Джентльмен и хулиганка

Варнинги: фэмдом, НЦ-17

Джентльмен и хулиганка

Кавалергарды, век недолог,

И потому так сладок он.

Труба трубит, откинут полог,

И где-то слышен сабель звон.

Еще рокочет голос струнный,

Но командир уже в седле.

Не обещайте деве юной

Любови вечной на земле

Утро выдалось настолько тихим, что Робин сразу решил — не к добру. Природный оптимизм после инспекции шкафчика с лекарствами нервно дернулся и подтвердил. Робин знал, что там увидит, но такое каждый раз, как первый. Вероника, на ходу изобретавшая способ стирки одноразовых простыней, и Рилл, перепаивающий плату подсветки сканера, возражений тоже не нашли. Из-за ширмы донесся приглушенный стон, Робин досчитал до пяти и пошел объяснять пациентам, что правительство тут не при чем и во всем виноваты повстанцы.

По-хорошему, его оправдания военным не были нужны, они все видели сами и они умели терпеть, но Робину было стыдно за собственное бессилие. И солдаты это чувствовали, что смешно, хлопали по плечу и советовали не подгоняться.

Стонал привезенный вчера особист. Тоже вот наказание. Робину не было разницы, кого штопать, но спецура сама всегда держалась особняком. На этого парня обезболивающего уже не нашлось. Боевой транс помог выдержать операцию, но попробуй, удержи его во сне. Робин встретил еще живой, но уже темнеющий, уходящий в себя взгляд, вздохнул и принялся проверять бинты.

Нынешняя цивилизация была очень неоднородной. На Хайяне почти нашли решение для создания телепортационных установок, а в нивернийских деревнях готовят на газовых плитах. И то, что сейчас разматывал Робин, на той же Хайяне бинтами бы признали разве что археологи, а на Ниверне не нашлось других. Даже эти полоски тонкой ткани пришлось выменивать на консервы.

— Теперь я понял, почему в Академии нас учили оперировать столовым ножом, — тихонько признался он Веронике, которая принесла местную же охлаждающую мазь. Полностью боль она не снимала, но препятствовала воспалению, а большего Робин сделать все равно не мог.

Медсестра вздохнула и поправила особисту подушку.

— Ширмы закончились. Теперь только простынями койки разделять. А их тоже не хватает.

— Коек или простыней?

Вероника отмахнулась.

— Завтрак готов. Доктор Вайле...

— Да?

— Вы не знаете, когда будет поставка? Это же позорище, пещерный век!

Робин покачал головой. Армейское снабжение прекратилось две недели назад. Спецура пока была в лучшем положении, но идти к ней на поклон... Робин пошел бы, жизни дороже, пустил бы кто. База особого отряда на соседнем материке, их сюда только если, вот как этого заносит. Кстати, может, за своим прилетят, удастся поговорить. Там же спецкорпус, среди них немало хороших парней.

На улице начался дождь. Робин дошел до пульта и включил поле. Хорошо, что генераторы свежие. По какому наитию их взяли, Робин не помнил. Нужды точно не было, на три-пять дней для мобильного лагеря вполне хватало одного, без подзарядки.

— Что слышно? — из палатки выбрался лохматый и заспанный Владис, второй врач. Его смена через два часа, и тогда Робин постарается выспаться.

— Стреляют в горах.

— А нового? — Владис почесал, изогнувшись, спину и покосился на правильные конусообразные пики. Горные цепи здесь были изрезаны долинами, в которых жили люди и прятались повстанцы. А еще там жили повстанцы и прятались люди.

— Чаще стреляют.

— Был же приказ отступать.

— Его повстанцам не отдали.

— Но жрать больше не возят.

— Так был приказ.

Оба переглянулись, Владис скривился, сплюнул, втер плевок в сухую землю и пошел умываться. Септики и душ были стандартными, а не на три-пять дней, что отчасти примиряло с местной мазью в больших стеклянных банках.

Робин оглянулся на помещение для выздоравливающих. Двое крепких санитаров тащили внутрь ящики с разогретой пищей. Рационов тоже пока хватало, их исторически брали с большим запасом, иногда от древних традиций был прок.

Рокот военного вертолета сбил с Робина задумчивость. Он вскинул голову, закрывая глаза от света. Потрепанная десантная машина, вся в гари и вмятинах. В гости на таких не летают. Он бросился к посадочной площадке, на ходу отдавая распоряжения. Все его люди знали, что нужно делать, но так было спокойнее.

Раненых было двое, мужчина в оплавленном шлеме и женщина, окровавленная, бледная и в сознании. Робин выругался и, вместе с Риллом, переложил ее на носилки. Щупальца диагноста обвили тело, игнорируя отсутствие анестезии. Женщина тихо всхлипнула и выругалась сквозь зубы. Гордость или шок?

— Вы слышите меня?

— Шей нахер, пока терплю, — прошипела она.

Пока антисептик смывал кровь, Рилл готовил сшиватель. Хоть сознание потеряла бы, ей же легче. Или... Робин со значением посмотрел на Рилла, тот, молча, вытащил из шкафчика бутылку.

— Пейте! — горлышко стукнуло о зубы за разорванной губой.

Она поняла сразу. Спирт обжигал, но разорванный бок должен был болеть сильнее. Робин сунул руки в стерилизатор, подождал пару секунд и подошел к столу. Несмотря на раны, она выглядела почти девочкой, черные, испуганные глаза, приглушенный всхлип, когда щупы сшивателя начали собирать и сращивать обломки бедренной кости.

Спирт давал больше психологический эффект, пришлось ее зафиксировать и смотреть только на показатели диагноста.

— Терпи, — рычал Робин, — ты солдат или девица, мать твою?!

— Не... смеши... сволочь! — простонала она и вскрикнула, сшиватель взялся за селезенку.

Любая выдержка была бессильна, когда дело доходило до органов. Робин, сам закусив губу, пережидал ее крик, проклятия, ругань и жалобный, почти на ультразвуке вой, когда не осталось сил. Робин считал секунды и надеялся, что выдержит сердце. Аппаратура была новой, работала быстро, но человеческий организм не был рассчитан на такую боль. Почему в армии не учат отключать рецепторы?!

— Доктор, — тихо начал Рилл. Робин зарычал.

Сам знал, что нужно прекращать, но тогда она не выживет наверняка. Показания диагноста ушли в красную зону, Робин собой закрыл сшиватель, чтобы его не выключил Рилл. Взгляд женщины, наконец, остановился, сердце билось с перерывами, пульс почти не прощупывался, автомат завершил операцию и перешел к сращению эпидермиса.

— Гель и три кубика... — Робин хотел добавить название, но выбора у Рилла все равно не было.

— Геля последний тюбик...

— И что? Оставим его на память?

На полное восстановление уйдут недели, но, если им удастся удержать ее сейчас, она не умрет. Робин убрал с перепачканного лба темную от крови прядь. Женщины даже в армии старались оставлять максимально длинные волосы. Хотя бы челку.

— Нужно перевести ее в реанимацию. Место готово?

— Рядом с особистом, — Рилл дернул плечом. Робин видел, что у санитара трясутся руки.

Регенерирующий гель полностью пропитает ткани только через несколько часов. Пока ей лучше не приходить в себя. Робин снова поправил ее волосы. Молодая совсем, пара-тройка лет из Академии.

— И чего такие в армию идут? — продолжила его мысль Вероника, отмыв бледное, исцарапанное лицо от копоти и крови. — Она красивее моей Каринки, а уж как за той мужики бегают.

Робин проверил скорость и глубину распространения геля, поправил браслет диагноста на ее запястье и пошел на улицу. Что ответить Веронике он не придумал.

Возле помятого вертолета топтались трое и Владис. Второго раненого не удалось спасти. Ему волной буквально вплавило начинку шлема в череп. Медицина была способна трансплантировать многое, но не мозг.

— Как там Ли? — откашлявшись, спросил самый высокий из троицы, ростом куда-то под погнутую лопасть.

— Скорее всего, будет жить. Шансы очень высоки.

— Вы уж позаботьтесь о ней, а? — робкая вежливость от такого громилы была умилительной. — Она как сестренка нам всем. Первая девушка в отряде.

— В любом случае позаботимся, — Робин выдавил улыбку. У самого сердце до сих пор выпрыгивало. Хорошо бы, Рилл все-таки не понял, насколько Робин не был уверен в успехе, когда шел на нарушение всех инструкций сразу. — Ее с неделю нельзя будет перевозить без спецоборудования

— Неделю мы тут точно проторчим, — невесело усмехнулся второй, пониже.

Робин всмотрелся в каждого по очереди и почти открыл рот, но передумал. На борту должна быть аптечка, но им она нужна не меньше. Ради своей Ли они все отдадут, только она сама Робину оторвет совсем нелишнее, узнав. Их краткого общения было достаточно и для таких выводов тоже. Робин мысленно усмехнулся.

— Как ее зовут, полностью?

— У нее жетон при себе был, но... Тинглит Руссо, лейтенант третьего отряда, Прайм. Это... двадцать пять ей вроде? — громила растерянно посмотрел на товарищей.

— Точно, двадцать пять! Я сам считал, когда мы ее за уши тя... — третий, самый... неширокий из всех наткнулся взглядом на, наверняка, квадратные глаза Робина и смущенно затих. Владис прыснул в рукав.

