Затерянный ад, книга 1-я

— Нет, — ответил холодно Роджер.

— Я надеюсь, мы его обязательно найдём.

— Постарайтесь отыскать его, как можно скорее. Не смею вас задерживать, Бристоу. Благодарю вас, что ознакомили с результатами.

Оставшись в одиночестве, Роджер бросил мрачный взгляд на номер "Трибуны" с набранным крупным шрифтом заголовком "Катастрофа! Ездить на машинах Кармайкла все равно, что сидеть на бочке с порохом!" Бросил газету в урну, и задумался. Звонок заставил его вздрогнуть, он схватил трубку и услышал плачущий голос Хаммерсмита:

— Сэр Роджер, это такая трагедия, я просто в шоке.

— Да, конечно, — сухо ответил Роджер, ему не хотелось выслушивать соболезнования.

— Вы можете себе представить, — продолжил Хаммерсмит дрожащим голосом. — Они похитили даже "Зеркальное дно океана"!

— Что похитили? — удивился Роджер.

— Мой уникальный бриллиант. Разве вы не слышали, что меня обокрали? Полиция ведёт расследование, но они ничего не могут найти. Ничего. Я разорён.

Роджер подумал с досадой, что Хаммерсмит решил выплеснуть личное несчастье в самый неподходящий момент.

— Вы же говорили, что установили самую лучшую защиту против воров? — произнёс с долей раздражения Роджер. — Как же грабители смогли пробраться? Возможно, это сделали ваши охранники или слуги?

— Нет, сэр Роджер, — захныкал Хаммерсмит. — Охранники проворонили негодяев, но сами ничего не брали. И самое главное — камеры ничего не показали. Все мои усилия впустую. Можете представить, эти подонки взяли и мой уникальный серебряный доллар! Зачем им это? Они не смогут его продать! Я знаю, они хотели мне отомстить! Уверен, тот, кто нанял этих мерзавцев, просто хотел насолить мне. Но разве я сделал кому-то плохое?

Роджер вздохнул, собственные проблемы мучили гораздо сильнее, чем несчастье Хаммерсмита.

— Я уверен, полиция найдёт грабителей, Магнус, — попытался успокоить его Роджер. — В городе невозможно спрятаться.

— Сэр Роджер, они стащили самые лучшие картины, — продолжал ныть Хаммерсмит. — Взяли только подлинники. Откуда у этих негодяев такая осведомлённость? Значит, это кто-то из моего окружения заказал это ограбление! Боже, Роджер, как я несчастен. Я самый несчастный человек в мире!

Роджер хотел сказать, что ему самому ничуть не лучше, но понял, что Хаммерсмиту наплевать.

— Магнус, не отчаивайтесь. Я уверен, что полиция все отыщет и вернёт вам. Воры не могут сбежать из города.

— Но, сэр Роджер, грабители могут распилить мой бриллиант! Представляете, пятый по величине бриллиант в мире! На мелкие кусочки! Я не понимаю, как они смогли отключить защиту и украсть его? Это немыслимо!

Роджер постепенно стал вникать в слова Хаммерсмита и представил, кто мог так виртуозно организовать это ограбление. Губы тронула злорадная улыбка, но придав своему голосу сочувствие, он проронил:

— Я очень сожалею, что с вами случилось это несчастье. Соболезную. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Не знаю, — пробормотал Хаммерсмит. — Да, сэр Роджер, я вынужден вас просить об отсрочке платежа за мой заказ. Где-нибудь на четыре месяца, полгода.

— Магнус, дела моей компании сейчас не в таком состоянии, чтобы позволить это сделать, — объяснил Роджер.

— Тогда я верну ваши машины на завод, — холодно проронил Хаммерсмит. — Я делаю вам большое одолжение, покупая ваши машины, который могут взорваться.

— Хорошо, я дам вам время, — сказал Роджер, еле сдерживая раздражение.

— Отлично! — воскликнул Хаммерсмит радостно. — Всех благ!

Он тяжело вздохнул, вышел из-за стола, но услышав звонок, схватил трубку, и передёрнулся от отвращения.

— Сэр Роджер, это настоящая катастрофа! — произнёс дрожащим голосом Каваллини.

