Двойной горизонт

— А сам-то что скажешь княжич? — Анна, напряжённая до звона словно струна, смотрела на Горыню так, словно хотела пробурить в нём дырку. — Не одну ведь меня берёшь. С сёстрами моими, тоже объясниться должен.

— А ты-то сама, знаешь, чего хочешь? — Горыня, которого уже несколько утомили эти скачки, спокойно посмотрел на Анну. — Девчонки рядом? Ну так пойдём и объяснимся по-людски. — Он перевёл взгляд на императора. — Вы позволите, государь?

— Иди, да будет дух Перуна с тобой. — Михайло вздохнул, и качнул головой. И лишь когда Горыня с Анной скрылись за одной из дверей, ведущих из зала, устало посмотрел на князя. — Даст Род, слюбится там у них, да всё нам полегче.

— То, так государь. — Стародубский кивнул. — Дети на выданье, и слону хребет переломят.

В комнате украшенной цветочными корзинами, и от того благоухающей густыми цветочными ароматами, тихо словно мышки сидели в креслах изящная словно статуэтка Катерина Лопухина, жёсткая и прямая будто клинок Анфиса Гагарина, обычно весёлая, но сейчас непривычно тихая и зажатая Любава Туманова, и Лиза Дашкова философское настроение которой не могло поколебать ничего.

Анна заняла одно из свободных кресел, и кивнула Горыне.

— Ну вот. Мы здесь. Говори, что хотел.

Около минуты, Горыня молчал, посматривая на девушек, и после, шагнув так чтобы видеть их всех, коротко поклонился.

— А всё уже сказано не по одному разу. И каждой из вас, и всем вместе. К сожалению, я ничего не знал ни о Макошином круге, ни о сложностях, которые с этим связанны, но что-то такое предполагал. Уж больно смотрины у вас были... сложные. — Горыня помедлил, подбирая слова. — Что хочу сказать, кроме того. Просто не будет. Мы все разные, и если двум людям сложно подстроиться друг к другу, то одному к пяти девушкам, ещё сложнее. Но если вы этого захотите, то всё сложится. Почему большая часть гармонии зависит от вас? Так вы знакомы уже много лет, и между собой-то притёрлись. А я, как ни крути, человек новый. Чего там ещё от меня ожидать, кто знает? — Он сделал паузу.

— Катя. — Горыня посмотрел на Лопухину. — Я знаю, что секреты этого мира для тебя важнее, чем всё остальное. Ты роешься в старых книгах, пытаешься понять, как устроено всё, что вокруг нас. Обещаю тебе, что расскажу всё что знаю, и что не рассказывал ещё никому. И мир никогда не встанет между нами. — Княжич перевёл взгляд на Гагарину. — Анфиса. Ты человек боя, и знаешь об этом не меньше меня. Но все мои знания — твои знания. Стрелковая подготовка, тактика, и всё что я знаю о войне. И никогда она не встанет между нами. — Он повернулся к Любаве Тумановой.

— Любава. Я ничем не смогу тебе помочь. То, что ты сделала смыслом своей жизни, мне вообще никак незнакомо. Но обещаю тебе все артефакты и древние вещи, которые я достану, добуду, или выкуплю. И никогда и ничто не встанет между нами. А тебе Лиза, смогу рассказать совсем немногое, потому как твоё лекарское искусство намного выше, чем мои знания. Но тоже помогу, чем смогу. Хотя мои знания о ядах, тебе вряд ли пригодятся.

Он повернулся к Анне.

— Анна. — Ты открываешь новые источники, и наделяешь силой всех ведунов. За тобой вся мощь империи, и я лишь малая песчинка в стене этой крепости. Но всё что от меня зависит, я сделаю.

— А про любовь, что-нибудь расскажешь? — Негромко произнесла лукавая Любава, и будто бы в смущении, прикрылась кончиком платка, наброшенного на плечи.

— Про любовь? — Горыня улыбнулся. — Так я и не знаю про неё ничего. А говорить о том, чего не знаешь, могут или глупцы, или политики. Но вот с каждой из вас мне было хорошо. И не только тогда, когда мы были близки. Но и когда просто гуляли, говорили. Хорошо, спокойно и я не чувствую никого из вас как чужого человека. Могу узнать любую из вас по запаху, по звуку шагов. Знаю, что любит каждая из вас, и знаю, чего не любит. Ещё, наверное, многого не знаю, но тут всё в ваших руках.

Из комнаты он вышел уставшим словно целый день таскал железо, и прислонившись к прохладной стене, некоторое время приходил в себя, а когда открыл глаза обнаружил, что метрах в пяти стоит князь Васильчиков.

— Государь просил поинтересоваться результатом. — Пояснил он своё присутствие.

— Да ворон его знает. — Горыня пожал плечами. — Вроде нормально поговорили, но что они там у себя в голове решили? — Он вздохнул и отлип от стены. — Пойду посмотрю, как там дела у отца с Машей. А то бросил их...

— Хорошо. — Князь кивнул. — Если что узнаю, пришлю человека. И... спасибо тебе за деток. Мы этих пропащих, где только не искали. А они все здесь, под боком. Охотники кстати тебе новое имя придумали. — Он широко улыбнулся. — Вакула Ижорский сказанул, что-то вроде "Чисто сработано, как доктор прошёл" ну и все подхватили. Теперь тебя у охотников иначе чем "доктор" не называют.

В зал Горыня вышел пусть и в глубокой задумчивости, но уже натянув на лицо маску спокойствия и уверенности, которой вовсе не испытывал, собираясь жениться сразу на пяти совсем непростых девицах. В прошлой жизни ему очень не везло с женщинами. Относительно нормальную семью удалось создать лишь один раз, и основой её была не любовь, а взаимное уважение и внимание к интересам друг друга. Тоже немало, но нынешняя ситуация выбивала его из колеи начисто.

Из размышлений его вывел незнакомец в роскошном алом камзоле расшитом золотом и жемчугом, словно женское платье, и золочёной парадной шпажкой на боку. Незнакомец щеголял длинными седыми волосами, забранными в косицу, и имел взгляд снайпера, высматривающего цель из-под густых и косматых бровей.

— Позвольте представится, глава посольства Ордена Песочных Часов, Луи д`Альбер. — Он церемонно поклонился, придерживая рукой шляпу — треуголку, обшитую барбантским кружевом.

— Старший советник личной государевой канцелярии княжич Стародубский. — Горыня в ответ коротко поклонился. — Чем обязан интересу столь могущественного ордена к своей скромной персоне, господин магистр?

— Вы скромны, что делает вам честь, господин старший советник. — д`Альбер рассмеялся негромким, но приятным смехом, и доверительно взяв Горыню под локоток повёл его к столам. — Вы так молоды, но уже занимаете столь высокое положение при троне крупнейшей мировой державы. А ещё у вас на груди столь впечатляющая коллекция военных орденов, что я просто не мог пройти мимо и не познакомиться со столь блестящим представителем молодого поколения России. Старики, увы и ах, костны и недальновидны, а вот молодёжь, устремлена в будущее. Ей открыты все тайны мира, и для них нет ничего невозможного.

— Молодёжь, не стоящая на плечах стариков, мало что стоит. — Горыня улыбнулся простоте нравов посла. Вот так, вот, среди толпы прихлебателей, и наблюдателей, подбивать клинья к чиновнику высокого ранга...

— О! Прекрасно сказано! — Д`Альбер, широко улыбнулся. Что ж, вижу, что слухи о вашем уме ничуть не преувеличивали. Позволено ли будет мне поинтересоваться, какое образование вы собираетесь получить? Если философское или инженерное, могу порекомендовать несколько превосходных учебных заведений, где есть все возможности для совершенствования столь яркого таланта, как ваш.

— Заведения конечно же Европейские? — Горыня усмехнулся.

— Но ведь всем известно, что философская школа Европы сильнейшая в мире! А европейские инженеры приняты ко дворам всех просвещённых правителей! — Воскликнул дипломат, останавливаясь возле стола с винами и закусками.

— Философия... — Горыня покачал головой, глядя как ловко д`Альбер разливает вино в два бокала, и отрицательно кивнув взял чашу, и наполнил её прозрачным словно слеза берёзовым соком. — Философия — просто набор инструментов, позволяющий размышлять и делать выводы. А в любом наборе важнее не качество оного, а способности того, кто этим набором владеет. Это конечно важно и в любых других видах человеческой деятельности, но в философии — фактор личности наибольший. И так, что же получается? Любая философская кафедра, это всего лишь способ привлечения, и приручения людей умных от природы, чтобы по возможности использовать их в своих целях, либо для обеспечения невозможности их использования другими. И если от отъезда толкового инженера вреда будет немного, инженеру нужны и станки, и общий уровень материальной культуры, и соответствующая интеллектуальная поддержка, то с философом всё проще. Бумага, карандаш, дом с красивым садом, и женщина, которая за всем этим будет следить. А в результате — новые пути развития цивилизации, или ещё что-нибудь столь же разрушительное. Ваше здоровье. — Горыня поднял чашу, и в несколько длинных глотков осушил её. — И возвращаясь к вашему предложению. Инструменты познания широко известны, а садиков с домами и покладистых женщин полно в любой точке мира. Так что Европа в этом смысле ничем не выделяется.

— А общение с себе подобными? — Не сдавался д`Альбер. — Окружение — это тоже очень значимый фактор.

— Тогда почему все великие философы одиноки и предпочитают общаться письмами? — Горыня улыбнулся. — И кстати, это справедливо для всех стран кроме России. Только здесь при ведовских школах действуют центры обмена знаниями, что очень помогает именно в научных исследованиях. Вон, там, у выхода в танцевальный зал, видите? Михайло Ломоносов, беседует с группой молодых людей, среди которых и военные, и ведуны, и выборные от общин. А ваши философы делятся знаниями с крестьянами?

— Но вы забыли ещё один очень важный момент. — д`Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала, и видимо найдя вино вполне годным приложился уже куда основательнее. — Императорская стипендия для учёных весьма велика...

— Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном. — Отмахнулся Горыня.

— Так что же вам надо? — Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне.

— А у меня всё есть. — Горыня так же прямо посмотрел на д`Альбера. — Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь, и даёт смысл жизни. — Он улыбнулся. — Защищать, строить, и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить это быть чужаком за тридцать серебряников, и утешать себя мыслью, о том какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину.

— О! Вы знакомы с Книгой? — Д`Альбер, никак не отреагировав на последний выпад Горыни, поставил на стол уже пустой бокал.

— Я вообще начитанный мальчик. — Горыня без улыбки посмотрел в лицо д`Альбера. — Знаком и с Кодексом Гермеса Трисмегиста, и многими другими трудами. И все они убеждают меня в том, что я принял и осуществляю правильное решение.

— Что-ж. — д`Альбер, вновь наполнил бокал, и с улыбкой кивнул. — Я вижу похвально твёрдого в убеждениях молодого человека, прекрасной учёности, и широких взглядов. Могу лишь пожелать вам удачи, во всех начинаниях. — Он поднял бокал салютуя, и отпив пару глотков с поклоном удалился, освобождая сцену для ещё одного действующего лица.

Это был мужчина лет тридцати, черноволосый, смуглый, одетый в чёрное с фиолетовым, и гордо брякающий вполне боевой шпагой на поясе.

— Имею ли я честь беседовать с принцем Горыней Стародубским? — Произнёс он на вполне понятном английском.

— Да, милорд. Но в данном случае был бы скорее уместен титул маркиз, так как ближайший аналог князя — герцог, и я старший сын. — Горыня учтиво поклонился.

— Я герцог Арко, Филипп Луис, де ла Куэва, де ла Мина, требую у вас сатисфакции за оскорбление, нанесённое Британской короне.