— Ну... мы полетели пока. А то это...

В вертолет они ломанулись разом, умудрились втиснуться и помахали в окошко. Робин с Владисом отошли подальше, проводили машину до горизонта, переглянулись и захохотали. Обоих начало отпускать.

Вечером над госпиталем появился еще один вертолет, черный, блестящий, но тоже помятый с одного бока. Молнию на "морде", однако, не задело. Робин как раз проснулся и сходил посмотреть, как там лейтенант Руссо. Гель потихоньку смягчал микрорубцы от сшивателя, но сознание к ней пока не вернулось. Шок был слишком сильным. Лежащий по соседству особист пришел в себя, но двигаться не мог. Робин не очень хорошо знал принципы работы методик особого отряда, только догадаться, какой это удар по организму, было нетрудно.

— Отпустите? — спросил особист, узнав о вертолете.

— Вряд ли, — откровенно признался Владис, распечатывая результаты последнего сканирования. — Дня два еще. Роберт, передашь?

— Да, конечно, — Робин кивнул и пошел к выходу. Посторонних в реанимацию не допускали. — Добрый вечер, офицер, — кивнул он молодому еще мужику. Разобрать звание по спецуре было невозможно, Их радужные наклейки поддавались только их же собственной технике.

— Лейтенант Джет Романеску, — представился офицер.

— Роберт Вайле, — военным врачам присваивали звания, Робин сейчас тоже ходил в лейтенантах, но условность этой структуры такова, что проще промолчать.

— Торрес?

— Лучше. Но еще минимум два дня.

— Хорошо, — лейтенант Романеску взял из рук Робина листочки с анамнезом и свернул трубочкой, не просмотрев.

Подчеркнуто мирное поведение — представиться полностью, поверить на слово. Впрочем, а что еще делать особисту, чтобы Робин в обморок не упал? Вероника вон спряталась. Но лейтенант так пристально изучал территорию госпиталя, что, не исключено, умудрился ее высмотреть и за стеной.

— У вас... всего достаточно? — спросил лейтенант, понизив голос. Почему-то здесь все в итоге начинали говорить тихо.

— Нет, — не стал юлить Робин.

— Ясно, — Романеску оглянулся на пилота. Тот понял без слов, вытянул из-под кресла плоский ящик и передал командиру. — Не последнее, — не то, чтобы Робин собирался возражать, но за оговорку был благодарен. — Она не полная, но...

— Спасибо, офицер.

— Постараюсь привезти еще. Это... — он проглотил слова, отсалютовал и запрыгнул в кресло. Это — да, очень неуставное "это".

В аптечке были сокровища: упаковки обезболивающего, флаконы с бинтом, даже маленький генератор искусственной крови. Робин тут же бросился в свой "кабинет" в закутке возле шлюза в реанимацию, посмотреть, кому что сейчас необходимо.

На всех не хватало при любом раскладе. Робин с Владисом долго кроили дозы, думали, имеет ли смысл колоть половинную тем, кому будет мало и двойной, Владис с отчаяния предлагал бросить монетку, у них была пара местных. К утру разобрались. Аптечка опустела, зато в кармане комбинезона Робина лежали две капсулы, для особиста и лейтенанта Руссо. Офицер спал, а Тинглит все еще не очнулась.

Сейчас уже не его дежурство, но Владис просидел с ним всю ночь, бросать его было неспортивно. Робин распотрошил свою заначку с пачкой энергетика, проглотил три капсулы и запил растворимым остывшим кофе. Гадость несусветнейшая, точно потом не заснешь. Но после обеда нужно будет урвать пару часиков, если снова не случится ничего. Странная война, только отзвуки выстрелов и редкие раненые, а здесь тишина. Не то, чтобы Робин мечтал об эпицентре взрыва... И да, это не война вовсе. Так, правительственная операция, абсолютно дружественная и открытая. Даже госпиталь охраняется только силовым и минным полями.

Он налил из кулера воды, запить мерзкий вкус кофе и начал обход. Любимых своих пациентов оставил на сладкое, потому что состояние лейтенанта Руссо требовало тщательной диагностики. И очень удивился, застав ее не только в сознании, но и хрипло матерящей соседа. Кто-то, Владис или Рилл, не задвинул ширму, а содрать с виска офицера его знак отличия было невозможно.

На особисте написано было, с каким удовольствием, он бы впал в транс прямо сейчас, но то ли сил не было, то ли заслушался. Лейтенант даже не повторялась, вдохновенно описывая происхождение офицера, его ближайших родственников, размеры и виды его достоинств и то, что их ждет в ближайшем будущем. Робин постоял у двери, сопоставляя воспоминание о тонком личике с тирадой, усмехнулся и пошел здороваться.

Офицер привычно улыбнулся и прикрыл глаза, показывая, что увидел, а лейтенант Руссо замерла на половине какого-то очень заковыристого слова и уставилась на Робина.

— Я думала, вы мне примерещились, — выпалила она, не моргая.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Робин, поворачивая к себе экран диагноста.

— Я... а... прекрасно, доктор! Вы...вы...

— Такая боль? — оборвал ее Робин. Судя по информации на мониторе, обкладывала офицера она, чтобы не взвыть.

— Да вы что, я...

— Солдат, а не девица, помню! Офицер Торрес?

— Да?

— У меня две дозы обезболивающего. Вы...

— Мне уже лучше, — особист понимающе кивнул. — И, в любом случае, легче.

— Спасибо, — кивнул Робин, перехватывая руку лейтенанта. Ногти обломаны, пальцы разодраны в кровь. И это притом, что Вероника обработала все ссадины. Прекрасно! Где врать учили?

Она следила за Робином, как за творцом Вселенной, норовила потрогать пальцами свободной руки, но не дотягивалась из-за браслета диагноста. Лекарство подействовало секунд через тридцать, лейтенант вдруг вздохнула и видимо расслабилась, обмякнув на простынях. Глаза у нее, кстати, оказались не черными, а зелеными, прозрачной зеленью неба над Праймом.

— Доктор... А зовут вас как?

— Роберт, — он снова проверил показатели. Отторжения геля не началось, чудесно. Один случай на тысячу, но его всегда и боишься. Необратимо.

— Роберт, — если переводить с вербального на тактильный, то так кошек гладят, а не имена произносят. — Роберт, вы простите, что я так грубо при вас выражалась.

Робин тоскливо посмотрел на особиста. Тот философски изучал тонкий пластик потолка, только угол рта дергался.

— Лейтенант Руссо, я, конечно, не солдат, но и не девушка.

— Вы?! Конечно же, нет! А... ой, — она умудрилась покраснеть. При такой кровопотере — достижение. — Я имела в виду...

— Давайте вы сначала встанете на ноги, а потом все мне объясните, — Робин успокаивающе погладил ее по запястью и тут же понял, что сделал что-то не то: зеленые глаза вмиг почернели и остекленели. Космос, и это она одной ногой еще в могиле!

— Можно девушкой немного побуду я? — прошептал особист, когда Робин подошел к нему с баллончиком бинта и все той же мазью в банке.

Иной клянется страстью пылкой

Но коли выпито коль выпито вино

Вся страсть его на дне бутылки

Давным-давно давным-давно давным-давно

Иной усищи крутит яро бутылкам всем

Бутылкам всем глядится в дно

Но сам лишь копия гусара

Давным-давно давным-давно давным-давно

Тинглит злилась на себя за слабость и поливала матом несчастного офицерика на соседней койке, чтобы совсем не завял. Слабость — это не только невозможность встать, это дикий ужас и вид своего искореженного тела, понимание, что скоро умрешь, что ребята не успеют, что кончается топливо и сбоит движок, что в госпитале нет лекарств и сшиватель рвет внутренности так же, как осколки гранаты, боль, которую, кажется, не чувствуешь уже, потому что она заменяет собой тебя саму... Слабость — это темно-синие глаза и тонкие, чуткие пальцы, пока ты валяешься дырявой гильзой и нечем даже умыться.

— Чего пялишься?! — огрызнулась она на особиста, которого давно отгородили от нее ширмой.

Тот лишь хмыкнул в ответ и демонстративно зевнул.

Потом пришла пожилая медсестра с "уткой", и Тинглит заскрипела зубами, чтобы не послать еще и ее... их... вместе с "уткой". Бок она не чувствовала, спасибо щедрости соседа, нижней части тела тоже. И какое счастье, что здесь нет Роберта. Неважно, что он врач.

И он спас ей жизнь. Сначала ребята, а потом он. Она плохо помнила, что происходило на операционном столе, но в результате она, кажется, не умрет. Тинглит осторожно ощупала толстую пленку бинта, потом заглянула под простыню. Шрамы будут сводить потом, когда все восстановится, но и так только полоски на коже. Грудь, живот, пах, бедро и на спину справа. А было... Тинглит сглотнула, борясь с тошнотой.

Как здесь лекарств, так в армии не осталось боеприпасов. Официально военные действия были остановлены, на бумаге. А что на деле — так кого это беспокоит в верхах? Она два дня назад читала местную газету, на пластиковом листке. Мародеры, убийцы, насильники — это о ней, парнях и союзной армии в целом. Словно и не Каспер из реки вытаскивал мальчишку мелкого, года нет. Ну да, на базе спецуры ждут казни сколько-то террористов, только... а куда их еще? По медали и в теплые постели?

