Вернувшийся к рассвету. Книга первая

Лучик солнца, блеск луны. Она шагнула из тени на свет и замерла, пронизываемая золотыми лучами, в изящной незаконченности движения. И я узрел это голенастое, с ещё не сформировавшимися острыми грудками и узкими бёдрами существо, девочку-подростка и мир тьмы для меня сменился вселенной света. Я пропал. Нет, я ещё побарахтался, спросил его: 'И что мы с этим дитем будем делать? За ручки держаться? Или ты способен оте...ьеё что ли?!'.

Господи упаси! Это ведь не смешно даже, ребёнок ведь, да и у самого кое-что ещё даже для военкоматовской сырой салфетки не годится — не зацепится пока, сползёт. Но вот мой мальчик.... Он не рассуждал и не взвешивал, не считал холодно — выгодно или не выгодно. Не вспоминал об истрёпанных временем и значимых только для таких старых пердунов как я, философские сетования на тему 'Всё пройдет и это тоже пройдёт'. Он просто смотрел на это небесное создание и тонул в её карих глазах, любовался переливами волос цвета воронова крыла и пытался втянуть на расстоянии расширенными ноздрями облезлого носа восхитительный запах её нагретой солнцем смуглой кожи. Глупый щенок, он влюбился и я вместе с ним. И, знаете, я ничего не собирался с этим делать. Совершенно ничего. Наоборот, я укутал это чувство, эту нашу первую любовь в тысячи слоёв этой полиэтиленовой упаковочной хрени с пупырышками, спрятал ото всех и подобно скупому рыцарю, в одиночестве приоткрывал тяжелую крышку сундука и украдкой любовался своим сокровищем.

Но, очевидно, любовался я слишком откровенно и моя бережно лелеемая тайна таковой уже не являлась. Ну и наплевать. Чего мне стесняться-то? Гормоны — гормонами, но вот комплексы у меня отсутствовали — факт. Не нашлось им место в моём сознании, что не могло меня не радовать. Иначе....

Слышали сказку о страшном и коварном искусственном интеллекте? Об этом жалком создании, непременно мечтающем поработить всё человечество? Вот и представьте себе эгоистичную бездушную тварь, а другого определения и не подбирается, что имеет возможность всячески воздействовать на неокрепшие умы гнилыми идеями и людоедскими концепциями, обладает многолетним опытом манипулирования сознанием людей, разнообразными знаниями всего и вся и при полном отсутствии всех моральных ограничений и принципов, имеет кучу комплексов? Страшно становиться? Мне тоже. Частенько в зеркало наблюдаю данного монстра, но держу это чудище в клетке с толстыми прутьями и под надёжным замком. Вырывается, правда, иногда, но ненадолго. Ладно, вернёмся на землю из туманного мира воспоминаний и рассуждений и займёмся делами нашими, скорбными и грешными.

-Ладно, уговорил. После ужина собери всех наших — пойдём на эту дискотеку. И Аркашку заранее отправь в клуб — пусть проверит, что там за записи гонять хотят. Если что-то типа 'Песняров' или 'Весёлых ребят', то из моих записей пусть сборку сделает. Ну, а если кто из старших отрядов что-то против мяргнет, то пускай на меня ссылается.

-А вожатые если...

-А если вожатые, то пусть говорит, что с Олегом Юрьевичем всё договорено и он не возражал. Не поверят — пусть идут и спрашивают. А я ненадолго отлучусь и меня не искать!

-Ага, всё понял! Аркашке и нашимвсё скажу. А ты куда сейчас? Награждение же скоро? Кто награждать-то будет, раз ты уйдёшь? Или не дадим медали? Но как тогда без них?

Витёк озадачивается проблемой сложить пазлы разрушенной действительности в понятную ему картину и находится в состоянии полной растерянности.

-А кто у меня заместитель?

-Ну, я и чё?

-Вот ты и будешь награждать, понял?

-Ага! Я это... Я не подведу!

Приятель сияет, он счастлив и чрезвычайно доволен. Ещё бы, с важным видом надевать на склоненные перед тобой шеи кусочки размалёванного картона на ниточках, это....

