Ан - Прода

  — Да млять, понимаю я это всё! Но тоска же, млять, заела! У вас практика была, так сколько она у вас была? Вам — настозвиздить не успевала. А ты тут — хренач одну и ту же хрень месяцами и годами, да ещё и догрёбываются до качества — вот это не по чертежу, вон то не по стандарту. Да, я понимаю, что заводская продукция должна быть стандартной вся, но млять, на что влияют эти грёбаные мелочи? По делу — нормальная годная деталь, в сборку её собери, и будет работать не хуже других, так нахрена же до маразма доходить? Ну и вот как тут с такой хрени не психануть?

  — А как тебе без этого работу посерьёзнее доверить, на которой и все эти мелочи уже на реальное качество влияют? Вот поэтому тебе и разряда не повышали, и на работу посложнее не переводили.

  — Да понимаю я это умом, но млять, откуда столько терпения набраться?

  — Вот это и есть твоя главная беда. Не дурак, не бестолочь и даже не лентяй, но ни терпения, ни усидчивости, ни дисциплины. Раззвиздяй раззвиздяем. Из-за этого ты и с завода вылетел — заметь, не по пьяни, как некоторые, а только из-за раззвиздяйства. И из ополчения, считай, за то же самое тебя выперли. Раззвиздяйство, которого ты не мог или не хотел преодолеть.

  — Так ведь тоже из-за чего? Из-за маразма! Ты вот Ретогена Нистракова спроси, моего бывшего центуриона, который меня и вытурил, были ли у него серьёзные претензии ко мне на учениях по отражению десанта викингов? Я хотел в стрелки, а меня засунули в пикинёры, но разве ныл я хоть раз на тяжесть щита и громоздкость пики? Разве хреново я держал место в строю? Разве лодырничал на тренировках? Разве дрых на посту? Спроси его. Я был у него на хреновом счету, но он мужик справедливый и в лишнем не обвинит.

  — То есть, службу тащил нормально?

  — Да, пока видел в ней нормальный рациональный смысл. Мне не хотелось быть пикинёром, но раз уж боги не обделили меня силой, должен же кто-то прикрывать наших стрелков щитом и принимать добежавшего противника на пику и меч, чтобы стрелки своё дело делали, не мандража и не промахиваясь? А десант викингов — ну, пару раз ведь было такое у скоттов, так что зарекаться от него нельзя. В туманную погоду и авиаразведка их проворонит, и морские патрули. Радары тоже деревянные суда не засекают. Тут — понятно всё это, десант дикарей хоть и маловероятен, но возможен, и если он окажется достаточно велик, найдётся работа и на нашу долю, к которой надо быть готовыми. Но эвакуация от цунами, которых здесь отродясь не бывало и хрен когда здесь будут — млять, это же самый натуральный маразм, который меня и бесит! Ради чего я буду стараться на таких дурацких учениях, запыхиваясь на марш-броске хрен знает куда с этими грёбаными щитом и пикой? Ради чего тащить службу в нарядах по лагерю, в котором тащить её по реальному делу уж точно хрен когда придётся? Заняться мне, что ли, больше нечем?

  — Павлидий, в Японии и вообще по ту сторону шарика цунами — дело обычное, а за столетие бывает и пара-тройка катастрофических. Дикари тогда от них гибнут сотнями и тысячами, и если бы не эти регулярные учения, гибли бы пачками и наши.

  — Там — вопросов нет. Раз случается там такая хрень, подготовка к ней — по делу. Но где эта Япония, а где Британия? Здесь-то это нахрена сдалось?

  — Может встряхнуть горы у скоттов или у скандинавов. Может рвануть вулкан в Исландии. Может донести отголоски из других мест. Обо всех случаях отцы-основатели не оставили нам точных сведений, а прогнозировать их сами мы ещё не научились. Ещё и штормовые нагоны волн вполне вероятны. Ты же читал в газете про Доггер-банку? Был в древности остров очень приличного размера, но весь размыт на хрен штормами.