— Ты спишь? — громко окликнула она соседа.

— Нет... еще, — вздохнул он.

— Сколько невинных душ вы погубили?

— По статистике, меньше, чем вы, — помолчав, ответил он. — У особого отряда здесь больше контрольные функции, чем карательные.

— Твари, — печально подытожила Тинглит, жалея, что не может свернуться и закутаться в одеяло, как любила дома. И ладонью к стеклу аквариума. Дианка без нее, небось, совсем от плавников отбилась. Астра ее избалует в конец, потом будет только свежие фрукты жрать.

К вечеру вернулись Роберт и боль. А Тинглит не могла при долбанном соседе попросить врача положить ладонь ей на лоб. Ей бы легче стало, она знала точно. Швы он смазал какой-то желтой дрянью, ныть и чесаться они перестали, но огнем драло изнутри, хотелось ногтями прорвать кожу и... и сделать хоть что-нибудь. Поднялась температура, и Тинглит несла в полубреду чушь, хватая Роберта за комбинезон. Ей было стыдно, что он видит ее тело таким, что она признается ему в этом стыде, и что провалиться не получится — тут скальные породы.

Так плохо ей не было, кажется, никогда. Даже, когда тело привыкало к бактериям, продляющим жизнь, после первых тренировок на подготовительном отделении, в первом глубоком забросе, в полудохлом скафандре рядом с мертвой шлюпкой, в... Она металась, звала маму и Роберта, умоляла и угрожала, отбрасывала трубочку для питья и просила воды. Она бы хотела не помнить этого, но у нее и напиться до беспамятства не вышло ни разу в жизни.

Очнулась она снова оттого, что было не больно. А рядом стоял Робин, сунув руки в карманы, и настороженно ее изучал.

— Я вас домогалась? — одними губами спросила Тинглит.

— М-м, при определенной фантазии можно сказать и так, — он вдруг улыбнулся, и ее снова вынесло в бессознанку. А Роберт не бросился реанимировать, значит, понял все. У-у, выздоровеет и повесится!

Кстати...

— Лекарства... Была поставка?! — она попробовала подпрыгнуть, но вышло как-то не очень.

— Нет. Забрали Торреса и оставили небольшой запас.

— Особисты? Теперь быть им обязанной?!

— А и так придется. Если кто-то здесь разрулит ситуацию, то лишь они. Власти закончили свою миссию на подписании договора.

— Твари, — повторила она. — А... а мои не прилетали?

— Я сказал, что неделю вы нетранспортабельны. Вряд ли у них есть время навестить?

— Это да, — она стиснула зубы, давя ругательства. Парни там рискуют, а она краснеет под ироничным взглядом. Роберту с виду не больше тридцати, но кого в тридцать сделают практикующим врачом в военно-полевом госпитале? Не бывает такого, при любой гениальности. Значит, прилично так старше. А она тут глазки строит. Заплывшие. На опухшей морде.

— Еда только внутривенно? — спросила она.

— Увы.

— Нет, это много лучше, чем... Доктор, а зеркало найдется? — решилась она, чтобы уж точно больше не питать иллюзий. Конечно, обычно она хороша, но какой же мужик разглядит под синяками, что там обычно?

— Не надо, — он медленно покачал головой. — Это я вижу, как вы красивы и сейчас тоже, я врач, а вы не разглядите.

Он уже ушел, а Тинглит все плавала где-то, урча и впитываясь в простыню. Так хорошо ей, кажется, тоже никогда не было. Она влюблялась во всех подряд и на одну ночь, ей нравились и мужчины, и женщины, основным критерием было то, чтобы им было хорошо вдвоем. Или втроем. Или как получится. Она первая смеялась над требованием верности — какой в верности смысл? Если человек тебя хочет, ты его получишь, а только ли ты — не все ли равно? А Роберт...

Наверное, если встать, то он окажется выше нее едва дюйма на три. Тинглит сама гигантским ростом не выделяется, но она женщина. Ей всегда нравились рослые парни, типа Джейсона или Тигра, только... не тянуться высоко за поцелуем, тоже приятно. А поднять ее на руки — он поднимет, Тинглит помнила, с какой силой он прижимал ее к столу, когда она пыталась разомкнуть силовые фиксаторы. И эта сила, скрытая в стройном теле, за обветренной на ветру Ниверне кожей и нежным насмешливым ртом дразнила и подчиняла. Тинглит привыкла в постели верховодить мужиками, Роберта хотелось взять, но ему тянуло и покориться. Не внешней разухабистой мощи, а тому, как он на Тинглит смотре-ел.

И о чем она думает только? Тинглит чуть не дала себе в лоб, но решила, что и так довольно острых ощущений. Организм от реальности спасается, не иначе. Куда приятнее грезить красивым доктором-блондином, чем думать, в какую еще задницу засунет их любимое правительство, и вылезут ли из этой жопы ее сослуживцы.

Если бы у них не сдох генератор, то повстанцы могли бы усраться со своим гранатометом, а так... Тинглит снова потрогала бинты. А Верском погиб. Она не спрашивала, но знала, он ее закрыл, а, если ей так досталось... Слезинки скользнули по защитной пленке на исцарапанной щеке и скатились вниз, по шее, под высоко натянутую простыню. Терять товарищей каждый раз как первый. Привыкнет? Вообще можно привыкнуть? А как Роберт относится к смерти пациентов?

В очередной обход пришел другой врач, высокий, симпатичный и разговорчивый. Тинглит отвечала односложно, все-таки, нелегко ей еще было говорить, как бы она не бодрилась перед Робертом.

— Надо же, собрал вас, — удивлялся врач, тыкая пальцем в сенсорный дисплей.

— И по какой причине это странно? — Тинглит не утаила враждебности. Ей показалось, что это наезд на профессионализм Роберта.

— Так по-живому нельзя шить при тех показателях, которые у вас были.

— У него был выбор?

— Нет, — врач вдруг улыбнулся. — Но рискнул бы не каждый.

— Я не привыкла к тем, кто не рискует, мне нормально, — она изобразила пожатие плечами. — Вы бы поступили иначе на месте доктора Вайле?

— Провокационный вопрос, — врач натужно рассмеялся. — Нет, полагаю. Но предпочту не проверять.

— Зря. Тогда точно не узнаете, — она позволила поставить себе капельницу и закрыла глаза. Роберт не нуждался в защите, а ее тянуло отстаивать его перед всем миром. Смеяться же будет над ее дурацкими чувствами.

Доза обезболивающего в последующие дни стала меньше, но его было достаточно, чтобы не корчиться круглыми сутками. Ныло, ровно так, ненавязчиво, Тинглит в какой-то момент поняла, что привыкла и не замечает. Спасибо особистам, мать их.

Из-за "кустарной" операции, как выразился Роберт, вставать ей не позволяли. Тинглит попыталась доказать, что операция была гениальной, но на этот раз ее поняли неправильно, решив, что она пытается начать бегать. Тинглит успела соскучиться по молчаливому и ехидному соседу из спецуры, а новых трупов ей под бок не подкладывали. Это радовало, чего уж там, но было невероятно тоскливо. Она даже начала общаться с медсестрой, хотя найти с теткой общий язык было почти нереально. Та жила в каком-то параллельном Тинглит мире. Чего стоило одно "вот поправишься и будешь носить красивые платья". Прозвучало едва не приказом. Тинглит заявила, что не делала этого и не будет, но медсестра не поверила! Откуда ее выкопали, такое доисторическое животное? Куда Тинглит носить красивые платья? В пустыни, джунгли, на тренировки или парады? Некоторые люди любыми средствами стремятся не только сами цепляться за абстрактные традиции, но и от других требовать того же. Послать бы, да ругаться не с руки.

Откуда только берутся такие представления о мире? С новых планет, вступающих в Союз? На Ниверне Тинглит было как-то недосуг вступать в дискуссии с местным населением, а на других она не была. В старых мирах ничего подобного не услышишь уже лет... да вот с глобальной войны, не иначе. Та война очень многое изменила, почему бы и не это? Тинглит вспомнила, как девчонкой, во время экскурсии на Тилану, пялилась на памятник полковнику Вирийе. Стройный мужчина в привычной черной форме и с косой почти до пояса.

Хотя, такого сейчас не увидишь. Она попробовала представить нынешнего главу особого отряда с длинными волосами и безудержно расхохоталась. Видимо, бывает такой излом эпох, когда рушатся все устои, тонут в калейдоскопе событий, а потом что-то восстанавливается, что-то проверенное временем, имеющее под собой веские основания. Ну вот, как раз вроде короткой солдатской стрижки. Впрочем, косы никто не запрещает. Тут еще субъект должен быть таким, чтобы ему шло. Появится в особом отряде что-нибудь тонкое и красивое не на передовой, может, и отрастит. Это в десантуре глупость несусветная такие патлы — сколько дезинфектора на себя не выливай, а насекомые все равно мутируют.

Нет, все-таки лучше спасаться от действительности мечтами о Роберте. Потому что следующим этапом, чует ее сердце, будут насекомые с косами. Но как же скучно в тишине и бездействии!

