Вирус разума

— Давай, Мишель, тяни его за руки!

Тот потянул отца изо всех сил, молясь только об одном, чтобы не разорвать его пополам. Последнее усилие, с хрипом, матом, на грани разрыва собственных жил — и тело было освобождено. Мишель тут же взвалил его на плечи и кинулся вон по тоннелю, буквально затылком ощущая, как падают с потолка камни. Полковник бежал следом, вглядываясь в бьющееся на спине товарища изуродованное тело, и думал, какая же нечеловеческая сила скрыта в этом старике, если он после всего, что с ним случилось, еще жив, и даже умудряется руководить действиями сына. Потеряв на секунду концентрацию, Полковник сходу налетел на здоровый камень, только что рухнувший с потолка, и, потеряв равновесие, со всего маха влепился головой в стену. На какое-то время он даже лишился сознания, но тут же вскочил броситься вдогонку за убегающим товарищем...

Не успел. Сверху упал очередной кусок потолка и свалил его на пол. Второй шанс подняться и спастись судьба ему не дала.

Мишель, на ходу обернувшись на шум падающих камней, Полковника уже не увидел.

— Прости Полковник, — подумал он и бросил, не прекращая бег к выходу, в рацию: — Ястреб, встречай меня у входа и пошевеливайся!

* * *

Лада открыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежит в кровати, и судя по резным бревенчатым стенам, в подводной резиденции Деда на Свято-озере. В кресле напротив, вытянув ноги и устало свесив руки, развалился Дед. Лада решила было, что он спит, но стоило ей только пошевелиться, как Дед встрепенулся, расцвел в улыбке и посмотрел прямо в глаза, внимательно, но устало.

— Ну, что, Ладушка, как себя чувствуешь? Головушка не болит?

— Спасибо, Дедушка, все хорошо. Только слабость какая-то, и голова кружится. А где мы? У тебя дома?

— Да дома, дома, где же еще.

— А как мы тут оказались?

— Сейчас все расскажу, не спеши. На-ка вот выпей отварчику зверобойного. Силушка вернется. Потом уж и встать сможешь, а пока лежи да слушай.

Лада приняла из его рук глиняную кружку с горячим, вкусно пахнущим настоем, отхлебнула с удовольствием и вопросительно уставилась на Деда.

— Когда Кратос нас атаковал, я то, старый дурак, думал, он по мне бить будет, а он, подлая душа, в Кирилла пальнул. Шар тот огненный Кирилла испепелить должен был, а он взял да исчез. Шар то ли сквозь него, то ли мимо пролетел. А тут и ты сознанья лишилась. Ну я по Кратосу-то вдарил, тебя подхватил, да и вон из пещеры. Там все порушилось, камнем завалило. По плато Нинчурт даже трещина огромная прошла. В новостях передали, дескать, землетрясение на Кольском до трех баллов. Я уж потом, на холодную голову, подумал, все еще раз прокрутил и решил, что Кириллово исчезновение не без твоей помощи произошло. Вот теперь и расскажи мне, что помнишь.

Рука девушки задрожала, и чтобы не пролить горячий напиток, она схватила кружку двумя руками и всхлипнула.

— Я ведь почувствовала, что он что-то затевает против Кирилла. Стояла и думала, как бы вас с ним незаметно предупредить. И вдруг смотрю, около входа шар огненный появился и медленно так в сторону Кирилла поплыл. Плывет, переливается, искрами в стороны сыплет, а вы стоите, как вкопанные, и будто ничего не замечаете, даже глазом на него не ведете. Я тут решила, что Кратос этот вас с Кириллом загипнотизировал как-то, вот вы и не шевелитесь. Я тогда испугалась здорово, от шара уже жаром пышет, он к Кириллу все ближе и ближе, а что делать, ума не приложу. Да еще медленно так плывет, не торопясь, будто знает, что никуда Кирилл не денется и все равно под удар попадет.

— Это, Ладушка, не шар медленно плыл, это ты, голубушка в гиперскоростной режим вышла.

— Как это?

— Ты свое время ускорила, то есть жить стала с такой скоростью, что мы тебе застывшими на месте показались. А шар на самом деле летел так быстро, что не только увернуться, но и разглядеть его не каждому удастся. Это тебе казалось, что он еле-еле ползет.

