Дзёдзюцу. Часть четвертая

— Нет. — Ито поднялся. — Ты — летай себе и дальше в облаках, а мне позволь жить так, как я жил раньше. Я не хочу менять ничего в своей жизни. Я привык жить так, как живу. И ничего нового принимать в свою жизнь тоже не хочу! — Он плеснул в оба бокала еще вина.

Кано залез с ногами на подоконник и отвернулся к окну.

— Ну и живи со своей болью и со своей страшной картиной... — Пробормотал он в стекло, оставляя на нем запотевшее пятнышко от своего дыхания.

— Исида... — Ито опустился рядом с ним, протягивая бокал. — Мне хорошо с тобой. Но... не надо лезть мне в душу, ладно? Ничего хорошего там нет. Особенно для тебя. Если ты хочешь быть рядом со мной — оставайся на расстоянии от меня.

— Это единственный способ?.. Хорошо, я попробую. Но только потому что я нужен тебе. А не наоборот...

Впервые Кано чувствовал себя сильнее мужчины. Он понимал, что сейчас речь идет о чувствах. О чувствах их обоих... И знал, что понимает в этом куда больше Катсухико.

— А теперь закроем эту тему, хорошо? Ты и так заставил меня думать о том, о чем я не хотел.

— О, вы — финансисты, не любите загружать свое сердце.

— Поэтому живем дольше и лучше, чем вы — свободные художники. Вы — мотыльки... Летите на мнимый свет и молниеносно сгораете... Но разве это жизнь?

— Это — жизнь. — Сощурил глаза Кано. — А если ты думаешь, что...

— Все. Хватит слов. Надоело... — Поморщился Ито.

Искрящийся, с легкой кислинкой, вкус вина на губах юноши, влажный язык, острые зубки, тонкая шея, счастливое от его прикосновений лицо, запрокинутое так, чтобы ощущать на затылке тепло всей ладони, сухой и немного шершавой... Катсухико решил, что никогда не позволит себе нуждаться в этом человеке... Но сейчас он нуждался в его присутствии в своей квартире... и своей кровати.

20*

— Как ты вообще его застегивал? — Ито, тихо ругаясь сквозь зубы, снова возился с застежкой на пиджаке Кано.

— Тебе еще с пуговицами на моей рубашке сражаться. — Хихикнул Кано. — Давай я сам...

Он расслабленно, с иронической ухмылкой на лице, наблюдал за бесплодными попытками мужчины, заложив руки за голову и скрепив пальцы в замок.

— У тебя не получится. — Спокойно возразил Ито, потянувшись куда-то за спинку кровати, перевешиваясь через ее край.

— Почему?

— Потому что у тебя руки заняты.

Кано вздрогнул, услышав за спиной странный металлический щелчок. И сейчас же почувствовал на своих запястьях прохладную тяжесть. Он потянулся вперед, пытаясь сесть на кровати, но неведомая сила дернула его обратно.

— Ито??! Какого... ты делаешь? — Он обеспокоенно завозился на постели, изворачиваясь и извиваясь на атласных простынях, пытаясь вытащить руки из сомкнувшихся на них браслетов от наручников. — На него сейчас же обрушилась паника вкупе с беспомощностью.

Катсухико с выражением настоящего эстетического удовольствия любовался на это зрелище.

— Ты говорил, что тебе стало со мной скучно... Вот я и пытаюсь разнообразить наши отношения, как могу. — На лице Ито отобразилась какая-то животная ухмылка. — Что такое, Исида-тян? Тебе вдруг стало страшно? А как же поиск новых эмоций?

— Отпусти меня... — Пробормотал Кано, снова ощущая какое-то расслабленное оцепенение.

От откровенно издевательского взгляда склонившегося над ним мужчины его будто парализовало. Тело стало ватным и чужим, а разливающееся по венам пряное тепло, вместе с выпитым недавно вином, пьянило сильнее любого алкоголя.

— А ты уверен, что хочешь этого?

Ито с силой дернул бархатный пояс с серебристой пряжкой. Раздался сухой треск...

— Мой пиджак!!

— Он тебе все равно не шел...