— Да, безусловно, — проронил Роджер, удивляясь, что Каваллини интересуется его делами.

— Эта статья в газете! Вы читали? — осторожно поинтересовался меценат.

— Конечно, читал, — бросил Роджер, его раздражение усиливалось. — Разве я могу пропустить такое?

В трубке послышались всхлипыванья, что удивило Роджера, он никак не мог предположить, что меценат примет так близко к сердцу проблемы компании Кармайкла.

— Я надеюсь, — наконец, пробормотал Каваллини. — Вы не поверили?

— Разумеется, это полная чушь, — бросил Роджер. — "Трибуна" скатилась до уровня жёлтой прессы.

— При чем тут "Трибуна"? — взвизгнул Каваллини возмущённо. — Я говорю о "Городских новостях", которые опять напечатали грязную клевету обо мне! У этих людей нет ни стыда, ни совести! Как они смеют оскорблять меня мерзкими намёками?!

Роджер чуть не выругался от досады, понимая, что Каваллини тоже, как и Хаммерсмит решил поделиться собственными проблемами.

— Да-да, я сочувствую вам, синьор Каваллини, — проронил Роджер, пытаясь придать своему голосу теплоту. — Вы не заслужили этого.

— Конечно! Эти люди ничего не понимают в великом искусстве! Они имели наглость намекнуть, что я протаскиваю халтуру благодаря высокому покровительству!

У Роджера чуть не сорвалось с языка, что так оно и есть на самом деле, но осёкся, подумав, что совершенно не обязательно ссориться с Каваллини именно сейчас.

— Ведь вам нравится то, что я делаю, Роджер? Потому что у вас хороший вкус! И вашему племяннику это тоже нравится. Кстати, вы не знаете, куда он пропал? — спросил Каваллини.

— Нет, не знаю, он исчез, я не могу нигде найти его.

— Это ужасно, ужасно, — продолжал причитать Каваллини. — Кстати, Роджер, вы не будете возражать, если я задержу оплату?

— Нет, — холодно проронил Роджер, наконец, осознав, для чего Каваллини звонил.

— Благодарю вас! Передайте привет вашему племяннику!

Роджер кинул трубку на рычаг и решил сам набрать номер.

— Мисс Веллер, — спросил он. — Вы случайно не видели Эдварда?

— Нет, милорд, не могу представить, где он может быть. Мы с ним давно не виделись, — ответила она спокойно.

Роджер положил трубку и подумал, что надо позвонить Райзену и сообщить о результатах расследования полиции. Но понял, что совершенно не хочет этого делать.

Ирэн вошла в спальню, и, увидев Фрэнка, бездумно уставившегося в потолок, мягко сказала:

— Твой дядя звонил. Спрашивал о тебе. Я ответила, что не видела тебя. Правильно?

Он бросил рассеянный взгляд, сел на кровати и потёр лицо руками.

— Да, Ирэн. Спасибо.

— Ты прячешься от него? — поинтересовалась она осторожно.

Фрэнк тяжело вздохнул, и через паузу ответил, с трудом подбирая слова:

— Ирэн, есть определённые обстоятельства. Я не могу тебе всего рассказать. Извини. Мне надо закончить кое-какие дела. Я не хочу, чтобы дядя об этом знал.

Ирэн села на кровать рядом, обвив его за шею.

— Я испекла тебе булочек, с творогом и повидлом. Хочешь?

— Ирэн, извини, я не хочу ничего есть.

Он уставился в потолок.

— Давай пойдём куда-нибудь, прогуляемся. Ты такой бледный, осунувшийся. Подышим свежим воздухом. Это заброшенный парк, там нас никто не найдёт.

Они добрались до парка на окраине города, и Фрэнк сразу почувствовал, что здесь удивительно свежий воздух, наполненный чудесными ароматами цветов, травы и воды ручейков, пронизавших как капиллярная система весь парк. Слышалось щебетанье птиц, жужжанье шмелей и журчанье ручейков — это создавало необычную, но гармоничную симфонию звуков. Глубоко вздохнув чистого, свежего воздуха, Фрэнк слабо улыбнулся и сказал:

— Да, здесь здорово! Жаль, я раньше не знал об этом.

