Квинт Лициний 1

— Замечательная история, — с заметным сарказмом подвел черту Суслов. — Товарищи, предлагаю продолжить обсуждение оставшегося вопроса.

Михаил Андреевич обвел членов Политбюро тяжелым взглядом, словно учитель гимназии — класс с расшалившимися учениками. Все дружно уткнулись в бумаги.

— Материалы Комитета государственной безопасности убедительно доказывают наличие широких связей между ЦРУ и рядом граждан еврейской национальности, которым отказано в выезде по режимным соображениям, — продолжил он. — ЦРУ дает им прямые указания на то, какая именно информация интересует США в первую очередь. — Суслов пошелестел страницами и обвиняюще ткнул узловатым пальцем в найденный параграф. — Вот, например, перехвачены задания так называемым диссидентам на сбор информации о разработках клистронов большой мощности для радиолокационного наведения, аппаратуры связи для подводных лодок, телевизионной аппаратуры разведывательных спутников. Налажена передача инструкций от ЦРУ через замаскированные под камни контейнеры, обратная передача материалов осуществляется с использованием приемов конспирации. Эта деятельность поощряется материально путем передачи посылок с Запада и обещаниями оказания помощи после эмиграции. Налицо развертывание на базе так называемых диссидентов полноценной разведывательной сети, действующей против СССР. Наши законные меры по пресечению разведывательной и подрывной деятельности Запад использует в пропагандистской кампании по защите так называемых прав человека, хотя у самих рыло в пуху дальше некуда. Вот, Юрий Владимирович, сколько у нас сейчас сидит по семидесятой статье?

— Сто двадцать два человека, — не задумываясь, отбарабанил ответ Андропов.

— Вот... — Суслов еще раз поискал что-то в папке и, дальнозорко отставив найденный лист на расстояние, прочел: — "Только в одном Ольстере за последние семь лет погибли более полутора тысяч человек, а несколько тысяч человек брошены в тюрьмы и лагеря по упрощенным судебным процедурам". В США за последние пятнадцать лет ФБР провело расследование в отношении полумиллиона американцев по обвинению в "подрывных действиях", и мы все прекрасно знаем о наличии у них политических заключенных с левыми взглядами. Они не чураются прямых провокаций против нас и постановочных действий. Например, голодовки эти фальшивые... Тьфу, прямо по Ильфу и Петрову — днем эти диссиденты голодают перед иностранными журналистами, а по ночам жрут. Как эта Гальперина сказала с простотой, что хуже воровства: "Если они будут голодать по-настоящему и заболеют, то некому будет руководить нашим движением". Что делать с этими паразитами? Вот Леонид Ильич предлагает гнать в шею, чтобы одна паршивая овца не заразила все стадо. Дмитрий Федорович против по соображениям сохранения государственных секретов. Юрий Владимирович, ваше предложение?

— Хм... — осторожно прокашлялся Андропов. — Товарищи, я считаю, со шпионажем надо бороться в рамках закона, традиционными методами: накапливать улики, доказательную базу, судить и предавать эти дела гласности. Тут все понятно, и сил на это у нас хватает. Что касается подрывной деятельности, то отказ от активных мер по ее пресечению чреват самыми серьезными негативными последствиями. Идти на принципиальные уступки в этом вопросе невозможно, поскольку стоит нам дать где-то послабление, прогнуться под них — и они тут же начнут предъявлять нам другие неприемлемые требования. Поэтому надо пользоваться нашей семидесятой статьей без всякого стеснения. На самом деле такие же статьи существуют в уголовных кодексах и западных стран. — Юрий Владимирович быстро пролистал какой-то документ и зачитал отчеркнутую выдержку: — В уголовном кодексе Италии говорится: "Гражданин, распространяющий тенденциозные сведения о внутреннем положении государства, способные ослабить кредит или престиж государства, наказывается тюремным заключением сроком не менее пяти лет". Заметьте, даже не "лживые", а "тенденциозные"! А вот как сформулирован параграф сто тридцать один уголовного кодекса ФРГ: "Тот, кто публично распространяет искаженные факты с тем, чтобы оклеветать государственные учреждения или постановления верховных органов, карается лишением свободы сроком до двух лет". Так что лицемерят они на Западе, надо это разоблачать активнее. Вот мы в "Известиях" месяц назад опубликовали статью с доказательствами связи ЦРУ с так называемыми диссидентами, и они сразу сдали назад, уменьшили активность подрывных и разведывательных операций. Наступательнее надо быть.

