меня неприветливо, но все же не так, как в моем сне. Ни сгоревших палаток, ни других признаков бойни. Все было тихо, мирно и чинно, примерно так же, как когда я пришел сюда в прошлый раз. Больше года назад. Правда, Танди, с каждым годом становившаяся все больше похожей на мутафрукт, на плакатах сменилась другой женщиной, со смутно знакомыми чертами лица, хотя все ясно, просто женщина из сената.

Традиция иметь главой государства женщину?

А еще я не чувствовал счастья, в отличие от того дня. Шейди, Родина, мой город — все это стало смутными понятиями, которые вообще непонятно как связаны.

Кто меня остановит сегодня? Шериф, застывший по правую сторону улицы, по которой я иду, с отвисшей челюстью? Его помощники, обступившие его, как рыбы-прилипалы большую тигровую акулу? Вряд ли. Иду дальше.

Доктор, который является ренегатом из анклава? Смешно. Дальше.

Охрана консульства? Возможно, более того, вполне вероятно. Но нет. Прохожу мимо.

Личный телохранитель президента? Он поменялся, но не может не знать меня, особенно, после того, что эти твари со мной сделали.

— Какова цель Вашего визита? — невозмутимо спросил он у меня, посмотрев тяжелым взглядом из-за стенок солнечных очков. Точно таких же, как у Мейсона — телохранителя Сальваторе.

— Я должен увидеться с господином президентом. — начал я.

— Какова цель Вашего визита? — спросил он, будто надвинувшись на меня, и еще сильнее увеличиваясь в росте. Логично набирать в телохранители тупых быков с хорошими рефлексами и собачьей преданностью. В Рино, что Бишоп, что Мордино пользовались такими. Только у Райтов телохранители отличались от таких. Ну, да, использовать своих же детей еще логичнее. Ну, и еще Мейсон, кроме всего прочего выделялся умом — это точно.

— Пусти его. — раздался из-за двери голос зрелой, умудренной возрастом женщины. — Я хочу с ним поговорить.

— Президент желает поговорить с Вами. — тотчас же изменил свое мнение телохранитель. Даже, если бы я решил бы сейчас отвернуться и уйти, у меня

этого не удалось бы, однозначно.

Меня буквально затолкали в кабинет президента. И знаете, что меня поразило больше всего? Да то, что кабинет президента Новой Калифорнийской Республики абсолютно ничем не отличался от кабинета босса мафиозной семьи Нью-Рино. Нет, но на самом деле, как на картинках "Найди десять отличий" которые я так любил, из старых детских журналов и альмонахов комиксов. Может, отличался другими картинами или другим оттенком мебели. Но, черт подери...

— Что привело Вас, ко мне, детектив? — спросила женщина с очень жесткими чертами лица, кроме того еще и подчеркнутыми вычурным макияжем.

Я повторил фразу, которую день ото дня твердил всем людям, знающим меня в прошлой жизни. Одни и те же фразы, одни и те же дела...

— Я больше не детектив. — устало усмехнулся и покачал головой.

— Это зависит от нашего разговора. — она улыбнулась, напомаженные губы и ровные белые зубы, как оскал самой смерти. Взяв со стола какие-то бумаги, она протянула их мне. — Как тебе это?

Я принял из ее руки папку, прикоснувшись к руке, и поразившись ужасному холоду, которой пополз по мне. Я вздрогнул и углубился в чтение.

О, да... Это больше, чем право на убийство, больше чем... Черт подери... Больше, чем... Бумаги о назначении меня в федеральную тайную полицию, которая подчинялась только президенту. Индульгенция, только вот боюсь, что за эту индульгенцию мне придется расплатиться душой.

— Индульгенция? — спросил я у него. — Вот как?

— Конечно. — она кивнула — Вам сразу же простят убитых Вами детективов.

— Что? — я чуть не задохнулся. — Убитых мной?

— Каноль и Галлас. Вы же, вроде были товарищами на курсах детективов?

— Вы поднимали наши досье?

— Естественно. Я же не могу не заинтересоваться таким выдающимся детективом, который ко всему прочему еще и...

— Можно взглянуть? — спросил я.

Она снова усмехнулась, открыла верхний ящик стола и толкнула мне папку.

Фотография моего лица, еще без шрамов и с короткими волосами. "Михаил Стрелецки".

Открыл папку одной рукой. Пролистав информацию о моей семье, сведения об учебе, я нашел то место, где началась работа в полиции. Описаний дел не было вообще — тут явно чувствовалась рука посла, а вот описания всех моих убийств были приведены в красках.

"Заключение: Михаэль отличается жестокостью, но при этом очень редкой для полицейского честностью. Тем не менее, его методика допроса (частые угрозы и применение насилия) позволяет с уверенностью заявить о его непригодности к службе в полиции. Способен на убийство ребенка."

Даже того ребенка мне припомнили. Мог я его не убить?

А что бы из него в итоге вышло бы? Я никаким образом не пытаюсь себя оправдать, но кем бы он стал?

— Вот как. — сказал я. — А вы прямо-таки собираетесь принять к себе человека с такой характеристикой?

— Это зависит от Вас.

Ее улыбка жутко меня бесила. Понятия не имею, что я должен был сделать, чтобы заставить ее прекратить скалить зубы. Решившись, я стащил со спины рюкзак и протянул ей свои документы. Она взяла их, но, вопреки моим ожиданиям улыбнулась еще сильнее. Женщина углубилась в чтение, позволяя мне рассмотреть ее. Когда она завершила чтение, ее глаза выражали глубокое удовлетворение, как после нескольких бурных оргазмов.

— Очень интересные документы. — она опустила их в ящик стола. — Можете брать свою индульгенцию.

— Да? — я взял в руки бумаги. — А что вы будете делать?

— Брюс стал слишком непокорным. — она подошла поближе, встала прямо передо мной. — Я думаю, это поможет показать этому выскочке, кто хозяин, и кому надо подчиняться.

Я сделал все, о чем думал с того момента, как вошел в кабинет этой женщины. Бросив свою индульгенцию на пол и, наступив на нее грязным ботинком, толкнул ее от себя, завалив на пол. Я зажал ей рот, не давай кричать, а второй рукой нащупал крючки на юбке, расстегнул их и спустил с нее юбку. Сейчас я не думал, что передо мной лицо всей Республики, я растоптал эти мысли так же, как растоптал свое прощение с правом на убийство одновременно.

Расстегнув брюки, я выпустил рвущийся наружу член на свободу и вошел в нее. Через несколько десятков секунд активных движений она все же начала отвечать мне — желание было сильнее, чем имидж президента.. Понял, что зажимать ей рот уже нет смысла, разве что для того, чтобы стоны ее не выдали нас. Женщины...

Я трахал Президента, женщину, которая старше меня в полтора раза, лицо нашей Республики. Нет, не так, в этот момент я трахал саму Республику, потный, грязный, после четырех дней в пустыне как в свое время трахал эту грязную шлюху Сьюзен из Нью-Рино...

* * *

Я сидел в баре на рынке. Домой я сегодня так и не попал, но я процентов на сто уверен, что там все уже знают о моем прибытии. Так или иначе, силовое поле уже включили, и попасть внутрь я не мог.

Мой "Особый атомный" уже выдыхался, хотя это был вовсе не первый шот за сегодня. Черт подери, мне надо все хорошенько обдумать, обдумать все, что случилось у меня за сегодняшний день.

В рюкзаке, стоящем на полу, возле моей правой ноги лежали пятнадцать тысяч долларов и документы, гарантирующие мне отсутствие преследования со стороны властей. Денег вполне хватило бы на практически любую задумку, но меня никак не покидало ощущение, что меня просто и тупо купили. И продаваться я никогда желания не имел.

Она отпустила меня только через час, буквально заставив трахнуть ее еще дважды сзади, и если в первый раз насиловал я ее, то остальные разы насиловала туже она меня. Причем, надо сказать качественно. Очень и очень качественно.

Я опрокинул шот, в голову привычно ударило спиртовыми парами, а в душе резко распрямилась тугая пружина. В очередной раз я прокрутил в голове все сегодняшние события. Раз за разом, в который раз.

Мрачные мысли проникали все глубже и глубже в голову, жить с каждой мыслью хотелось все меньше и меньше, несмотря на только-только появившиеся перспективы — все-таки крупная сумма денег, несмотря ни на что, внушала.

Баба с ирокезом, стоящая за стойкой жестом спросила "Еще?". Я покачал головой, встал из-за столика, закинул рюкзак за спину и пошел прочь из бара.

