| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
АРКАДИЙ И ВНУЧКА ЗВОНАРЯ
Грунтовая, разбитая грузовиками дорога привела в незнакомые места и внезапно оборвалась у распаханного поля. Из машины вышел молодой человек лет двадцати пяти. 'О чем я думал?' — сокрушался он, осматриваясь.
— Деревня Звездино, — прочёл он указатель и взглянул туда, где за шеренгами пирамидальных тополей пряталась часовня с колоколенкой.
'Ух, ты! Красота-то какая!' — восхитился он и решительно направился пешком через поле, чтобы забраться на колокольню и с её высоты оглядеть окрестность. Для этого ему пришлось преодолеть перепаханное поле и лесополосу, чтобы выйти к махонькой площади с колоколенкой и часовней.
Площадь оказалась деревенской окраиной, полуразрушенная часовня — складом для сена, а звонница — лишена колоколов.
* * *
* * *
Стоя на самом верху колокольни, молодой человек широко расставил руки и, полной грудью вдыхая ветер, хмелел и с наслаждением взирал на закатное небо. Задрав голову верх, он закружился на месте, и небо кружилось вместе с ним, и деревянный настил уходил из-под ног, и он потерял равновесие. Но вопреки закону притяжения, он полетел не вниз, на землю, а куда-то вверх. В манящие алым светом небеса.
Тоненький смешок за спиной заставил молодого человека оглянуться, и тут же перевернул всю его жизнь вверх тормашками.
На этот раз закон притяжения сработал, и он упал на деревянный настил колокольни, а карусель, запущенная в голове, всё ещё продолжала кружиться. Сквозь смеженные веки ему показалось, что он увидел лицо Ангела, а когда открыл глаза, то понял: вместо Ангела над ним склонила премилое личико девочка, одетая в деревенский сарафан с цветочками. На её голове — веночек из ромашек. Светлые, собранные в узел волосы. Туфли босой 'Ангел' держал в руках.
— Что ты тут делаешь? — спросил парень, потирая ушибленный затылок.
— Больно? — вместо ответа участливо поинтересовалась она.
— Ты кто? — туго соображал Аркадий. — Что тут делаешь?
— То же, что и ты, — улыбнулась она, протягивая руку и помогая Аркадию подняться, — слушаю небо. Я внучка звонаря.
Аркадий медленно встал на ноги. Голова ещё кружилась.
— Спасибо, — кивнул он смущенно.
Девочка хихикнула в ответ.
— Что-то не так? — Аркадий оглядел себя.
— Нет-нет, не обращайте внимания, — она залилась звонким хохотом и, чуть успокоившись, произнесла: — Вам и правда — лучше?
— Правда.
— В том, что случилось, есть, наверное, и моя вина, — сказала девушка, поправляя чёлку, — вы уж меня простите.
— Нет! — возразил Аркадий. — Не извиняйтесь. Знаете, я вам даже очень рад.
— Человек не можете быть рад тому, что приносит боль, — девушка покраснела, — я вам очень сочувствую... правда... Просто мне кое-что показалось смешным. Понимаете, я часто смотрела с колокольни на небо, на заходящее солнце... мечтала... кружилась, как вы... сочиняла сказки.
— Ну да, Алые паруса, там... принц Грей...
— Вы угадали. Я действительно мечтала о принце. Это плохо?
— Нет, нормально. Девчонки всегда мечтают о принцах. Ведь вы все в душе — принцессы.
— Да, — согласилась 'принцесса', — я ничем не отличаюсь от других девочек и тоже мечтаю о принце, о том, что он когда-нибудь явится в мою деревню, взойдёт на колокольню, и под нею увидит меня...
— Красиво, — улыбнулся Аркадий, — и что тут смешного?
— Смешно, — смущённо произнесла она, — что именно от вас я ожидала взгляда вниз, на землю. А вы упрямо не хотели замечать меня, и глядели в небо.
— Ага! — улыбнулся Аркадий. — Значит, я на роль принца уже не подхожу?
— Напротив, — очень серьёзно произнесла девушка, — когда вы задрали подбородок к небу... — она потупила взгляд и заставила себя замолчать.