Распахнутый пиджак, как черные крылья за спиной Кано, резко контрастировал с белой рубашкой, расстегнутой на груди парня. Катсухико облизнулся, чувствуя себя гурманом, растягивающим удовольствие перед дегустацией любимого блюда. Ничего хрупкого, осторожного, что заставляло его несколько минут назад раскрывать душу перед этим соблазнительным мальчишкой, в нем не осталось. Сейчас он готов был съесть это великолепное существо, проглотить вместе с шелковой рубашкой и серебряной цепочкой на шее. Все его внутреннее затопляло сумасшедшее, обжигающее желание, вытесняя остатки обычного контроля мужчины над собой.

Еще один рывок, еще один звук разрывающейся ткани... И несколько белых пуговиц рассыпались по одеялу... Ито склонился над почти что обнаженным художником, вдыхая какой-то невинный запах молодой нежной кожи, проводя языком по вздрагивающему от его прикосновения телу, оставляя влажную дорожку на животе, поднимаясь к груди... Кано била дрожь. Он согнул ноги в коленях, повернулся на бок, пытаясь увернуться от прикосновений мужчины, которые сводили его с ума, заставляя терять последние капли разума. Ито провел ладонью по бедру, обтянутому тканью черных брюк, запуская руку за пояс брюк и продолжая изучение податливого тела Кано уже в этой области... Исида взвыл, выгибаясь над кроватью. Звякнули наручники, ударяясь цепью о металлические прутья на кровати. Понимание настоящего принимало все более расплывчатые очертания.

"Он будет мстить мне за свое ощущение слабости передо мной" — Понял Кано, проваливаясь куда-то в сладостную, вишнево-терпкую бездну ощущений...

— А теперь я буду тебя мучить. — Пообещал ему приторно-ласковым голосом Ито, подтверждая догадки художника.

Мужчина неторопливо, одной рукой стянул с него брюки, другой удерживая ногу, которой Исида из последних сил пытался его пнуть. Следом даже снял носки, оставаясь сам во всем облачении и с жадностью оглядывая пристегнутого к кровати Кано, на котором из одежды осталась только тонкая витая цепочка на шее. И железные браслеты на запястьях...

Катсухико лег на него сверху, заставляя чувствительного к каждому прикосновению Кано вскрикнуть от прикосновения к его возбужденному телу грубой ткани. Художнику казалось, что тело его плавится... Ито провел рукой по его щеке, покрытой легким румянцем смущения, провел подушечкой указательного пальца по приоткрытым губам, дотронулся до них мимолетным поцелуем, отстранился на секунду, после чего поцеловал Кано уже жадно и требовательно, проникая в его рот языком, ловя и глотая его частое горячее дыхание и чуть слышные стоны. Его забавляла та порывистость, с которой Кано отдавался ему, весь без остатка, растворяясь в своем удовольствии, реагируя на каждое касание руки, не сдерживая своих криков и эмоций. Отголоски недавней невинности... Невероятная непосредственность...

"Прекрасно... пре-кра-сно, детка..." — Мысли в голове Катсухико текли обжигающим липким сиропом, однако, не теряя своего неотъемлемого сарказма.

Иногда художник бормотал что-то бессвязное, прикрывая глаза и хрипло дыша, иногда извивался на кровати, сгибая ноги в коленях, ударяясь головой о подушку, сжимал пальцы на руках, впиваясь ногтями в ладони. Но Катсухико, сам с трудом оставаясь в сознании, следил за тем, чтобы не повторить своей ошибки и, как в прошлый раз — не дать попавшему к нему во власть юноше дойти до конца первым и в одиночестве. Он ждал... И дождался... сначала тихих, а потом уже громких, умоляющих просьб закончить все это как можно быстрее. Когда просьбы перешли в неконтролируемые крики, а судорожные метания по скользким белым простыням в страдальческую агонию, Ито наконец-то сжалился... Над собой, в первую очередь, и над художником.