Дорогу мне преградил здоровенный мутант. Зеленая кожа, огромные бугры мышц, здоровенные зубы, все это — самый настоящий супермутант.

— Вошь! — зарычал он ткнув меня в грудь так, что я чуть не свалился. — Кто позволил тебе сесть за столик мистера Мерка?

— А на нем, что написано? — спросил его я. — На нем написано, что он кому-то принадлежит. Как я, мать твою, должен был узнать о том, что он кому-то принадлежит? Идиот! Дурак!

Что-то прорычав, он бросился на меня, свалил меня на пол и принялся мутузить меня кулаками. К счастью для меня, размахнуться тольком он не мог, поэтому все, что мне доставалось, это довольно мощные тычки.

Высвободив руку, я протянулся к лицу супермутанта, с трудом отдернул руку от его щелкнувших зубов, и вонзил палец в глазницу.

Огромное глазничное отверстие дало мне возможность просунуть в голову мутанта почти всю руку, я изо всех сил пережал нервы.

Громила заверещал удивительно тонким голосом, еще одним ударом чуть ли не проломил мне голову, но вскочил с меня, и побежал прочь, громко топая и продолжая вопить. Вот уж, обычно они выдерживают очередь в голову в упор, а тут.

Один из мужиков попытался схватить мой рюкзак, которой слетел с моего плеча в процессе драки, но под дулом пистолета бросил его на землю.

Я, молча, закинул рюкзак за спину и пошел прочь из города.

Снова палатки, шатры, клетки работорговца, который отгрохал себе особнячок вместе с загонами для рабов, бомж, греющийся у огня. Проследовав мимо всего этого, я остановился возле каких-то обломков, сел на землю и открыл рюкзак.

Супермутант порядком помял меня, куча болючих гематом мне вовсе не была нужна, поэтому я вытащил из рюкзака шприц стимулятора и ввел себе небольшую часть содержимого — от боли и от уже начавших образовываться гематом избавиться поможет, зато противных побочных эффектов не будет.

И это быдло я обещал защищать, ради этого быдла страдал, этому быдлу обещал служить?

В голову мне пришла мысль, которая зажглась адским огнем и заставила хлопнуть себя по лбу и со стоном сползти на землю. На курсах детективов я даже представить себе такого не мог. А как же все хорошо было тогда...

Глава 4.

Переход был тяжелым. Очень тяжелым. Причем, даже для меня. Так, что же говорить об остальных ребятах, некоторые даже из Шейди-то ни разу в жизни не выходили.

Мне-то что? Я — охотник. Нет, конечно, до Хаба я не ходил, но, по крайней мере, не в первый раз в пустыне.

Дважды за переход на нас нападали рейдеры, несмотря на то, что у нас был огромный отряд, хотя отряд этот состоял из восемнадцатилетних ребят. А говорили, что рейдеры на крупные отряды не нападают...

Не дошло двое. Они были подстрелены во время второго нападения, практически возле самого города. Такое чувство, что рейдеры действовали по чьей-нибудь наводке, потому что нападения возле городов, особенно возле городов с сильной властью республики, как Хаб, были нехарактерны для них.

Сержант Буль, который вел нас из столицы, выстроил отряд на плацу, где уже были построены четыре отряда.

— Ваш последний, Буль? — спросил строгий мужчина в военной форме. — Остальные тут уже три дня находятся. Только вас и ждут.

— Дорога нелегкая была. — ответил Буль. — Знаете же, что нам сюда двигаться намного меньше, чем из Бониярда, и тем более, чем из Джанктауна.

— Хорошо. Все на месте. — он посмотрел на построившиеся перед ним отряды и взревел. — Приветствую, курсанты!

Ответом полковнику был нестройный хор наших голосов. Полковнику это явно не понравилось, но он не подал вида. Осмотрев ряды курсантов, он продолжил:

— Считайте, что вся прошлая жизнь для вас закончилась. Теперь ваше предназначение — служить нашей Республике. Вы будете служить ей всю жизнь!

Эй! Я не об этом мечтал! Я всего лишь хотел получить какое-нибудь образование! Где расписаться, чтобы меня вернули домой?

Но дороги домой уже не было. Только сейчас, когда нас выстроили строем, я понял, что домой мне не попасть теперь как минимум год...

Полковник закончил говорить, и слово взяли другие. Разговоры, разговоры, разговоры... "Ты теперь в армии", "Дело великой Республики"... Растянулось это часа на полтора, и только после этого народ распределили по казармам.

Распределение получилось тоже то еще. Затянулось оно до самого вечера, и только когда жаркое красное солнце пустыни уже село за горизонт, а Хаб погрузился во тьму, нас отправили по казармам...

Казарма представляла собой самый обыкновенный барак, тридцать коек. Туалет вместе с рукомойниками был в отдельной комнате. Вместо душа, как нам объяснили, раз в неделю мы сможем посещать баню.

По правую койку от меня расположился Галлас, по левую — здоровяк Каноль. С обоими я был знаком, мы были друзьями еще во время жизни в Шейди Сэндс.

Сбросил вещи в тумбу, разделся и развалился на койке. Мышцы болели, после перехода, обожженная злым солнцем кожа тоже болела. Болело все, если уж быть совсем честным.

— Как себя чувствуешь, Михаил? — спросил меня негр, который уже закончил все свои дела и лежал, накрывшись одеялом.

— А что, не видно? — спросил я его, ткнув пальцем в ожоги на лице.

— Видно. Очень и очень красные. — ответил Каноль. — Мне в данном случае повезло.

Действительно, черная, как смоль кожа не загорала и не сгорала тем более. Хотя, перегрев и для него был возможен. Но все же маловероятен.

А что, если в постъядерной пустыне через три-четыре поколения останутся только негры, которые жары переживают намного проще? Вот он, естественный отбор в действии.

Интересно, а что сейчас на моей исторической Родине? В Польше, которая находилась между Германией и Советским союзом? В Европе... Наверняка все там до сих пор плавает в расплавленном асфальте. На месте городов воронки...

А что в России? В Советской России? В Европейской части, однозначно, то же самое, что и тут? А Сибирь? Гигантские просторы, ненаселенный, холод, медведи... Ну, намного лучше, чем тут, в Калифорнийской Пустоши... По крайней мере для меня — этнического поляка.

Я не заметил, как уснул — тяжесть перехода и усталость сказались на мне.

* * *

— Подъем!

Каждое утро так. Каждое утро одно и то же.

— Подъем!

Полчаса на умывание и завтрак и на занятие. Стрельбы, занятие физической подготовки, лекции по психологии, по методикам сыска и допроса, и все остальное. И так до шести часов вечера. Два часа какие-то свои занятия и в восемь часов вечера нас загоняли по казармам. Тут тоже было как бы свободное время — не хочешь — не спи, но, из казармы выходить было нельзя.

Двадцать долларов обеспечения в неделю, еда бесплатная, правда изысками не блещет, развлечения — все, которые доступны нам в одном из самых больших городов Республики, так еще и самом большом торговом городе НКР.

Только что нам было доступно?

Раз в неделю мы с Канолем работали на погрузке в Кримсон Караван, что позволяло нам дополнительно получить еще около полусотни долларов на человека, что было достаточной для нас, в общем-то, суммой.

Вот и в тот день мы возвращались с подработки, до закрытия входа в казармы осталось около получаса, и Каноль предложил сократить дорогу.

Мне эта идея не понравилась сразу. Темные подворотни были тем, чего бояться в Шейди Сэндс никогда не следовало. Вернее, там темных подворотен просто не было, так как дома выше двух этажей не строили принципиально, и освещение было везде — фонари яркие. К тому же сильная власть шерифа и мэра, которые соблюдали чистоту в городе.

Тут же, старый город, через который нам надо было идти, и который постепенно оказывался в центре города, непрерывно расширявшегося. К тому же, он был старой многоэтажной застройки и нисколько не освещен. Кому это надо?

Надо сказать, предчувствие мое меня не подвело. Шесть фигур внезапно появилось из-за угла. Черт подери, надо уже начинать доверять своим ощущениям. Двое на шестерых? Какой-то не очень честный расклад.

— Что, парни, дела какие-то? — спросил Каноль, сразу взяв инициативу из их рук.

Видно было, что парни растерялись. В принципе, ничего не мешало сейчас просто раздвинуть их плечом и пройти дальше. Но один из них сломал все дело.

