Ова 4 (часть 1)

— Ты все слышал. Готовьтесь, сразу после экзамена будем возвращать вашего лидера.

Тень беззвучно удалилась, а Тсунаде достала из тайничка саке.

Глава 4/3.

— Корпус! Подъем! — рокот голоса испугал, ворвавшись в сладкое забвение сна.

Парень открыл глаза. Секунду назад он был далеко отсюда, так далеко. Там было намного лучше, чем здесь. Везде было намного лучше, чем здесь.

— Построиться! Шевелитесь, цифры!

Заключенный поднялся, поправил одежду. Механизмы замков щелкнули, и заключенные выходили и вытягивались перед своими камерами. Надзиратели всех пересчитали, только после этого разрешив умыться перед завтраком. Но он не пошел в умывальник. Лучше посидит в камере, пока все не пойдут на завтрак. Перетерпит и без утренних процедур. Он потер болящие руки. Теперь они почти всегда болели, и не только руки. Парень поднял глаза на решетку камеры. Сколько уже раз он пожалел, что поселен на втором этаже, а не на девятом. Если сброситься отсюда даже головой вниз, свернуть шею не так-то просто. Нужно, чтобы очень повезло. Этажи низкие, и это даже не падение, а так. Этажа так с пятого он бы сбросился, наверное. И даже с большой вероятностью умер бы. Но по своей воле он выше третьего не поднимется.

— Заключенный Два-два-два-два.

Парень поднялся. Что-то новенькое, его давно уже не вызывали надзиратели, тем более, комендант корпуса. Заставлять ждать не следовало, и он спустился так быстро, как мог.

— Заключенный прибыл! — он вытянулся рядом с невысоким полноватым офицером.

— Пошли со мной.

Парня пробрала дрожь. О пристрастиях коменданта он знал, но, к счастью, сам был не в его вкусе. Раньше, во всяком случае. Если от заключенных он еще был в состоянии как-то отбиться, то от надзирателя... Но, в этот раз офицер был серьезен, и взгляд его, брошенный на заключенного, ничего такого не выражал.

Они прошли в дежурную комнату, где их ждал капитан охраны Санджи.

— Сэр, — поклонился комендант.

— Проваливай, — отмахнулся капитан.

Заключенный немного расслабился. Санджи слыл бабником, так что ему опасаться было нечего. Почти. Капитан охраны мог дать какое-то поручение, почти всегда грязное. Но у Санджи были некоторые принципы. Например, он всегда платил тем, кто на него работал.

Когда комендант вышел, Санджи перевел взгляд на парня.

— Позавчера прибыло пять новеньких. Вот один из них. Тринадцать-девятнадцать.

На стол легла дрянная фотография. Дрянная, но заключенный сразу узнал синоби. Пусть виделись они давно, и Коноховец сильно изменился, но это было он.

— Что? Неужели знаком? — Санджи верно прочитал удивление на лице заключенного.

— Да, сэр. То есть... не знакомы, но видели друг друга. Были противниками.

Капитан кивнул:

— Так даже лучше. Как он в тай?

Два-два-два-два задумался на миг:

— Неплох... был. Мы давно встречались. Но он больше пользовался уловками и разными хитростями.

Санджи хмыкнул каким-то своим мыслям.

— Хм... В общем, так. Сегодня его спровоцируют. Сам знаешь, что это значит...

Заключенный с готовностью закивал, не желая как-то расстраивать капитана.

— Тебе повезло, двойка. У него пока контактов нет. Ты станешь первым. Как ты с ним будешь разговаривать, дело твое, но...

Заключенный с готовностью закивал:

— Я все понял! Буду стараться! Сделаю, как надо!

Санджи ухмыльнулся:

— Вот и правильно. Топай на завтрак.

— Есть!

Заключенный выскочил, подавляя желание бежать. Это был просто подарок судьбы. Выходцы из Конохи и Кумо были самыми адекватными. Даже если были повернуты, то в основном на драках или на бабах. Если и были... такие... то единицы. Но новичка, на которого указал капитан, заключенный хоть как-то знал. И догадывался, чем этот Коноховец занимался. АНБУ. А среди АНБУ как раз повернутые на драках, что самое то. Быть шестеркой у такого, здесь — мечта, на втором месте после свободы.

