Двойной горизонт

Огромный восьмимоторный воздухолёт "Вещий Олег", рассекал небо негромко гудя механизмами, и шелестя на встречном потоке алюминиевой обшивкой. Горыня который строил этот корабль как центр управления боем, озаботился и удобными каютами, и обзорной палубой, совмещённой с штабным залом, и даже душевыми. Но сейчас на борту было лишь два десятка офицеров, летевших в штаб Южного войска, его личный десяток, да сто тонн особых грузов для войск, расположенных в Тавриде.

Двухсотпятидесятиметровый дирижабль сопровождали пять кораблей поменьше, но двигались все ходко, не экономя на топливе.

Несмотря на первоначальное отчуждение между офицерами и Горыней, через пару дней он перезнакомился со всеми, и установил спокойные деловые отношения, убедив их в том, что не собирается ни под кого копать, и вообще летит в действующее войско не для интриг. Оставался ещё немаловажный вопрос, как его встретит князь Багратион, но эти сложности нужно было разрешать по мере поступления. Пока что Горыня любовался видами с широкой обзорной палубы возухолёта, и работал с картами Севастопольского укрепрайона, где были обозначены укрепления уже возведённые Тотлебеном.

До войны оставалось совсем немного времени. Дипломатическая почта уже доставила ультиматум, подписанный главами европейских держав, объединённая эскадра прошла проливы, и готовилась встать под загрузку войсками в устье Дуная, а это значило, что максимум через месяц, заговорят пушки.

Самолёты и воздухолёт Русь должны были начать выдвижение к фронту уже после начала боевых действий, чтобы максимально затруднить принятие контрмер. А для начального этапа вполне годились два десятка воздухолётов оснащённых пушками и бомбосбрасывателями.

— Волнуетесь, Горыня Григорьевич? — Вошедший на палубу командир инженерной бригады генерал-инженер Проскурин летавший в Москву за какой-то служебной надобностью, подошёл и встал рядом.

— Да. — Княжич кивнул, признавая очевидное. — Очень много новой техники в войсках. И хотя всё обкатали на полигонах, и вроде даже пропустили артиллеристов через учебки, всё равно душа не на месте. Как-то всё оно в реальном бою?

— Это ведь у вас первая компания?

— Ну, можно сказать и так. — Горыня усмехнулся. — В самом начале службы была небольшая заварушка у крепости Отрадная, но на большую кавказскую войну я уже не попал.

Проскурин улыбнулся. "Солдатский телеграф" мгновенно разнёс весть о разгроме крупнейшей турецкой банды на Кавказе, что сильно подняло боевой дух войск, а имя Горыни Стародубского тогда в первый раз стало мелькать в разговорах.

— Славное дело. — Генерал кивнул. — Но долгая кампания — совсем другая история. Придётся вгрызаться в землю — матушку изо всех сил. Уж очень серьёзная армия на нас идёт. И я обратил внимание на карты, с которыми вы работаете... Что за углы, которыми вы помечаете артиллерийские позиции? Для секторов обстрела пушек что-то многовато берёте.

— Пушки новые. — Пояснил Горыня. — На поворотных лафетах, с повышенной точностью, и увеличенной дальностью стрельбы. Кроме того, мощь даже двадцатилинейной пушки не ниже сорокалинейки образца двадцать восьмого года а пятидесятилинейную и сравнить-то не с чем. Другая начинка, другая оболочка, другой взрыватель. Мы везём с собой пять таких пушек с боеприпасом, а основная часть оружия придёт вторым и третьим рейсом воздухолётов. Всего полагаю разместить сто тридцать десятилинейных, пятьдесят тридцатилинейных, и десять пятидесятилинейных пушек, на господствующих позициях. Это сразу даст подавляющее огневое преимущество, и позволит срывать вражеские перегруппировки войск. Но главная надежда всё равно на воздушный флот.

— Вы это только Эдуарду Ивановичу Тотлебену не говорите. — Проскурин рассмеялся. — Хотя без него, всё равно ни одна лопата земли не будет брошена.

