Двойной горизонт

3

Не важно, женитесь вы или нет — вы всё равно об этом пожалеете.

Приписывается государю — императору Михайло третьему.

Взрыв и пожар на фабрике оберегов купца второй гильдии Оборина, неожиданно порадовал москвичей невиданным ранее зрелищем радужного сияния в небе, и вспышек всех цветов, а также переливов света какое бывает лишь на севере, и зовётся северным сиянием.

Вызванные по тревоге ведуны охранительной стражи быстро справились с бедствием, но зданию фабрики и складам нанесён огромный урон.

К счастью, всё имущество было застраховано в конторе боярыни Гу Янлинь, которая пообещала выплатить положенное в кратчайшие сроки, после завершения расследования.

Московские ведомости 12 травня 7361 года.

Мария, блиставшая на балу, князь Стародубский разрывавшийся между гордостью за детей и опасениями перед дуэлью, многочисленные разговоры знакомых и не очень знакомых людей, дававших какие-то советы, всё это промелькнуло перед Горыней словно кино на ускоренной перемотке. Не особо напрягаясь он лёг спать, и проснулся наутро бодрый и готовый к подвигам. Для поединка выбрал удобный, чуть широковатый костюм, а шпагу ему должны были привезти к самой заставе, секунданты, которыми как ни странно оказались сам князь Суворов, и князь Пушкин. И это волновало Горыню больше всего. Не облажаться перед двумя такими людьми. Отец молча благословил Горыню, и хмурый словно грозовая туча, ушёл к себе в кабинет, а княжич, покатил к месту дуэли в сопровождении Александра Сергеевича, который всю дорогу не останавливаясь сыпал анекдотами, и смешными историями, отчего у Горыни скоро чуть не приключился нервный тик на почве непрерывного смеха.

Когда они вышли из коляски, другая сторона была уже на месте, как и доктор Глебов которого пригласил лично Суворов. Иван Тимофеевич Глебов заведовал кафедрой в Московской Лекарской Высшей Школе, и по слухам лучше него не было целителя по всей Москве.

Дуэлянтов осмотрели волхвы из Военного приказа и колдун из посольства Ордена Песочных часов, после чего внесли в протокол запись о том, что боевые, защитные и иные амулеты отсутствуют, как нет и следов применения стимулирующих зелий.

— Вот держи. — Суворов протянул Горыне шпагу в потёртых ножнах с простой чашеобразной гардой. — Не одну кампанию с ней прошёл. Вакула Тамбовский лично ковал. Это тебе не штатная шпажка.

— Благодарствую Александр Васильевич. — Горыня с поклоном принял оружие, и сдёрнув ножны оценил баланс и гибкость клинка. Шпага была чуть тяжелее, чем он привык, но была отменно сбалансирована, и остра словно бритва.

Аккуратно сняв китель, и отдав Пушкину, Горыня остался в рубашке и штанах.

Наконец секунданты, судья и доктор договорились, и судивший поединок военный атташе германского посольства, взмахнул платком привлекая внимание дуэлянтов.

— Поединок назначен по вызову герцога Арко, Филиппа Луиса, де ла Куэва, де ла Мина, и принят княжичем Стародубским. Бой идёт до смерти одного из участников. Перед поединком хочу спросить, не желают ли они разрешить происшествие миром? Нет? Тогда сходитесь господа.

Разведка боем у испанца была резвой и резкой. Чуть смещаясь из стороны в сторону, он атаковал с разных направлений, пока ещё не в полную силу, но вполне твёрдо. Горыня который мог двигаться как минимум втрое быстрее пока отвечал скупо, надеясь подловить нахального бретёра так, чтобы не зарезать того насмерть, но мастер дестрезы держался на приличной дистанции готовый в любой момент отпрянуть назад, а выкладываться в длинном выпаде было опасно.

Наконец немного осмелев, Арко резко ушёл в сторону, и качнувшись вперёд в имитации длинного выпада, пробил Горыне по опорной ноге, целясь ниже колена.