— А ты-то сам, Михаил Андреевич, что думаешь? — поинтересовался Брежнев.

— Диссиденты существуют благодаря поддержке Запада, — уверенно рубанул Суслов. — Оторви их от Запада — и нет диссидентства. Оттуда поддержка, деньги. Посмотрите на сообщения западной печати. Она в течение многих лет оперирует одними и теми же фамилиями, ссылается на два-три десятка "диссидентов". А что это за люди? Или прожженные циники, рядящиеся в тогу правозащитников здесь, чтобы по выезду из страны получить тепленькое местечко журналиста в какой-нибудь антисоветской газетенке или пропагандиста на радио; или националисты — бандеровские прихлебатели и фашистские прихвостни; или откровенно больные люди, страдающие комплексом правдолюбца. Застревают в инфантильности с ее борьбой за абстрактную справедливость, зацикливаются на мелочах, не видя наших громадных достижений. Нет, товарищи, я считаю, — прихлопнул он ладонью, — одних выпустишь, другие появятся. Держать их здесь, рвать связи с Западом, ловить шпионов, вести контрпропаганду, выявляя двойные стандарты. И ничего, ни-че-го из этих провокаций против нас не выйдет. У них у самих все пылает и на собственном дворе, и вокруг. Кризис в США, забастовочное движение нарастает, антивоенное на подъеме, в Латинской Америке восстания одно за другим, диктатуры вот-вот как домино посыплются. Из Азии империалистам пинка уже дали знатного. Исторические прогнозы марксизма-ленинизма подтверждаются, правда на нашей стороне!

— Андрей Андреевич?

Громыко чуть шевельнулся, перетекая из расслабленно-вальяжной в элегантно-деловитую позу, выдержал мхатовскую паузу и начал веско излагать:

— Товарищи, очевидно, что каким-либо образом расшатать советский строй эти отщепенцы не в состоянии. Следовательно, мы должны принимать во внимание два аспекта: их участие в шпионской деятельности и то, как освещается наша борьба с их противоправными действиями в буржуазной печати. На мой взгляд, и там и там нет больших проблем. Ведомство Юрия Владимировича достаточно эффективно пресекает шпионаж, наши суды, опираясь на неопровержимую доказательную базу, выносят справедливые приговоры. Антисоветская деятельность также пресекается в соответствии с законом, причем используемые нами правовые нормы не жестче тех, которые в ходу в западных странах. Нам надо спокойно отвергать претензии Запада поучать нас и последовательно указывать на использование ими двойных стандартов и их собственное неблагополучие с правами человека. Примеров тому не счесть. Режим в Чили массово истязал и истязает политических заключенных, расстреливает по приговорам военных трибуналов, устраивает теракты против своих политических противников даже на территории США — и что, кто-то слышал, чтобы США или страны Западной Европы их за это осудили? То же самое можно сказать о режиме "черных полковников" в Греции, Франко в Испании. Десять лет назад в Индонезии Сукарно устроил резню сторонникам левых взглядов, более полмиллиона человек убито, семьями вырезали, вместе с детьми. Запад им рукоплескал, более того, ЦРУ передавало индонезийской военщине проскрипционные списки с указанием, кого еще надо уничтожить. И они собираются учить нас правам человека? Не смешно. Не стоит поддаваться их давлению, я согласен с Михаилом Андреевичем и Юрием Владимировичем, — оно лицемерно.