Я не понял, может, он психически нездоров был. Ну, по крайней мере, недоразвит точно, правая рука у него практически отсутствовала, представляя собой пятипалый уродливый отросток.

Он провизжал что-то, и с выкаченными глазами и выступившей на губах пеной бросился на меня. Нас разделяло пять шагов, и расстояние это неумолимо сокращалось.

Нет, я совершенно не боялся этого паренька — уж с инвалидом я справлюсь точно.

Тем временем расстояние сокращалось, я сделал выбор — превентивным ударом я сбил его атаку — ногой в живот, а, когда он нагнулся, обрушился ему на затылок, вырубив его.

Только вот это окончательно разрушило возможность мирного решения конфликта.

— Парни, этот ублюдок покалечил нашего друга! — завопил один из них, и тоже бросился вперед, но, к счастью для меня, наткнулся на кулак Каноля и был вырублен — все-таки сила у моего друга была медвежья.

Теперь их было всего четверо, всего в два раза больше, чем нас. Расклад выходил такой, что побороться попробовать было можно.

Двигаться, двигаться, двигаться. Все время двигаться, не попадать в захваты, не пропускать ударов и прикрывать друг друга.

Пропустив пару ударов по корпусу от парня, который вышел на меня, и уклонился от его апперкота, попытался сдвинуться, и увидел, что на Каноля наседают трое.

Мой соперник дрался из рук вот плохо, очень широко размахивал руками, это дало мне хорошую возможность для маневра. Перехватив его руку, я ударил его лбом по переносице, обхватил ошалевшего от этого гопника и несколько раз ногой ударил по низу живота. После чего, он, наконец, обмяк.

Один из трех парней, наседавших на Каноля, вытащил из кармана нож, мрачно сверкнувший в свете луны. Увидев это, я тут же бросился ему наперерез, перехватил руку и изо всех сил долбанул ей по стене. Нож чиркнул по бетону.

Соперник мой, простонав что-то невнятное выпустил нож, который упал на асфальт и тут же был отфутболен куда-то за мусорные баки, стоящие чуть вдали. Но мой соперник оказался не так уж и прост, и левой рукой ударил меня по лицу. Я отшатнулся, выпустил его руку, и он просился в атаку на меня.

Каноль тем временем, оставшись один на двоих, оперативно вырубил одного из соперников и наша численность сравнялась.

Пропустив еще два сокрушительных удара, я чуть не вырубился, но вкус крови из разбитой губы взбодрил меня, заставив все-таки собраться, и встретить одну из атак совсем расхрабрившегося соперника правильным блоком. Атаковать я все равно не мог, только защищаться и отвлекать внимание гопника на себя.

Тем временем, Каноль справился со своим последним соперником, и, подкравшись сзади взял последнего нападавшего в грамотный захват. Я несколько раз отработал ногами по животу не ожидавшего такой подлости соперника, а потом хорошим апперкотом, проведенным от всей души, отправил его в нокаут.

Поверженные соперники только начали шевелиться, а мы с Канолем побежали прочь со всех ног. У меня была повреждена губа, у него рассечена бровь, и следов драки было не скрыть. Ладно, хоть у нас хватило ума честно рассказать с кем, и за что мы схватились.

Разбирательство долгим не было, и для нас все закончилось двумя днями каталажки, пока оно шло. После чего, нас спокойно отпустили. Это был первый раз, когда я стал объектом всеобщего внимания. Еще месяц с лишним нас хлопали по плечам, и просили рассказать, что и как было.

Хабовским девчонкам, это, кстати, тоже понравилось, только мне они были совершенно не интересны — я приехал сюда учиться.

Глава 5.

Так, что это все? Воспоминания. То, что не дает нам просто уйти, то, что не дает нам измениться навсегда. Внутри нас всегда будет что-то прежнее. Каноль. Галлас.

Этот короткий эпизод, в котором Галласа то и не было, но было другое. Каноль был по-собачьи верен, предан нашему третьему другу. И был предан. И убит.

Дверь родного дома неодобрительно смотрела на меня. Свет был зажжен во всех окнах, а из распахнутых по поводу жары окон доносились веселые детские голоса.

Я тяжело вздохнул, поправил рюкзак, наконец, решившись, подошел к двери, и постучал.

— Кто там ночью? — спросил из-за двери голос до боли знакомого тембра, голос, который был со мной всю мою короткую жизнь, голос самого родного мне человека — матери.

— Мама, это я. — хриплым голосом ответил я, и, как бы боясь, что она меня не узнает, добавил. — Михаил.

Дверь тут же распахнулась, а в объятия мои бросилась светловолосая белокожая женщина — миссис Стрелецки. Моя мама.

— Сынок... — проговорила она, сквозь слезы, прижимая все сильнее и сильнее к материнской груди. — Сынок... Ты все-таки и правда жив, ты вернулся.

Разительное изменение в поведении моей матери было мне вполне понятно — не каждый день твой сын возвращается с того света, куда был загнан мафией. Она подняла голову, и, продолжая обнимать меня, будто боясь, что я исчезну посмотрела мне в глаза.

— Я вернулся, мама. — голос предательски дрогнул. — Я вернулся.

— Миссис Стрелецки, кто там пришел? — спросила дородная чернокожая женщина, показавшаяся в дверном проеме моего дома, и, увидев меня, ахнула, и так же разительно изменилась — по щекам потекли слезы.

Еще бы. В этот момент. Вернулся я, а ее сын так и остался там, на Голгофе. Можно пытаться оправдать себя, говорить о том, что его смерть — случайность, но я не могу этого себе позволить. Его смерть целиком и полностью на моей и совести, и все, что я могу сделать по этому поводу, это... Да, черт его знает, что я могу сделать.

Может, если бы я не был бы так сильно, до глупости горд, то вся эта история приняла бы совершенно другой поворот? Сейчас тут стояли бы все трое — я, Каноль, Галлас, и встречали бы нас все три наши матери?

Может быть, правы и Брюс, и президент, о том, что ничего другого сделать с Нью-Рино не выйдет, как не выйдет и законопослушного общества из сборища наркоманов? Не знаю. Совсем не знаю.

Но, увы, на крыльце из нас троих был только я, и выбор о том, как расплачиваться за все это, был только на мне. У меня был огромный долг, и несмотря на то, что я трахнул эту республику в прямом и переносном смысле, и был прощен, долгов оставлять и никогда не любил.

Но об этом я подумаю позже, не сегодня, это слишком славное утро, чтобы забивать свою голову мрачными мыслями. Хотя, без них тоже не обойтись.

А получиться ли у меня когда-нибудь избавиться от этих мыслей? Получится ли?

— Я вернулся, мама. — снова прошептал я, мотая головой из стороны в сторону, думая о том, действительно ли я вернулся...

— Пойдем же, сынок. Пойдем домой. — она отпустила меня, и тут же схватила мою руку. По-моему она действительно опасалась, что все это окажется всего лишь миражом, всего лишь сладенькой ложью. Она повела меня домой.

Вся семья Каноля была тут. Мать смотрела на меня одновременно с любовью — она всегда любила меня, эта добрая негритянская женщина, а с другой стороны с какой-то горечью. Естественно, она завидовала моей матери, что это я вернулся живым и здоровым, а не Каноль, хотя, Каноль действительно заслуживал этого намного больше, чем я. Более того, намного больше чем любой другой человек, которого я знал.

— Михаил! — хором закричали сестренки Каноля. Три девочки, поразительно похожие на него, чернокожие, черноволосые и белозубые. Галлас считал ниже своего достоинства возиться с малышней, у него были совсем другие интересы, как и всю его жизнь. Что же на самом деле нравилось этому человеку? Я не знаю. Действительно не знаю... А мы с Канолем часто играли с его сестренками, да и с другими их товарищами по играм.

— Привет, девочки. — сказал я им, освободившись от крепкой хватки материнских пальцев, и присев на коленки перед ними. — Как вы, девочки?

Сара, Мари и Джейн. Черт подери, как же тяжела жизнь этой семьи... Проигрывающийся в пух и прах отец, который в конечном итоге умер, потом брат, который был для них всегда примером добродушие, и тоже умер.

— Как он умер? — спросила Сара. — Расскажи нам, Михаил.

Они были одними их тех немногих людей, не коверкавшими моего имени...

Рассказывать детям о смерти их брата, хотя ты хотел бы, чтобы для них он навсегда остался живым? После того, как погибло семь миллиардов людей во время Великой Войны? Люди умирают каждый день, сотнями, их жрут дикие звери, да и убивают свои же собратья. Но эти девочки, и эта смерть...