Через обещанную неделю появились ребята. Тинглит к этому времени выпросила зеркало, правда, у Вероники, полностью осознала, почему его не давал Роберт, и сникла. Из реанимации ее перевели в общую палату, но знакомых она там не нашла. Многих уже выписали, оставались те, кто долечивался, а новых раненых почти не поступало. Тинглит это радовало, и объективно, и потому, что особый отряд не мог бесконечно снабжать армию припасами. Нашелся там хороший человек, который теперь непонятно как отчитываться будет, а дальше-то что?

Приперлась толпа ее ненаглядных придурков очень вовремя, Тинглит не успела впасть в депрессию. Ну, а среди шумных добродушных идиотов это было и невозможно. Тигр притащил ей с корнем выдранный куст, усыпанный мелкими красными цветами, Вэл где-то спер кусок шоколада с печатью "для отправки в цех", Дуглас из винтовки с разорвавшимся стволом выгнул замысловатый то ли фонтан, то ли стилизованный фейерверк, Котень выжег ее портрет на потертом щитке от силовой брони. Тинглит захлебывалась слезами радости, обнимая всех по очереди, целуя только не взасос, бурно благодаря и шепотом советуя найти Рилла и выменять на что-нибудь баклажку спирта.

В разгар безобразия зашел Роберт. Парни его не заметили сразу, а Тинглит только и ждала. Ну не мог врач пропустить такой бордель посреди своих владений, правда ведь? Вслед за ним влетел Грин, почти сбил Роберта с ног, вырулил на цыпочках и сныкался за спины, пряча бутылку. Тинглит проводила его взглядом, потом поняла, что Роберт смотрит на нее и покраснела.

— Э-э... это мой отряд, — голосом девочки-паиньки проговорила она и похлопала ресницами.

— Я вижу, — в голосе Роберта дрожал смех. — Гостинцы пусть оставят перед шлюзом, свежую добычу сдадут, и можете общаться до... до конца часа.

Грин попытался развоплотиться, но не вышло.

— Ваше имущество Рилл вам вернет, — Роберт ухватил бутылку за горлышко и отодвинул дверь, указывая поочередно на нее и на куст.

Когда в палате навели порядок, Роберт ушел. Дуглас проводил его восхищенным взглядом и присвистнул:

— Ка-акая задница! Так бы и...

— Заткнись, урод! — Тинглит сорвалась раньше, чем подумала. — И руки и глаза держи подальше, понял?!

Парни остолбенели, разинув рты.

— Ли, — осторожно заговорил Джейсон, трогая пальцем ее лоб. — Ты это... ты влюбилась, что ли? Да его... соплей перешибешь.

Тинглит, молча, без размаха врезала ему под подбородок и поморщилась — отозвалось в заживающем боку. Ее мимолетная гримаса оказалась важнее Джейсона, щупающего зуб языком. Минут пять Тинглит играла в умирающую, а потом обняла подушку, всхлипнула и обиженно покосилась на Джейса.

— Он мне жизнь спас! А у вас одни задницы и сопли на уме. Мужланы!

Парни наперебой извинялись, даже те, кто молчал. Тинглит хотелось и плакать, и смеяться. Ну, кто виноват, что Джейсон угадал?

Дурацкая тема быстро сменилась поминовением погибших — Грин выменял две бутылки.

А еще через неделю пришел транспорт. Союз окончательно выводил войска, оставался только крошечный отдел особого отряда в столице. Тинглит уже ходила, медленно, с поддержкой поля, но уверенно. А от таких новостей и вовсе побежала. К реанимации, где был кабинет Роберта.

— Отпущу, конечно — кивнул он. — Долечат вас и без меня. Только не рвитесь сразу в бой. Не хочу, чтобы все мои труды пошли насмарку.

— Хочется надеяться, что воевать еще долго не придется, — она неловко улыбнулась.

Роберт, наверное, мало спал все это время, под глазами были синяки. И скулы заострились. Тинглит едва не протянула руку потрогать, но быстро сжала пальцы в кулак. Она перед Робертом теряла и наглость, и красноречие, готова была замереть и пялиться часами, как последняя дура.

Собираться ей было всего ничего. Забрать на память осколок, последний из десятков, да натянуть новенькую форму. В палате оставался только один пациент, связист с тяжелой контузией, но и его сегодня заберут, просто сам идти не может. Остальные разбежались. И ее во дворе ждали Тигр с Дугласом. Дуглас, подлец, не иначе ради Роберта прискакал. А что, они бы рядом смотрелись. Она и не знает, кстати, доктору вообще женщины нравятся? Он говорил ей, что она красивая, но чтобы не дать увидеть, насколько! Мда, как вспомнит свою рожу, слезы из глаз.

Вертушка села за границей госпиталя. Его начали консервировать, но медленно, корабль медслужбы еще только выходил на орбиту. Тинглит застегнула на запястье браслет комма, подогнала по размеру ремень, потом махнула на все рукой и помчалась снова искать Роберта.

— Вот! — она выдернула из комма тонкую ленточку с зашифрованным номером. — Я ничего, но... если захотите... Ну, мало ли, помощь там понадобится. Мы в десанте люди благодарные. И... спасибо! — Она быстро дотянулась губами до его щеки и заковыляла обратно, едва не зажмурившись, чтобы не оглянуться.

Он не стал догонять или окликать. Не то, чтобы она надеялась, но как-то подумалось, что... Неважно! Не окликнул и все тут.

И через месяц, уже избавившись от шрамов, Тинглит вовсе не поэтому напивалась в баре у закадычной подружки.

— Да брось ты! — Астра налила ей еще темного пива. — А вдруг он женат и у него семеро детей?

— Вот умеешь утешить, аж слеза наворачивается! — Тинглит едва не поперхнулась и злобно зыркнула, но Астру было не пронять.

— Или он влюблен в друга детства уже тридцать лет и не нужен ему никто больше. Или импотент, а не лечится, чтобы от работы не отвлекало. — Астра на всякий случай пригнулась от занесенной Тинглит кружки, но тут же рассмеялась и подсыпала в миску на стойке орешков. — Ли, ну пойми ты, что страдать по нему сейчас — абсолютно бессмысленно. Надо или искать его по Союзу и требовать ответа, или расслабиться и получать от жизни удовольствие. А вот так тут пить... — она сняла с полки изогнутую бутылку и сама налила себе чего-то покрепче пива.

— О да, пить — это точно низменное развлечение, — съязвила Тинглит, только бы не признавать ее правоту.

— Так быть трезвой в компании алкоголички — еще за умную сойду, страшно.

— У меня не было никого с того ранения, — вздохнула Тинглит, понимая, как ее сейчас начнут опускать. Но выговориться хотелось, а не парням же. Эти, если проникнутся, точно упакованным ей Роберта и привезут. А он... а он не оценит, он другой. И это вгоняло в тоску похлеще любых жен и импотенции. — Я завсегдатаем сексшопа стала за это время.

— Ну, завсегдатаем ты там раньше стала, допустим, — Астра просмотрела новый заказ на экране, быстро собрала его и поставила на панель доставки. — А дурой, полагаю, вообще родилась. На кой, вот поведай? Чего ты добилась, меняя живой член на самотык?

— Не могу я пока с другим мужиком. Вот только лапы тянет, как... — Тинглит картинно дернулась.

— А с женщиной если?

Тинглит только отмахнулась. Тут даже фантазии не спасали. Несмотря на изящное сложение, Роберт был мужчиной. Очень мужчиной.

— А что там с Ниверне?

Этот вопрос застал Тинглит врасплох. Она все же закашлялась, показала подруге средний палец и прохрипела:

— Вот это я и пытаюсь забыть за мечтами о Роберте!

— А Роберта пытаешься залить спиртным? — поняла Астра. — Да-а, тяжелый случай. Знаешь что, подружка... Давай я сейчас закрою бар, и пойдем мы с тобой в другое место. Где можно не только напиться, но и побуянить всласть.

Мохнатый шмель — на душистый хмель,

Цапля серая — в камыши,

А цыганская дочь за любимым в, ночь,

По родству бродяжьей души.

Так вперед -

За цыганской звездой кочевой -

На закат, где дрожат паруса,

И глаза глядят с бесприютной тоской

В багровеющие небеса.

На Прайме Робин не был уже давно, но союзная столица менялась неохотно и лишь в деталях. Другой декор в здании космопорта, новые округлые такси, радужная голограмма защитного поля сменилась узорчатой. Общее впечатление совсем другой картинки, но все равно не остановишься растерянно на перекрестке, запутавшись в лабиринтах транспортных и пешеходных развязок. Все предсказуемо.

И сейчас это Робину нравилось. Ему было достаточно нервозности от причины, по которой он не остался на Пятой станции Прайма, а спустился вниз. Стихийных бедствий разной степени разрушительности ему с избытком хватало на работе, зачем ему еще и Тинглит?!

Ответ на этот вопрос у него был. Как и совет самому себе не тонуть в риторике и рефлексиях, все равно ничего не изменится. Он хотел увидеть снова рыжую оторву и собирался непременно это сделать.

Ближе к полудню он все-таки осмелился позвонить. Раньше было неудобно — после такого задания девушка могла отсыпаться сутками, а тренировки в период реабилитации точно это позволяли. Ответили ему не сразу, невнятно и не включая видео-связь. Не в силах скрыть улыбку, Робин поздоровался, и представил себе тут же распахнувшиеся зеленые глаза. Экран так и не загорелся, но, судя по звукам, Тинглит, запутавшись в одеяле, упала на пол и теперь пытается сообразить, что происходит, и "разбудить" голосовые связки.