'Заткнулся бы ты — а?' — я перекрываю прорыв канализации в своём сознании и тычу приятеля в плечо кулаком — давай, не подведи, мол. Разворачиваюсь и начинаю удаляться в сторону библиотеки, но этот, а еще друг называется, втыкает мне кинжал в спину:

-Димыч, а на танцы ты её приглашать будешь? А целоваться на мосте?

Я спотыкаюсь на месте, медленно оборачиваюсь и волна замораживающего холода широким валом расходиться от меня. Голос мой черств и сух как сушёный на огне песок пустыни:

-Слушай, Брут — ещё один вопрос и ты.... — нет, это выражение он не поймёт— прибью, короче и скажу, что так и было. Понял?!

-Ага. Понял.

Удовлетворённый севшим голосом и напуганным видом Витька, я разворачиваюсь обратно, но в спину вновь слышится:

-Димыч, а Брут это кто такой? Летчик?

Вот ведь гад! Ну, ничем не пробивается, как лобовая броня у вермахтовской вундервафли 'Маус'.

-Ну, а потом они пошли обратно за кусты, на лавки, сигареты курить.

-Значит, говоришь, они очень долго крутились у директорского кабинета, в окна заглядывали и не в свои корпуса заходили? Выносили что-то оттуда, из корпусов?

-Ну, так я тебе уже ведь говорил....Чё снова-то повторять?

Я резко подтягиваю своего недобровольного агента за воротник рубашки к себе и пристально смотрю ему в глаза. Недолго смотрю. Для этого червяка хватает пары секунд, вот и стёкла очков у него уже запотели.

-Я вам говорил, неуважаемый мной Сергей, что тыканья я от вас не потерплю, говно ты ушастое?

Быстрый и испуганный кивок головой. Собеседник намного выше меня и его жест выглядит клевком облезлой цапли. Я удовлетворённо повторяю:

-Говорил. Но, более чем очевидно, очень тихо и неразборчиво.

Я делаю быстрое движение кулаком в район печени собеседника, и с болезненным скулежом он повисает у меня на руке. Громко трещит рвущимися нитками и отлетает пуговица на рубашке. Очки сползли с переносицы и подрагивают на кончике покрывшегося мелкими капельками пота носа в такт его судорожным вдохам.

-Мне кажется, что я достаточно освежил вашу память, Сергей и поэтому.... Вали отсюда и не забывай о порученном тебе деле!

Я отпускаю своего филера на добровольно-принудительных началах и задумываюсь. Будем брать сразу или дать им залезть в кабинет и вынести всё присмотренное? Или пусть украденное унесут подальше, иначе попытка через 'пятнашку' выйдет и смысл тогда волну подымать? Пальчиком погрозят и всё. А мне такой контингент тут нафиг не нужен — у меня ещё две лагерные смены впереди. Удалим ударным трудом сорняки с нашей грядки! Превратим бурьяна край — в цветущий яблоневый рай! И всё в таком духе.

Нет, но какой шпиён-то замечательный, у меня получился! Нагловатый и трусливый, подленький и в то же время внимательный, с задатками неплохого аналитика и азартный. Прям подарок с неба! А ещё говорят, что удача это костыли для слабых и ни на что не способных Иванов-дураков. Нет, её величество Удача иногда и на инициативных и предприимчивых своё благосклонное внимание обращает. Ведь совершенно случайно я зашел в первый отряд в тихий час и увидел, как этот крысёныш в 'чемоданной' комнате по чужим сумка шарится! Звеньевой и стенгазетчик, б...ть! Краски он искал, понимаешь, художник херов, Пикассо недомученный. У меня и так аллергическая реакция на подобных ему крысятников повышенная, ещё с прошлой жизни, а тут это существо ещё и пасть попыталось раскрыть и физически на меня воздействовать! Ну, ещё бы, наезжает тут на тебя какой-то сопляк из четвёртого отряда с моральными нотациями и требует вернуть на место целых три или четыре уворованных рубля и целый кулёк с конфетами! Счас! Вот прямо сейчас всё вернёт, обязательно, только вот кое-кому место его и берега потерянные укажет, и вернёт.