— Договоримся, я думаю. — Горыня улыбнулся. — Цель-то у нас одна.

Штаб Южного войска, расквартированный в Симферополе, гудел словно потревоженный улей. Вестовые, штабные офицеры, казаки охранных сотен, и пара курьерских воздухолётов, находились в постоянном осмысленном движении, и бурлило предвкушением хорошей драки. Горыня переодевшийся для такого случая в парадный мундир, поспешил представиться командующему войском неведнику Петру Ивановичу Багратиону, который несмотря на девяностолетний возраст, был крепок, быстр и даже внешне не обладал никакими старческими признаками, что конечно, прежде всего, было выдающимся достижением волхвов — целителей.

Толстенный пакет, который отдал Горыня, был в туже секунду вскрыт, распотрошён, а документы тщательно осмотрены.

— Садитесь княжич. — Багратион нетерпеливо кивнул Горыне, и стал быстро просматривать листы с гербовыми печатями. — Через два часа совещание, и прошу вас присутствовать, как командующего воздушными силами. Охрана я так понял у вас своя, так что с квартирьером разберётесь сами. Встать рекомендую недалеко от штаба, чтобы быстро быть при тревоге. Так, а это что? Список имущества особой артиллерийской группы? Отчего не обычным порядком, а через канцелярию Государя?

— Всё просто ваша светлость. — Горыня развернул карту, что была у него в руках. — Вы же присутствовали на полигоне, при испытаниях нового автоматического скорострела?

— Да, такое не забывается. — Багратион быстро кивнул. — Ловко вы их тогда...

— Так вот, это то же самое, только стреляет не пулями, а снарядами. Небольшими. Всего в двадцать линий, но по могуществу чуть выше, чем стоящие на вооружении пушки. Через час могу продемонстрировать в действии, только нужно указать место для показа. Прицельная дальность больших пушек — четыре тысячи сажен, а максимальная дальность полёта шесть — семь вёрст, в зависимости от высоты позиции.

— Змей мне в ребро. Это же всю диспозицию нужно пересматривать!

— Совсем немного, ваша светлость. — Горыня удерживая в руках карту продемонстрировал Багратиону. — Мы просто подопрём уже имеющиеся батареи своими пушками, расположив на высотах, откуда старые орудия не могут стрелять прицельно. Да и мало их совсем. Всего полторы сотни успели сделать. Но боезапас приличный. Ну и связных амулетов привёз триста штук. Это не считая тех, что приписаны к возухолётному отряду.

— Все бы так в войско приезжали. — Багратион вздохнул и встав из-за стола подошёл к карте полуострова. — Наши агенты докладывают, что основная точка высадки будет именно здесь. У Севастополя. Смогут ваши воздухолёты хоть немного проредить десант?

— Не только проредят, но и сильно снизят его численность. Но всех утопить не сможем. — Горыня развёл руками. — Слишком большой флот.

— Это понятно. — Князь нетерпеливо взмахнул рукой. — Но даже если утопите хоть треть войск, низкий вам будет поклон и от меня лично и от всего войска. Поделитесь планами на воздушную баталию?

— С вами — разумеется. — Горыня кивнул. — А вот на совещании я бы лучше помолчал. Мало ли что? Не хочу испортить сюрприз герцогу Веллингтону.

— Хмм. — Пётр Иванович нахмурился. — Я уверен во всех генералах как в самом себе. Неужели вы подозреваете кого-то в предательстве?

— Ни в коем случае, ваша светлость. — Горыня покачал головой. — Просто полагаю, что кто-то из них может обронить случайно несколько слов, не в той компании, или чего хуже станет менее интенсивно готовиться к бою. А я бы хотел исключить любые случайности. Но даже вам я не могу всего рассказать, хотя бы потому, что кое-что лучше один раз увидеть.

На следующий день Горыня с одобрения Багратиона переехал ближе к Севастополю, устроившись в деревеньке Холмовка расположив там же штаб командования воздушными силами, и начав оборудовать стоянку для дирижаблей.