Впервые за последний год заключенный два-два-два-два шел на завтрак с хорошим, насколько это было вообще возможно, настроением. Даже тычки других заключенных казались не такими болезненными, как обычно. Столовые работали на два корпуса, но второй корпус пришел раньше. Двойка наложил на свой поднос то, что здесь по ошибке называли едой, и постарался добраться до какого-нибудь места. По пути мясо и хлеб отобрали, а кашу плюнули, а в чашку сморкнулись, но сегодня все это было не важно. Если он все сделает правильно, уже завтра всего этого не будет.

Сев, двойка начал неторопливо делать вид, что ест. Он ждал. Тринадцать-девятнадцать должен вот-вот придти.

Долго ждать не пришлось, первый корпус появился лишь с небольшим запозданием. И в какой-то момент заключенный нашел в толпе того, кого искал. Лицо соответствовало фотографии, вот только... Рука. Двойка сжал кулаки. Подстава. Калека! Такая подстава! Хотя... Все равно стоило рискнуть. Да и выглядел новичок бодро и явно умылся сегодня. Первые дни не стали трогать? Или надзиратели проследили? Не важно. Двойка наблюдал и ждал.

Калека с невозмутимым видом получил свою порцию. Кажется, он еще сам не привык к отсутствию руки, некоторые движения выдавали. Вот он с подносом идет мимо столов, когда в проход выставляет руку Шеснадцать-двадцать семь.

— Стой. Отдай мясо.

Двойка замер. Сейчас он узнает, стоит дело того или нет. Может калека или не может...

Но Тринадцать-девятнадцать протянул поднос заключенному.

— Забирай, что нравится.

Шестнадцать-двадцать семь переглянулся с дружками, ждавшими драки, хмыкнул, и забрал с подноса почти все, кроме тарелки с зеленью.

— Гуляй.

Калека с тем же невозмутимым видом прошел дальше и сел на свободное место, спокойно поглощая горьковатую зелень. Двойка обреченно выдохнул. Облом. Ничего не выйдет. Он будет и дальше влачить жалкое существование.

Неожиданно рядом присел двадцать семь-двадцать один, по-дружески обняв двойку.

— Ты чего такой грустный? Печалишься, что я давно тебя не навещал? — высокий слегка полноватый мужик улыбнулся. — А я как раз иду и думаю, это же круглая двойка сидит, талисман нашего корпуса. Дай, думаю, подсяду. А ты тут грустишь. Не грусти, сегодня я к тебе обязательно загляну.

И, похлопав Двойку по плечу, заключенный поднялся и пошел дальше своей дорогой. Парень тяжело сглотнул. Кошмар, покинувший его на некоторое время, возвращался. Либо он сейчас что-то сделает, либо можно убиться прямо здесь. Он мог отбиваться днем, но снова драться по ночам... Он еще раз бросил взгляд на сидящего в некотором отдалении ото всех Тринадцать-девятнадцать. Поднялся и уверенно пошел к нему, прекрасно осознавая, что это его последний шанс. Плюхнулся на место напротив, только теперь поняв, что забыл поднос. Калека на него никак не отреагировал. Нужно было как-то начать разговор.

— Если думаешь объявить голодовку, не выйдет. Поймают и заставят жрать силой.

Калека перевел взгляд на Двойку и, медленно подняв с тарелки еще один листок, медленно положил его в рот и начал так же медленно пережевывать. Двойка сглотнул.

— Мы пересекались раньше, помнишь?

— Угу, — продолжая жевать, кивнул заключенный.

Двойка лихорадочно придумывал, что и как сказать.

— Тебя устраивают условия, в которых ты живешь?

Калека проглотил пережеванный листок и неторопливо положил в рот следующий.

— Слушай, — парень нагнулся вперед, перейдя на шепот, — в тюрьме проводятся бои. Поединки между заключенными. Чистый тай. Все хорошие бойцы живут в условиях, куда лучших, чем мы. Отдельная камера, скорее небольшая квартира с парой комнат, своей ванной. Можно иметь кое-какие вещи. Питаются лучше... Блядь, да можешь себе даже пару куноити из женских блоков поселить. Но это надо хорошо себя показать.