— Разве возможно такое, чтобы люди в одном месте и в разном времени находились?

— Конечно. Каждый человек живет в своем временном режиме. Разве ты не замечала, что при одинаковом возрасте, один выглядит на десять лет старше, а другой моложе, одному вечно ни на что не хватает времени, а другой крутится, как белка в колесе, и все успевает. И дело не в том, что один лентяй и рохля, а другой — предельно собран и сконцентрирован. Просто они живут с разной скоростью. А ты от стресса, видимо, в гиперскоростной режим вышла. Жизнь вокруг замерла, и для тебя двигались только те предметы, которые в настоящем времени со сверхскоростью передвигались. Поздравляю, ни мне, ни Крастосу такое не удавалось. Нужно будет потом над этим поработать и закрепить навык. В жизни очень даже может пригодиться. Впрочем, об этом после поговорим. Так что там с Кириллом?

— Так вот. Я за него испугалась, надо думаю его отодвинуть, раз сам не может. Хочу с места сдвинуться и не могу.

— Значит, включился только порог восприятия, а двигательная система осталась в старом времени. Но ничего, это лишь вопрос тренировок. Извини, перебил. Продолжай, пожалуйста.

— Вот я и говорю. Шар все ближе, двинуться не могу, я так сильно захотела его толкнуть, что он вдруг взял и в последний момент, когда шар уже совсем у груди был, исчез. Ты же знаешь, я немного умею предметы двигать, вот я его, кажется, и задвинула куда-то.

— Телепортировала?! Очень хорошо. А куда?

— Не знаю... — на глазах Лады навернулись слезы, и она, не сдерживая себя, зарыдала в полный голос, продолжая сидеть и держать обеими руками полупустую кружку.

Аспер пересел к ней на кровать, отобрал кружку, обнял за плечи и прижал к себе, гладя ее по голове и приговаривая:

— Поплачь, поплачь, милая. Слезы для тебя сейчас лучшее лекарство. Поплачь. А когда успокоишься, будем думать, где Кирилла искать. Одно только уразумей, красавица. Не выкинь ты его из пещеры, шар тот огненный его бы в кучку пепла превратил. И уж тогда, плачь не плачь, а его уже было бы не вернуть. А так Кирилл наш жив-здоров, сидит где-то себе и в ус не дует. И делов-то только: найти его да домой вернуть.

— Да-а-а-а, как же его вернешь, если где он мы не зна-а-а-а-ем.

— Ну, милая моя, это дело техники. Дай срок, отыщем твоего Кирилла.

Глава 7

Нестерпимый свет проникал сквозь плотно сжатые веки и бил, казалось, не в глаза, а прямо в мозг, принося боль и странную, неизбывную тоску. И чем сильнее Кирилл зажмуривался, тем хуже ему становилось. Наконец он сдался и распахнул веки, готовясь впустить рвавшийся в него свет и умереть. Ничего подобного, однако, не произошло, боль спала, и освобожденный мозг смог родить мысль:

— Слава богу, все кончилось! — это была первая внятная мысль за последнее время. — Где это я? — Кирилл осмотрелся. Его окружал мягкий ровный свет. Что-нибудь еще? Нет. Все. Больше ничего. Справа, слева, спереди, сзади, сверху и снизу — ничего. Его окружало светлое ничто. Тело как бы висело во всем этом хозяйстве, однако никакого дискомфорта Кирилл по этому поводу не испытывал. Эффекта невесомости не было, по крайней мере, в том понимании, какое было у Кирилла, никогда настоящую невесомость не испытывавшего. Кирилл ощущал вес собственного тела и опору под ногами. Он попробовал сделать шаг — получилось, ноги опирались на пустоту вполне надежно. Кирилл даже притопнул слегка, как бы проверяя надежность опоры. А вот понятия верха и низа определять приходилось исключительно по положению собственного тела. Где голова — там, стало быть, и верх. Организм быстро приспособился к предлагаемым обстоятельствам, и Кирилл продолжил свои исследования:

— Интересно, а что будет, если я одновременно подожму ноги? Грохнусь на задницу или останусь опираться на что-то ногами, только сидя на корточках или вообще провалюсь в тартарары? Рисковать не хотелось, поэтому Кирилл медленно наклонился и потрогал пустоту под собой руками. Руки не пошли дальше уровня подошв кроссовок. Кирилл перенес центр тяжести на руки и плавно оторвал ступни от пустоты. Опора под руками не исчезла. Теперь Кирилл стоял, вытянувшись в струну, на руках.