"Ну хоть какое-то развлечение" — Горыня кивнул скорее своим мыслям, чем словам горячего испанца и задумчиво оглянулся. К стыду своему, дуэльного кодекса он не знал совершенно, хотя дуэли в Московском обществе периодически случались. К своей удаче, совсем рядом, он увидел оживлённо беседующих князей Суворова, и Пушкина и шагнув к ним, остановился ожидая пока беседующие обратят на него внимание.

— А, княжич! — Александр Сергеевич, улыбнувшись Горыне словно старому знакомому, отставил бокал в сторону, и крепко пожал ему руку. — Вот, Александр Васильевич, хочу рекомендовать вам, сего весьма молодого, но очень перспективного юношу.

— Перун, Ярый, да и прочая, прочая, прочая. — Суворов довольно рассмеялся, и хлопнул сухой, но неожиданно тяжёлой рукой по плечу Горыни. — Вижу не в штабах отирался! Молодец! — Говорил Александр Васильевич быстро, словно торопился, широко жестикулировал руками, двигался из стороны в сторону словно сбивая прицел снайперу, но взгляд был сосредоточенный, внимательный и взвешивающий. — Но ведь не для разговора пришёл, не для разговора. Вижу нужда какая-то?

— Да вон, испанец стоит. Требует дуэли. А я ни кодекса дуэльного не знаю, ни правил. Пристрелить бы его, чтобы не мучился, но как-то неловко. Всё же издалека ехал...

— Вот молодец! — Суворов расхохотался и вновь хлопнул ладонью по плечу Горыни. — Слышь, Сашка. Весь в тебя. — Александр Васильевич посмотрел на княжича. — Тоже по молодости любил подраться на дуэлях. Но после того как ему ногу прострелили, как завязал. — Суворов в пару быстрых шагов подскочил к испанскому дворянину, и перейдя на испанский язык стал быстро что-то выяснять, временами похохатывая, словно тот рассказывал ему смешную историю. Тем временем генерал Пушкин обращаясь к Горыне негромко произнёс.

— Может статься, что идея пристрелить этого гишпанца была не такой уж плохой. — И пояснил, видя удивление Горыни. — Это известный в Европе бретёр, наёмный дуэлянт и мастер дестрезы. Ученик самого Антонио де Брея. Вы знаете, что такое дестреза?

— Знаю. — Спокойно ответил Горыня. — Хорошая школа двуручного боя, с элементами акробатики. Но у меня тоже были достойные учителя.

— Ну, вот. Почти договорился. — Суворов с улыбкой вернулся к Горыне и Александру Сергеевичу, подхватил свой бокал и сделал большой глоток, словно у него пересохло горло. — Биться будете завтра, в Перуновом дворике, что у Рогожской заставы. Время — сразу после утренних свирелей. Поскольку это он тебя вызвал — оружие на твой выбор. Но, меч брать не советую. — Суворов с улыбкой посмотрел на Горыню. — Пока ты им размахнёшься, он уже наделает в тебе сотню дырок.

— Да у меня и шпаги-то нет. — Княжич покачал головой, и одним движением выдернув из ножен свою палку с некоторым удивлением смотрел, как она удлиняется, превращаясь в нечто похожее на трость.

— Ну-ка? — Александр Васильевич нагнулся и внимательно посмотрел на оружие Горыни. — Никак Святогорова Палица?

— Да вообще нечто непонятное. — Хмуро произнёс Горыня. — Ведёт себя как хочет. То притворяется простой палкой, то режет всё словно масло. Да справлюсь я с этим испанцем, господин неведник. Вы мне лучше вот что скажите. Нам такой специалист нужен, или можно прибить?

— Хмм. — Суворов задумался. — С одной стороны наши мастера ничуть не хуже. И порубежники, и из ханьцев, и наши мечники. А с другой, было бы неплохо. Новая школа, новый взгляд, новые техники...

— Тогда господин неведник, объявите этому кренделю заморскому, что мой выбор шпага, против шпаги. И если я побеждаю, то служить ему учителем двадцать лет. А если нет, то я выбираю пистолеты, и пусть ищет себе место на кладбище.