Калека чуть приподнял бровь, изображая легкий интерес, но Двойка не успел продолжить. Сзади раздался громкий голос:

— Что ты сказал, кусок дерьма?

Заключенные обернулись на голос. Кричал высокий крепкий блондин. Судя по свежему внешнему виду, новичок, как и калека.

— Забываешь, белочка! — поднялся один из заключенных.

В следующую секунду началась драка. На драку синоби она походила слабо, все же никто не мог нормально использовать чакру. Но почти все двигались неплохо, да и отличались неплохим здоровьем. Но все же те, что и ранее развивали именно тай, были заметны на фоне прочих. В основном дрался блондин против всех остальных, и он как раз в тай разбирался хорошо, потому с переменным успехом раскидывал противников. Однако Два-два-два-два уверенно сказал бы, что толпа ему наваляет.

— А это смотрины? — предположил калека.

Никакого интереса к бою его взгляд не отображал. Двойка кивнул:

— Да. Видишь, сверху стоит капитан охраны.

На балконе вверх действительно стоял Санджи и наблюдал за боем, иногда посматривая и в сторону калеки. С ним был один из соклановцев Муи, что мог в любой момент успокоить хоть всех в столовой с помощью печатей.

— А причем здесь ты? — калека вновь перевел взгляд на Двойку.

Тот пожал плечами:

— У каждого бойца есть шестерки или типа того. Шмотки стирать или по всяким делам бегать. Что захочешь, то и приказывай. И я здесь давно, практически после нашей последней встречи здесь и очутился. Так что я могу рассказать, что к чему.

— Подослали, — озвучил мысль Тринадцать-девятнадцать, — надзиратели?

Двойка кивнул:

— Да. Но мне это самому позарез нужно.

— Видимо, чувства своего знакомого ты не разделяешь.

Двойка не сразу понял, а затем удивился. Он слышал? В гомоне, творившемся в столовой, он слышал их разговор?

— Мы же врагами были, не забыл? — напомнил калека.

Заключенный фыркнул:

— Были. Я больше не синоби, и той деревни уже нет. И ты здесь не Коноховец, Тринадцать-девятнадцать.

— Что? Сильно припекло? — внешне калека оставался безразличным.

Двойка взбесился и зачастил громким шепотом:

— Ты здесь второй день! И ничего еще не видел! Знаешь, как я провожу свой день? Проснуться, до завтрака постараться не попасть на глаза самым любвеобильным. После завтрака успеть спрятаться в какую-нибудь щель и молиться, чтобы сегодня самые драчливые нашли себе другую жертву. После обеда постараться добраться до улицы раньше тех, чьи взгляды ощущал во время обеда. На прогулке выбрать, кто с тобой будет развлекаться сегодня, иначе они сами выберут. Продержаться до ужина и постараться избежать группового изнасилования в душевой. А затем залезть в камеру и снова молиться. Молиться, чтобы дверь твоей камеры не открылась. И, если повезет, с облегчением услышать чужие стоны. Еще, может быть, за день могут избить так, что попадешь в лазарет. Редко, но бывает. Правда, еще бывает, что убивают в драке. Поэтому я не рискую. Так что да. Припекло меня сильно.

Калека, сохраняя полное безразличие, перевел взгляд на затихающую драку. Самых буйных блондин все же раскидал, остальные не хотели и связываться.

— И если я сейчас хорошо себя покажу, меня запишут в потенциальные бойцы, а тебя не будут трогать.

— Сегодня ночью решетка моей камеры точно не откроется, в остальном сам выкручусь, не привыкать. Просто именно ночью не сбежать, никуда.

Тринадцать-девятнадцать хмыкнул:

— Поэтому от тебя так смердит? Ты вообще не ходишь в душевую?

Парень нахмурился, ожидая ответа.

— Что же. Я должен произвести впечатление? Сейчас будут им впечатления.

Калека поднялся и быстро пошел к блондину. Тот развернулся и окинул заключенного насмешливым взглядом.

— Что? Тоже подрать...

