Эффект синей бабочки

Я хотел спросить: «Какая улица? О чём ты вообще, мам? Меня не было семь лет!» — но я остановился, наткнувшись на её взгляд. Она расфокусировано смотрела в пространство где-то на уровне моего пояса, и я с холодком понял, что именно меня она не видит.

И что я всё-таки опоздал.

— Мама, — я осторожно подошёл к ней. — Как ты себя чувствуешь?

— О чём ты говоришь, малыш? Конечно же, прекрасно! Каждый день прекрасен, не так ли?..

— Так, — согласился я, присаживаясь рядом на корточки. — Он становятся особенно прекрасным, если провести его с тобой.

Я и забыл, какая она красивая. Точнее, никогда и не знал. Для ребёнка его мама — всегда самая красивая. Но я уже взрослый, я уже видел достаточно лиц, чтобы увидеть, насколько у неё утончённая и нежная красота. Мягкая. Магия в её крови откладывала старость, она сейчас казалась ровесницей Дьона, молодой женщиной, но никак не той, кому бы уже можно было ждать внуков. Если бы её дети не были столь нерадивыми.

— О, да ты флиртуешь, — разулыбалась она. — Помяни мои слова, лет через десять ты будешь пользоваться большим успехом у дам.

— Конечно, мам, — с трудом улыбнулся я и взял её за руку. — Очень большим.

— Ты со мной не споришь, — удивилась она. — Ты не заболел? И что с твоими глазами? Они светятся в темноте! Ты опять трогал вещи Риваши?

— Да... извини, мам, я знаю, что это опасно, но... они такие интересные!

— Магом надо было родиться тебе, — сказала она с показным недовольством. — Ты бы, как минимум, дочитал бы тему прежде, чем использовать заклинание на практике. Ты плачешь? Что случилось, малыш?..

— Это просто глаза... из них льётся. Марроу сказал, что ничего страшного, через пару дней пройдёт.

— Марроу? Ах да... Он тоже ко мне давно не заходил.

— У него много работы, ты же знаешь, — слабо улыбнулся я, но тут же вскочил, осенённый идеей. — Что ты сидишь в темноте? Может, откроем шторы, полюбуемся на мир.

— Не стоит, милый, — она удержала меня за руку. — Он этого не любит.

— Кто этот «он»?

— Он, — она кивнула на портрет. — Твой отец не говорит со мной при свете.

— А сейчас... говорит? — я осторожно присел обратно.

— Конечно. Ты разве не слышишь?

— Наверное, эта штука не только на глаза повлияла. И что он говорит?

— Он рад тебя видеть. И журит, что ты опять брал вещи Риваши. Мы же беспокоимся, сынок... вдруг в следующий раз это будет необратимо? — она ласково погладила меня по щеке. — И всё-таки ты плачешь.

— Это просто... глаза.

— Не обманывай маму. Я всё вижу.

— Просто больно немного. И стыдно, — я уткнулся в пахнущую пылью и духами юбку. Ослабевшая рука неловко погладила меня по голове, но это было прекраснее всего на свете.

И больнее.

— Мам... я, наверное, пойду, — сказал я с трудом приподнимая голову. Хотелось разреветься, но я понимал, что это вызовет кучу вопросов и может её напугать. — Глаза ещё надо промывать.

— Конечно, милый, иди. Но обещай ещё навестить нас с папой.

— Разумеется, как иначе...

Я ободряюще сжал её руку, улыбнулся. Отошёл на два шага к двери. Мать перевела взгляд на картину, и её глаза стали совсем пустыми.

Из комнаты я практически выбежал, но убежать далеко не смог. Сел на пол прямо за дверью, с трудом заставляя себя дышать. Опоздал. Всё-таки опоздал. Кто знает, насколько? Муж умер, сын пропал без вести... это могло кого угодно подкосить.

— Извини, я должен был сказать заранее... — раздался рядом голос Дьона, в котором не слышалось ни капли вины.

— Но ты предпочёл сначала натравить на меня своих солдат, — огрызнулся я. — И зачем? Показывал, кто в доме хозяин? Как это на тебя похоже...

— Есть определённые правила, которые даже ты должен уважать.

— Да в жопу твои правила, — я поднял голову и в упор посмотрел на брата. — Где Марроу?

— Умер. Давно, причём. Ты же знаешь, он уже был дряхлым, когда родился я. Да что там, он стариком был, когда родилась наша мама.

— Ты знаешь, что с ней?.. Когда я уходил, у неё была всего лишь болезнь сердца.

— Не всего лишь, а автомагического происхождения.

— Чёрт.

— Да.

Автомагическими болезнями называют случаи, когда магия человека вредит ему самому. Чаще всего бывает у молодых магов, от неосторожности, но иногда... иногда это как попытка самоубийства, только ни верёвки, ни кинжала, ни яда не надо.

— И поэтому её... так?.. — уточнил я.

— Она сама. Лекари просто блокировали её магию, надеясь, что она справится, а она... справилась. Просто уничтожила часть жизни, которую она не хотела знать.

Закусив губу, я с усилием закрыл глаза. И по чье это вине — уточнять не надо. Может быть, с гибелью мужа она бы и справилась, но если к этому прибавить исчезновение сына... Да и не стоит забывать, что именно я принёс ей дурную вещь.

— Как Риваша? — спросил я, ожидая и тут дурной вести.

— Получает второе высшее в Столице и делает всё возможное, чтобы не приезжать домой.

— Логично.

Я снова замолчал, сосредоточившись на дыхание. Только ещё одной автомагической реакции не хватало этому дому.

— Останешься? — вдруг спросил Дьон.

— А как же проверка на подлинность? — фыркнул я.

— Вряд ли кто-то будет нервно выламывать себе руки из-за совсем чужого человека. — Я, наконец заметил, что моё запястье вот-вот сломается, и прекратил. — Да и хамить мне тот парень не отваживался, всё разыгрывал большую братскую любовь.

Я снова фыркнул. О да, конечно. Какая может быть братская любовь между сорванцом и занудой? Да я над ним даже издевался! Несмотря на то, что был младшим.

— Оставайся, — повторил он. — С женой моей познакомишься... Я же женат, ты знаешь?.. У нас ребёнок недавно родился, кроха Доетти. О себе расскажешь, а то я столько небылиц слышал... а после сегодняшнего даже не уверен, всё ли из услышанного — небылицы. Маму навестишь... хотя бы ещё раз. Я стараюсь к ней заходить, но... у меня просто сил не хватает делать это чаще, чем раз в неделю.

— Конечно, — я сглотнул вязкий ком в горле. — Конечно, я останусь... ненадолго.

* * *

Моя комната осталась... моей. Того, прошлого меня, который бегал с деревянными мечами, спорил с сестрой-ведьмой и крал её вещи. Который в раздражении кидал азбуку в стену, отчего однажды её металлический кончик высек искру о каменную стену и вызвал пожар. Того, кто катался на деревянном коне, считал кровать роскошью для слабаков и поэтому спал в гардеробной на специальном одеяле. Того, кто мог часами любоваться на доспехи моего воинственного пра-прадедушки.

Нынешний я перешагнул через крохотную деревянную лошадку, хмыкнул, глядя на явно декоративные доспехи пращура и с удовольствием развалился на кровати. В одежде.

Ну, хоть что-то не меняется.

С доспехами у меня не сложилось. Они, конечно, красивые, но мешали использовать западные техники... да и стрелы в меня никогда не попадали, так что практического смысла я в них вообще не видел.

А ещё они дорогие. А я как бы нищий странствующий рыцарь. Только это мне не помешало приобрести самого крутого коня в Живом Кольце. Если бы я поискал, наверняка бы нашёл доспехи, тоже страстно желающие пойти со мной. Хотя по заверениям Гуахаро, моя рубашка прочнее кирасы. Но от синяков она меня явно не защитит.

О чём бы ещё подумать, чтобы не думать о матери.

— Ваша милость, — в комнату вошла служанка и присела в услужливом реверансе. — Желаете чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответил я, а сам попытался вспомнить, какой у меня там титул.

Моя мать — графиня Ёль-Ншели, носительница титула. Отец — сэр Сильвестр, второй сын графа де Басоля. Кажется, до свадьбы он был бароном. Потом они поженились, отец принял титул графа Ёль-Ншели, как бы вошёл в управление землями... но на деле всем занималась мать. Потом отец умер, мать получила титул Вдовствующей Графини... или нет? Если титул изначально принадлежал ей? Графиня-мать? Или это только с королевами? Ладно, не об этом речь. Собственно, Дьон, как старший сын, стал графом, Риваша, как младшая дочь с магическими способностями осталась со своим титулом ведьмы, а я... барон, вроде как? Или всё-таки виконт, раз граф теперь Дьон?..

Чёрт. А как я умудрился столько времени проторчать в столице и ни разу не засветить свой титул?.. Реально ведь в первый раз об этом задумываюсь!

— Ваша милость, может, желаете ванну принять? — снова подала голос служанка. — Вам бы освежиться с долгой дороги, пыль стряхнуть...

— Нет, спасибо, — повторил я, на этот раз с нажимом. — Можешь идти.

Ну, не объяснять же ей, что у меня одежда не маркая, кожа не потливая, а для удовольствия я купаюсь в холодных ручьях?..

— Приличествующая вашему положению одежда будет подана к обеду.

«Её и есть будем?» — чуть не ляпнул я, но вовремя вспомнил, что слугам вообще-то не обязательно владеть навыками красноречия.

— Приличествующая моему положению одежда сейчас на мне, — отозвался я. — А куда Дьон может засунуть свои брульянты, я тебе не скажу, чтобы не ронять его авторитет. Можешь идти.

На этот раз служанка послушалась и, укоризненно прошуршав юбками, удалилась. Вот поэтому я слуг и не люблю. Вроде как главный ты, а всё равно все пытаются заставить тебя делать по-ихнему.

Побродив по комнате, попинав игрушки и посожалев о моём любимом плюще, я скоротал время до обеда и, услышав гонг, бодренько поскакал навстречу еде.

Дьон уже сидел во главе стола, на кресле, подобном трону, и милостиво улыбался. Да так качественно, что хотелось ему садануть. Справа от него был трон равный по пафосности, но пустующий. По правую руку — стандартный стул, пустующий. Потом шло немного пустого пространства, на два-три места, а затем штук десять — занятого знатными людьми. Все в одеждах, расшитых драгоценными камнями и золотым шитьём, чтоб их, не дай боже, с плебеями не попутали.

Один я, как чмо, в одежде, действительно достойной императора.

— Рад тебя видеть, Морин, — заулыбался Дьон. — Присаживайся.

Он указал на стул справа от себя. Ну хоть не в общую толпу, на том спасибо.

Ах, подковёрные игры и интриги благородных!.. Помню, как в столице на меня смотрели... Настороженно, как на неизведанное существо, от которого неизвестно, чего ждать. А я виноват, что ли, что попытки использовать меня замечаю на раз, — полагаю, тут замешана сильфийская кровь: с людьми-то у этих «благородных» пройдох всё получалось, — пресекаю, а потом пру к своей незамысловатой цели?

Наверное, будь я немного менее... детектором лжи, я бы мог втянуться в процесс интриг. Но а так... увы, это как с игрой в кости — скучна!

Я поулыбался всем и сел на своё место. Друзья у Дьона какие-то... ему под стать. Лично я бы с этими типами на одном поле бы не сел. Не то, что они какие-то особо подлые, или рожи у них зверские, просто... побитые они какие-то, искалеченные. Шрамы на мордах у некоторых — фигня, атрибутика. Но такое ощущение, что им больно двигаться, больно дышать, больно смотреть. И вообще, вся жизнь — боль.

Однако о вкусах не спорят. Нравятся ему такие — да пожалуйста. К тому же, я почти уверен, что с моими друзьями братец не выдержит и получаса.

— Её Светлость, графиня Ёль-Ншели! — объявил церемониймейстер.

М? Мама?!

Но нет, в зал вошла молодая брюнетка. Эффектная, наряженная, прямо как со столичного бала телепортировалась.