В итоге, договорились встретиться в баре "Синий кот". Робин о таком не слышал, а Тинглит выбирала место с явным сомнением в голосе, но все равно остановились на нем. И от Тинглит Робин это принял. Он бы, скорее, удивился нормальному и привычному выбору, например, площади Победы в верхнем городе, или иглы торгового комплекса в пятнадцатом секторе.

"Кот" обнаружился на морской набережной, на пирсе. Робин критически осмотрел округлое строение с ушами-прожекторами, дернул плечом и зашел. За стойкой дремала девушка с алыми волосами до... точно ниже лопаток. Посетителей не было, все-таки днем обычно или не пьют, или не на Прайме. Робин потоптался на пороге, привлекая внимание фотоэлемента. Девушка встрепенулась от зуммера, проморгалась и расплылась в оч-чень нехорошей улыбке. Не иначе, она подруга Ли, и та ей о Робине рассказывала. И вряд ли о его профессиональных качествах. Но сбегать как-то...

Робин улыбнулся в ответ и решительно подошел поближе.

— Астра, — она протянула руку, второй вынимая из-под стойки кружку. — Морс? Кофе?

— В кружку?! — Робин пожал цепкие пальцы.

— Что?! Тьфу! Прошу прощения, — Астра покачала головой и расхохоталась. — Мы с Ли заснули только под утро... то есть, просто у нее дома... то есть, а она вам нравится? — Астра поставила локти на стойку, подперла кулаками подбородок и с интересом уставилась на Робина.

— То есть я тебя убью, — страдальчески протянули рядом, и на соседний табурет шлепнулась Тинглит.

Робин, конечно, видел ее настоящую и сквозь слой копоти и крови, и через бинты и сероватую бледность, а вот в летящем платье с полупрозрачной юбкой и с яркой заколкой в коротких волосах встретить не ожидал. Тинглит под его взглядом закусила губу, покраснела и подобрала ноги, но Робин успел увидеть, что вместо предполагаемых "шпилек" на ней полуспортивные тапочки. Уступка его росту или сама не любит каблуки?

— Мне и словами можно сказать, что я лишняя, — Астра помахала между ними растопыренной пятерней. — Но кофе я бы на вашем месте выпила. А то заснете в неподходящий момент.

Робин перестал крепиться и захохотал. Какое счастье, что здесь не было друзей-десантников с припрятанным спиртом, облезлыми растениями и трогательной заботой о "сестричке Ли".

— Кофе мы выпьем где-нибудь еще! — Тинглит ухватила его за руку и потащила к выходу, показав на ходу подруге какой-то размашистый жест. Робин не стал присматриваться.

На другом конце набережной она остановилась, вскинула на него смущенно-перепуганные глаза и поправила юбку. Губы блестели от розового перламутра, который Тинглит активно изничтожала, то языком, то зубами. Робин сглотнул и напомнил себе, что девочка его стесняется, а не сама по себе невинное и беспомощное создание, которое хлопнется в обморок от неурочного поцелуя.

— Я, кажется, не поздоровалась ни разу сегодня, — проговорила она с кривой улыбкой. — Простите. Мы вчера, похоже, слегка...

— Перестарались, — подсказал Робин. Рыже-каштановая она, скорее всего, не от природы, но этот цвет ей очень идет. И к матово-бежевой коже, и к характеру.

— Именно, — она благодарно кивнула.

— Обмывали звание?

— Чье? — не поняла она.

— Вас не повысили? — нахмурился Робин.

Тинглит жестко усмехнулась, глаза сузились, он впервые увидел ее солдатом, а не задиристой девчонкой.

— Давайте не будем сейчас о такой дряни, хорошо? — попросила она, снова разулыбавшись. — Вы были уже на Прайме?

— Да, но по делам, гулял мало.

— Тогда пойдемте, я вам что-нибудь покажу. Правда, не могу придумать, что конкретно. Знаете, когда где-то живешь с рождения, то сложно понять, что из кучи привычного покажется интересным.

— Вы местная? — Робин удивился. Конечно, и на Прайме не все рождались с золотой карточкой в... кармане, но как такая Тинглит могла вырасти в этом очень цивилизованном мире?

— Да, в семье не без урода, — засмеялась она, правильно истолковав удивление. — Мой отец — техник в порту, а мать учительница. Ее коллеги хором считают, что меня подбросили.

— А, действительно, почему вы решили пойти в армию? Да еще в десант, — Робин пропустил ее вперед, позволяя выбирать дорогу. Тинглит пошла просто вдоль парапета, изредка дотрагиваясь кончиками пальцев до прозрачно-сиреневой облицовки.

— С детства хотела. Сама не знаю почему. Помню, лет шесть мне было, смотрела фильм о гибели Ханау и почти плакала, что ничего они сделать не смогли. Военная цивилизация, вроде нашей, а оказались бессильны, я уж такого точно не допущу, когда вырасту. Вот, это первое внятное воспоминание, но тогда я уже твердо знала, кем стану. В четырнадцать записалась на подготовительные курсы, а в шестнадцать поступила. На общее, в десантуру с третьего подалась. Нас, девчонок, там было штук пять на полсотни парней, но справились как-то. И кто еще кому яй... почки поотбивал. А вы почему в медицину, да еще военную?

— Постоянный вызов судьбе. Несомненная польза людям. Некогда скучать. Сделки со смертью, в которых она уступает. Не всегда и неохотно, только ты можешь с ней спорить. Прекрасные женщины, которых иначе ты бы не встретил, — лукаво завершил Робин, тоже почти смутившись от восторженного сияния ее глаз. Что-то его понесло в пафос.

— И много таких женщин? — Тинглит покосилась, снова терзая нижнюю губу. Она правильно его поняла и не стала добивать, приставая с расспросами о возвышенных целях.

— Вы сами сказали, что в десанте одни мужики.

Она резко остановилась и отвернулась к воде, выглядывая что-то в тяжелых багряных волнах.

— Я не спросил, как вы себя чувствуете. Но вы так чудесно выглядите, что я решил...

— Роберт, сколько вам лет?

— Тридцать семь, — он снова удивленно нахмурился.

— Мужчины взрослеют настолько позже?

Она оглянулась через плечо с перепуганным вызовом в глазах и решительно сжатыми, покрасневшими от постоянных укусов губами. Нахалка. Юная, нестерпимо привлекательная нахалка.

Робин привлек ее к себе медленно, не позволив порывисто повиснуть на шее. И целовал осторожно, изучая и чтобы заставить хотеть большего.

— Взрослые люди должны держать себя в руках? — шепнула она, запрокидывая голову. — Или это месть?

Робин не стал отвечать, сам увлеченный собственной игрой и нежным девичьим ртом.

— И ты готов прямо здесь? — она снова выбила себе передышку, упершись руками в его грудь.

Он едва не принял вопрос за предложение, но опомнился и отступил на шаг, потому что по-другому перестать обнимать ее не мог.

— Где ты живешь?

— На автобусе минут пять. Но у меня дома рыба.

— Что? — анатомия опровергала народную версию, но Робин был склонен согласиться, что мозги у мужчин... не в голове. По крайней мере, в определенных ситуациях.

— Рыба у меня. Вот такая, — Тинглит показала отрезок дюймов в пятнадцать. — И еще хвост.

— Она по комнате гуляет? — ее легкое платье не скрывало округлой груди и возбужденных острых сосков. А иногда мозга у мужчин нет и ниже. Или только в крайне жидком состоянии.

— Нет. Но она смотрит. И, я убеждена, что при этом матерится.

— Ли, — Робин пересчитал звездочки перед глазами. — Я понял, осознал и проникся. Но давай накажем меня потом? И как-нибудь иначе.

— Я запомню, — она подалась вперед, все-таки обхватив его за шею.

Наверное, на них смотрели. Конечно, никого ни в одном из союзных миров, кроме, разве что, мятежной Ниверне, не удивишь объятиями, но не удивляться и не смотреть — это разное. Робин прикрывал Тинглит собой от пассажиров, целовал и думал, где грань, за которой проймет даже население Прайма?

А рыба, правда, была. Оранжево-золотая, с вуалью плавников и хвоста и огромными осуждающими глазами.

— Говорила же, матерится, — всхлипнула Тинглит, когда Робин прикусил мочку ее уха, а рыбина с ощутимым стуком ударила хвостом по толстому стеклу аквариума.

Внешней мускулатуры у Тинглит почти не было видно, и Робина это радовало безмерно. Наверное, он хотел бы ее любой, но женственность и стальная закалка возбуждали намного больше. Она точно не была невинной, зато была очень страстной, гибкой, хищной и податливой одновременно. Отдавалась так, словно он не первый, но последний мужчина в ее жизни, ласкала, напрашивалась на ласку, а военная подготовка позволяла такие позы, что у Робина отключалось все. Кроме мужского хранилища для мозга.

— Я люблю тебя, — шептала и рычала Тинглит, прижимаясь всем телом, облизывая, прикусывая и впиваясь ногтями.

Робин реагировал только на щекотку выдыхаемых слов по коже. Никого не было с начала миссии на Ниверне, а таких, как Тинглит... а такие и вовсе штучное производство, редкость, драгоценность. Сила и ум, резкость, даже наглость, не выглядящая грубостью. Он был готов признаться в ответ, только бы эта феерия длилась вечно, а его бы на нее хватило.