На возведении укреплений трудилось уже больше десятка воздухолётов работавших воздушными подъёмными кранами, и перевозчиками материалов, так что позиции в основном были уже оборудованы. С Тотлебеном тоже удалось быстро договориться, просто продемонстрировав работу тридцатилинейной пушки, которую установили в двух вёрстах от невысокого холма, разметив на нём флажками крестообразную мишень.

Пара орудий, установленных на разлапистых поворотных лафетах, уже была готовы к стрельбе, когда с грохотом подков и стуком колёсных ободов подлетела коляска с генерал-инженером Тотлебеном и командующим армией князем Багратионом.

— Ну-с, голубчик, что этот тут у вас? — Командиры несколько раз обошли пушку, и внимательно осмотрели станок и направляющие для снарядов, потом Багратион обернулся к Горыне, и с каким-то странным выражением лица, вытер вспотевший от жары лоб большим платком, и усевшись с Тотлебеном в походные кресла, поставленное расторопными адъютантами, взяли в руки большие морские бинокли. — Начинайте, Горыня Григорьевич.

— Слушаюсь ваше светлость. Первое орудие, пристрелочным, одиночным, по мишени, Угол двадцать, поправка ноль. — Горыня стоя у стереотрубы, навёлся на мишень, и чуть крутанул резкость. — Огонь!

Гулко ахнуло семидесятишестимиллиметровое орудие, выплеснув факел огня вперёд и в стороны, и через пару секунд, у основания холма, метрах в тридцати от центра мишени, встал столб дыма.

— Первое орудие, пристрелочный, по мишени, угол двадцать три, поправка минус один.

Теперь дымный столб встал метрах в пяти от мишени, что было практическим накрытием.

— Первое орудие, огонь на полную загрузку элеватора, по мишени. Углы прежние. Огонь.

С задержкой в три секунды, пять снарядов разворотили в склоне холма огромную яму. Артиллерист-наблюдатель стоявший с краю, вскинул флажок.

— Цель поражена, ваше превосходительство!

— А уж я-то как поражён. — Тотлебен встал с кресла и ещё раз обошёл орудие кругом. — Вы хоть понимаете голубчик, что вы сотворили? Это же просто ужас для вражеских батарей! Какова дальность огня?

— Прицельная три версты ваше сиятельство, а на полную дальность, так можно и на шесть забросить.

— Мда. — Тотлебен задумчиво посмотрел на развороченный холм, и перевёл взгляд на второе орудие. — А это что за зверь?

— Это? — Горыня усмехнулся. — Это моё любимое творение. — Он подошёл ближе к двадцатипятимиллиметровой пушке с длинным тонким стволом, который заканчивался мощным дульным тормозом. — Собственный дальномер, бункер на двадцать выстрелов, и исключительная точность боя.

— Продемонстрируете?

— Разумеется, ваше сиятельство.

Горыня сначала хотел сесть на место стрелка сам, но встретившись глазами с молодым лейтенантом-артиллеристом, закончившим артиллерийские курсы, с улыбкой кивнул.

— Господин лейтенант, а нарисуйте мне поверх этой ямы крестик.

— Слушаюсь ваше сиятельство! — Лейтенант на несколько секунд приник к прицелу, совмещённому с оптической дальномерной трубкой, и удостоверившись в том, что всё в порядке, дёрнул рычаг подачи унитаров, и плавно вдавил педаль спуска.

Тяжёлая гулкая очередь, хлестанула по холму вспучивая фонтаны разрывов, встававших один за другим, ровно, словно по линейке. Сначала справа налево, а потом сверху вниз, образовав на склоне почти идеальный крест.

— Да... Много я всякого слышал о государевой канцелярии, но такое, признаюсь, вижу впервые. — Тотлебен опустил бинокль, и широко улыбнулся. — Горыня Григорьевич, предлагаю по сему случаю отобедать у меня, чем Род послал, и заодно обсудить будущую диспозицию.

