Дзёдзюцу. Часть четвертая

— Вот и славно. — Ито плебейским жестом потрепал Ворисо по щеке, бросил быстрый взгляд на Кано и направился к выходу из цеха.

Кано проводил его испепеляющим взглядом. Едзи, оказавшийся невольным свидетелем этой картины, удивился, как его начальник не свалился замертво с прожженной дырой в спине.

— Иногда с ним сложно. — Улыбнулся Едзи. — Но вообще, он хороший начальник.

— Может быть, начальник он и хороший... — Пробормотал Кано, с трудом сдерживаясь, чтобы не сообщить все, что он думает о модельере, как о человеке. — В любом случае, мне предстоит это узнать.

Ему было чертовски обидно. Он еще сам не мог понять, откуда это ощущение досады снова появилось в его сердце, но уже предчувствовал приближение нового приступа истерики. Ему было страшно от самого себя и от холодности Катсухико. И еще более — от того, что сейчас эта холодность казалось самой важной проблемой на свете.

— Вы так говорите о нем... как будто давно его знаете... — Каменным голосом проговорил Кано, злясь скорее на самого себя, чем на Ворисо.

Едзи предпочел пропустить эту реплику мимо ушей. Он неторопливо повествовал Кано о его будущей работе, вводил в курс дела, рассказывал о перспективах и возможностях его должности, о росте карьеры...

— А вы сами? Вы так молоды для своего положения ведущего дизайнера "Махоу"... У вас, наверняка, огромный талант... — Кано с трудом сдерживал яд, который так и сочился в произносимых им словах.

Несмотря на подсознательную симпатию к молодому дизайнеру, Кано не мог побороть своих демонов, медленно, но неотвратимо просыпающихся у него в душе. А демоны просились на волю и требовали крови...

— Ну-у... Я бы не стал работать в таком месте, не имея определенных способностей. Но решать-то, все равно Катсухико... в смысле Ито-сану.

— И у многих, по его мнению, в этой фирме большие способности?

— Смотря, что именно вы имеете в виду...

— Откуда же я знаю предпочтения Ито-сана? Кто его знает, что именно он ценит в своих сотрудниках, Едзи-сан... — Кано понимал, что его порядком заносит, но остановиться уже не мог.

Ворисо с непониманием рассматривал Исида Кано. Он никак не мог предположить, что того так разозлило... Конечно, ему было понятно, на что именно намекал сын Исида Отогору, но вот какое ему было дело до личной жизни своего будущего начальника — дизайнер решительно не понимал. Он и раньше считал этого парня достаточно странным, а сейчас, увидев его в их "Махоу", да еще в таком невменяемом состоянии... И почему ему было не устроиться на работу в фирму его отца??

— Оригинальность мышления.

— И много здесь таких оригиналов?

— Может быть хватит? — Раздался чуть слышный, но жесткий, как тугая проволока, властный голос Катсухико.

Великий модельер и владелец фирмы, скрестив руки на груди, расположился у входа в цех, удобно прислонившись плечом к металлическому косяку. За его спиной суетливо маячил Икко Рану. И сколько времени они уже там находилось — оставалось загадкой и для Кано Исида и для Ворисо Едзи.

23*

После того, как он оставил своего подопечного под наблюдением лучшего дизайнера компании, Катсухико отправился прямиком в кабинет своего заместителя. С какой целью он шел туда, что именно хотел сказать, или сделать — об этом сам модельер не имел ни малейшего понятия. Однако, он уверенно шагал по коридору в направлении кабинета Икко Рану, искренне веря в то, что у него получится сымпровизировать. Жаль, что импровизациями он не занимался уже... Да он и в принципе не доверял своим творческим порывам, если только они не были связаны с работой. Да и это уже давно осталось в прошлом. Он не знал, что нужно было говорить в такой ситуации, поэтому первое, что пришло ему в голову и что он произнес, заходя без стука и предупреждения в офис Рану было:

— Я тебе его не отдам.