Гм, с моей стороны наказание было не совсем адекватным совершенному преступлению, но в процессе воспитательной работы вдруг мне вспомнилась эта очкастая рожа в той толпе павианов, что издевались над одной невезучей девчонкой. В роли основного загонщика вспомнилась.

Ну, я всё понимаю, дети жестоки, ни рамок, ни границ им дозволенного не понимают. Бьют словами больно, зло, наотмашь, не разумея, что рвут в клочья душу объекта их издевательств. Всё понимаю, но всему есть предел и не стоило издеваться этому очкарику над своей жертвой столь изуверски и так бездушно! Тыкать пальцами, закрывать перед ней двери столовой, пытаться привесить ей на спину листок с дрянной надписью. Совсем не стоило. И главное, угомонились уже остальные, разбежалась паскудная свора по будкам, а этому всё не хватало слёз и унижений жертвы.

Вот чем эта девчонка оказалась виновата перед ним? Тем, что настеленные доски сзади общего туалета совсем сгнили, и эта несчастная провалилась в выгребную яму? И что, вешаем на неё навсегда позорное клеймо и бесконечно, с живодёрской фантазией, травим до отъезда невезучей из лагеря? Цветы жизни, блин, сорняки пестицидоустойчивые! Мои-то её не травили, хватило одного вопроса — а если бы сами провалились? Но вот другие, а особенно этот орёл, оторвались по полной. Так что, вспомнив этого деятеля я, признаю, несколько переусердствовал. И только хнычущий и жалкий шепот из-под моей ладони на его слюнявой пасти: 'Я всё для тебя сделаю, всё! Не бей больше, не надо!' остановил меня на краю. А то уже накатывало понемногу, угол зрения сужался и цвета блекли, превращая окружающий мир в картинку с чёрно-белым изображение. Всё гормоны, чёрт бы их побрал!

Остановился, отпустил этого рыдающего чёрта с синеватыми следами пальцев на щеках и сделал ему предложение, от которого попробовал быон только отказаться! Если коротко, то я заставил его следить за детдомовскими.

Детдомовские, детдомовские..... Обычные девчонки и мальчишки, которым не повезло в жизни. Крупно не повезло. Просто обстоятельства так сложились, злой рок их отметил, лишив уюта дома и тепла любви отца и матери. Нет их вины в этом никакой. Но вот только некоторые — не все из них и не везде — оказались произошедшим слишком искалечены. Озлобились, зачерствели душой, нарастили на своей душе шершавую броню, вырастили острые иглы. Их право, кто спорит? Но и переходить некие границы всё же они не совсем вправе. Чем провинились пред ними дети с папами и мамами, их наличием? Согласен, погано на душе, рвёт на клочья сердце осознание твоей никому не нужности и брошенности, но зачем бессмысленно мстить за твою столь не удачно начавшуюся жизнь? Она ведь только-только началась и всё еще вполне достижимо — и домашний уют и любовь и счастье. Да только есть одна причина, всё объясняющая — это дети. Злые, кусачие зверята, но всего лишь дети. Максималисты, не знающие полутонов, пока не умеющие ни прощать, ни помнить. И не умея сдержать в себе горькую обиду на подлый и несправедливый мир, они вымещают её на ближайших и желательно беззащитных, сверстниках. Что мной в нашем отряде пресекалось безоговорочно.

Мой это отряд, а что моё, то..... Кость у голодного пса отобрать пробовали? Вот такая, может быть и не совсем удачная аллегория, но, думаю, моя мысль ясна. Разумеется, поставленные в жесткие рамки моих правил два детдомовца сбегали к своим старшим и нажаловались на козлячьего активиста, то есть на меня. Пришли некие малолетние граждане к нам в отряд пообщаться и ушли весьма недовольные и несколько потрёпанные. Вроде бы чистая победа, но остался у меня осадок неприятный от того происшествия. Себя среди них увидел, как в зеркало посмотрелся. Того мелкого хищника, которым когда-то был, что не дотянул ещё даже до подшакальего ранга, но уже веет от него запахом гнуси и тенью опасности.