— Значит, все-таки верх и низ существуют, — подумал Кирилл, и в этот момент ноги вновь почувствовали опору, а руки соответственно пустоту. Ошалевший, Кирилл так и остался стоять в позе 'Атланта', пытаясь осмыслить произошедшее. Так ничего и не придумав, он вновь нагнулся и встал на руки. Опора спустя некоторое время опять нашла его ноги. Пытаясь уловить, как говорил один его приятель, 'физику процесса', Кирилл, раз за разом проделывал свой немудреный опыт. Как и почему опора неизменно возвращается к его ногам, осталось для него неразрешимой загадкой.

— Не надоело еще кувыркаться, Кирилл Мефодьевич? — Кирилл от неожиданности все-таки поджал обе ноги сразу и плюхнулся на задницу. Впрочем, долго не рассиживаясь, он тут же вскочил и, обернувшись на голос, встал в боевую стойку, готовый отразить любое нападение, от кого бы оно ни исходило.

Автор вопроса, впрочем, угрозы и агрессии никак не выказывал. Наоборот, смотрел на Кирилла добродушно и даже слегка насмешливо.

— У тебя поразительно устойчивая психика, Кирилл Мефодьевич, обычно люди в твоем положении впадают кто в отчаянье, кто в истерику, а кто и вообще в полный ступор. Ты же — молодец, осмотрелся слегка и тут же экспериментировать взялся. Поздравляю. Можешь считать, что заработал первое очко.

Кирилл, не торопясь выходить из боевого состояния, внимательно осмотрел говорившего. Перед ним стоял обритый наголо мужчина, одетый в балахон, а-ля ранняя Алла Пугачева, полностью скрывающий фигуру, как-то неуловимо струящийся и переливающийся, что называется, всеми цветами радуги. Принадлежность его к мужскому полу выдавал низкий голос и лицо. Оно просто не могло принадлежать женщине. Ну, только если очень-очень несчастной и бедной женщине, не способной оплатить пластическую операцию. Лицо не было уродливым, оно было мужским. Крупные, рубленые черты, волевой подбородок, полное отсутствие волос, не было даже бровей и ресниц. Доброжелательная улыбка, слегка тронувшая тонкие губы, и голубые проницательные глаза смягчали впечатление от лица в целом, делали его даже в чем-то привлекательным.

— Где я, и кто Вы? — прохрипел Кирилл, горло которого внезапно пересохло. Потом он откашлялся и, вернув голосу привычные кондиции, вопросительно уставился на мужчину, слегка отпустив свое боевое состояние, но продолжая по-прежнему внимательно наблюдать за ним.

— В каком порядке желаешь получить ответ? — в его голосе появилась легкая ирония и почти не прикрытое чувство превосходства. Так бывает, когда собеседник задает вопрос, ответ на который настолько очевиден, что позволяет знающему ощутить приятное чувство превосходства. Впрочем, ощущение это обманчиво, ведь всегда может возникнуть тема, где знаток и дилетант поменяются местами, и кто тогда над кем превосходство почувствует, еще вопрос. Кирилл в ответ неопределенно пожал плечами — отвечай, мол, как хочешь, только отвечай.

— Тогда по порядку, — мужчина уселся, скрестив ноги, жестом предлагая Кириллу присоединиться. Сел там, где стоял: был бы пол, сел бы на пол, а так, сел, на что было, то есть — просто сел. Кириллу ничего не оставалось, как последовать его примеру. — Место это вы, люди, называете 'тот свет', а я соответственно — твой персональный ангел. Это, если придерживаться понятных тебе терминов. И, кстати, обращайся ко мне на ты. Выкать тут у нас как-то не принято. Здесь все друг друга по именам зовут или, на худой конец, по должности. Зови меня Ангел, а то настоящее мое имя тебе знать рано, а врать я не хочу.

— Значит, 'тот свет'. Значит, я умер, а ты мой ангел-хранитель? Плохо работаешь.

— Ну, я на твоем месте не был бы столь категоричен и поспешен в выводах. Во-первых, ты еще не умер, хотя, как говорил один ваш политический деятель, грешные мощи которого до сих пор не нашли покоя: 'Вегной догогой идете, товагищ!' — Ангел вскинул руку в знакомом жесте и довольно похоже спародировал известные с детства по фильмам голос и интонацию. — Ты еще не умер, но очень к этому близок. Твою информационную матрицу, или душу, как вы ее называете, вышибли из тела. Тело твое тоже здорово пострадало, но пока еще живо, значит 'больной скорее жив, чем мертв'. А вот где оно, непонятно. Мне, по крайней мере, не видно. Вероятно, что-то его очень хорошо экранирует. Поэтому и твой учитель не приходит тебе на помощь. Скорее всего, тело твое где то под землей, точнее под слоем камня. А что касается меня, то я, наверное, ты прав, где-то ангел-хранитель, а где-то, местами, ангел-искуситель. По-всякому бывало. Если подбирать более точное определение, то я, скорее, твой ангел-куратор.

— Куратор, говоришь? Хм. И что же я тогда здесь делаю, а?

— А вот этого я пока и сам не пойму. Не должен был ты сюда попадать. Рано тебе еще. Учитель твой должен был тебе оберег дать, защиту от ударов ментальных. Неужели не дал? — Кириллу вдруг вспомнился берестяной браслет, весь испещренный какими-то рунами и знаками, который дал ему Дед со словами:

— Жизнь теперь у тебя пойдет нескучная и местами опасная. Надень браслет на руку и не снимай. Он не только кровича Арктида тебе узнать поможет, но и щитом твоим будет непробиваемым, — Дед застегнул браслет на руке Кирилла, и тот, как живой мягко, но плотно обхватил его руку, подстраиваясь под ее объем. От руки по всему телу волной прокатилось тепло, и на душе Кирилла стало как-то хорошо и спокойно. Потом уже на севере, когда на Сейдозеро пришли, Кирилл, повинуясь внезапному порыву, снял с руки браслет и надел его Ладе на руку. Вот защиты и лишился.

— Зря старался, обереги такого уровня — штука индивидуальная, и для твоей Лады, я думаю, он не более чем украшение, — хотя информацию о свойствах ее крови, пожалуй, скрыть сможет.

— И что же мне теперь делать? — спросил Кирилл.

— Тебе? Ничего, а вот что мне теперь с тобой делать? — проворчал Ангел. — Надо будет посоветоваться кое с кем. Ты тут поскучай, осмотрись пока.

— Ну, ты хоть введи в курс дела, не исчезай так сразу, — Кириллу отчего-то очень не захотелось оставаться одному. — Да и где осматриваться, тут же нет ничего.

— Ах да, прости, очень уж ты неожиданно появился, — куратор смущенно улыбнулся и хлопнул в ладоши. Пустота вокруг превратилась в коридор, уходящий, казалось, в бесконечность. По обеим стенам коридора располагались шкафы с множеством небольших ящичков, похожих на библиотечную картотеку. 'Но если это только картотека, то какова же сама библиотека будет', — подумал Кирилл.

— Ну, хорошо, — Ангел поднялся на ноги, — пойдем. По дороге, что успею, расскажу и покажу. Если что не понятно, сразу спрашивай, не теряй времени. Хотя, по большому счету, время здесь потерять невозможно, в связи с полным отсутствием последнего.

— Да все непонятно! Черт возьми. Это что — ад или рай?

— Я тебя умоляю. Ад, рай. Это все осталось там, в твоем мире. Здесь ничего этого, по крайней мере, так как ты это понимаешь, нет. Это место — своего рода информационный банк. Огромная бесконечная копилка информационных матриц, или душ, чтоб тебе было проще. А уж душа сама решает, ад ей здесь или рай. Души все рассортированы, учтены и заархивированы, как файлы, каждый в своей папке, на своем жестком диске и так далее. Полный порядок, как на самом образцовом военном складе времен 'холодной войны'.