Икко не пошевелился, не поднял головы от бумаг, с которыми возился на протяжении всего утра. Только плечи чуть заметно вздрогнули...

— Ты о чем? — Наконец отмер он. — Точнее, о ком?

— Я не верю, что ты до сих пор ничего не понял.

— Представь себе, я и сейчас ничего не понимаю. — Рану с непроницаемым лицом снова углубился в заполнение отчетов.

— Он не нужен тебе. Ты даже и предположить не можешь, что это за человек... Он очень сложная игрушка, и ты просто не сможешь подобрать к нему подход. Особенно, сейчас.

— Ты... говоришь об Исида Кано?

— Да. Он тебе не нужен.

— А тебе? Зачем он нужен тебе?

— Я нужен ЕМУ.

Икко усмехнулся. Машинально убрал исписанный лист, достал следующий, проглядел его невидящим взглядом и поставил подпись в нижнем правом углу.

— Что ты подписываешь?

— Не знаю. — Уже громче усмехнулся заместитель.

В атмосфере офиса зарождалась грозовая туча.

— Продаешь душу дьяволу, не иначе. — Хмыкнул Катсухико.

Ему невыносимо хотелось курить.

Икко от его слов вздрогнул и выронил ручку.

— Ито, почему ты все делаешь за моей спиной?

— А с каких пор я вдруг стал должным тебе отсчитываться о своих поступках?

— Я просто... не понимаю, почему тебе так нравится переходить мне дорогу.

— В чем? — Искренне удивился Ито. — Что я делаю наперекор тебе?

"Да просто существуешь" — Хотелось крикнуть Рану.

— Мне хотелось заполучить этого парня.

— Но для тебя ведь это такие мелочи! Найдешь себе новую жертву.

— Именно этого парня.

— Икко...Вот именно этого парня — не трогай. — Строго произнес его директор.

— Договорились. — Примирительно поднял руки мужчина.

Он вдруг начал понимать... Сколько лет он знал Ито — столько же лет он видел его совершенно одиноким. Создавалось ощущение, что модельеру просто не нужна была любовь. Ему в принципе не нужны были какие-то чувства. Конечно, Икко не был специалистом в делах сердечных... Но таких непроницаемых людей ему еще видеть не приходилось. Ворисо утверждал, что за этим скрывается подсознательный страх Ито к привязанностям. И Ворисо не понимал, как можно было из-за какого-то страха запрещать себе любить. Икко Катсухико просто казался насквозь черствым и самолюбивым человеком, который не нуждался ни в ком, кроме самого себя и своего дела. Может быть, Ворисо был в чем-то прав? И вот, каменное сердце их непробиваемого циника дрогнуло под напором красоты и молодости?

— И когда ты только успел? — Удивлялся Икко, пока они петляли по коридорам в направлении дизайнерского отдела.

— Если я тебе расскажу... Ты будешь долго смеяться. — С угрюмой ухмылкой бросил Катсухико, не сбавляя шага.

"Вряд ли" — Так же саркастически подумал его заместитель.

Глядя на Катсухико, на незнакомые, вдруг появившиеся в его голосе и поведении нотки ревности и собственничества, когда он говорил о Кано, Икко вдруг понял, что кажется, даже раскаивается в своем поступке. Может быть, он действительно затронул что-то важное? Что-то важнее, чем его временная прихоть? Но в любом случае, теперь предпринимать что-то уже было поздно. Дело сделано и осталось только ждать его плодотворных результатов... На этот раз последнее слово осталось за ним, за Икко Рану.

"В любом случае, рано или поздно все бы об этом узнали... Но ведь удивительно... Они же ненавидели друг друга! Или это только так казалось..." — Размышлял про себя Икко, в который раз отмечая, что иногда совершенно не понимает поступки и мотивации некоторых людей.

И он в очередной раз повторил эту мысль, когда пред их с Ито глазами предстала странная сцена разговора художника с их главным дизайнером. И дело было даже ни сколько в словах, которые они не могли слышать по случаю достаточного расстояния, разделяющего их от говоривших, сколько в поведении и взбудораженном виде Исида Кано. Даже Икко, который был весьма и весьма далек от умения тонко чувствовать, смог ощутить эту висящую в воздухе, наколенную до предела, враждебную атмосферу. Ворисо был растерян. Кано был взбешен.