Угловатый, стриженный 'под ноль', с нехорошим прищуром серых глаз, он, как и я, в разборке за клубом не участвовал. Стоял, смотрел, не вмешивался. Пару раз наши взгляды пересекались, но он всегда отводил взгляд в сторону, пряча свой взор за припущенными веками. Не понравился он мне, категорически не понравился. Не девка, согласен, что бы нравиться, только.... Короче, рыбак рыбака и так далее. Разумеется, до моего уровня ему как до Луны на паровозе, но на заметку я его взял. И не ошибся.

Вот и сейчас я, на основе донесения от моего красавца — агента, окончательно уверился, что собирается этот кадр со своими клевретами обнести директорский кабинет. Скорее всего, сегодня ночью. Есть, что там взять. Телевизор 'Электроника' цветной и, вдобавок, переносной. Проигрыватель для виниловых пластинок и катушечный магнитофон 'Юпитер-203 стерео'. Бандура тяжелая, размеров впечатляющих, высококлассная по звуку и очень дорогая. Ну, а куда сбыть похищенное, этот сероглазый волчонок уже, скорее всего, нашел. Видели, как несколько раз он исчезал по направлении к Зырянке. А на Зырянке у нас кто живёт? Оседлые цыгане там живут. Складываем дважды два — скорое окончание смены, нездоровую активность детдомовских у кабинета директора пионерлагеря, выломанную вчера доску в свежеокрашенном заборе и имеем правильный ответ — точно, сегодня ночью. Что ж, наблюдение за ним надо усилить, и я знаю, кому это поручить. А Олегу Юрьевичу аккуратно намекнём, что бы был он в полной боевой готовности и не упёрся с очередной пассией на романтическую прогулку по скользким мосткам купальни. Ищи его потом в кустах, ориентируясь на звуки приглушенных 'хи-хи' и звонких поцелуев, а мне официальное прикрытие операции по задержанию крадунов необходимо как воздух! Даром, что ли, уже более двух третей лагерной смены я изображаю из себя активиста, хорошиста и суперского пай-мальчика? Ломаю себя через колено и таскаю на своей физиономию обрыдлую мне до рвоты маску положительного мальчика-одуванчика? Ведь всё послушно исполняю, всё делаю через 'пожалуйста', да 'будет исполнено'. Прячу жгущий раздражением взгляд и сжимаю зубы, не выпуская из себя поток адресов и направлений, куда я бы желал отправить девушек пионервожатых. Нет, доверять управление отрядами этим бездетным и не родившим ни разу будущим ткачихам и училкам начальных классов совершенно ошибочно. Заносит дамочек, самооценка у них раздувается как капюшон у кобры, ересь нести начинают и чувствуют себя Екатеринами Великими. А одернешь, ненавязчиво на место поставишь — обижаются и гневом праведным пылают. Особенно воспитательница Марина, у Васнецовой-то характер тряпочный. Ох, ну и стерва же кому-то в жены достанется! Но это я что-то в сторону ушел. Здорово, видать, меня её вечерние нотации достали. Я ведь о планируемом результате своей неожиданной смены шкурки решил поделиться. Ах, какой же это будет, в конечном счете, результат! Замечательный результат! Не мутный тип с кличкой Сова и с криминальными замашками предстанет перед строгим взглядом власть предержащих, а юный пионер-герой, положительный со всех сторон до слащавой приторности. В том, что такой неприятный для меня момент обязательно наступит, нет ни малейших сомнений. Нет, и не бывает неуловимых преступников, а я, как ни крути, по всем законам СССР преступник и возьмут меня за жабры рано или поздно. Эх, ещё бы для полной картины вытащить из воды какого-нибудь неудачника и медаль за 'Спасение утопающего на водах' получить или в дом горящий войти и вынести щенка с голубым бантиком на шее и будет полный набор. И у кого, тогда, посмеет возникнуть нехорошая мысль, что я и мелкий уголовник Сова одна и та же личность? Только у очень испорченного человека, недоброй памяти капитана КГБ Смирнова Сергея Евгеньевича. Может кого-то самому в воду столкнуть или собачью будку поджечь? Керосина, случайно, ни у кого нет? Я бы купил, если недорого.