— Ты часто здесь бываешь? — спросил Аркадий, чтобы нарушить затянувшуюся паузу, от которой обоим было неловко.
От неё веяло простором и провинциальной чистотой церковного воспитания. Он думал, что задал ей невинный вопрос, а её щёки пылают огнём, и кивает, словно пытается потушить вспыхнувший пожар.
Девушка села на ступеньку, уткнула лицо в колени, и в полной тишине просидела несколько минут. Аркадий даже подумал, а не заснула ли она? Когда же оторвала лицо от колен, глаза её светились счастьем. Аркадий улыбнулся ей, испытывая неизвестное до сих пор чувство, когда забываешь, что ты умеешь дышать, а сердце замирает от восторга и уже никуда не торопится.
— Аркадий, — представился он, протягивая руку.
— Очень приятно, — улыбался 'Ангел', так и не называя своего имени.
Аркадий присел рядом. Он вдруг услышал, как стучит его сердце. Оно билось гораздо усердней, чем обычно. И Аркадий отчаянно заглянул в её глаза.
Новая вспышка, точно солнечный зайчик, вернула его в детство...
* * *
* * *
Солнце спряталось за сопки. Стемнело. Состояние эйфории прошло, нужно было спускаться к машине, искать тракториста, и Аркадий спросил:
— Что ты сейчас делаешь? — и девушка, приложив палец к губам, сказала односложно:
— Слушаю.
Аркадий прислушался тоже. Он даже закрыл глаза, а девушка произнесла:
— Слушай своё сердце, своё дыхание, слушай небо, слушай колокола.
— Как это? — удивился Аркадий, ощущая волнение. — Ведь колоколов-то здесь нет?
— Это так, но вот, скажем, для дедушки моего — они и сейчас здесь. Он помнит их. Говорит, колокола всё ещё звучат в нём, а когда перестанет их слышать, то умрёт.
— А что ты слышишь? — спросил Аркадий. — Бога слышишь? — Не ожидая ответа, он зачем-то глянул вниз, перегнувшись через перила. Увиденное ошеломило его. Он лежал распластанным на незнакомой площади. И не успел Аркадий испугаться, как снова оказался на колокольне, а за его спиной продолжала говорить очень странная девушка.
— Мой дедушка всю жизнь состоит при часовенке да при этой колоколенке. Сперва звонарём служил. Тогда и слышал Бога. А когда часовню превратили в склад, он остался работать сторожем при нём, — тогда и оглох. Вообще-то он слышит, но считает себя глухим из-за того, что перестал слышать Бога. А я вот, при нём. Бога пока не слышала. Зато слышала что-то другое, — она присела, улыбнулась и склонила голову набок.
— Что же это: что-то другое? — спросил Аркадий. Отчего-то у него снова закружилась голова.
* * *
* * *
Он едва справлялся с полуобморочным состоянием. Его сознание снова и снова упрямо устремлялось вниз, на каменную площадь. Каждое новое падение неизменно заканчивалось тем, что он оказывался рядом с очень странной, но одновременно привлекательной неизвестной девушкой. Аркадий сел на верхнюю ступеньку. Его колени дрожали. Внучка сторожа присела рядом, спустив ноги в пролёт. Сквозняк задрал её ситцевый сарафан. Она ловко поймала подол, подоткнула под себя и, освободив руки, положила их на голову Аркадия. Уже через минуту его самочувствие улучшилось.
— Иногда, — серьёзно произнесла девушка, и губы её чуть растянулись в кроткой улыбке, — я слышу голос Небесного Иерусалима. Он зовёт меня к себе. По ночам я мечтаю о нём...
Незаметно головокружение у Аркадия совсем прекратилось, исчез и звон в ушах. Заметно повеселев, он предложил:
— А давай, я отвезу тебя в Иерусалим! — в воздухе повисла минутная тишина. Девушка молчала и глядела на Аркадия очень внимательно.
— А что? — взволнованно заговорил он. — Мои предки родом из Иерусалима, да и родители там. Словом, предлагаю: уедем жить в Израиль!