— Он умер, как герой, Сара. Он умер в бою.

Он действительно умер сражаясь. Пусть и не в прямом смысле. Его сердце было слишком чистым, чтобы принять всю грязь, которой пытался испачкать его маленький город больших грехов. Он умер, сражаясь с этой дрянью, и победил, и, даже если не победил, он ушел непобежденным.

— Сара, я хочу, чтобы вы гордились им. Каноль — ваш брат. Он всегда будет в наших сердцах...

Когда я не знаю, о чем говорить, то всегда несу глупую патетичную чушь. Нужно бы избавляться от всего этого, а то добром это не закончится. Я и так уже натворил всего.

— Сара, отстань от Михаэля. — сказала старая негритянка. — Он устал, да и вообще, ему желательно отдохнуть. Ты посмотри, как он исхудал и зарос. Сейчас я еды принесу.

Женщина убежала на кухню, а ко мне, так и оставшемуся сидеть на полу, подсела мать. Она поправляла мои волосы, неодобрительно кивала, рассматривая мои шрамы, и не переставая, шептала мне:

— Вот, ты вернулся, теперь все хорошо будет. Теперь останешься тут жить, устроишься в охрану куда-нибудь, или еще куда, женим тебя, и все будет как раньше... Даже нет, лучше чем раньше.

Остаться тут? Выстроить очередной воздушный замок, который, возможно завтра разрушат люди в костюмах и с большими пушками? Оставит ли Бишоп меня в покое? Что и как все будет? Не доберутся ли до меня они, даже не сейчас, а лет через пять, когда все забудут, а он не, слишком хорошая память должна быть у босса сильнейшей мафиозной семьи в Республике, чтобы что-нибудь кому-нибудь забывать, и слишком твердое сердце, чтобы что-нибудь кому-нибудь прощать. В то, что меня оставят в покое, я верю еще меньше, чем в то, что сейчас говорит мама.

Я окончательно и бесповоротно понял, тут я не останусь.

Мать Каноля вынесла на подносе несколько дымящихся тарелок, несколько чашек и заварочный чайник и стала сервировать стол. Через несколько минут мы были приглашены к столу.

Суп, кукурузные лепешки, заваренные цветы брока, которые славились успокаивающим, и даже слегка снотворным действием. Все очень вкусно и полезно, но молчание, стоявшее за столом во время обеда, мне кажется, не могло разрушить ничто.

Солнце было уже высоко, когда мы закончили обед. Я встал из-за стола, сказал всем спасибо за еду, и, объяснив, что мне нужно кое-куда выйти по делам, и что я скоро вернусь, вышел за дверь.

Однако, не успел я пройти и сотни метров, как сзади меня подозвала мама Каноля. Ей было тяжело с ее весом бежать за мной, но она старалась изо всех сил. Увидев ее, я тут же остановился.

— Михаил. — сказала она, посмотрев мне в глаза. — Скажи честно, что и как там случилось. И, скажи...

Голос ее задрожал, слезы уже вот-вот должны были брызнуть из глаз, но эта сильная женщина удержалась, и не заплакала.

— Скажи честно, как умер Каноль.

Я посмотрел ей в глаза, и понял, что не смогу соврать ей. Это даже был не допрос — она не задала больше ни единого вопроса, но я выложил всю правду. А, возможно, все это потому, что правда держалась внутрь меня слишком много, что правда перебродила, как оставленное на солнце браминье молоко, и углекислый газ, выделившийся при брожении, наконец, вырвался наружу.

— Каноля убил Галлас. И убил его из-за меня. Как только мы прибыли в этот город, Галлас отделился от нас, он быстро поднимался по карьерной лестнице, и, в конце концов, фактически ушел из полиции, став работать на мафию. Меня пытались убить, так как я раскопал компромат на босса этой группировки, и мне пришлось покинуть город. Компромат, естественно, попал в руки мафии. Когда я вернулся туда, я смог договориться с враждебной им группировкой, но меня предали. Так как Галлас и его босс думали, что документы выкрал Каноль, но это сделал я. Я... Я пришел к нему, и встретил Галласа над свежим трупом, с еще дымящимся стволом.

— Галласа... — голос ее задрожал, было видно, что держаться ей становится все труднее и труднее. — Галласа убил ты?

— Да. — ответил я, посмотрев ей в глаза. Она продолжала смотреть на меня, не издавая не единого звука, но по черным щекам этой женщины потекли слезы.

Я снял со спины рюкзак, нашарил две пачки долларов по пятьдесят купюр в каждой и протянул ей. Пояснил, в ответ на ее недоуменный взгляд.

— Я домой не вернусь, только маме не говорите, пожалуйста. Ни к чему это. Тут десять тысяч долларов, и вам на жизнь хватит, и на обучение девчонкам. Я думаю, им это нужнее... Тем более, что...

Она взяла деньги, и медленно спрятала их в карман передника, в котором и выбежала из дома.

— Тем более... Я знаю, как вы попали в пригород... И, вообще... Последними словами вашего сына была просьба помочь вам и девочкам...

Я не мог не соврать ей, иначе деньги она бы не взяла. Но, может, за эту ложь, в аду, если он еще не выжжен атомным пламенем, мне скостят срок на пару веков. Эта ложь действительно во благо.

— Прощайте, миссис. И матери тоже передайте, пожалуйста...

— Ты точно не вернешься? — теперь она уже глотала слезы, давилась ими, но я видел, что без ответа она не уйдет.

— Не вернусь. — я покачал головой. — Не вернусь, я все...

— Тогда прощай, и удачи... Сынок...

Я оставил женщину, стоящей на перекрестке, а сам пошел дальше.

У меня был еще один неотданный долг.

Мать Галласа жила одна, в съемной квартире, на первом этаже одного из зданий центральной улицы. Прямо рядом с клиникой, в соседнем помещении. Я пошел туда — мне катастрофически было необходимо с ней увидеться.

После стука в дверь прошло около пары минут, потом раздались шаркающие звуки, и дверь открылась.

Низкая тощенькая старушонка посмотрела на меня, прищурив глаза, потом почему-то махнула рукой и пригласила в квартиру. Я за все это время не произнес ни слова.

Квартира была не бедной, но, видно, что все это скоплено было за последнее время, а точнее, я даже догадывался, что за последний год. Галлас, Галлас, так вот куда уходила большая часть, твоих денег. Как и у Каноля.

Только, как так вышло, что Канолю хватило денег, честно зарабатываемых службой в полиции, а ты полез выше в мафиозную структуру? Этот вопрос мне, если честно, совершенно не дает покоя.

— Михаил. — сказала она, и я, по крайней мере, понял, что она меня узнала. — Будь добр, сходи на кухню, поставь чайник, я совсем уж стара стала, тяжело мне.

Я пошел на кухню, чтобы выполнить ее указание. О чем с ней говорить? Зачем я сюда пришел? Вопросы добавились к первому, но все же, что-то же привело меня сюда.

Поставив чайник на конфорку старенькой электроплиты, я вышел к женщине, сидящей на диване, заложив ногу за ногу, скрестившей руки и смотревшей на меня.

— Значит, ты все-таки выжил в ту ночь? — спросила она. Видя, что я собираюсь отнекиваться, она перебила меня и добавила. — Галлас рассказывал мне все о своих делах, так что можешь не врать. О том, что на тебя устроили покушение, я знаю.

— Я смог убить киллеров. — я пожал плечами. — А потом семья Мордино вывезла меня из города.

— Вот как? Я всегда говорила, что ты силен. Да, а Галлас жалел о твоей смерти, думал, что ты рано или поздно вступил бы с ним в семью к Бишопам.

— Он вступил в семью? — спросил я. — Я думал, что он с ними по приказу посла Брюса.

— Посел Брюс. Именно посел. Среднее между послом и ослом. Он вообще о многом так и не понял, и думал только о том, как набить свои карманы свеженапечатанными купюрами, а шкафы дорогими костюмами. Бишоп вертел им как хотел.

— Ага, особенно, когда заставил отмазать своего человека. При этом, меня чуть из полиции не уволили.

— В этом-то и все дело. Я сразу поняла, что этого ты никогда не простишь Бишопу, и поэтому никогда не перейдешь на их сторону. Хотя, если честно, твоя гипертрофированная честность.

Когда она сказала о такой честности, якобы имевшейся у меня, у меня натуральным образом отвисла челюсть.