  — Да какие там нагоны, как и эти мелкие цунами? Пара-тройка метров? Испугом отделаемся в худшем случае, а вы вечно перестраховываетесь, и сами напрягаетесь, и нас напрягаете подготовкой к каким-то вообще запредельным катаклизмам. Другие забили на всё это хрен, квасят в забегаловках и вас, а с вами и нас, считают дурачьём и паникёрами.

  — Которые только утруждают себя в каких-то полудетских играх в несбыточное вместо настоящей жизни с настоящей романтикой — напиться до двоения в глазах, курнуть анаши или опиума, да подраться из-за шалавы, которая с пьяных глаз кажется красавицей? Настоящая жизнь с настоящими приключениями и героическими подвигами?

  — Тебе легко прикалываться со всего этого, Волний, когда для тебя наша жизнь — за забором маргинального квартала. Дикари в резервации, ошибочное мнение которых цивилизатора не интересует. А мы — живём среди всего этого. У нас нельзя быть не таким, как все. Ты выслушиваешь попрёки, над тобой ржут и тычут в тебя пальцами. Я-то ладно, если меня обозлят, допустим, за мной и морду набить не заржавеет. Но супружница и от подруг то же самое выслушивала, а дети — от своих сверстников. Супружница мне как-то раз сама так и сказала, что лучше бы я квасил, да по шлюхам таскался, и это не в истерике она высказала, а спокойно и вдумчиво — типа, я это буду делать в меру, и большой беды от этого не будет, зато буду считаться нормальным и перестану быть посмешищем.

  — И из-за этого ты наплевал на шансы вырваться наконец из этого гадюшника и поплёвывать на мнение его обитателей извне точно так же, как поплёвываю я?

  — Семья уже не выдерживала этих вечных насмешек. Если бы не это, сцепил бы зубы и вытерпел бы. Что я, сам не понимаю? Но семья есть семья. Да и попрекали же чем? Бессмысленностью! И что тут возразишь, когда оно реально бессмысленно?

  — Ну, так уж прямо и бессмысленно. Вот ты сам опасаешься, что невесты твоему пацану в Лондинии приемлемой не найдётся. Ищем по другим британским городам и тоже не находим. Может же случиться и так? У скоттов ищем, затем в Эрине, и тоже, допустим, по нулям. Дальше у нас — Испания. А там — горы, там — потряхивает регулярно, да и рядом есть где тряхануть. Цунами — редко, но уже бывают, и вероятность катастрофических там тоже не нулевая. Не тихоокеанский регион, но и не спокойная равнинная Британия. Я не совсем уж изувер, чтобы ещё дальше тебя гнать, так что в Испании, допустим, находим в маргинальных кварталах городов таких девок, с которыми у твоего пацана хороший шанс сделать уже не маргинальное, а нормальное потомство. Так и быть, пусть их таких там аж целых три штуки окажется, а то опять ведь в жмоты меня зачислишь, — оба рассмеялись.

  — Так выбор из трёх — это уже неплохо.

  — Это только кажется так, Павлидий. Им ведь тоже предлагается не один только твой пацан, а несколько на выбор. Одну, допустим, он забракует, но вторая забракует его, а третья — в раздумьях. Вроде бы, и нравится ей твой пацан, но не нравится Британия. И солнца в ней мало, и сыро, и зимой промозгло. А выбор у неё есть, и она может отказать только из-за того, что ей не хочется переселяться в Британию. И что делаем? Переселяем твоего пацана в Испанию или ищем ему невесту дальше, уже за океаном?

  — Ну, бабу-то с насиженного места сдёрнуть всегда труднее, чем мужика. Тут и думать нехрен, конечно — ему в Испанию.

  — Но там — и трясёт, и заливает, и нормой там считается готовность и к тому, и к другому, а что с этими навыками у твоего пацана? А ведь у девки — есть выбор.

  — Млять! Вот об этом я тогда, дурень, как раз и ни хрена не подумал! И если эта его тоже бракует, то что-то тогда можно ещё сделать?

  — Только искать дальше. Аппалачия, Атлантида, Горгады, Канары, Антилия. Но и там эти навыки пустяковыми тоже не считаются, так что тоже без гарантии, если мы не снижаем требований и хотим для твоего пацана реальных шансов улучшить породу.

  — Млять, снижать планку — очень не хочется. А дальше ведь никто уже не будет для моего пацана заморачиваться?

  — Ну, отчего же? С поисковой-то программой это не так трудно, а транспортные оказии бывают хоть в Бразилию, хоть на Капщину, а оттуда и в Лемурию, и на Тапробану, и в Австралию. Вот мы и добрались с тобой и до того тихоокеанского региона. Австралия, правда, большая, и там полно мест вдали и от моря, и от гор, но как с навыком беречься от ядовитых змей? Там это тоже актуально.

  — Да практически никак. Кусала меня в детстве гадюка, поболел и вычухался, и супружница такая же, так что никогда мы с ней этим и не парились. Но там — да, ты прав, и змейки другие, и яд у них другой. Млять, хреново! А если снизить планку не сильно, а только так, чтобы не ухудшить породу?

  — Ну, такие-то почти наверняка найдутся и в самой Британии. По крайней мере, с учётом скоттов и Эрина. Но это ведь тогда получается потеря времени на поколение. Я бы советовал оставить такой вариант на самый крайняк, а до него планку не снижать. По всему Содружеству приемлемый вариант должен подыскаться. А может, повезёт ещё и в самой Британии — мы же не искали, а только прикидываем расклад. Хреново только, что ты из ополчения вылетел. Завод — хрен с ним, кто-то и в доке работать должен, если это для тебя приемлемее, но на службе ты и сам полезные навыки бы нарабатывал, и пацана бы им учил, а был бы сам на хорошем счету, так и его взяли бы.

  — Да теперь-то понимаю. Тогда — и сам не думал, и супружница настропаляла.

  — Млять, привыкли вы на манипуляции вестись. Тем кошёлкам завидно было, что у них мужики — пьянь и бестолочь, а у твоей — даже в городском ополчении служит и имеет шансы выбраться из гадюшника, вот и настропалили они твою, а она — уже тебя.

  — Ты думаешь, я не обсуждал это с ней? Так она мне сказала, что здесь мы хотя бы лучшие среди говна, а кем будем там? Говном среди лучших? Сам же понимаешь, баба есть баба. Ей надо, чтобы завидующих ей рядом было больше, чем тех, кому завидует она. У ваших с этим, говорят, не так, и если это правда, то вам очень везёт, хоть и верится в это с трудом. А наши — вот такие, и моя — далеко не из худших.

  — Да это, собственно, и в наших есть, просто наши это умеют преодолевать. Это стыдным у нас считается, проявлением обезьянистости. Если в нашу среду попадёт новый человек, у которого не было ближайших предков в ней, то отсутствием родовитости никто такого у нас не попрекнёт. Если ты сумел пройти нашу жесточайшую планку — честь тебе за это и хвала. По идее, так же должно бы быть и в добропорядочном народе в отношении сумевших вырваться из маргинальной среды, но в массах, конечно, хромает воспитание. И такие есть, кто отнёсся бы к вам по нашему образцу, и такие, чьего презрения и попрёков опасалась твоя жена. Но в другой среде ваши дети шли бы уже по другому разряду.

  — Так тут же ещё и разница в уровнях. Да, в этот народный мы перейти могли, в самый его низ, но что нам это дало бы? Такое же прозябание, такая же рутина. Интересно и романтично — на вашем, до которого нам один хрен как раком до Луны. Ваши вон даже в космос уже не первое столетие летают, и для вас это — так, даже не событие. Типа, а что тут такого? Да мы бы праздновали такое с шествиями и фанфарами!

  — Ну, во-первых, мы не называем это космосом. Это ещё атмосфера, отчего там и тормозятся спутники, и их орбиты приходится периодически подправлять. А во-вторых — да, ты прав, мы не видим, что тут праздновать с фаныарами. У наших предков это дело шло настолько неспешно и постепенно, что резкой границы и не проведёшь. Как отличить первого орбитальщика от условно последнего доорбитальщика, если разница между ними невелика? Что будем считать решающим достижением, которое ты готов праздновать? И в-третьих, мало там романтики. Точнее, столько же, сколько и в любой другой работе для новичка, пока она ему ещё не приелась. Месяц, два, три — потом начинается рутина. И на ней с самого начала нужны те самые собранность, усидчивость, педантизм и дисциплина, которых ты так не любишь. То же самое и у обычного летуна-атмосферника. Романтика — для пассажира авиарейса, а для лётного экипажа это давно приевшаяся рутина. Точно так же и в море — хоть над водой, хоть под водой. Романтика — временна, рутина — постоянна.

  — То есть что, все эти фильмы, и все эти выступления знаменитостей — враньё?

  — Нет, там концентрат всей имеющейся романтики для ротозеев с точки зрения впечатлений побывавшего в таком круизе пассажира. Но не следует путать пассажирский круиз с постоянной работой. Враньё — тоже бывает, но либо в порядке преувеличения от особо впечатлительной натуры, либо перевирания недопонятого. Какая-нибудь известная и почитаемая кучей поклонников Арбузотитька Мухосрансковская охает и ахает от своих обезьяньих восторженных впечатлений, не забыв при этом и наклониться перед камерой так, чтобы не только размалёванная мордашка, но и титьки под нужным ракурсом в кадр попали, и кому тогда из ейных фанатов или завистниц интересно, о чём она там болтает? Ей даже и объяснят, что к чему, да только она и сама поймёт только с пятого на десятое, а остальное переврёт по своим ассоциациям пусть и элитной, но один хрен кошёлки. А про рутину профессионального экипажа ни ей не расскажут, ни сама она не сообразит — у неё таких впечатлений не сложилось, да и не интересно это ротозеям.

  — Мне писал двоюродный брат со стороны матери, он работает на производстве высотных аппаратов для стратосферы и орбиты, так их прямо с семьями возили на таком — впечатления самые восторженные.

  — Ну так это же пассажирский полёт. Да, на максимовских авиазаводах с самого начала так заведено, работников с семьями изредка катают на производимой ими технике, чтобы знали и понимали, что и для чего они делают, и почему такие жёсткие требования к качеству. Ну, не на орбиту, конечно, там пассажирский стратолёт на это выделяется, зато впечатления, считай, практически те же самые. Ну и ощущение избранности, ясный хрен — другим стратосферный полёт не по карману, так ни разу в жизни и не полетают, а их — на халяву покатали как причастных к созданию этой техники. В самом начале на водородных ещё дирижаблях в обязательном порядке катали и их строителей, и традиция с тех самых пор сложилась. Но это, опять же, впечатления пассажиров, а не лётного экипажа. Хочешь настоящей лётной романтики — вступай в аэроклуб, учись пилотировать авиетку и летай на ней в выходные. И на землю с людьми ты свысока поглядишь, и полихачишь в воздухе безнаказанно, если в разумных пределах. А профессионалу романтика противопоказана.

  — Млять, выходит, всё тысячелетнее развитие нашей цивилизации вели скучные и дисциплинированные педанты?

  — Да, получается так. Если в твоём понимании романтика — это когда прямо всё и сразу через героический рывок, то такого у нас не было никогда. И вряд ли возможно.

  — А паранормалы? А инквизиторы? А иммигрантская служба? А твоя?

  — Везде львиная доля таких работ — тщательная, но малоинтересная рутина. Ты видишь экзотических красоток, которых отбирают где-то там, у дикарей, чтобы привезти их в Содружество, и думаешь, наверное, что отборщик занят зацениванием их шикарной внешности? Да, и этим тоже. Но в основном — скучным и скрупулёзным выяснением всех особенностей их породы для оценки их годности по требованиям Содружества. Видел бы ты только, каких роскошных красавиц при этом бракуют за ущербность в чём-то другом!