Тринадцать-девятнадцать резко подхватил поднос с одного из столов и швырнул в голову блондина, вместе с этим совершая рывок вперед. Тот инстинктивно закрылся, и поднос ударился о сложенные в блоке руки, но сразу за этим последовал удар ноги в живот. Блондин начал изгибаться, но калека схватил его за голову здоровой рукой и резко потянул вниз, навстречу со своим коленом. Сразу после этого Тринадцать-девятнадцать отступил назад и нанес размашистый удар с разворота ногой в грудь. Блондин от удара пролетел десяток метров и врезался в стену.

Калека покосился на капитана стражи, но тот лишь улыбнулся, пожав плечами и всем видом показывая — не впечатлил, давай еще.

И заключенный дал. Пинком подбросив в воздух скамью, вторым пинком он отправил ее в полет прямо в балкон стражи, сразу подхватив поднос и швырнув его туда же. Капитан и помощник Муи успели среагировать. Оба нанесли встречный удар, ломая не самую прочную деревяшку, однако вылетевший сразу за скамьей поднос врезался в шею синоби. Не смертельно, но тот сбил дыхание, пытаясь откашляться. Санджи поморщился, выскочек он не жаловал.

— Стража!

В двери столовой ломанулись надзиратели, до этого ждавшие команды. Однако калека запрыгнул на один из столов, одну сторону столешницы зацепил рукой, а вторую ступней. И рывком подпрыгнул вместе со столом, поднимая его перед собой, и толчком обеих ног отправляя в надзирателей. На основном выходе из столовой образовалась свалка, но надзиратели хлынули и из других выходов и бросились на возмутителя спокойствия.

И танец начался. Это не была драка. Это даже был не бой. Слишком велика разница. Калека оказался быстрее, сильнее, техничнее. Но дело было даже не в уровне навыков, ведь надзиратели тоже тренировались, и тренировались немало. Но здесь виднелась пропасть.

Тринадцать-девятнадцать просто схватился за дубинку первого подбежавшего к нему надзирателя, когда тот уже наносил удар. Схватил своей ладонью немногим выше ладони надзирателя. А затем точным ударом ноги в грудь вызвал болевой шок, от которого надзиратель отпустил дубинку и опал на пол. Калека перехватил дубинку и ринулся в бой, легко блокируя удары и играючи нанося ответные. И бил точно. Очень точно. Немногим позже Санджи узнает, что ни один надзиратель не получил серьезной травмы в этот день. Ушибы, синяки и потеря сознания от ударов по голове. Ни одного перелома, даже порезов нет.

Соклановец Муи наконец поднялся на ноги, все еще потирая шею.

— Глуши его, — приказал капитан стражи, — а затем в лазарет. Скажи Мицуки, чтобы сделал ему какой-нибудь дрянной протез.

Синоби сложил ручные печати и активировал технику.

Глава 4/4.

Раздался стук в дверь, и хозяин кабинета недовольно выдохнул:

— Входите.

Вошедший помощник принес еще несколько бумаг:

— Асума-сама, это документы по делу...

— Я знаю, положи на стол и можешь идти, — прервал помощника Асума.

Он находился в очень скверном настроении. Смерть отца сама по себе не была событием приятным. И, что куда хуже, Хокаге-сама совсем не собиралась спускать клану Сарутоби все произошедшее. Во всяком случае, Асуме она передала длинный список проступков и откровенных преступлений, совершенных Хирузеном, который собрали ее люди. А он был вынужден это выслушивать и не мог ничего сказать в ответ. Не мог, потому что понятия не имел, насколько эти обвинения обоснованны. И он вынужден был сдавать позиции клана просто ради того, чтобы вся эта грязь не стала достоянием общественности и чтобы кланы не получили обоснованных причин для того, чтобы разорвать Сарутоби на гору маленьких плюшевых обезьянок. А старейшины клана, со своей стороны, требовали держать позиции и, даже более, давить на другие кланы, будто всего этого компромата и не существовало. И никто из них даже не считал необходимым отвечать на вопросы Асумы о претензиях Хокаге. На все вопросы Асума получал лишь "фи! мальчишка, ты не имеешь права требовать от меня ответов!" Все было бы совсем плохо, если бы не поддержка Куренай. Делом женщина поддержать не могла, но хоть успокаивала его, что тоже было немало.