— Ну... — протянул Леонид Ильич с некоторым сомнением. — Может, оно и верно по сути... Просто так хочется эту погань побыстрее вымести из страны метлой, — выдохнул он искренне. — Ладно, снимаю я свое предложение. Товарищи, у кого-нибудь есть еще соображения?

— Нет, нет, нет, — дружным эхом раздалось со стороны регионалов. Косыгин молча покачал головой.

— Ну и хорошо, тогда так и принимаем... Э-э-э... Продолжить неустанную борьбу с происками империалистических сил, усилить наступательность нашей пропаганды, жестче вести борьбу с разного рода отщепенцами, используя для этого все предоставленные законом средства. Кто "за"? "Против"? Единогласно. Товарищи, на этом повестка заседания Политбюро исчерпана, спасибо за работу.

Андропов первым торопливо вышел из зала и притормозил в ореховой комнате, дожидаясь Громыко и Устинова. Вдоль стенки тенью проскользнул порученец и, протягивая записку, негромко доложил:

— От Григоренко звонок был.

Юрий Владимирович развернул лист.

"В гараже Агронома обнаружены исчерпывающие доказательства".

— Так... — протянул председатель КГБ вполголоса, уставившись сквозь капитана невидящим взглядом. — Так...

— Ну, Юра, ты идешь? — положил ему руку на плечо подошедший Устинов.

Андропов завертел головой, выискивая Громыко.

— Вы езжайте, я задержусь. Надо с Андреем Андреичем переговорить и потом к себе вернуться. — Он озабоченно помотал головой и добавил: — Информация важная пришла.

— Плохая? — уточнил Устинов, пристально вглядываясь в глаза.

— Еще не понял до конца... Многозначительная. Осталось в этих значениях разобраться, — слабо улыбнулся Андропов.

— Ну ладно, разбирайся, я тоже к себе поехал.

— Я вот все думаю, Дмитрий Федорович, когда вы спите? Порученца своего хоть пожалейте.

— А мне много не надо, организм такой... Пять часов сна — и я как огурчик, готов к труду и обороне, — засмеялся Дмитрий Федорович. — А порученцев у меня два, нечестно так гонять одного было бы... Это я могу восемнадцать часов работать, их-то что мучить?

Устинов посмотрел на скопившихся в ожидании лифта членов Политбюро, махнул рукой и, стремительно обогнув дежурного прапорщика, почти бегом начал спускаться по лестнице. Завистливо поглядев ему вслед, Андропов повернулся и пошел наперехват к вышедшему наконец из зала заседаний Громыко:

— Андрей Андреевич, пошушукаться надо.

— Надолго?

— Минут пять.

— Хм... — Громыко на мгновение задумался. — А давай тогда по Кремлю прогуляемся?

— Хорошо.

Спустились на лифте с третьего этажа Сенатского дворца и вышли в узкий пустынный скверик, протянувшийся между дворцом и Арсеналом.

— Ну что у тебя там?

Андропов крутанул головой, озираясь, и медленно заговорил, тщательно подбирая слова:

— Андрей Андреевич, к сожалению, информация о вербовке вашего Огородникова подтвердилась, сегодня получены исчерпывающие доказательства его предательской деятельности.

— Огородникова? — Громыко делано наморщил лоб. — Не помню такого...

— Да, Огородникова, — терпеливо повторил Андропов. — Того самого, из отдела стратегического планирования МИДа, вашего помощника. Мы с вами в конце февраля говорили о нем, тогда были только веские подозрения, сейчас получены материальные доказательства.

— Ах, этого Огородникова... Да, вроде есть такой. — Громыко с задумчивым прищуром полюбовался на кремлевские зубцы, выделяющиеся четким изломом на фоне темнеющего неба. — Ладно, это ваш хлеб — шпионов ловить, вот и ловите, советовать не буду. А мне еще в посольство Кипра на прием надо ехать. У них национальный праздник, день начала освободительной борьбы против английских колонизаторов, надо их с этим поздравить. — Андрей Андреевич повелительно махнул своему ЗИЛу.