Кано, пару раз судорожно вздохнув и последний раз выгнувшись, обхватил ногами бедра мужчины, приникая к нему всем телом, ощущая мокрой грудью его сухое тепло и прижимаясь щекой к его щеке. Ощущение от проникновения в него Катсухико, как удар электрического разряда, пронзил все его тело, лишая возможности дышать, видеть, понимать происходящее... А потом взорвался в его сознании ослепляющей огненной вспышкой, включая одновременно все пять чувств и обостряя все ощущения до высочайшего предела... Последнее, что помнил Кано, это взгляд Катсухико, змеиный, светло-зеленый, проникающий до самой его сущности и впечатывающийся в сознание, в сердце, во все его существование... И сладко-соленый вкус крови, да ощущение мягкости тонкой кожи на зубах, сомкнувшихся над ключицей, чуть ближе к шее мужчины... Откуда-то издалека донесся вскрик Катсухико, переходящий в злобное болезненное шипение и легкая боль от вонзившихся в его ребра пальцев... А потом все слилось в одно пестрое пятно перед глазами, закружилось, накрывая огромной волной наслаждения, постепенно утихающей, отступающей и оставляющей вместо себя лишь умиротворенное тепло. И рассеивающийся туман перед глазами и в голове...

— Аноо-о...? — Услышал он сквозь звон в ушах голос Катсухико. — Ты вообще-то жив? Подай голос, что ли...

— Ммм... — Протянул Кано, слабо шевельнув затекшими руками.

— Отлично. Я думал, что ты превратил меня в некрофила.

— Умм... — Понимающе кивнул художник.

— Знаешь, я тебе, конечно, даже завидую... Но если ты каждый раз будешь терять сознание после оргазма, это может плохо закончиться для твоей психики. Хотя... О чем я вообще говорю?

Ито потянулся к запястьям юноши, собираясь освободить его руки. Кано приоткрыл глаза, наблюдая над протянувшимся над ним стройным телом, слегка приподнялся над кроватью и укусил мужчину за сгиб локтя. Катсухико чуть не упал, вздрогнув от неожиданности. Исида сощурился, блаженно улыбаясь.

— Это тебе за наручники. — Пояснил он.

— А это — тоже? — По-детски обиженно поинтересовался Ито, демонстрируя покрасневший укус около шеи с запекшейся кровью. — Ты, кстати, случаем не вампир?

— А это я? — Искренне удивился Кано.

— Ты! Животное... Знаешь, пожалуй, я не буду тебя отпускать. Ты болен и опасен для общества. Я буду держать тебя в своей квартире, пристегнутым к кровати. Буду поить тебя красным полусладким вином и регулярно заниматься с тобою сексом, доводя тебя до обморока.

— Я согласен! — Быстро согласился Кано, улыбаясь. Он давно уже не чувствовал себя таким безгранично счастливым.

— И ты будешь терпеть все мои издевательства?

— Буду.

— И позволишь держать тебя в неволе?

— Да.

— Мазохист. Чертов извращенец.

— Ага! Но, когда мне это надоест, я сбегу...

Катсухико лег на постель, укрываясь одеялом... Подумав, укрыл и лежащего рядом Кано. Ему хотелось курить, но вставать и идти за сигаретами было откровенно лень.

— Катсухико... — Кано нравилось произносить это имя. Оно отдавало привкусом жженого сахара и запахом "Cabin". — Катсухико...

— Что тебе еще?

— Обними меня, а? — Улыбнулся Кано, поворачиваясь к мужчине и устраивая, начинающие затекать, руки на подушке.

— Зачем?

— Мне скучно и одиноко здесь, на своей половине кровати...

— Ты лежишь в десяти сантиметрах от меня!

— Ну и что...

Катсухико вздохнул, проворчав что-то вроде "дите малое", и, подхватив Кано под спину, неумело прижал к своему боку.

— Катсухико...

— Что-о?

— Спасибо тебе.

— За что?

— За то что... Ну... За это... За секс.

— Хм...

— Не знаю, как я жил, как я вообще существовал без этого целых девятнадцать лет... И мне так повезло, что именно ты тогда оказался в ту ночь в том борделе...

— Угу...

— На самом деле, я действительно тогда глупость сделал. Я просто не понимал в тот момент, что может меня ждать и я так рад, так счастлив, что у тебя был праздник и ты решил справить его таким дурацким образом...