Переделав вдвоём за одну ночь расположение артиллерийских позиций и частично схему обороны, со следующего утра начали установку пушек, и рытьё дополнительных окопов, так как Тотлебен категорически настоял на дополнительном пехотном прикрытии, столь ценных батарей.

Вызов из ставки командующего пришёл на пятый день непрерывных работ, когда в целом оборона была уже выстроена, артиллеристы обживались на позициях, и даже сделав запасы воды и еды согласно предписанных норм.

Полсотни километров до ставки, Горыня решил проделать верхом, благо погода благоприятствовала, а Обжора уже слегка застоялся. Вместе со своим десятком, щеголявшем уже не в форме поместного войска, а в мундирах государевой канцелярии, двинул в путь по дороге, которую уже закончили ремонтировать, превратив если не в шоссе, то в очень пристойную двухполосную дорогу.

Ставка Багратиона всё так же деловито шумела, перемалывая донесения, сводки, и синхронизируя полумиллионную группировку Южного войска. Всё ещё прибывали подкрепления, везли воинские припасы, и всё это нужно было расставить, правильно применить и выдать непротиворечивые указания. Слава местным богам, что продолжительность жизни в среднем была куда больше ста лет, и для большинства офицеров это была далеко не первая война.

Стоило Горыне появиться в приёмной, как дежурный адъютант сразу же проводил его в кабинет командующего, а тот в свою очередь попросил работавших у карты офицеров выйти.

— Горыня Григорьевич, — Багратион крепко пожал руку княжичу, и кивнул, разрешая сесть. — У меня для вас важные новости. К нам, в Южное войско летит Макошин круг великой княжны Анны. Я знаю о ваших сложных взаимоотношениях, но сразу хочу сказать, что благословение ваших супруг, очень важно для всей нас.

— Да пусть прилетают. — Горыня пожал плечами. — Делов-то. У меня свои заботы, у них свои. Охрана там вполне приличная, так что думаю проблем не будет.

— Да, охрана у них своя. — Кивнул князь задумчиво глядя на Горыню — Но я хотел бы попросить вас о личном одолжении. — Командующий помолчал и не дождавшись вопроса, произнёс. — Качество благословения сильно зависит от духовного состояния берегинь. Может отложите хотя бы на пару дней ваши разногласия, и поможете им? Не за себя прошу, за солдатиков. Многим, это жизнь спасёт. Очень многим.

— Да нет по сути никаких разногласий. — Неохотно ответил княжич. — Вообще вся эта история со свадьбой была моей дуростью и ошибкой. И вот эта ошибка и вылезает всем нам теперь боком. Но, вы Пётр Иванович не переживайте. Всё что от меня зависит, я сделаю.

Встречали воздухолёт императорской семьи с помпой. Оркестр, ковровая дорожка, расстеленная прямо в пыли, и почётный караул из казаков и гвардейцев по обе стороны прохода.

Чётко зависнув над площадкой, Буревестник — воздушная яхта императорской фамилии, развернув винты, мягко прижался к земле, и сразу же откинул широкую дверцу, которая превратилась в сходни. Все пять жён Горыни одетые в относительно скромные шёлковые платья, всех оттенков синего цвета, чинно спустились к дорожке, и пошли к встречающим, одаривая гвардейцев и казаков улыбками.

— Рад приветствовать вас, великая княжна и ваших сестёр на земле Юга России. — Багратион по-военному был краток и уже через полчаса, вся процессия сидела за праздничным столом в зале Сословного Собрания Таврической губернии. Горыню, как мужа, посадили в самый центр, а справа и слева уселись весело улыбающиеся жёны.

Сам Горыня старался вести себя как можно более раскованно. Шутил и отвечал смехом на шутки других участников застолья, поднимал бокалы за здравие своих жён, и за силу русского войска, а когда перешли в музыкальный салон даже спел одну песню, к удовольствию всех присутствующих.

Расходились уже когда заходящее солнце сменило цвет с золотого на багряный, а перед домом где разместили дорогих гостей, зажглись фонари.