Монументально устроившись на заднем сиденье, Громыко, словно внезапно что-то вспомнив, воскликнул:

— Представляешь, Юра, я тут по улице Горького намедни решил прогуляться, зашел в гастроном и не обнаружил в продаже сельтерской воды! А ведь, помню, лет двадцать назад еще была... Что-то у нас, похоже, разладилось. Вот о чем голова болеть должна. — И дверь мягко захлопнулась.

Андропов чуть поморщился вслед неторопливо разгоняющемуся ЗИЛу, втянул поглубже воздух и побрел к своей машине, бездумно скользя взглядом по брусчатке. Исчерпывающие доказательства, значит... Понять бы еще цели тех, кто вкинул это письмо. Отвлечь силы и внимание от чего-то более важного, перегрузив работой по проверке?

Выскочивший из машины офицер охраны распахнул заднюю дверь, и Андропов неторопливо опустился на кожаное сиденье. Глаза привычно выделили в окружающем пейзаже малахитовую патину Царь-пушки. Хотя и не пушка это... Прошлым ранним летом, когда необычно теплая погода выгнала цветы сирени еще в начале мая, как-то на прогулке после заседания Политбюро Дмитрий Федорович целую лекцию прочел. Пушка, оказывается, это когда длина ствола составляет не меньше сорока калибров, а здесь только четыре. Бомбарда это, стенобитная бомбарда. Клали такие на землю, задний торец упирали в глубоко забитые сваи, направляли на стены и кидали каменные ядра. На каждый выстрел уходило по несколько часов, но игра стоила свеч, даже мощную стену можно было продолбить за пару недель.

Машина, распугав резвящихся в луже воробьев, тронулась, и мысль опять скользнула к непонятной игре с советской контрразведкой. Хотят вышибить ключевых сотрудников? Все-таки в списке два генерала, из КГБ и ГРУ, чрезвычайный посол при ООН.

Да нет, вряд ли... Одно только "мы знаем, что вы знаете" стоит дороже. Сколько, интересно, человек в курсе об операции с Агрономом? Пятнадцать — двадцать, сердцевина контрразведки. Получается, утечка идет отсюда, и они нам с легкостью сдают этот источник? Тогда это начало крупномасштабной стратегической игры, в дебюте которой хотят втереться в доверие, чтобы потом втюхать какую-то дезу. Чем больше дары данайцев, тем опаснее их принимать.

И это только то, что касается Огородникова. А если что-то еще подтвердится? Страшно представить, что они хотят получить взамен, жертвуя таким количеством фигур.

Перед Боровицкими воротами правительственный ЗИЛ взяли в коробочку машины сопровождения: вперед вырвался расчищающий дорогу "лидер", сзади и чуть сбоку пристроился "скорпион" со снайпером. После инцидента в шестьдесят девятом, когда именно у Боровицких ворот психически неуравновешенный террорист пытался выстрелить в Брежнева, такое сопровождение стало обязательным для всего высшего руководства страны.

Со стороны эта группа казалась единым многочленным организмом. Водители действовали так слаженно, что создавалось впечатление, будто корпуса машин соединены невидимыми жесткими сцепками, — при любой эволюции расстояние между ними оставалось неизменным. Кортеж проскочил ворота, черной стрелой пролетел по длинному спуску и, заложив широкую дугу по площади, вырвался на вычищенный от машин проспект Маркса.

Скорость ушла за сотню, справа промелькнул Манеж, затем Исторический музей с афишей "Советское изобразительное искусство к 60-летию Октября" на весь фасад. Еще один легкий поворот направо, и проспект Маркса уперся в памятник Дзержинскому. ЗИЛ неожиданно ловко очертил полуовал вокруг Феликса Эдмундовича, скользнул вдоль монументального светло-желтого фасада, завернул за угол и нырнул во внутренний дворик через предусмотрительно распахнувшиеся тяжелые ворота.