Она заставляла его хотеть и метаться в оргазме, даже когда ему казалось, что уже все. Причем, все буквально, то есть отвалилось. Последний поцелуй в распухшую головку заставил его болезненно дернуться, и Тинглит, довольно заурчав, переползла выше, забираясь в его объятия. В комнате был установлен ночной режим, светился только аквариум с охреневшей рыбой.

— А нечего было подглядывать, — пробурчала Тинглит.

Рыба выпучила глаза еще больше, показывая, что она думает, и повернулась хвостом.

— И... иди, — фыркнула Тинглит, нащупала пластину пульта в изголовье и затемнила стекло. — Стерва.

— М-м, — не сдержался Робин, зарывшись лицом в ее короткие кудри, пахнувшие какими-то сладкими фруктами.

— Не, она сама по себе стерва, — зевнула Тинглит, погладив его по груди. — Я ее уже купила такой.

— А купила зачем? — было прохладно и насквозь мокрое тело высохло быстро, поэтому лежать вот так, тесно прижавшись друг к другу, было приятно.

— Так чтобы домой приходить, а кто-то радовался. Ну, или хоть реагировал. А ты видел, реагирует Диана еще как.

— Диана?

— Да. Красавица же. Как ее назвать какой-нибудь Доротой?

— Резонно, — Робин усмехнулся.

— Я кажусь тебе слишком молодой и недалекой, да? — Тинглит приподнялась над ним, видимо, заглядывая в глаза.

— Нет. Ты мне кажешься просто молодой. Но это так и есть. А твоя профессия не предполагает излишних рефлексий и чрезмерной внутренней серьезности и... отстань, нравишься ты мне, Тинглит, очень нравишься.

— Мое тело?

Вот же!

— За телом я не полетел бы на другой конец Союза и уж точно не стал бы заниматься сексом при Диане.

Он понимал, чего добивается Тинглит. Ей хотелось, чтобы физическое удовольствие оказалось чем-то большим, чтобы каждый поцелуй получил смысл, потому что Робин не был для нее приятелем, с которым утром режут глотки, днем пьют, а вечером трахаются, уверенные, что ночью уже будут мертвы. Жизнь Робина не так эфемерна, поэтому и от связи с ним она ждет чего-то еще. А он сам до сих пор понять не может, зачем рванул на Прайм. Не за телом, да...

— Давай поспим? Хоть пару часов. Тебе не повредит, да и мне, пожалуй, тоже. А потом уже будем что-то решать, ладно?

Тинглит долго сидела без движения, потом шумно вздохнула и улеглась на его плечо. Ей точно нравилось его трогать, причем везде и просто так. Сейчас Робин не был против — ничего у него не поднимется даже ее стараниями. Было слишком хорошо, чтобы продолжать через силу. Нет, если бы ей потребовалось, он бы постарался напрячься и доказать, что он мужчина... ему же полагается делать такие глупости по половой принадлежности. Поэтому он будет надеяться на женскую мудрость. Робин зевнул и закрыл глаза.

Вы само совершенство,

Вы само совершенство

От улыбки до жеста, выше всяких похвал!

-Ах, какое блаженство, ах, какое блаженство

Знать, что я совершенство,

Знать, что я-идеал!

Проснулись они почти на закате. Тинглит подпрыгнула, уставилась на монитор комма и прибалдела. Столько одна она не спала, пожалуй, никогда. Роберт лежал на спине, уронив руку поперек лица. Виднелись только длинные ресницы и уголок рта. Тинглит нежно дотронулась до этого уголка, вспоминая, как сладко было его целовать. И не только его. Каждое прикосновение к Роберту было... Тинглит посмотрела на свои пальцы. Самовнушение, но, казалось, их покалывает. По-настоящему желанный мужчина...

Она упала обратно и с наслаждение потянулась. Роберт зашевелился, перевернулся на бок и посмотрел на нее. Синие глаза были заспанными и теплыми. Тинглит выдержала секунду, а потом стиснула его почти до треска костей. Роберт охнул и обнял в ответ, посмеиваясь и фыркая у нее над ухом.

Как у него получалось одновременно и видеть в ней взрослую любовницу, и снисходительно опекать, как девчонку? Тинглит обиженно засопела ему в ребра, он не дернулся. Еще и щекотки не боится!

— У тебя есть душ? — вдруг спросил он.

— Да-а, — Тинглит кое-как от него отлепилась, осмотрела комнату, как впервые, и указала на панель сбоку от входа. — Все там.

Роберт поднялся, расправил плечи и тоже потянулся. Она уставилась, раскрыв рот, все еще не веря, что могла, да и может пока его ласкать. Такое тело, рехнуться! Парни ее, в силу дурацкой работы, нередко то одно перекачивали, то другое, а Роберт стройный, легкий какой-то и, одновременно, крепкий. Ее удерживал без малейшей проблемы, а Тинглит тоже не семьдесят фунтов весит. И задница какая, Дуглас был прав. Пока не ушел, Тинглит дотянулась, погладила, облизнулась в ответ на вопросительный взгляд.

Он ничего не сказал, и все время, пока он мылся, Тинглит валялась в прострации, прислушиваясь к умудряющейся шуметь за стеклом Диане. Секс без обязательств так и называется, что никто никому ничего не должен. И Тинглит откровенно его спровоцировала, а отказываться у него не было ни единой веской причины. Ну на кой, если девка сама в штаны лезет? Но... но ыыы! Тинглит обняла подушку.

Роберт вышел уже в брюках, а вот рубашку надевать не стал, Тинглит перестаралась, сдирая ее с него.

— Ох-х, извини, — она покаянно сжалась в клубок.

— Вот еще, — усмехнулся он. — Мне даже понравилось. Только майку не одолжишь?

— Да-а, возьми в шкафу, — Тинглит рассеянно указала на другую панель. Майки у нее были форменные, унисекс, Робину только подогнать по размеру.

И лишь когда он начал отодвигать дверцу, Тинглит вспомнила, что у нее стоит на верхней полке в количестве... Астра не преувеличила. Она застыла и вжалась в матрас, а Роберт замер, увидев ее разнокалиберный арсенал и выбор смазки, присвистнул и оглянулся с уважением. Тинглит поняла, что сдается.

— Роберт?

— М? — он натянул майку до половины и колдовал над регулятором.

— А давай поженимся?

Он аккуратно расправил ткань, запихнул подол под ремень и подошел к кровати. Ну, к огромному матрасу, который ее заменял. Присел на край и пододвинул вцепившуюся в одеяло Тинглит поближе.

— Ли, я знаю, что спас тебе жизнь...

— Не-не-не! — она замотала головой, уже готовая к этим возражениям. — Я тоже так думала сначала, нифига! Никаким боком. Дело не в жизни, дело в тебе. Нет, я не могу тебя заставить, конечно, и понимаю, что у тебя нет причин соглашаться, но...

— Ты уверена?

— Что?

— Ты уверена, что через сутки не рванешь расторгать брак?

— Ага, — она осторожно кивнула. — Ну, я не могу гарантировать годы, но...

— Давай! — он постоянно ее обрывал, и ей приходилось переключаться, ловить новую волну, осмыслять и...

— Что?!

— Давай, говорю. Или не нужно даже суток? — он улыбнулся лукаво, так, что на щеке возле губ появилась ямочка.

— А... а тебе это зачем?! — Тинглит понимала, какую чушь порет, но она не ждала согласия! Она просто не смогла сдержать крик души.

— А что в тебе не так?

Угу, разбежалась на себя гнать! Тинглит фыркнула и поднялась вместе с одеялом, заехав им по только что причесанным светлым волосам.

— Тогда идем!

— Сейчас?

— Чего терять время? Администрация работает круглосуточно, а военным не надо ждать.

— Идем, — согласился он, растягиваясь на матрасе с таким выражением лица, что Тинглит не выдержала и сбросила одеяло прямо на него.

В ванной она минут десять принимала душ, а еще двадцать пыталась накраситься. Набор косметики у нее был, Астра подарила в рамках спора, кто притащит наиболее бесполезную вещь, но пользоваться чем-то, кроме пудры и помады, Тинглит не умела. И никакой глазомер не помогал накрасить ровно ресницы.

После стотысячной попытки в ванную зашел Роберт, закусил губу, чтобы не рассмеяться, отобрал у нее орудия пытки, поцеловал и заверил, что без макияжа Тинглит красавица. Она оценила намек, пнула его в коленку и умылась. И, в отместку, натянула форму. Вот ту, в которой прилетела. Чистую, но мятую. Роберт бровью не повел, только расправил воротник своей куртки. Вот... вот как за него не пойти?!

Был ранний вечер, рабочий день еще не закончился, поэтому такси они нашли быстро и без предварительного заказа. По дороге, пока Тинглит игнорировала задумчивый взгляд... мама, будущего мужа! — позвонил Тигр, пригласить набухаться, на третьей станции. Отказ Тинглит породил такой каскад версий, что она не выдержала и рявкнула:

— У меня свадьба!

Комм не полетел за окно только потому, что браслет застегивался плотно.

— А если они поверят? — осведомился Роберт.

— Да никогда, — мрачно фыркнула Тинглит, гордо задрав нос.