Она взяла его за руку и по аллее высоких кипарисов, привела его в уголок, увитый диким виноградом и плющом с яркими белыми цветами. Это место походило на часть сельского домика, где за окном виднелся сад, росли причудливые растения — высокие деревья с пышными кронами, усыпанными огромными лиловыми цветами, среди которых летали рои пчёл. Она отошла к ручейку, который весело звеня, сбегал с маленького уступа в длинный, прямой канал, и присела на деревянный бортик. Фрэнк лёг рядом и положил ей голову на колени.

— Очень люблю это место, мне это напоминает о детстве, — проронила она задумчиво. — Я провела его в маленьком домике рядом с густым лесом, пронизанным ручейками. Когда я попала сюда в первый раз, ощутила, что эта часть города как будто создавалась для воплощения моей мечты.

— Да, котёнок, здесь замечательно, — согласился он. — Мне очень нравится.

И подумал с горечью: "прощальный бал".

Она засмеялась.

— Спенсер в "Городских новостях" поместил ещё одну статью, про дела в театре. Каваллини устроил разнос, пытался выяснить, кто мог пожаловаться в газету. Он так орал, и скакал, как орангутанг, что я думала, его хватит удар.

— Тебе не повредила эта статья?

— Нет, что ты. Там же нет ничего обо мне. Хотя жаль. Мне бы хотелось, чтобы кто-то написал о том, как я мучаюсь в этом гадюшнике.

— Он бы тебя выгнал, — возразил Фрэнк.

— Мне уже совершенно все равно, котик. Я сама хочу уйти. Мне надоела гадкая обстановка фальши, лжи, лизоблюдства и разврата. Каваллини устраивает каждый вечер оргии. Хорошо, что не принадлежу к людям любимого им пола, и меня освобождают от участия. Но терпеть нет сил.

— Ирэн, если я мог тебе хоть чем-то помочь. Открыл бы только для тебя театр, чтобы там пела так, как хочешь.

— Нет, милый, это будет похоже на протекцию богатого покровителя, я хочу добиваться всего сама, — сказала она лукаво. — Будут писать, что я пою главные партии, потому что сплю с тобой.

— Да и плевать на это! Это только бездарностям не надо помогать, они пробьются сами. В отличие от ничтожеств настоящий талант беззащитен.

Она погладила его по голове и произнесла обречённо:

— Райзен тоже помогает Каваллини, считая, что его талант надо защищать. Я не хочу, чтобы Спенсер также писал обо мне, как о них.

— Я все равно тебе помогу. Неофициально. Никто не будет об этом знать.

— Ты так добр. Удивительно. Как бы я хотела, чтобы ты стоял во главе города, а не Райзен. Ты смог бы сделать людей счастливыми по-настоящему, — произнесла она задумчиво.

— Райзен тоже хотел всех осчастливить, а теперь все кричат — он — мерзавец, он нас обманул!

— В отличие от тебя, он никогда не задумывался о последствиях своих действий. Считает, что все, что делает — правильно, — с горечью проронила Ирэн, вздохнув.

Они вышли на окраину парка, где находилось кафе, походившее на трюм парусного корабля, с деревянными перекрытиями из досок, которые сходились на потолке, образуя овал. Потолок поддерживала длинная деревянная стойка-стеллаж, увитая живыми цветами. Пол, тоже выложенный из досок, покрытый остатками мастики, скрипел под ногами.

— Роберто Палментери, — сказала Ирэн, кивнув в сторону одинокой фигуры. — Великолепный тенор. Если бы ты знал, как он поёт. Он исполнял главные партии в Ла Скала. А здесь — никто.

— Ты хочешь, чтобы я ему тоже помог?

Ирэн отвела глаза, промолчала.

— Котёнок, всем помочь невозможно. Жизнь, вообще, штука сложная. Не надо уповать на то, что удача свалится с небес. Удача — лишь шанс проявить свой талант, — мягко объяснил Фрэнк.

— Ты тоже считаешь, что популярность — главное мерило? — с грустью проговорила она. — Чем больше людей захотели это оплатить, тем талантливее искусство? По-твоему так?