В ответ княжич чуть присел, и отдёрнув атакуемую ногу назад, резко ударил левой снизу-вверх, но в долю секунды чуть наклонился вперёд, выигрывая драгоценные сантиметры, и чётко словно на тренировке пробил стопой в лицо испанцу.

От удара того бросило назад, и почти потеряв сознание герцог рухнул на спину, но даже в таком состоянии смог быстро подняться, и встать в защитную стойку.

Уважая принципы дуэли Горыня остановился, давая противнику прийти в себя, хотя совсем не был уверен, что Арко поступил бы так же в этой ситуации. Через пятнадцать секунд, испанец кивнул, дав понять, что он готов к продолжению, и пару раз взмахнул шпагой.

Теперь герцог был предельно осторожен. Держался на дистанции всё время пытаясь поставить Горыню в неудобную позицию для защиты. Но в какой-то момент взвинтив темп, пошёл в атаку и, ткнув шпагой вперёд, щёлкнул чем-то на рукояти. Голубоватое облако, вылетевшее откуда-то из гарды, мгновенно преодолело расстояние до княжича, и несмотря на то, что он успел отпрянуть назад, коснулось лица, и осело на рубахе.

Судья что-то крикнул на испанском, закричали и секунданты поединка, но перед лицом Горыни уже стояла ровная белая пелена, словно он плавал в молоке. Время на размышления не оставалось совсем, и почувствовав каким-то верхним чутьём, что противник пошёл на сближение сам рванул вперёд.

Шпага испанца пробила плечо, но выдернуть клинок из раны, Горыня не дал. Запах чужого тела и пыльных тряпок, был уже совсем близко, и княжич ударил гардой примерно на уровне головы противника, рукой почувствовав, как хрустят сминаемые кости, и горячую кровь, брызнувшую прямо на него. И ставя точку в поединке, захватил голову противника левой рукой, коротким движением свернул ему шею после чего мир померк окончательно.

Князь Бенкендорф руководивший Тайной Канцелярией, стоял перед Михайло третьим, словно провинившийся школьник, что очень, очень ему не нравилось, но дела были таковы, что канцелярия и вправду допустила весьма болезненный провал, который ещё скажется в полную силу. Выговор государя был мягким, почти семейным, и вовсе не походил на выволочку, но от этого не становился менее болезненным, поскольку вопросы Михайло били что называется не в бровь, а в глаз.

— И кому же пришло в голову разыгрывать сотрудника моей личной канцелярии, в столь тупых комбинациях? — Михайло сидел в кресле за столом заваленном бумагами, и папками, а перед ним стоял массивный письменный прибор, ощетинившийся карандашами и ручками-самописками, и оттого Бенкендорфу всё время чудилось, что Михайло прицеливается в него.

— А знаете, сколько военных разработок ведёт этот юный генерал? Семнадцать! Он делает новую взрывчатку, дальнесвязь, пушки и даже систему городского освещения, поскольку к каждому перекрёстку волхва — фонарщика не приставишь. И он делал бы ещё больше, только вот кубышка у нас не бездонная. Приходится ограничивать его желания нашими возможностями. И вот этот человек, по сути, второй Кропоткин, идёт на дуэль с каким-то проходимцем, при полном потворстве вашей, князь, службы. Горыня Григорьевич конечно воин каких мало, что и подтверждает результат дуэли, но вы-то! Как вы могли допустить подобное? Не знай я Вас больше тридцати лет, подумал, чего плохого, например, что вы решили таким образом изменить расстановку при дворе. И всё это в преддверии грядущей войны! Больше двух миллионов солдат, собирается против нас только на южном направлении, а сколько будет на северном фронте Род знает! Да вам охранять его нужно словно зеницу ока!

— Государь, восемь сотрудников канцелярии ходят за ним неотступно. Именно они вовремя вызвали подкрепление, и обеспечили прибытие дополнительных сил к дому, где ведьмы собрались провести свой ритуал.

— Что не помешало им пропустить всё основное действие. — Едко прокомментировал государь. — Ну и где же были ваши люди, когда этот гишпанец вызывал на дуэль княжича Стародубского?

— Дуэль между дворянами — дело чести каждого из них. — Твёрдо ответил Бенкендорф. — Они просто не могли вмешаться.

— Они были обязаны! Слышите? Обязаны! — Государь несмотря на спокойный тон явно начинал терять контроль. — Представьте, что было бы с вами, князь, если бы Горыня погиб? Я бы просто не смог остановить Анну, и её сестёр во Макоши.

"А вот это довод" — Подумал Бенкендорф. — "Анна тогда точно прокляла бы всех причастных и просто стоявших рядом. А проклятие берегини, это верная смерть. Верная и тяжёлая."

Михайло третий тяжело вздохнул, и повернулся в сторону окна, за которым шумел свежей весенней листвой, ухоженный дворцовый парк.

— Я с ним конечно поговорю, и объясню, что ему теперь можно делать, а что нельзя ни при каких условиях. Но и вы, Александр Христофорович, не зевайте. Молодец резкий да быстрый, но нам очень нужный со всех сторон. За ним ни кланов, ни обязательств, ни долгов. Зато ума — палата. И с оружием новым подсобил, и со многим другим. Так что берегите его. Это, в конце концов, и в ваших интересах.

Из кабинета государя, Бенкендорф вышел в чрезвычайно растрёпанных чувствах, и только успел подумать, что всё хорошо закончилось, когда увидел стоявшую рядом княжну Анну.

— Александр Христофорович? — Произнесла девушка мелодичным голосом, в котором для князя отчего-то послышались звуки набатного колокола. — Не будете ли вы так любезны и не уделите мне полчаса вашего внимания?

— Да, великая княжна. — Глава Тайной Канцелярии обречённо кивнул, и слегка сутулясь, пошёл за такой хрупкой и внешне совсем беззащитной девушкой.

На этот раз Горыня очнулся совсем не в лучшем состоянии. Тело ломило и крутило, словно по нему прошёлся взвод гренадёров, а во рту образовалась такая сухость, что горло нещадно драло от боли. Но стоило ему открыть глаза, как на лоб легла лёгкая узкая ладонь, и под негромкий плохо различимый шёпот, боль и спазмы стали уходить. Потом в приоткрытый рот полилась такая восхитительно-прохладная и чуть солоноватая влага, он вновь отключился и не слышал, как тихо приоткрылась дверь, и в комнату едва слышно шурша юбкой, вошла Анна.

— Как он?

Лиза Дашкова сидевшая у постели раненого всё время и выходившая лишь чтобы привести себя в порядок и немного поспать, сделала предупреждающий жест рукой, и произнесла шёпотом: — Заснул. — Затем поднялась со стула, и выйдя в смежную комнату тяжело прислонилась к стене.

— Э, а давай-ка Лизонька ты сейчас пойдёшь и поспишь хотя бы до завтрашнего утра. — И гася возможные отговорки, жёстко добавила. — Я сейчас вызову дворцового лекаря, и пару сиделок. Всё самое плохое уже миновало, так что к его пробуждению ты должна сиять, как золотая гривна с монетного двора. А то представляешь, что он увидит? Замученную, высохшую и потрёпанную девицу, которая к тому же должна стать его женой!

Выпроводив Лизу, Анна снова вошла в комнату, где лежал Горыня, и присела на стул, долго смотря в его лицо, на котором даже в забытьи были плотно сжаты губы.

Она что-то тихо зашептала, затем потёрла ладони и раскрыла сжатые кулачки прямо над княжичем, и из них, словно огоньки просыпалось светящееся облако искристой пыли, которая мгновенно впиталась в тело. Лицо сразу разгладилось, Горыня как-то обмяк, и глубоко вздохнув, повернулся на бок, засунув кулак под подушку.

На следующее утро княжича разбудил звук девичьих голосов, журчавших словно ручей, прямо у кровати. Раскрыв глаза, он чуть приподнял голову, и увидел, что лежит на огромной кровати, что в ширину была значительно больше чем в длину, а сама кровать стоит в большой светлой комнате, с расписными стенами, и большим столом в центре, накрытом белой скатертью. От серебряного чайного набора по скатерти разбегались мелкие солнечные зайчики, а над чашками едва заметно вставал парок. Как раз за чаем и сидели пять девиц, негромко что-то обсуждавших. А прислушавшись, Горыня понял, что обсуждают они не что, а кого, а именно его.

— Всё равно будет влезать в разные переделки. — Припечатала Анфиса Гагарина. — Я эту породу знаю. У меня и батюшка и три брата старших. Так постоянно, кто-то лекарем пользует, а то и все вместе. — Она негромко фыркнула.

— Да, согласна. Нрав у Горынюшки конечно спокойный, но это вовсе не мешает ему участвовать в крайне сомнительных предприятиях. — Катерина Лопухина, вздохнула. — А он настоящая шкатулка с секретами. Мне тут от Кропоткина привезли пластину, что не плавится в огне горячей кузни. Не плавится, и не становится хуже. Хвастается, змей подколодный. А мне бы весьма пригодился сей рецепт. Вон, Любаве никак посох-начертатель драконьего призыва сделать не могу. Горит всё словно бумага.

Любава, сидевшая напротив Анны, лишь сосредоточенно кивнула, подтверждая слова Кати, и вопреки своему обычном поведению, молча уткнулась глазами в чашку.

— Ну, не всё так плохо сударыни. — Лиза Дашкова улыбнулась и обвела присутствующих взглядом. — На Горыне печать нашей Пресветлой Госпожи Макоши и, кстати, метка самой Мары. Так что убить его совсем непросто, хотя конечно возможно. Но про печать совсем немногие знают, так что клинок что был у того бретёра-гишпанца, не только стрелялся отравленным облаком ослепляющего зелья, но и сам был смазан ядом Борджиа. Весьма действенная смесь, но к счастью не для нашего героя. Обычный человек скончался бы несмотря на все усилия лекарей, а этот вон, лежит себе подслушивает... — И обращаясь уже к Горыне добавила. — Вставайте Горыня Григорьевич. Я знаю, что вы уже проснулись и чувствуете себя хорошо.

— Ну, если мне дадут одеться...

— Уж чего мы там не видели-то? — Анфиса притворно всплеснула руками, но Анна, тронув колокольчик на столе, не оборачиваясь на вошедшую прислугу бросила: "Одежду княжичу." Затем словно сговорившись, девушки одновременно встали и вышли из комнаты, дав Горыне возможность нормально встать, и одеться в чёрный повседневный мундир государевой канцелярии.

Чего было не отнять у местной медицины так это скорости восстановления. По сути никакого послекризисного состояния, и долгого лежания в постели. Лекарь держал раненого или больного в состоянии сна всё время лечения, и поднимал его лишь тогда, когда пациент был полностью здоров. Так что Горыню не шатало, и двигался он вполне бодро и когда вошёл в комнату, где сидели девушки, был вполне готов к разговору.

Но к тому, что его встретят натуральной головомойкой, обвинив за пару минут во всех грехах, готов конечно не был. Говорила только Анна, а остальные девушки лишь изображали согласие с её позицией, и когда княжна выдохлась, озвучив последний пункт требований — перевод в Академию Наук, Горыня, улыбнулся всем пятерым, и только сейчас присел в полукресло стоявшее рядом.

— Пункт первый. Да, мы в общем не чужие друг другу люди, но это не повод устраивать подобный разнос. Пункт второй. Если вы хотите спокойного, и покладистого мужа, то искать нужно где-то в другом месте. Ну и третье. Человек, который посоветовал вам устроить подобный спектакль, вам не друг, а как раз наоборот — злейший враг. Потому, что сама перспектива вести под венец сразу пятерых, меня вообще не прельщает, а даже слегка пугает. И чтобы у вас в голове не закралось никакой шальной мысли, могу прямо сейчас пойти к государю, и положить на стол прошение об отставке. Поеду в Южное войско десятником, чего мне никто запретить не сможет. Вы реально думаете, что положение в обществе, звания и награды что-то для меня стоят? Да я в могиле видал ваши светские игрища. И на этом жизнеутверждающем аккорде, позвольте откланяться.