Кано говорил что-то, сузив глаза и застыв во враждебном положении, скрестив руки на груди. Даже не слыша его слов, не различая интонации, Катсухико почти что был уверен, что знает причину его внезапной вспышки гнева. Он устало вздохнул, качая головой. И когда уже это закончится?...

— Может быть хватит? — Оборвал он резко их диалог. А если быть точным в высказываниях, то бесконечный монолог Кано, производимый на самой возвышенной ноте.

Художник замолчал, как будто наткнувшись на невидимую преграду, удержавшую его очередной поток бессмысленных ругательств.

— Катсухико?.. — Кано обернулся на голос и замер в нерешительности, заметив за спиной мужчины Икко Рану.

Ему вдруг стало страшно, как будто уже в ясном предчувствии беды, и захотелось домой.

— Вы поговорили, я смотрю?

— Да... Похоже на то. — С трудом улыбнулся Ворисо.

Похоже, этот разговор дался ему нелегко.

— Мы поговорили. И я узнал для себя все, что нужно было.

Ито поморщился, улавливая неприкрытую двусмысленность во фразе Кано. Ему все эти звуковые эффекты стали порядком надоедать.

— И как? Вы остались довольны услышанным? — Едко произнес Ито.

У двоих человек из собравшихся в отделе четверых, создавалось впечатление, что они остались как-то в стороне от темы разговора.

— Вполне. Но мне хотелось бы уточнить некоторые детали, Ито-сан.

"Как много работников твоей фирмы побывали в твоей постели?" — Мысленно добавил Кано.

— Мы сможем сделать это при обсуждении договора. Конечно, если вы не передумали почтить нашу компанию своим присутствием в ней.

— О! Отнюдь! С каждой минутой моего пребывания в этом месте, мне все больше и больше хочется здесь остаться.

"Не подавись своим сарказмом" — Подумал мрачно Катсухико.

Он понимал, что нужно было срочно уводить отсюда парня во избежание откровенных сцен ревности и почти что семейных разборок.

"Увести куда-нибудь подальше и придушить в укромном углу. Или... а потом уже придушить". — Пронеслась в голове у Ито соблазнительная мысль, основательно сдобренная нецензурной лексикой.

Лицо у модельера оставалось невозмутимым.

— Тогда, может быть, приступим к оформлению документов? — Ито представлял собой идеальный образец галантности и предупредительности.

— Приступим, пожалуй, Ито-сан...

Под аккомпанемент дружного потрясенного молчания Едзи и Рану, невероятно вежливая пара выплыла в коридор, учтиво попрощавшись с заместителем и молодым модельером и извинившись за столь резкую необходимость покинуть их общество... Общество проводило их глубокомысленными взглядами. А Ворисо Едзи все как-то быстро вдруг стало понятно...

— Ты совсем с ума сошел?! Что ты устраиваешь?? — Накинулся на Кано Катсухико, за первым же поворотом утратив всю свою любезность.

— А что я устраиваю? — Невозмутимо поднял одну бровь Кано.

— Ты... Ты хоть думаешь, где ты находишься и с кем разговариваешь!? Если ты вдруг совсем перестал думать о своем отце...

— Вряд ли этот твой... дизайнер расскажет о своих домыслах моему отцу.

-... То хотя бы подумай обо мне!

— Почему это я должен думать о тебе? — Пожал плечами Кано. — В первую очередь я хочу думать о себе. Если я буду работать у тебя — рано или поздно все равно каждый работник твоей фирмы — от первого бухгалтера, до последнего курьера, все узнают!

— Не узнают. — Нахмурился Ито. — Не о чем будет узнавать.

— Что значит — не о чем?! Ты перетрахал весь свой служебный персонал и ни от кого это не скрываешь, а я...

— А что — ты?