Фрэнк скривился так, словно его сейчас стошнит.

— Нет, Ирэн! Мне осточертел идеологический бред Райзена. Он помешан на идее свободного рынка. В искусстве он ни черта не смыслит! Оценивает с рациональной точки зрения — приносит прибыль или нет. Не понимает элементарных вещей, толпе нужен примитив — серьёзное искусство всегда пробивается с трудом. Людей надо заставлять работать мозгами, чтобы они поняли. А не потакать низменным вкусам, как это делает Каваллини.

— Почему ты на меня кричишь? — Ирэн всхлипнула. — Я это знаю.

— Извини, малышка, я веду себя безобразно.

Рядом плюхнулся молодой человек в твидовом пиджаке в крупную клетку, с кокетливо выглядывающим из кармашка белым платочком.

— Какая цыпочка! Ты посмотри! — нахально воскликнул он.

— Отвали, — проронил Фрэнк, бросив на него хмурый взгляд исподлобья.

Парень презрительно оглядел его с головы до ног, и по холёному лицу проскользнула гадливая улыбка.

— Кармайкл? Ты чего это тут возникать начал? Пасть свою заткни, педрило.

Фрэнк схватил парня за грудки так, что у того затрещали пуговицы на роскошном пиджаке, и брезгливо отбросил в сторону, как мешок с тряпьём. Кубарем упав в угол, тот вскочил и прорычал:

— Ну, ты меня по-настоящему разозлил, гадёныш. Пожалеешь.

Фрэнк снисходительно взглянул на его худосочную фигуру и хотел сесть на место. Резкий звук разрываемой ткани пронзил воздух. Фрэнк обернулся на звук, и к своему ужасу увидел разверзшийся овал, из которого вывалилось двое громил с леденящим кровь, дьявольским взглядом белых, мёртвых глаз, в драных, замусоленных костюмах.

— Познакомься с моими лучшими друзьями, — с чувством превосходства воскликнул парень.

Один из амбалов схватил Фрэнка в тиски, другой нанёс сокрушительный удар. Пронзила адская боль, рот наполнился металлическим вкусом крови, крутящийся калейдоскоп искр перед глазами сменился на быстро темнеющую пелену, он повис в руках мучителей. Немыслимым усилием воли удержал гаснущее сознание, размахнулся и врезал затылком по физиономии амбала, вырвался. Точный удар в нижнюю челюсть одному и локтем в солнечное сплетение другому позволил получить временную передышку. Вскочил на стол, разрядив револьвер в перекошенную жуткой ухмылкой физиономию урода, который рухнул как покошенный.

— А-а-а, сука! Стой! — послышался визгливый вопль.

Краем глаза Фрэнк увидел мелькнувшую тень и с облегчением поднял, что Ирэн удалось вырваться из рук приставшего к ней мерзавца. Его будто пушинку смахнули со стола, грузная туша навалилась на него и тяжёлый, волосатый кулак со свистом промелькнул в дюйме от лица. С трудом увернувшись, титаническим усилием удержал лапищи мерзавца, готовые размазать его, ощущая, как трещат от напряжения суставы. В самый последний момент детина ослабил хватку и безвольно отвалился. Фрэнк, удивлённо взглянув на поверженного врага, заметил, что Ирэн вернулась в кафе с копами. Она бросилась к нему, прижалась, вглядываясь в лицо, на котором расплывалось несколько синяков.

— Ты не пострадала, милая? — спросил он.

Она помотала головой, вновь прижалась к нему.

— Прости, я вызвала полицию, — глухо прошептала она.

Фрэнк уже заметил направляющегося к нему копа в форме лейтенанта и лишь обречённо, слабо улыбнулся.

— Мистер Кармайкл, пройдёте с нами, — произнёс коп и захлопнул на его руках наручники, вытаскивая из кармана изорванного пиджака револьвер.

Дежурный поглядывал то на сидящего перед ним Фрэнка в наручниках, то на часы и морщился. Фрэнк раздражённо думал, что они вначале решили вымотать ему всю душу мучительным ожиданием. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь участка распахнулась, и Фрэнк увидел Роджера, который молча подошёл к нему, и, оглядев, сердито спросил: