Сыма Цянь Исторические Записки

Сражение произошло между реками Даньшуй и Чжэшуй. Войска княжества Чу понесли огромный урон. Погибло восемьдесят тысяч воинов. В плен попал чуский полководец Цюй Гай 6. Княжеству Цинь достались все ханьчжунские земли, прежде принадлежавшие Чу.

Тогда Хуай-ван собрал все имевшиеся у него войска и вторгся в пределы княжества Цинь. Состоялась битва при Ланьтяне.

В это время княжество Вэй неожиданно напало на Чу и его войска подступили к Дэнчэну 7. Это навело страх на чуское войско, и оно начало поспешный отход из княжества Цинь. [176]

Правитель княжества Ци, все еще недовольный Хуай-ваном, отказал ему в помощи. Положение Чу было тяжелым.

На следующий год (в 311 г. до н. э.) циньский правитель согласился частично возвратить захваченные у Чу ханьчжунские земли и предложил заключить мир.

— Мне ханьчжунские земли не нужны! — заявил чуский Хуай-ван. — Выдайте мне Чжан И, и я буду доволен!

Когда об этом узнал Чжан И, он сказал циньскому вану:

— За меня одного вам уступают ханьчжунские земли! Разрешите мне поехать в Чу!

Он прибыл в Чу. Хитростью, а также путем подкупа сановника Цзинь Шана, оказывавшего огромное влияние на правителя, он сумел снискать благосклонность любимой наложницы Хуай-вана, по имени Чжэн Сю.

Хуай-ван, во всем беспрекословно слушавшийся Чжэн Сю, отпустил Чжан И.

В это время Цюй Юань был удален от князя и отправлен послом в Ци. Возвратившись из Ци, он стал укорять Хуай-вана:

— Почему вы не казнили Чжан И?

Хуай-ван пожалел, что отпустил Чжан И, и послал за ним погоню. Но было уже поздно.

Вскоре после этого владетельные князья сообща напали на Чу и нанесли ему жестокое поражение. В боях пал чуский полководец Тан Мэй (в 301 г. до н. э.).

В ту пору циньский Чжао-ван породнился с правящим домом Чу и предложил Хуай-вану встретиться.

Хуай-ван собрался в отъезд, но Цюй Юань сказал ему:

— Цинь — государство волков и тигров, и верить ему нельзя. Лучше не ездите туда.

Но младший сын Хуай-вана, по имени Цзы-лань, настаивал на поездке отца в Цинь — зачем, мол, раздражать и лишать удовольствия циньского правителя?

Хуай-ван отправился в Цинь. Когда он прибыл в Угуань, циньские войска отрезали ему путь для возвращения домой, и циньский правитель потребовал у него земли, принадлежавшие княжеству Чу. Возмущенный Хуай-ван [177] ответил отказом и бежал в княжество Чжао. Однако Чжао не предоставило ему убежища и выдало циньскому правителю. Хуай-ван умер в Цинь (в 296 г. до н. э.). Прах его был перевезен в Чу.

На престол вступил старший сын Хуай-вана — Цин 8, правивший под именем Сян-вана. Младший сын Цзы-лань занял должность лин-иня,

Цзы-ланя обвиняли в том, что он уговорил отца поехать в Цинь. Цюй Юань тоже ненавидел Цзы-ланя.

Изгнанный Цюй Юань все время беспокоился за судьбу своей родины. Он был всем сердцем привязан к Хуай-вану. Он надеялся, что государь вернется в Чу, прозреет, а чиновники изменят свои взгляды.

Он мечтал о том, чтобы государь царствовал попрежнему, чтобы государство процветало. В одном из его сочинений трижды выражена эта мысль. Но что он мог поделать? Прошлого ведь не вернешь! До самой кончины государь так и не прозрел.