— Ты можешь выбивать признания, если уверен в своей правоте. Ты можешь стрелять в спину преступникам, если уверен, что они виновны. Ты даже ребенка убил. Но невиновного ты никогда не тронешь, признай. А это именно то, что требовалось в семье. Убей того, кого приказали, даже если это твой сын, или твой брат.

Вот уж старушка. Ей надо свою семью содержать, с таким образом мышления.

— А чего ты ко мне пришел-то? — спросила она. — Галласа ты убил, чего сюда явился.

— Я не знаю. — просто пожал плечами я. — Чувствовал, что надо, вот и все.

— У тебя там чайник вскипел. — сказала она. — Завари мне брока, он там, в оранжевой жестяной коробке.

Я вышел на кухню, и выполнил приказание старушки. Когда вернулся, она без никаких слов приняла чашку с горячим настоем, и принялась прихлебывать.

Я мялся. Я не знал, что сказать. В конечном итоге, я просто спросил:

— А что вы думаете о том, что делал Галлас в семье?

Она посмотрела на меня, прищурившись, флегматично хлебнула из чашки и ответила:

— Ничего хорошего, если честно. Даже, если он на твою пулю не нарвался бы, то все равно ничего. Просто потому что это неправильно, что ты даешь присягу одному, а потом делаешь совсем другое. Правда, ты тоже поступил неправильно. Ты тоже давал присягу, ты обещал выполнять приказы.

— Миссис Галлас. — сказал я, снова залезая руками в свой рюкзак. — Вот, тут пять тысяч долларов. Они мне не нужны, а вам пригодятся.

— А чего это ты так легко деньгами разбрасываешься? — спросила она, посмотрев на пачку купюр зелено-серого цвета. — Что задумал-то?

— Да, какая разница? — я положил пачку денег на тумбу возле дивана. — Я их все равно тут оставлю.

— Ты что, Бишопа убить решил? — она посмотрела на меня, отложив чашку.

Мысли об убийстве Бишопа были у меня, но они уж точно были нереализуемы. Все, что можно сказать об этом, так это одно слово "невозможно". Вот и все.

— Нет. — я покачал головой. — Я не настолько сумасшедший. Извините, миссис Галлас, но мне нужно идти.

— Ну, доброй дороги тебе. Дверь захлопни за собой.

Кажется, и тут все. А теперь вперед, снова в гнездо когтей смерти, похуже, чем живут в Пустыне. Ведь, эти когти смерти могут убить только тело, твоя бессмертная душа, так или иначе, останется нетронута, а те Когти заставляют людей предавать друзей, нарушать клятвы — все то, что убивает душу...

Бомж сидел возле бочки, в которой что-то горело. Сегодня ему очень повезло — удалось наловить мантиссов, лапы которых можно запечь на огне, и впервые, за несколько дней вкусно и сытно покушать. Напевая какую-то песню, он развешивал мантиссов на проволочных прутиках над огнем в бочке.

— Эй, ты. — подозвал его я. — Как тебя там?

— Что нужно тебе, господин? — спросил бомж, посмотрев на меня.

— Давай балахон свой сюда. — ответил ему я.

— Но как, господин, ведь тогда я умру от холода.

— Меняю свою броню и дробовик на твой балахон. — ответил я ему, и начал расстегивать ремни, чтобы снять нагрудные пластины брони. — Учти, это тысячи три стоит, так что тебе повезло.

Бомж долго не хотел верить, но в конечном итоге я его убедил, что мне так понравился его вшивый, драный балахон, что он уступил его мне. Балахон мне действительно нравился двумя деталями — капюшоном, и тем, что под ним можно спрятать оружие. Автоматик-то я при себе оставил.

Таким образом, переодевшись, я покинул Шейди Сэндс, и двинул на север, снова в этот чертов город, который разрушил мою жизнь.

Глава 6.

Голгофа. Место, где находятся все те, кто не прижился в Нью-Рино. Ну, или наоборот, прижился тут окончательно. Перевернутый, сломанный дорожный указатель указывал в сторону горящего неоновыми огнями города надписью "Ад", а в здешнюю сухую песчаную почву "Нью-Рино". Случайность, или чей-то злой намек, что все лучшие люди Нью-Рино находятся тут? Не знаю. Не могу сказать точно.

А соврать боюсь.

Кругом могилы, деревянные кресты, каменные надгробия. Я шел мимо них, пытаясь найти еще три, я знал, что они должны были быть где-то рядом. Две свежие, а еще одной уже год.

Я нашел их. Власти НКР даже поставили тут красивые надгробия, на которых были вырезаны номера наших полицейских значков, имена-фамилии, и даты жизни.

"К чему такие почести для мертвых? Нахуй мертвых!"

К чему такие почести? Потому что не смогли удержать их на этом свете. Когда-нибудь нас всех забудут. Наши имена сотрутся, наши деяния будут предписаны другим людям, но лично я всю жизнь буду помнить имена моих единственных друзей. Каноль и Галлас, простите меня. Земля вам пухом, парни.

Я оставил на их могилах по красивой рыжей ветке брока. А потом перешел к третьей могиле, намного более занятной.

"Михаил Стрелецки (2228-2247)"

На этой могиле я оставил цветущую ветку паслена. Я не знал, что за человек лежит тут вместо меня, но именно ему я был обязан жизнью.

Говорят, что люди раньше искали разные способы оживить мертвых, занимались оккультизмом, бегали ко всяким знахарям, шаманам, колдунам. Это все сущая ерунда. Нам не дано оживить их. Нам дано лишь помнить, но они всегда живы в нашей памяти.

Каноль и Галлас стояли перед глазами, как живые — здоровенный, черный как смоль и удивительно белозубый негр, и Галлас — белый парень, с постоянной ироничной улыбочкой.

* * *

Продавец Нью-Рино не был сильно удивлен, когда человек, скрывающий лицо вошел в его магазин. Тем более, что сейчас я скорее был похож на монаха, чем на грабителя — рюкзак свой я просил, как только в нем закончилась еда, и сейчас у меня при себе были только документы, которые подтверждали мой статус человека, работающего в тайной полиции при президенте, пистолет, и две тысячи долларов, снятых мной с трупов киллеров и работорговцев еще в оазисе.

Продавец, который мне уже однажды попортил кровь своим сварливым нравом, посмотрел на меня, и спросил:

— Что Вам угодно?

— Я хотел бы продать Вам пистолет пулемет. — я выложил МР-9 на стойку, и положил рядом все патроны к нему.

Мужчина поднял оружие, с видом знатока рассмотрел его, и сказал мне:

— Сильно попользованный. Больше восьми сотен дать не могу. За патроны еще сотню добавлю.

— Устроит. И еще мне, пожалуйста, Магнум 44ого, и два патрона.

— Патроны продаются пачками.

— Два патрона, больше не нужно.

Видимо, что он решил больше не спорить со странным клиентом, и, получив все причитающиеся деньги, выложил на стойку револьвер, и два патрона к нему. Я взял это, и пошел прочь.

Я "наслаждаюсь" этим воздухом последний раз. Скоро я покину этот город раз и навсегда. Осталось то тут, всего пара вещей, и один долг.

Зарядив револьвер под недовольным взглядом сотрудника охраны мэрии, я пошел внутрь, и естественно был остановлен.

— Куда пошел? — спросил он меня голосом, каким полицейские спрашивают бомжей о том, зачем они пытаются пробраться на правительственный объект. То есть, вполне естественная ситуация.

Я, ничего не ответив, вытащил из кармана балахона новое удостоверение, и ткнул его под нос опешившему охраннику.

— Мне нужно поговорить с послом Брюсом. Я прибыл по приказанию президента.

Странное дело — если бы меня сейчас спросили бы, как этого президента звали, я бы ответить не смог. Вот так вот, трахнуть — трахнул, а имени спросить не удосужился.

Охранник козырнул, и пропустил меня. Видимо, удостоверение она мне дала вполне настоящее. Ладно, пожалуй, это все, что от него требовалось.

Сопровождаемый удивленными взглядами других посетителей, я прошел наверх, так никем ни разу не остановленный, на втором этаже ткнул охраннику, который стоял уже возле кабинета посла это корочку, и вошел внутрь.

Посол Брюс не ожидал посетителей. Посол Брюс пил вино, и закуривал это дело, судя по запаху довольно дорогой и хорошей сигарой — я чувствовал в дыме привкус вина и чего-то сладковатого, приятно щекочущего нос.