— Тебя всегда после секса на откровения пробивает, я смотрю...

— Я просто хотел сказать, что ты такой хороший, ты столько мне прощаешь, ты столько для меня делаешь...

— Не разрыдайся от умиления.

-... И даже не смотря на твою показную грубость, ты все равно очень-очень добрый! И очень хороший, ну очень хороший...

— Я сейчас воплощу в жизнь свою старую мечту и задушу тебя подушкой, если ты не замолчишь и не дашь мне отдохнуть.

— Ты все равно хороший!

— Черт... Вот это подарочек мне друзья на День Рождения подарили. — Усмехнулся Ито. — У тебя руки не болят еще?

— Болят.

— Вот и славно. Говорят, мученичество очень продуктивно влияет на творчество. Полежишь так еще минут двадцать и в ближайшие же сроки создашь великий шедевр.

Кано издал какой-то протестующий звук, напоминающий сердитое мяуканье.

— А как же поиск эмоций? — Ито нехотя сел, расстегивая железные оковы на тонких запястьях.

Потом, критически осмотрев синеющие следы от браслетов на коже Исида, принялся растирать ладонями поврежденные места. Кано поморщился и закусил нижнюю губу, когда по затекшим мышцам побежала кровь, заставляя тысяча тонких иголочек вонзиться в кожу.

— Катсухико...

— Да что такое??

— Как я теперь объясню эти синяки Юджиро?

— Меня это мало интересует... Скажешь, что решил со своим новым приятелем попробовать взрослые игрушки и что тебе понравилось.

— А ты мой приятель?

— Ты скажешь это Юджиро. Или тебе хочется объяснить ему все, как есть на самом деле?

— Нет... Хотя он никому не скажет. Он ответственный...

— Не сомневаюсь. Судя по тому, что ты еще жив, он также отличается хорошим терпением...

— Катсухико...

— Да что, черт тебя возьми??

— Мне нравится твое имя. — Улыбнулся Кано своей самой искренней и обезоруживающей улыбкой.

— Я тебя ненавижу.

— Катсухико...

— Умри.

— Я хочу есть, пить, курить и в туалет...

21*

Кано проснулся от того, что его откровенно лапали по всем самым чувствительным местам. Поежился, вытянулся на кровати, что-то проговорил и попытался уснуть снова... Однако, утреннее буйство гормонов явственно давало о себе знать.

— Ит-то... — Протянул он привычно.

Однако, договорить ему не дали, бесцеремонно переворачивая на живот, раздвигая его ноги в стороны и заставляя уткнуться лицом в подушку.

— Охаё годзаймас. — Прошептал ему на ухо Ито, обдавая шею теплым дыханием, заставляющим мурашки бежать по коже.

Кано повернул голову, отплевываясь от наволочки.

— А где прелюдии? — Полюбопытствовал он.

— Нет у нас времени на прелюдии. — Ито приподнял его над постелью, обхватив за живот и заставляя упереться локтями в одеяло. — Не выгибай спину, мне так неудобно.

— Ты опять?? — Разозлился Исида. — Я же сказал, что не хочу так...

— Очень меня волнует, чего ты хочешь, а чего — нет.

Кано зарычал, невольно прогибаясь и привстав на колени, когда почувствовал нахальное вторжение в свое тело. В чем-то Ито действительно был прав... Поза эта при всем ее вызывающем бесстыдстве позволяла испытать очень и очень сильные ощущения... У Кано потемнело в глазах. Он с трудом осознавал происходящее... Однако, в какой-то момент самолюбие взяло верх и он метнулся куда-то вниз, вжимаясь в скомканное одеяло.

— Ты меня хочешь калекой сделать?? — Рявкнул на него модельер. — Учти, что еще неизвестно, кто из нас потом пожалеет об этом сильнее!

— Я же сказал, что не хочу таким образом. — Нахмурился художник, прижимая ноги к самому подбородку.

— Ну и дурак. — Пожал плечами Ито.

— Это унизительно.

— Ладно. — Вздохнул Катсухико... — Мне уже плевать, в каком положении тебя трахать. Иди сюда...