Даже если правитель глуп, он стремится окружить себя преданными людьми и выбирает себе в помощники мудрых людей. Но когда государство гибнет, когда на него одно за другим обрушиваются несчастья и при этом не находится мудрого правителя, способного навести порядок в стране, тогда людей преданных называют изменниками, людей достойных — глупцами. Хуай-ван не сумел найти себе верных слуг, наложница Чжэн Сю и Чжан И его обманули. Поверив клевете Цзинь Шана и Цзы-ланя, он удалил от себя Цюй Юаня. В результате войска его оказались разгромленными и враг отторг шесть областей. Сам же Хуай-ван умер на чужбине пленником, сделавшись посмешищем для всей Поднебесной. Вот к какой беде приводит неумение разбираться в людях!

— В "Ицзине" сказано: "Если колодец загрязнился, из него пить нельзя. Но стоит позаботиться, чтобы его своевременно вычистили, и из него смогут черпать воду все". Так и правитель. Если вовремя не образумится, разве будет счастлив народ?" — с горечью говорил Цюй Юань.

Такие рассуждения Цюй Юаня не нравились Цзы-ланю. По его наущению Цзинь Шан вновь очернил Цюй Юаня перед Сян-ваном. Правитель разгневался и отдалил от себя Цюй Юаня. [178]

Цюй Юань пришел на берег реки. Он распустил волосы и со стенаниями бродил у воды. От горя он похудел, осунулся. Его заметил рыбак и спросил:

— Вы разве не сань-люй-да-фу 9 Цюй Юань? Что привело вас сюда?

— Весь мир купается в грязи, и только я остался чистым, — ответил ему Цюй Юань. — Все люди пьяны, и только я трезв. Потому-то меня и изгнали.

— Мудрец может свободно передвигаться по стране, и никакие препятствия не остановят его, — возразил на это рыбак. — Вот вы говорите, что мир — это грязный и мутный поток! Почему же вы не хотите последовать течению и не вознесетесь на гребнях его волн? Если все люди рьяны, почему бы и вам не пить вместе с ними? Зачем вы, тая в себе бесценные таланты, сами напросились на изгнание.

Цюй Юань ответил ему:

— Слышал я, что тот, кто вымыл голову, непременно чистит шляпу, тот, кто искупался, чистит одежду. Найдется ли хоть один человек, который согласится одеть грязную одежду на чистое тело? Нет, лучше броситься в поток и найти себе могилу во чреве рыб речных... Обладая ослепительной белизной, стоит ли принимать на себя мирскую грязь?

Затем Цюй Юань сочинил оду "С камнем в объятиях", положил себе за пазуху камень и бросился в реку Мило. В оде этой говорится:

Прекрасен тихий день в начале летаю.

Зазеленели травы и деревья.

Лить я один тоскую и печалюсь.

И ухожу все дальше-дальше к югу.

Все беспредельно пусто предо мною.

Все тишиной глубокою укрыто.

Тоскливые меня терзают мысли,

И скорбь изгнанья угнетает душу.

Я чувства сдерживаю и скрываю,

Но разве должен я скрывать обиду?

Ты можешь обтесать бревно, как хочешь,

Но свойства дерева в нем сохранятся. [179]

Кто благороден, тот от злой обиды

Своим не изменяет убежденьям.

Нам надо следовать заветам предков

И следовать их мудрости старинной.

Богатство духа, прямоту и честность —

Вот что великие ценили люди.

И если б Чуй искусный не работал,

То кто бы знал, как мудр он и способен.

Когда мудрец живет в уединенье,

Его глупцом слепые называют.

Когда прищуривал глаза Ли Лоу 10,

Незрячие слепым его считали.

И те, кто белое считают черным

И смешивают низкое с высоким,

Кто думает, что феникс заперт в клетке,

А куры высоко летают в небе;

Кто с яшмой спутает простые камни,

Не отличает преданность от лести, —

Те, знаю я, завистливы и грубы,

И помыслы мои им непонятны.

Суровый груз ответственности тяжкой

Меня в болотную трясину тянет.

Владею драгоценными камнями,

Но некому на свете показать их.

Обычно деревенские собаки

Встречают злобным лаем незнакомца.

Чернить людей, талантом одаренных, —

Вот свойство подлое людей ничтожных.

Во мне глубоко скрыто дарованье,

Никто не знает о его значенье.

Способен я к искусству и наукам,

Но никому об этом неизвестно.

Я утверждать стараюсь справедливость,

Я знаю, честность у меня в почете.

Но Чун-хуа 11 не встретится со мною,

И не оценит он моих поступков. [180]

О, почему на свете так ведется,

Что мудрецы рождаются столь редко?

Чэн Тан и Юй из старины глубокой

Не подают ни голоса, ни вести.

Стараюсь избегать воспоминаний

И сдерживать нахлынувшие чувства.

Терплю обиды я, но верен долгу,

Чтобы служить примером для потомства.

Я ухожу, гостиницу покинув,

В последний путь под заходящим солнцем,

И скорбь свою и горе изливая,

К границе смерти быстро приближаюсь.

Юань и Сян 12 раскинулись широко

И катят бурные, седые волны;

Ночною мглой окутана дорога,

И даль закрыта мутной пеленою.

Я неизменно искренен и честен,

Но никому об этом неизвестно.

Бо Лэ 13 давно уже лежит в могиле,

И кто коней оценит быстроногих?

Жизнь каждого судьбе своей подвластна,

Никто не может избежать ошибок.

И, неуклонно укрепляя душу,

Я не пугаюсь приближенья смерти.

Все время я страдаю и печалюсь

И поневоле тяжело вздыхаю.

Как грязен мир! Никто меня не знает,

И некому свою открыть мне душу.

Я знаю, что умру, но перед смертью

Не отступлю назад, себя жалея.

Пусть мудрецы из глубины столетий

Мне образцом величественным служат.

(перевод А. Гитовича.)

После смерти Цюй Юаня в Чу жили поэты Сун Юй, Тан Лэ, Цзин Ча. Все они унаследовали свободную поэтическую форму, созданную Цюй Юанем, и прославились [181] своими замечательными стихами. Однако никто из них ре осмеливался так открыто поучать своего правителя, как это делал Цюй Юань.

В дальнейшем княжество Чу стало клониться к упадку и через несколько десятков лет было завоевано княжеством Цинь 14.

* * *

Через сто с лишним лет после гибели Цюй Юаня, при династии Хань, жил Цзя И. Он служил в должности тай-фу при правителе владения Чанша. Как-то, переправляясь через реку Сяншуй, он бросил в нее стихи, в которых оплакивал Цюй Юаня.

Цзя И родился в Лояне. Восемнадцати лет он прославился своим умением декламировать стихи и писать сочинения.

Тин-вэй 15 У-гун, который в это время был правителем области Хэнань, прослышав о выдающихся талантах Цзя И, пригласил его к себе в дом и очень его полюбил.

Император Вэнь-ди, вступив на престол, узнал, что хэнаньский правитель У-гун одним из первых в Поднебесной установил порядок в своей области.

У-гун происходил из одной местности с Ли Сы и вместе с ним учился. За свои достоинства он и получил звание тин-вэя.

Тин-вэй восхищался тем, что Цзя И еще в ранней молодости постиг книги многих философов и ученых.

Вэнь-ди призвал Цзя И ко двору и пожаловал ему ученое звание бо-ши 16.

В это время Цзя И было немногим более двадцати лет. Из придворных ученых он был самым молодым. Всякий раз при обсуждении законов и указов, когда даже старейшие ученые не могли внести какие-либо замечания, Цзя И высказывал возражения. Кроме того, все люди поступали именно так, как желал Цзя И. Благодаря этому все ученые стали считать, что по своим способностям они далеко уступают Цзя И.

Об этом доложили императору Вэнь-ди, и он повысил Цзя И в чине. За один год Цзя И возвысился до звания тай-чжун-да-фу 17.

Цзя И понимал, что за двадцать лет, предшествовавших правлению императора Вэнь-ди, Ханьская династия [182] усилилась, в Поднебесной наведен порядок; он доказывал о необходимости установить новое летоисчисление, ввести новые цвета одежды, упорядочить управление государством, установить новые звания для чиновников и широко распространить этикет и музыку.

Он изложил свои соображения в докладе и представил его императору. Он предлагал ввести пятеричный счет, священным цветом считать желтый, придумал новые звания для чиновников и основательно переработал законы Циньской империи.

После вступления на престол император Вэнь-ди был скромным и уступчивым. Он даже говорил, что преобразование законов, распределение владений между князьями — все это заслуги Цзя И. Сын неба решил назначить Цзя И на должность гун-цина 18.

Тогда придворные сановники — цзянский хоу Чжоу Бо, инъинский хоу Гуань Ин, дунъянский хоу Чжан Сян-жу, Фын Цзин и их приверженцы возмутились и задумали погубить Цзя И. С этой целью они старались оклеветать его перед императором.

— Лоянец молод годами, — говорили они. — Он только что начал учиться, а уже хочет прибрать к рукам власть и запутать все дела!

Поверив этой клевете, Сын неба отдалил от себя Цзя И, перестал пользоваться его советами и назначил его на должность тай-фу при правителе области Чанша.

Цзя И попрощался и уехал. Дорогой он узнал, что Чанша — это болотистая местность, где жить долго нельзя, и что там добиться успеха невозможно.

Переправляясь через реку Сяншуй, Цзя И написал оду, в которой он оплакивает Цюй Юаня. В этой оде говорится:

Я прежде был приближен к трону,

Теперь изгнанье — жребий мой.

Здесь Цюй Юань свой путь преславный

Окончил в глубине речной.

Тебе, река Сяншуй, вверяю

Мой горестный, мой гневный стих.

Мудрец попал в коварства сети

И умер, задохнувшись в них. [183]

Увы! Увы! О том я плачу.

Кто радостных не знал часов

Нет феникса и чудо-птицы,

И все под властью хищных сов.

Увы, глупец прославлен ныне.

Бесчестный властью наделен.

Вступивший в бой со злом и ложью,

Мудрец на гибель обречен.

Бо И корыстным называют,

Убийцу Дао Чжэ 19 — святым.

Свинцовый нож считают острым,

А дивный меч Мо-се 20 — тупым.

Вотще погиб учитель мудрый.

Как не грустить, не плакать мне?

Нет больше золотых сосудов,

А глина грубая в цене.

Волов впрягают в колесницы.

Осел опередил коней,

Породистый скакун уныло

В повозке тащит груз камней.

Уборов иньских шелк не в моде,

Он в обуви подстилкой стал.

О Цюй Юане я горюю —

Он в жизни это испытал.

Я говорю:

Нет княжества его, и он меня не знает,

Но я о нем грущу, я скорбью угнетен.

Крылами легкими взмахнув, умчался феникс,

И, устремляясь ввысь, все уменьшался он.

Чтобы сберечь себя, он прячется в глубинах,

На дне с драконами, под влагой быстрых рек;

Чтоб стать невидимым, он стер свое сиянье,

Но с мелкотой речной не будет знаться ввек.

Все почитать должны мудрейших добродетель,

От мира грязного таиться нужно нам.

Тот вороной скакун, который терпит путы

И уши опустил, — подобен жалким псам. [184]

И все же Цюй Юань виновен в том, что медлил

Расстаться с князем Чу, от козней злых уйти, —

Покинуть бы ему любимую столицу

И, странником бродя, иной приют найти.

С высот заоблачных могучий феникс, видя

Всех добродетельных, слетает им помочь,

Но если зло и ложь скрывает добродетель,

Он вновь взмывает ввысь и улетает прочь.

Известно это всем: в запрудах мелководных

Большие осетры не могут долго жить.

Лягушкам, что кишат в канаве узкой,

Огромной рыбы ход легко остановить.

(перевод А. Ахматовой.)

В течение трех лет Цзя И состоял на должности тай-фу при чаншаском ване.

Однажды в дом Цзя И влетела сова, которую в Чу считают зловещей птицей, и уселась на спинку стула.

Болотистая местность в Чанша, где жил Цзя И, была вредна для здоровья. Цзя И, и без того уверенный, что ему здесь долго не прожить, был очень расстроен появлением совы и, чтобы хоть немного развлечься, написал "Оду о зловещей птице", в которой говорится:

В году "дань-э", как начался

Четвертый месяц и в права

Вступило лето — день "гэн-цзы"