Я, по-хозяйски закрыл дверь на защелку, сел нас стул, под опешившим взглядом Брюса, и только после этого откинул капюшон с головы.

Такой гаммы эмоций не смог бы изобразить ни один актер, более того, вообще никто. Недоумение, сменяющееся раздражение, сменяющимся удивлением, сменяющимся страхом. И все это проскочило через его лицо всего лишь за несколько секунд.

— Брюс, не угостишь? — спросил я у него, кивнув на сигару. — Вино просить не буду, тем более, после того, как ты два раза пытался меня убить. Мало ли, вдруг и в третий раз решишься.

Он, молча, не сводя с меня взгляда, протянул мне всю упаковку, которую я придирчиво рассмотрел, выбрал выглядящую наиболее пристойно сигару. Потом взял ножницы, лежащие на столе, от которых посол тут же отшатнулся, обрезал кончик, положил сигарету в рот, и разжег большой серебряной зажигалкой, которую тоже взял со стола.

Слегка прополоскав рот дымом, я выдохнул его в лицо послу. Тот, не ожидая этого, закашлялся, и слегка настороженно отодвинулся от меня.

— Брюс, ты язык проглотил? — спросил я у него. — Не разочаровывай меня. Скажи что-нибудь. Говорить ты всегда мастак был.

Но посол упрямо молчал, не желая приветствовать меня, или что-нибудь говорить. Тогда я засунул руку в карман, вытащил револьвер, и положил его на стол.

— Мама. — только прошептал посол, и отодвинулся от меня еще дальше.

В этот момент он показался мне настолько жалким и трусливым, что я даже подумал, что это все не имеет смысла. Зачем я вообще на это решился? Почему бы просто не выстрелить ему сейчас в лицо?

Я снова набрал табачного дыма в рот, выдохнул, и спросил его:

— Вот, смотри. Не лает, не кусает, а в дом не пускает.

— Дверь. — машинально ответил дрожащий, как осиновый лист посол.

— Молодец. — я пожал плечами. — Говорить можешь. Да, не дрожи ты. Я всего лишь хочу сыграть с тобой в игру. В загадки.

— В загадки? — с недоумением спросил он меня. Видимо, он-то ожидал, что я его сейчас расчленять буду. Злой русский мститель, уууууу.

— Вот смотри. — я показал ему пистолет. — Будем загадывать друг другу загадки. Если кто-то не отгадает загадку другого, то он должен будет прокрутить барабан револьвера, и выстрелить себе в висок. Тут два патрона, так что все честно.

— А если я откажусь? — спросил он.

Я нацелил револьвер ему в лоб, и нажал на курок. Механизм сухо щелкнул, как бы сигнализируя о том, что патрона в ячейке барабана нет.

— А я тебе пасть порву. — ответил я. — Ладно, теперь давай серьезно. Вот, смотри. Что такое — людей соединяет лучше, чем клеем, но редко оказывается настоящей.

— Ну, это просто. — пожал плечами посол. — Это дружба.

— Вот видишь, как все просто. А теперь давай ты загадывай.

Посидев несколько секунд, подумав, пошевелив губами, он проговорил:

— Не синоним богатству и роскоши, но зачастую приходит вместе с ними.

— Нечестно. — ответил я. — На самом деле, конечно, это власть. Ладно, моя очередь.

Это был какой-то сумасшедший гротеск — два взрослых человека сидели за столом в роскошном кабинете, дымили дорогими сигарами, и как дети маленькие, загадывали друг другу одну загадку за другой. Правда, вот ставка была очень и очень взрослой. Более того, ставкой была жизнь.

— То, что сопровождает конец дружбы, и всегда оказывается горьким.

— Предательство. — ответил посол, взрогнув. Судя по всему, вопросы такие его очень и очень нервировали.

Город сошел с ума, город визжал и скандировал от восторга, увидев забаву, которую я придумал. Забава пришлась ему очень и очень по душе. А почему бы и не сыграть по твоим же правилам, а? Почему бы не поступить так, как поступаешь ты? Чертов обманщик, город-мышеловка, город-кладбище, город-ад.

— Снаружи живой, изнутри пустой, много в нем дыр, твой и мой. — вдруг сложил посол загадку в стихах.

А вот эта загадка действительно была тупиковой для меня. Я не мог ответить на нее. Ну, что ж... Если так суждено, то так тому и быть. Я подобрал пистолет со стола, прокрутил барабан, приложил его к височной кости, и спросил:

— А, что за отгадка-то? — хотя бы узнаю перед смертью.

— Череп. — с улыбкой ответил посол.

Еще и улыбаешься, паскуда. Ну, ладно. Я нажал на курок...

Громкий щелк. На этот раз мне повезло — в ячейке патрона не попалось. С улыбкой отложив пистолет обратно на стол, я спросил его:

— Если дружба настоящая, то чем заканчивается предательство?

Он закатил глаза, и стал думать. Меня невольно рассмешила такая манера, но я не подал виду. Через минуту его пробил пот. Он посмотрел на меня, и полуспросил-полуответил:

— Месть?

— Прощение, посол, прощение. — я покачал головой, и пододвинул револьвер к нему. — Прошу.

Он, дрожащей рукой взял магнум, провернул барабан. Из глаз его потекли слезы, но он все же нашел силы приложить пистолет к виску, и нажать на курок.

Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Особенно после того, как он сам себе голову снес из моего пистолета. Пороховой дым висел по комнате, кто-то уже стучал в дверь. Головы у посла не было, рука лежала на столе.

Я вытащил из его, еще не начавших коченеть пальцев револьвер, выщелкнул барабан, вытащил из него стреляную гильзу, выкрутил его так, чтобы последний патрон был напротив ствола, поднял пистолет к виску и нажал на курок.

Щелчок... Ничего...

В дверь уже колотили, причем, явно чем-нибудь тяжелым. Я снова раскрыл револьвер, вытащил оттуда патрон, осмотрел его, не найдя никаких повреждений, вставил на место и снова нажал на курок.

Ничего... Твою же мать! Нет, ну надо же, даже тут наебали, а!

Дверь открылась внутрь, косяк брызнул щепками, и внутрь ввалилась куча полицейских. Я нацелил ствол на одного из них, тот шарахнулся, но их было слишком много.

Получив резиновой дубинкой со свинцовым стержнем по голове, я ошалел, а потом сам не понял, как оказался на полу, избиваемый десятком полицейских, а пистолет мой оказался вообще где-то в другой части комнаты.

Нет, ну твою мать... А когда бьют дубинками, это, оказывается, больно... Еще бы...

Что я за неудачник, что даже застрелиться толком не смог? Это была последняя мысль, после которой меня все-таки вырубили, и сознание покинуло меня.

Глава 7.

Месяц в одиночной камере без права посещения. Откуда знаю, что месяц? По кормежкам. Кормят-то три раза в день. И уж об этом сказать абсолютно и точно можно много чего...

Когда тебя засовывают в клетку размером два метра на метр, начинаешь понимать, насколько огромный мир тебе был доступен до этого, и сколько возможностей у тебя было. Я начал это понимать.

Весь мой мир теперь составляла эта самая комната, и кусочек неба, который можно было увидеть через маленькое зарешеченное окошко, и небо как всегда в пустыне было синим и светлым.

Когда тебя суют в клетку, все планы одновременно рушатся, а время начинает идти настолько медленно, что кажется, будто оно остановилось, и, выйдя сейчас за дверь, ты увидишь замерших людей, остановившиеся стрелки часов. Только ты не можешь выйти из клетки, клетка надежно заперта, особенно эта.

Это не может не повергнуть в уныние. Это повергает в уныние, отчаяние тех, кому осталось зачем жить. Я больше смысла жить не видел. Когда я шел убивать посла, я знал, что у той игры может быть два исхода. Либо я убью его, а потом себя, либо я просто убью себя. Как именно все выйдет, должно было решить высшее существо, не знаю, кто именно, Господь, или судьба. Каждый человек называет его по-разному, но пусть будет именно Господь.

Человек предполагает, а Господь располагает. Как оказалось, выходов всегда больше двух. Особенно сейчас.

Когда твои планы рушатся из-за того, что тебе продали осечный патрон, это же совсем глупо и как-то... Обидно, что ли... Просто порох, который не воспламенился.

Может от меня ожидали чего-нибудь другого, но я просто ждал смерти, вот и все. Меня казнят. Не могут не казнить человека, который убил важного государственного чиновника.

Есть, конечно, вещи намного хуже чем казнь, быстрая и немедленная смерть, которая по сути своей является освобождением. Пожизненное заключение. Интересно, скольких из пойманных мной преступников осудили пожизненно и отправили в Сан-Квентин. А что, если я встречусь там с кем-нибудь из них? Это будет даже лучше, хотя в этом случае моя смерть будет мучительной. Но, по крайней мере не придется совершать самоубийство.

Интересно, как я выгляжу? Синяки, оставленные на мне ударами бывших коллег, уже рассосались, хотя меня никто не лечил. Даже стимулятора не вкололи, что ясно.

Волосы определенно отрасли еще длиннее, а сейчас они еще и грязные, немытые, как и все тело. Ну, что в принципе ясно.

Тридцать второй день моего сидения тут. Судя по урчанию в животе, привыкшему принимать пищу всегда в одно и то же время, сейчас должны принести завтрак. Или обед. Еду, в общем.

Дверь действительно, согласно моим ожиданиям, издает скрежет, но вместо того, чтобы открыть окошко, через которое мне давали еду, охранник открывает дверь полностью.

— Стрелецки. — говорит он. — На выход, руки вверх, лицом к стене.

Что это? Знакомый голос. Неужели Чаргинг, тот самый, который обнаружил труп той проститутки? Значит, что можно рассчитывать на более-менее человеческое отношение. Ну, или наоборот.

Исполняю приказ, поднимаю руки, морщась от запаха, прислоняюсь к стене. Он похлопывает меня по бокам, залезает в карманы покрытого моей засохшей кровью балахона. Ничего не найдя, ведет меня, подталкивая полицейской дубинкой, с которой у меня до конца жизни будут связаны самые неприятные воспоминания, в спину.

Впереди где-то журчит вода. Неужели, они привели меня помыться перед судом. Вряд ли из-за человечности, скорее всего, просто потому, что не хотят смущать высоких судей моим запахом. А точнее вонью.

Черт подери, судьи действительно будут высокопоставленными, это точно. Скорее всего, и сам президент явится. Интересно было бы на нее посмотреть. Может рассказать в суде о наших с ней отношениях? Нет, это было бы слишком низко.

Чаргинг загнал меня в душевую, заставил снять балахон, который тут же бросил в мусорку, и стал поливать водой из шланга.

— Мыла дайте, хотя бы. — попросил я, морщась от напора воды.

Он выполняет мою просьбу и дает мне кусок серого хозяйственного мыла. Пахнет ужасно, варится из жира браминов, беспощадно дерет кожу, но от вони и грязи тело очищает просто идеально.

Через двадцать минут я полностью чист, кожа идеально розовая — как при рождении. Чаргинг, так же молча, закрывает воду, выдает мне стопку одежды. Чистое белье, рубашка и костюм с галстуком? Вы что, издеваетесь?

Хотя да, для суда, все ясно. Чтобы продемонстрировать, насколько гуманное отношение у нашей полиции к подозреваемым. Я же еще подозреваемый, нет? Или уже подсудимый?

После того, как я надеваю костюм, он смотрит на меня, недовольно морщась, потом обливает какой-то пахучей жидкостью из флакона — духи. Не, ну духи это уже слишком, не на свидание же меня готовят.

Чихаю от резкого непривычного запаха цветов, снова зажмуриваюсь.

Он выводит меня из душевой и ведет на улицу. Жмурюсь от непривычно яркого солнечного цвета, все-таки, это было раннее утро, а весь народ уже на работе — улица абсолютно пустая. Сержант все так же ведет меня, тыкая в спину полицейской дубинкой.

Странно, что он даже не надел на меня наручников. Хотя, бежать у меня нет никакого желания. Я уже достаточно поубегал. От всех — от Бишопа, от властей, от мафии. Все, хватит.

Но ведет он меня вовсе не в хорошо мне знакомое здание суда, а в отель. Причем в самый дорогой отель города. Тут даже есть лифт, чтобы высокопоставленные гости города, снимающие номера на верхних этажах, не сбивали себе ноги по лестницам.

Самый верхний этаж. Президентский номер люкс. Старый лифт едет медленно, скрежещет, но техники НКР хорошо над ним поработали, и он вполне нормально доставляет нас наверх. Правда, долго. Очень долго. Я успел все трещинки в паркете рассмотреть.

Дверь растворяется, и меня толчком заставляют идти вперед. Роскошный номер, накрытый стол, несколько бутылок вина, цветы в горшках, картины. И женщина, сидящая на огромном кожаном диване.

— Сержант, Вы можете идти. Мне нужно побеседовать с Михаилом.

— Это может быть опасным. — замечает Чаргинг.

О, да. Я опасен. Я очень и очень опасен. Я могу быть опаснее, чем сотня когтей смерти, только, пожалуйста, не оставляй меня наедине с этой сумасшедшей, а...

Но нет. Сержант уезжает на лифте вниз, а я остаюсь стоять, где стоял. Зачем же я тебе понадобился, а? Тебе не страной управлять, тебе надо в "Голден Глоубс" в порнухе сниматься.

Ее ярко напомаженный рот скривился, показывая то, что она, скорее всего, считала приветливой улыбкой. Два ряда белых-белых идеальных зубов.

Я продолжал, молча, смотреть на нее. Говорить мне совершенно не хотелось.

Она встала, и легкой походкой, покачивая бедрами, подошла ко мне. Встала на цыпочки, положила руки на плечи, и посмотрела в глаза.

— Зачем ты убил его, Михаил? — спросила она. — У тебя же было все. Деньги, прощение. Так, зачем тебе это было нужно?

Зачем мне это было нужно? А зачем вообще нам все это? Зачем расширять республику? Зачем аннексировать города, население которых состоит из кучи бандитов и наркоманов?

Зачем брать в помощники тех, кто ради денег способен продать все, что угодно? Зачем помогать одной семье, уничтожать все остальные.

У меня не было ответов, ни на один из этих вопросов, а тем более на тот, что она сейчас задала мне.

Приблизившись ко мне еще ближе, она поцеловала меня в губы, но я не ответил. Тогда она, отпустила меня, и пошла к окну.

— Ублюдок. — тихо, но так, чтобы я услышал, сказала она. — Ты чертов ублюдок. Вы, русские, все такие?

— Я не русский. — спокойно заметил я. — Я поляк.

— Да, какая, к черту, разница? Никакой.

Она повернулась и снова пошла ко мне

— Больше всего сейчас я хочу тебя. — сказала она. — Особенно, после того, что между нами произошло.

Я не выдержал и рассмеялся ей в лицо. Наконец, сдвинулся с места, и пошел к столу.

— А водка есть? — спросил я ее.

— Если ты... — видно, что она хочет сказать это, но ей тяжело признаться. — Если ты будешь со мной, я... Я объявлю, что все, что ты сделал, вплоть до ликвидации посла, было сделано по моим указаниям.

Щедро. Очень и очень щедро. Что думаешь, детектив? Черт подери, сколько бы ты не твердил, что это больше не так, ты все равно остаешься детективом. И это твое дело. Очень запутанное, и сложное, дело, которое полностью разрушило твою жизнь, которое полностью изменило тебя, переломило твою натуру.

Согласен ли ты забыть обо всем? Согласен ли бросить все это? Согласен ли стать игрушкой, долбанным резиновым членом для этой нимфоманки с хроническим недотрахом, которую выбрали президентом твоей страны? Ты согласен?

— Так, есть водка? — спросил я ее, подняв со стола пустую водочную рюмку. — Рюмка есть, а водки нет, так что ли?

— Посмотри в баре. — упавшим голосом сказала она. — Я думала, мы договоримся.

Я, не ответив ей, и чувствуя на своей спине ее недовольный ожидающий взгляд, двинулся к бару. Водка нашлась, на самой верхней полке. Полулитровая бутылка, производство Райтов, сорок шесть градусов. Водка внутрь, а снаружи бутылка.

Свинтив крышечку, я налил водки в рюмку, и выпил. Жидкость рванула вниз по пищеводу, слезы брызнули из глаз, организм требовал закуски. Вернувшись к столу, я взял с него гроздь винограда, и стал объедать ее, засовывая в рот по две-три ягодки сразу.

— Черт подери, Михаил, да или нет? — президент потерял терпение.

Люди, у которых есть власть получать все, что угодно всегда теряют терпение, если чувствуют, что что-то идет не так, как они ожидают. Это древний закон мироздания, действующий всегда.

— А сколько мне можно тут находиться? — спросил я ее, снова игнорируя ее вопрос.