В городской администрации, судя по всему, видели и не такое. По крайней мере, никого их порыв не испугал. Молодой чиновник считал данные с ее знака и его удостоверения, отсканировал сетчатку и торжественно объявил их супругами. Тинглит вопросительно уставилась на него, ожидая подсказки. Чиновник наконец-то растерялся и переадресовал вопрос Роберту.

— Можно подумать, каждый день женюсь, — пробормотал тот, целуя Тинглит демонстративно и взасос.

— По-моему, он этого и добивался, — хохотнула Тинглит, когда они уже вышли на улицу. — Пялился, словно задарма порнуху показали.

— Кто его спровоцировал?

— Я?! Я, что ли, каждый день женюсь?! То есть... — Она покорно замолчала, ожидая, пока он отсмеется. Похоже, это и будет нормой их жизни: она что-то ляпает, а муж бьется в истерике... И сам провоцирует ее, как кошку дразнилкой!

— Идем, — вдруг посерьезнел он, схватил ее за руку и потащил к магазину напротив.

Это был ювелирный. У Тинглит, которая последние серьги выбросила лет в двенадцать, разбежались глаза. Но Роберт знал, что выбирать. Брачные браслеты, ёклмн! Она и думать забыла.

Тинглит позволила застегнуть воздушное серебристое плетенье на правом запястье и недоверчиво потерлась об него щекой. Себе Робин надел более строгий, просто металлическую полоску с парой прозрачных камушков.

— Парни точно засмеют, — выговорила она, любуясь подарком.

— Тебя это смущает?

— Не... драться влом, — она вытянулась вверх, чтобы поймать сжавшиеся губы Роберта. — Ну, ты что? Решил, я тебя стесняюсь? Да я им все яй... почки отобью, если они что против тебя скажут!

— Вот именно, — он кивнул, выводя ее из магазина за руку. — Ли, я все-таки мужчина. И, пусть вряд ли справлюсь даже с тобой, это не потому, что я слаб, а потому что я не боевик.

— Так я не сомневаюсь, что мужчина, — Тинглит потеряла нить разговора. В который уже раз. — Причем, первый, с кем мне хочется быть женщиной. Ты думаешь, я для кого в юбке мучилась?

— Даже так? Ну, тогда скажи спасибо, что я быстро прервал твои мучения, — он увернулся от ее руки, потом еще раз, и в какой-то момент Тинглит поняла, что носится за ним по скверу вокруг абстрактного памятника непойми кому.

Как раньше она не хотела думать о Ниверне, так и теперь гнала мысли, что для Роберта эта свадьба лишь увлекательная игра. Сколько-то они вместе пробудут, она хотя бы насытится им.

Домой возвращались почти ночью, в обнимку, размахивая недопитой бутылкой. Тинглит жила в очень приличном, но достаточно недорогом квартале, и квартир на ее этаже было сразу три. И перед ее дверью была свалена груда коробок, которую венчал розовый многоскоростной пристяжной член с датчиками, имитирующими чувствительность настоящего. А перед дверью напротив задыхалась от возмущения бабушка с девочкой лет пяти. Точнее, задыхалась бабушка, девочка ревела, что ей не дают яркую игрушку. Бабушке было настолько хорошо за сотню, что в искренность негодования Тинглит поверила без проблем, поэтому затолкала коробки к себе, торопливо извиняясь и пихая член Роберту в карман.

Уже в квартире, пока Роберт катался по полу с завываниями, Тинглит обзвонила всех, кого вспомнила, и подробно описала, откуда и каким способом они произошли, стараясь игнорировать поздравления, вопли "горько!" и прочие доказательства того, что Роберт был прав. Поверили, сволочи. Хорошо хоть, в гости не ломанулись, пригрозили только позже отметить.

— Убью, — пожаловалась Тинглит, сев на пол рядом с Робертом. — Но давай хоть посмотрим, чего натащили.

— Думаешь, там не собратья? — он вытащил розовую игрушку и щелкнул ее по имитации... да, почек.

— Столько?! — Тинглит торопливо притянула к себе ближайшую коробку. В ней был годовой запас очищающе-смягчающих анальных свечей. В следующей эротическое белье, мужское. Восемнадцать лифчиков разных цветов, все с прозрачными чашечками. Афродизиаки в ароматических палочках, в конфетах, духи с феромонами, жуткая хрень с полусотней насадок для мутантов, не иначе, и много-много других завлекательных и всесторонне полезных в хозяйстве предметов. Ржали в итоге вместе.

— Тебе точно не нравятся мужчины? — спросила Тинглит, растянув на пальцах ядовито-зеленые трусы с самотыком внутрь.

— Не-а.

— А ты им — да, — грустно призналась она.

— Знаю, — тоже грустно вздохнул он.

Тинглит вскинулась было пообещать притопить каждого, кто... но потом вспомнила, что и правда, Роберт сам мужик, из лучших. Защитится. Еще и ее защитит. Не доводя до мордобоя.

— Приставали?

— А как же.

— И что, совсем не нравятся?

— Нет. Но... — внимательный взгляд не оставлял сомнений, все он понял. — С тобой я бы не отказался.

Тинглит, снова не ожидавшая согласия, выронила трусы. Легкий и необязательный треп вдруг как-то сам по себе сменился возбуждением. Едва терпимым, зашкаливающим от одной мысли о степени доверия к ней.

"Первая брачная ночь", — подумала Тинглит, сглатывая, когда Роберт распростерся на матрасе, медленно поглаживая себя по животу и груди. Она тем временем чуть не на куски рвала его неподдающийся ремень, чтобы добраться до стояка. Космос, неужели его тоже заводит такая мысль?!

Когда удалось избавиться от брюк, Роберт призывно развел колени и облизнул губы. Тинглит со стоном выругалась, бросаясь целовать. Он вцепился в волосы на ее затылке, с силой, чтобы не вырвалась, навязывая свой темп, и эта властность в контрасте с раздвинутыми для нее ногами лишала остатков и без того невеликого разума.

Тинглит гладила его, забираясь все дальше. Не первый опыт, было и с мужчинами, и с женщинами, но волновалась она сейчас. Волновалась и смущалась, пряталась от горящего внимательного взгляда, прикрывала смущение ласками, прикусывала соски, проводила языком до мошонки, обхватывала губами стоящий, несмотря на ее действия член. Хочет, мамочки...

— Вот и свечи пригодятся, — философски заметил он и зашипел, отстраняясь.

— Скотина! — проревела Тинглит, давясь смехом и стараясь больше не кусаться. — Мазохист гребанный! Прекрати! Меня! Смешить!

Зализав неосторожно прихваченное, она скользнула языком еще ниже, чтобы шипел от другого и точно не мог больше разговаривать. И думать. И вообще чтобы ничего, как и она, рехнувшаяся от одной мысли, что вот в этом она у Роберта первая. Как мало женщине нужно для счастья.

И как много потеряли мужчины! Роберт стонал и извивался уже от осторожных касаний языком. Она протянула вверх руку, нащупала его ищущие пальцы и сжала. Близость. Так еще большая. Роберт... Демоны тебя... хвостами...

— Вперед... и левее, — шепнул этот псих, снова выгнувшись от ее пальцев.

— Я чувствую себя, словно экзамен по анатомии сдаю! — возмутилась Тинглит, ничего ниоткуда не вынимая, но снова потянувшись к его рту.

— Главное, сдай его на "пять" — выдохнул он ей в губы, прижимаясь влажным членом к ее руке.

— Бесстыжая тварь!

— Твоя, — в синих глазах все еще было слишком много сознания, он понимал, как действует на нее, он распалял ее дальше.

И Тинглит нашарила тот розовый подарочек, прилепила к запястью чип, чтобы принимать сигналы датчиков, приставила вибратор к уже податливому телу. Роберт закрыл наконец-то глаза, расслабляясь. Врач, он знал, чего ждать, может, и ощущения представлял, потому и хотел. Но все равно с ней.

Пластиковый член чувствовал за нее, и Тинглит чуть не забывала им вообще двигать, теряясь в тесном, нежном... как можно так сводить с ума, да еще дистанционно?! Она возмущенно уставилась на Роберта, но того наконец-то не было в реальном мире. Тинглит мстительно улыбнулась и склонилась к его члену, обцеловывая ствол по всей длине. Вкусный, красивый, крепкий. Она почти мурлыкала, в такт движениям, дрожи вибратора, дрожи тела Роберта, цветным снежинкам в голове.

— Иди сюда! — Роберт требовательно царапнул ее за плечо.

Тинглит не поняла, почуяла, чего просят. Забралась сверху, чтобы и себе, и ему двойной кайф, чтобы уже орать, забыв о погоревшей на неделе "шумке" и нервных бабушках. Роберт исхитрился подняться, обхватить за талию, ткнулся лицом в ее грудь, бормотал что-то, ей нечем было слушать. У нее искры из глаз сыпались. Она двигалась все быстрее, чтобы кончить. От всего сразу, от обоих членов, в нем и в себе. Иначе сдохнет. И так сдохнет, но...

Роберт поймал ее вопль губами, прижал к себе, опрокидываясь назад, сам заходясь в оргазме. Зубы о зубы, Тинглит прикусила себе язык, но было все равно. И потом тишина. Только перестук сердец наперегонки и слабое жужжание розовой хрени. Вытащил? Выпала? Демоны, что ее волнует?

Тинглит вяло уронила руку на живот Роберта, попыталась погладить, ничего не вышло. Она блаженно улыбнулась и отрубилась, решив, что брачная ночь удалась. А Диана пусть утопится от зависти.

Эпилог.

Хитри, отступай, играй, кружись,

Сживая врага со свету.

А что же такое жизнь? А жизнь -

Да просто дуэль со смертью.

В кромешном дыму не виден рай,

А к пеклу привычно тело.

Уж если решать, тогда решай,

А если решил, за дело!

Тинглит задумчиво жевала кончик косы и в третий раз читала список фамилий. Контекстный поиск услужливо подбрасывал ей ссылки на досье, она разглядывала лица парней и становилось ей совсем хорошо.

Список был на официальном бланке, подписанный сразу всеми, кроме нее и главного виновника затеи. Но он и не мог без ее одобрения. Царена. Понабрали мусора.

Тинглит выплюнула отгрызенные волоски, скормила их уборщику и выбрала номер из списка. Не то, чтобы для дела, так, оставить за собой последнее слово. Связали ее, как ни странно, напрямую, но не с Фланнери, а с ехидно ухмыляющимся Хидэо.

— Здравствуй, любовь моя, — вздохнула Тинглит. Судя по "хвосту" за кадром, ржал Хидэо не над ней, а с Картером, что-то проигравшим жене и теперь отрастившим гриву до задницы. — Смотрю, у вас там весело.

— Прости, — легко улыбнулся он. — Проблемы?

— От вас-то? А что кроме них?

— Извини, — на сей раз, кажется, это было искренне. — Ты понимаешь...

— Я все понимаю, — поморщилась она. — Поэтому давай сюда начальство.

— Цель, полковник Руссо?

— Трахать его буду, майор Хидэо. Нежжжно.

— Может быть, начнешь с меня?

— И не проси. Тебе понравится, так неинтересно. Каору, ты тоже понимаешь...

— Да. И тоже все, — он вздохнул и устало нахмурился. — Хорошо. Сейчас узнаю, свободен ли.

Экран засветился рыжей метелью, и Тинглит откинулась в кресле, ожидая результата. Она не знала точно, но догадывалась, что этим креслом обязана Фланнери. Стало быть, всеми возможностями, тем, что она сумела сделать для десанта. Всем.

Но даже без этого нет повода отказать, а неспокойно. Хочется послушаться чутья и послать Фланнери далеко.

Картинка на мониторе снова сменилась и Тинглит вздохнула еще раз. Красивый он, собака. Такой красивый, что хочется забыться и смотреть. И от недоступности этой красоты смотреть хочется еще больше. А сегодня еще такие глаза шальные, словно у него была бурная и бессонная ночь. Причем, не на работе. Охренеть можно.

— Верни мне моих мальчиков живыми, — грустно и без вступления попросила она.

— Если это будет в моих силах, Тинглит, — он слегка улыбнулся.

— Отмазался!

— А как иначе?

— Нашел бы себе мужика — было бы не до Царен! — градус начального пафоса требовалось срочно снижать.

— Ну, насколько я помню, у тебя весьма привлекательный супруг...

— Только, если возьмешь нас парой, Фланнери. А ты не мазохист.

— От такой женщины, как ты, тоже нелегко отказаться, при любых предпочтениях.

— Ничего, ты со мной того... вприглядку. Дамьен...

— Да?

— У меня паранойя?

— Ты о Царене? Не знаю. На сей раз все прозрачно, у тебя та же информация, что и у нас.

Правда?! И так смотрит, что не захочешь, а поверишь.

— Ладно, вали давай к своим делам. Но я тебя предупредила.

— Я понял, — он кивнул и отключился.

Тинглит снова прикусила "кисточку" от косы. Пора домой. Это на Тилане утро, а здесь почти стемнело. И Роберт сегодня дома. Тинглит со вздохом изобразила стилусом корявый росчерк, поставила личную печать и переслала документ Хидэо.

Хотела бы она знать, почему особисты выбрали именно этот отряд. Да, славные, талантливые по-своему оболтусы, но не буквально же Хидэо готов доверить им охрану Фланнери. Хотя, она бы доверила. Десантура, одно слово, но, если уж вцепятся!

Она еще раз перечитала их досье, на всех, от новоиспеченного капитана с демонстративной придурью в шоколадно-карих глазах, до сержанта в на ушах висящей фуражке. Ладно, ее парни тоже не пальцем деланы, не съест их спецура.

Параллельно списку ее ребят шел список особистов из личной охраны министра. Тинглит никого не знала, но выбору Хидэо можно верить, не подпустит он к своему ненаглядному Дамьену демоны знают кого.

Тинглит еще подумала и ткнула кнопку селектора:

— Координаты капитана Акерры мне, будь добр.

Секретарь согласно буркнул, и через пару секунд на экране появился номер. Конечно, не ее обязанность сообщать о заданиях, но возьмет-ка она это под свой контроль хотя бы на начальной стадии. Исключительно потому, что интересно.

Соединение прошло автоматически, поэтому первым, что увидела Тинглит, была... задница в съехавших штанах. Потом задница заворочалась, потревоженная зуммером, рука с коммом переместилась вверх, появился полузакрытый, подбитый глаз, который тут же расширился, и изображение полетело кувырком.

Стабилизировалось оно уже в голографической проекции, дрожащей, мечущейся от все тех же штанов к опухшей физиономии, но, хотя бы, вертикальной. Парня откровенно шатало, он попытался сесть на койку, но взвыл и подпрыгнул. Кажется, у него тоже была занятная ночь.

— Вольно, капитан, — махнула рукой Тинглит, чтобы не перегружать похмельный мозг мыслью, помеха ли полуголый торс общению с командованием. Ничего так торс, кстати.

— П-полковник Руссо, — Акерра пригладил отрастающий "ежик" на голове. — Я... это...

— Избавьте меня от подробностей, — Тинглит поморщилась. — Вы слушать в состоянии?

— А... так точно!

— Вы и ваши люди с завтрашнего дня поступаете в распоряжение внутренней службы безопасности особого отряда. С целью, — стать пешками в играх прекрасного Дамьена, — охраны министра безопасности во время его визита на Царену. Это старая купольная колония, подробнее можете посмотреть в сети. Не думаю, что от вас понадобится что-то сверхъестественное, но искренне надеюсь, что свой род войск вы не подведете.

— Так точно, мэм, — Акерра шмыгнул носом.

Тинглит закатила глаза.

— Капитан...

— Слушаю, полковник Руссо!

— Отключите автоматический прием... а лучше вообще комм отключите и выспитесь нормально.

— Есть, мэм!

Стоять навытяжку в расстегнутых и мятых штанах с видом, как будто так и надо — ей впору гордиться подчиненными.

— Тогда выполняйте, капитан. Я рассчитываю на вас.

Тинглит отключилась и тихонько засмеялась. Она была уверена, что справятся, но по внешнему виду в жизни не скажешь.

Пискнул ее собственный комм. Тинглит посмотрела на экран, и улыбка стала шире. Роберт. Уже на проходной, решил встретить ее. Тинглит вытащила из стола зеркальце, пригладила челку и пальцами расчесала погрызенную косу. Потом смела с вешалки летний китель и вышла в приемную.

— Давайте сегодня без форс мажоров, — попросила она секретаря.

Тот кивнул, улыбаясь.

Роберт болтал с охраной, рассказывал что-то интересное — оба парня радостно гоготали, но, увидев Тинглит, тут же распрощался и пошел к ней. При людях целоваться они перестали уже давно, но потому что такого подтверждения близости больше не требовалось. Они и так все друг о друге знали.

— Пешком? — предложил он.

— Да, — с готовностью кивнула Тинглит.

Они жили недалеко от штаба, но без мужа Тинглит не тратила время на прогулки. А квартал был уютный, деревья, цветы, скамеечки. Она рассматривала новые клумбы и умиротворенно молчала, но Роберта это почему-то насторожило:

— Что-то случилось?

— Нет, — она помотала головой и рассказала о затее Фланнери. Информация открытая, а ей так редко удавалось обсудить с мужем что-то по работе.

— Молодец, — искренне одобрил Роберт. Политикой он интересовался мало, но расстановку сил знал. — Боишься за них?

— Я всегда за них боюсь, — она виновато улыбнулась. — Странные предчувствия еще. Но не на сейчас, а на далекое будущее.

— Давай будем надеяться, что самым страшным будет... брак Фланнери с одним из этих несчастных?

Тинглит уткнулась ему в плечо, стараясь не ржать в голос.

— Да уж, на этом фоне фигней покажется даже мировая война. И не знаю, кого жалеть больше.

— По-моему, без вариантов, — хмыкнул Роберт, открывая дверь в подъезд.

Их квартира была на сто восемнадцатом этаже. Тинглит любила высоту и простор, а Роберт их не боялся. Охрана жаловалась как-то на неудобство для наблюдения, но постройка нового административного здания в трех милях к югу проблему решила. Это было хорошо, ограничивать себя из-за должности еще и в жилье — как-то слишком грустно.

— Кофе? — предложил Роберт, переодеваясь в домашнюю одежду.

— Ага, — согласилась она, медитируя на процесс. Пожалуй, эта ночь у нее будет не хуже, чем прошлая у министра и ее офицера.