— Альбигис, любовь моя, — заулыбался Дьон, поднимаясь на ноги.

Все остальные тут же вскочили. Пришлось и мне, хотя я бы этой пигалице, занявшей титул моей матери, ещё бы и напинал. Не, я понимаю, что она теперь графиня, она имеет право так называться... но могла бы из уважения пока и своим именем. К тому же, оно не такое уж и страшное, а красивой девушке и вовсе не нужны титулы.

— Дьон, ты выглядишь всё краше, — певуче отозвалась девушка.

Я с трудом сдержал смешок. Кажется, она имела в виду то же, что и я.

— Милая, позволь представить моего брата, Морина. Он погостит у нас некоторое время. Морин, позволь представить Альбигис, мою прекрасную жену.

— Рада, что вы решили нас навестить, — чарующе улыбнулась она.

— Рад, что мой брат в таких надёжных и прекрасных руках, — поклонился я и поцеловал ей ручку, краем глаза отметив, как Дьон позеленел.

А что такого-то? Обычная вежливость.

Все расселись и началось то, что по недоразумению называют приёмом пищи. Это стоило бы назвать светской беседой в сидячем положении с редкими перекусами. Меня всегда изумляло, почему некоторые физически не способны просто поесть. Почему всегда надо из этого творить что-то другое?.. Еда им не вкусная, что ли?..

— Мы многое о вас слышали, — стрельнула глазами Альбигис. — Всякое невероятное.

И кокетливо повела плечом.

Чёрт. Она меня либо соблазняет, либо по жизни ведёт себя... как девица не очень тяжёлого поведения.

— Да ладно, у меня совсем неинтересная жизнь, — отмахнулся я. — А вот вы, прекрасный цветок... Из какого вы рода?

— Из Джефферсонов, — с вызовом произнесла она. — Какие-то проблемы?

Ы!

Конечно, проблемы! Джефферсоны были кланом купцов. То есть неблагородными, но амбициозными, из-за чего хотели любой ценой заполучить титул. Плюс, как и все купцы, они обладали страстью к неконтролируемому собиранию злата. На кой чёрт оно им в таких количествах, ни один купец мне внятно ответить так и не смог.

И такое чудище рядом с моим братом. Нет, конечно, о вкусах не спорят, и они могли действительно влюбиться. Нашли друг друга два зануды. Но более вероятно, что он женился на ней ради денег, а она вышла замуж за него ради титула. А теперь он сосёт деньги из её семьи, а они на него наседают, чтобы он делал им поблажки и вообще был послушным пёсиком.

Если это зовётся здоровой семьёй, то я пойду лучше, Ашера поцелую.

Кхм...

— Никаких проблем. Просто это... слегка неожиданно, — кивнул я и отхлебнул из кубка. — Такая прекрасная женщина, и ещё не голубых кровей. Моему брату повезло, что он успел вас поймать.

Альбигис зарделась, Дьон позеленел. М-да, надо прекращать флиртовать. Точнее, научиться разговаривать другими способами, не флиртом и не угрозами.

— У вас такой интересный костюм, — хлопнула она ресницами. — Никогда не видела таких тканей. Откуда они?..

— М-м-м... — я попытался вспомнить объяснения Гуахаро. — Рубашка из сильфийского паучьего шёлка. Камзол из синтетических наноматериалов соладоров.

— Ни те, ни те не делятся своими технологиями, — заметила она.

— Со мной вот поделились, — я пожал плечами, и подумал, что по этому разговору очень заметно, кто в семье главный.

Снисходительные улыбки окружающий как-то резко потускнели.

Да, я очень люблю свою новую одежку, которая одновременно очень и очень практична, но в то же время обладает почти бесконечным свойством к уеданию модников. Сказывается моё нищебродское прибывание в Столице... Хорошо, что мне тогда хватило ума не обвешиваться брульянтами, а отыгрывать роль бунтаря, презирающего всю эту мишуру. И работало же. Не на всех, конечно, некоторые дамы продолжали считать деньги даже во сне, но они-то мне и не были нужны. Всегда предпочитал романтичных особ.