— Тебе не сообщили? Уже завтра суд. До завтра, собственно говоря, ты можешь тут находиться... — и тут, чуть ли не прокричала. — Ты на вопрос ответишь или нет?

Зачем спрашивать в сотый раз, если знаешь ответ, и знаешь, что он отрицательный? Никогда не понимал таких людей.

Я снова отмерил еще грамм пятьдесят водки, и выпил. Движения смазывались, все казалось заторможенным, и тут, все-таки издав безумный вопль, она бросилась на меня.

Я остановил ее, изо всех сил прижал к себе, и зажал рот. Она вырывалась, из моих рук, но я был явно сильнее. Платье затрещало под моими пальцами, побежало по швам, развалилось на клочки.

В тот день я делал с ней, все, что хотел, но не потому, что хотел этого.

Ее объятия были так холодны, и мне хотелось просто согреть ее. Когда человеку не хватает душевного тепла, он пытается заменить его теплом чьего-нибудь тела.

* * *

— Встать. Суд идет.

Я поднялся, оторвал задницу от стула. Это было бы вопиющим нарушением, если бы подсудимый не поприветствовал суд.

У меня был адвокат. Непонятно кем нанятый, и непонятно зачем. Я, лично, так с ним и не пообщался. Все и так было ясно. Я — убийца. Я должен понести наказание, нет?

Какая ирония, я оказался на месте людей, отправленных сюда мной же. В их шкуре.

По законам Калифорнийской Республики у меня было право хранить молчание. Если право есть, так почему бы им не воспользоваться? Так я и собирался поступить.

Моя спина была разодрана в клочья, так, что нам пришлось еще и колоть стимуляторы, чтобы спина более-менее пришла в нормальное состояние. Ну, хоть так...

Я чувствовал тоску Джоанны, когда меня уводили полицейские. Неужели она ощущает ко мне что-то большее, чем просто сексуальное влечение? Мне знать этого, увы не дано.

Капитан Йорганнсон был тут. Также тут был и Бишоп, Райт, смотревший на меня с откровенной ненавистью, Джимми, который, судя по всему, боялся меня и шлюха Сьюзен.

Но, как ни странно, я не чувствовал никаких чувств, ни к одному из этих людей. По крайней мере, негативных чувств. Интересно, будет ли кто-нибудь из них приглашен в качестве свидетеля...

— Подсудимый, встаньте. — сказала судья, полная чернокожая женщина в строгом черном костюме. — Согласно законодательству Новой Калифорнийской Республики вы имеете право не свидетельствовать против себя. Однако, чистосердечное признание может облегчить вашу участь.

Желания облегчить мою участь у меня не было. Я посмотрел в черные глаза судьи, и отчетливо, на весь зал, проговорил:

— Я воспользуюсь своим правом не давать показаний против себя.

— Да будет так. — ответила судья, пожав плечами. — Подсудимый, сядьте.

Следствие представило оружие преступления, тот самый магнум, после чего, они продемонстрировали отсыревшую корочку пороха, которая отказалась воспламениться. потом были показания торговца из "Нью-Рино армс", потом охранников, демонстрация отобранной у меня корочки, говорившей о моей службе в отделе тайной полиции, но Джоанна, выступившая после этого сделала заявление, что приказа на ликвидацию посла у меня не была, и что это действие было совершено исключительно по моей инициативе.

У меня ужасно болела голова, не было никакого желания слушать этот цирк до конца, но удалиться из зала заседания я не мог. В конце концов, слово взял мой адвокат.

— По следам оружейного масла и пороха на коже виска моего подзащитного. — откуда они могли рассмотреть эти следы? Я в крови весь был. Да, и не помню я, как обследовали меня. Совсем не помню. — Мы можем абсолютно точно заявить, что он пытался покончить с собой. Считаю, что мы должны провести анализ его психики, определить вменяем ли он, или убийство было совершено в результате психически дестабилизированного состояния.

Он что, всерьез собирается выставить меня психом? Чтобы меня отправили в психушку? Нет, ну, вообще, между психушкой и тюрячкой никакого сравнения нет, что тут сказать.

Я поднял голову, встретился взглядом с Джоанной, и тут уже понял, чей это все план, и кем был нанят адвокат. Тем временем слово взял представитель обвинения.

— Слишком тонкий расчет. Пистолет, два патрона, использование удостоверений. Если бы он просто застрелил потерпевшего на улице, то это можно было бы назвать действием психически нездорового человека.

— Представитель обвинения прав. — заключила судья. — Прошение о психиатрической экспертизе отклонено.

Я снова поднял голову, посмотрел в глаза президенту и рассмеялся. Тем временем заседание продолжалось, но уже в виде прений. Я снова отказался говорить, выслушал все эти глупые и лживые слова, которые говорили в процессе этой бюрократической процедуры. Смысла в этом, по моему мнению, не было абсолютно никакого, и хоть я и уважал закон, сейчас я, как никогда думал о скорости решений правосудия Пустоши. Хотя, оно зачастую не несло никакой справедливости, и действовало по закону "кто сильнее, тот и прав".

Судья удалился для вынесения приговора, и тут в голову мне пришла мысль, раскаленной пулей пронесшаяся через нейроны. Не было никакого плана у Джоанны. Я отказался, она все поняла верно, и освобождать меня не собиралась. Если бы ей это было нужно, она бы просто выдала бы мои действия за ее приказ.

Я дурак, абсолютно зациклившийся на себе. Вот и вся правда.

Слова приговора били меня, как давешние дубинки моих бывших коллег.

— Постановляется приговор. Стрелецки Михаил приговорен к шестидесяти годам тюремного заключения. Срок будет отбываться в тюрьме Сан-Квентин. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит.

Я зажмурился. Не смертельный. Шестьдесят лет. То, чего я боялся намного больше.

Какая ирония. Даже если я переживу этот срок, то выйду уже в совершенно изменившемся мире, через шестьдесят лет. Шестьдесят... Мне будет восемьдесят...

Только, вот дотяну ли я до этого возраста?

Посмотрим, долго ли я проживу в тюрьме, со своими бывшими подопечными...

Эпилог.

Жара в Мохаве просто жуткая. Вспоминается, конечно, Калифорния, но тут намного, намного жарче. Жарче, чем в аду. И суше. Воды нет. Вода только по трубам, с дамбы Гувера. Ладно, хоть идет.

Я пережил в Сан-Квентине целых тридцать лет, даже завоевал кое-какой авторитет, но прошлое, как детектива не могло не оставить на мне отпечатка. Большая часть народа все равно отказывалась иметь со мной хоть какие-то дела. Относились не враждебно, а скорее просто не замечали.

Три года назад, после того как наша доблестная армия разбила банду Цезаря на дамбе Гувера, нас перевели сюда в одну из тюрем. Занимались мы добычей полезных ископаемых, геологической разведкой — в Пустыне Мохаве было огромное количество до сих пор не востребованных ресурсов.

А потом в тюрьме случился мятеж. Банда Эдди Кука перебила охранников. Я понял, что следующим буду я, как бывший полицейский. Ночью, украв револьвер, я выбрался через дыру в заграждении и бежал на север, в Слоун.

Слоун эта даже не город. Это, скорее, общежитие для шахтеров. Три здания, да и все. В Слоуне принять меня не отказались, но, из-за прекращения сообщения между ним и Мохавским Аванпостом, что на юге, работы тут остановились. К тому же, еще и в карьере, в котором велись разработки, завелись Когти Смерти — огромные звери, которым перекусить человека, как мне спичку сломать.

Жизнь в Слоуне практически замерла. А на дворе был две тысячи двести восемьдесят первый год, банда Цезаря вплотную подбиралась к позициям НКР на дамбе, и со дня на день должна была разразиться буря. Мне было пятьдесят три года, я отсидел чуть больше половины назначенного срока.

Человеку не дано изменить мировой порядок. Государства всегда строятся на крови. Одному человеку дано лишь попытаться изменить количество пролитой крови.

Кто-то может повышать ее, собирая банды, убивая и грабя, вроде разных группировок рейдеров. Кто-то может наоборот уменьшать. Но все это происходит в рамках одной истории. Истории нашей планеты, этого коричнего-голубого шарика, летающего вокруг Солнца.

Как же жаль, что я не смог понять этого раньше. Я окунулся в большие грехи маленького города, но испугался, и не смог сопротивляться им.

История моя вполне закономерна, и совершенно не является каким-то исключением.