— Я тоже не могу всего этого молча терпеть.

— И я — тоже не могу...

— Что ты имеешь в виду? — Обреченность, просквозившая в интонации мужчины, заставила художника забеспокоиться.

— Ты мне надоел, Кано. — Спокойно заключил Ито.

— В каком смысле? — Растерялся Исида от внезапно изменившегося тона мужчины.

Катсухико вдруг как будто утратил весь свой запал и интерес к разговору. Просто неожиданно успокоился, будто разрешив для себя важную дилемму, решение которой так долго пытался и не мог найти.

— Все, Кано. Игра окончена. Твоя капризность, сумасшествие, чертова непредсказуемость... Может быть, кому-то это и может понравиться, но... Мне надоело чувствовать себя сидящим на пороховой бочке. Это развлечение не для меня.

— Катсухико?.. — Начал было художник пересохшими внезапно губами.

И замолчал... Внезапно отчетливо понимая, что все, что он сейчас сделает, или скажет дальше — окажется бесполезным. Не будет услышано, понято, или воспринято жестким и холодным, как бетонная стена, и таким же глухим к чужим эмоциям, человеком.

— Я и так сильно устаю на работе. И мне бы хотелось отдыхать хотя бы иногда. Если тебе нравится для поддержания вдохновения чувствовать себя в состоянии извечного стресса, то я облегчу тебе эту задачу. Помучайся теперь над своими проблемами... но без меня, ладно?

Кано вдруг подумал о своих картинах на тонких стеклянных пластинках... Насколько тяжело было рисовать их... и как легко и быстро они бились при каждом неосторожном прикосновении или из-за нечаянного взмаха руки. Как же легко сломать неосторожным порывом что-то бесценное... Что-то, что не подлежит восстановлению.

— Без тебя? — Повторил он, внезапно оглохнув и потеряв последнюю способность соображать что-либо.

Все его картины, созданные в его воображение, полные цветов и великолепных красок, наполненные незнакомым доселе чувством радости и любви рассыпались на осколки. Осколки впивались в кожу, попадали в кровь и по венам бежали к самому сердцу, вонзаясь в теплую, бьющуюся плоть, проникая в его глубину... Почему?...

— Без меня.

— Почему? — Повторил он вслух.

Почему все люди, которых он любил, бросали его? Вот так вот просто отказывались от него из-за...

— Из-за твоего эгоизма, Кано. Зачем мне быть с тобой, если тебе и с самим собой замечательно? Ты можешь думать только о своих интересах, прекрасно умея пользоваться окружающими людьми. Мало того, ты еще и меня выставляешь в дурацком положении перед моими знакомыми!

Стены коридора, отвратительно постельных тонов, безвкусные и равнодушные, закружились перед глазами, превращаясь в пульсирующий тоннель, сжимающийся при каждом ударе сердца, оглушающим гулом раздающемся в голове. Неужели он настолько отвратителен?..

— Нет... — Судорожно затряс головой художник. — Ты меня не оставишь! Ты не можешь так со мной поступить!!

"Нет, нет и нет. Я не могу его отпустить..." — Думал Исида, совершенно точно понимая, что просто физически не сможет оторвать от себя ТО, что стало неотъемлемой частью его существования за такое короткое время.

Взгляд, монолитной печатью оставшийся в памяти, так просто не сотрется и не исчезнет... В этом взгляде была бледная зелень того самого ядовитого вьюна из тепличного сада. Этот вьюн обвивал, а яд его просачивался сквозь поры на коже и отравлял собою весь организм.

Ему казалось, что разноцветные осколки теперь взрываются в его голове. Он сжал руками виски, чтобы удержать этот сумасшедший вихрь у себя в сознании... чтобы не потерять его прямо здесь и сейчас.

— Не кричи. — Равнодушно прервал его Катсухико. — Мне не нужны проблемы. Я, конечно, ничего не имею против дурной славы... Но я не хочу, чтобы она связывала меня с моим деловым партнером. Кстати, это еще одна причина, чтобы порвать с тобой всяческие отношения.