— Как это? — спросила девушка.
— Как муж и жена! — испуганно выпалил Аркадий. — Соглашайся, а?
— Ты берёшь меня в жёны? — спросила она серьёзно, глядя в его глаза. — Ты ведь даже не знаешь моего имени.
— Да! Я беру тебя в жёны. А имя... имя скажешь, если согласишься.
Она медленно встала, не сводя с новоявленного жениха округлившихся глаз. А он, боясь, что не сможет передать ей весь восторг, переполняющий его душу, быстро произнес:
— Ты очаровала меня, околдовала, я хочу быть с тобой всю жизнь — и в радости, и в горе, и в старости.
Она повернулась к нему спиной, шагнула, а потом побежала к лестнице.
— Постой! — крикнул он, когда её голова готова была скрыться в лестничном проёме. — Так ты согласна?!
— Да! — ответила девушка.
* * *
* * *
— Дедушка! — она вбежала в дом, едва не сбив старика с ног.
— Мария! — воскликнул он, обнимая внучку.
— Дедушка! Он нашёл меня!
— Кто нашёл тебя? — спросил старый звонарь и выпрямился во весь свой могучий рост, беря в руки палку.
— Ну какой же ты у меня непонятливый! Меня нашёл ОН, дедушка, ОН — принц.
— Какой еще такой принц, Машенька?
— Из сказки...
— Да кто он, твой принц, сердечко моё? — тяжело выдохнул дед Аникей, крестясь.
— Только что он был на колокольне! — вилась вокруг деда Мария. — Он позвал меня в Иерусалим! Дедушка! Может, это судьба? Разве ты не предупреждал меня, что так должно будет случиться?
— Ай-ай-ай, — запричитал старик, — а я-то и не понял: чего это Велимирушка так забегал. А он беду почуял. Раньше меня почуял. Раньше, чем я, старый, почуял радость. Ну, ничего, внученька, радость и беда — две стороны нашей жизни. Не зная одной, не оценишь другую, — дед Аникей нежно, едва касаясь головы, погладил внучку, и поцеловал в лоб: — Я хочу видеть этого посланника Иерусалима!
БУБЕН И КОЛЬТ
Аркадий лежал на раскладушке посреди комнаты. После вчерашней попойки со школьным другом его немного подташнивало. Точно лунатик, бродил Аркадий по комнате, ища кран. Рассовав по сторонам посуду, он воткнул в освободившийся проём раковины голову, и долго и жадно пил воду из-под крана. Внезапно он сорвался с места, как очумелый, и помчался в туалет.
— Ты чем меня напоил, чудовище?! — успел крикнуть Аркадий, и его стошнило.
На кровати валяется и притворяется спящим Аркашкин друг, Сашка Бубен.
— Молчишь, гад?! — снова обращается к нему Аркадий. — Я тебе всё припомню, когда ко мне в Иерусалим приедешь. Буду поить палёной водкой из русских некошерных магазинов. Так и знай! Я тебе эту водку никогда не забуду, Бубен. И можешь дальше притворяться, что спишь, — Аркадий пробежал босыми ногами по коридору и с ходу запрыгнул на раскладушку, едва не завалив её набок.
* * *
* * *
Слушая притворное сопение Сашки, Аркадий закутался в одеяло. Сев поудобней, насколько позволяла раскладушка, он смотрел в окно, за которым раздавались первые звуки просыпающегося города. Аркадий вспомнил вчерашнего Ангела. Фантазия быстро рисовала ему деревенскую картину, на которой колоколенка и часовня изображены по утренней поре. И звонница была с колоколами, и на часовне сиял под солнцем золотой купол и крест. Аркадию казалось, что это их сияние пробивается лучиком солнца сквозь занавески.
Луч прошел сквозь окно и уткнулся в то место на стене, где висела старая школьная фотография. На ней Аркашка и Бубен, обнявшись, с сигаретами в уголках губ, стояли на задворках школы.
— Восьмой... или девятый класс, — припоминает Аркадий, и проходит его обида на друга.
Фотоснимками обклеен весь угол, и на каждом — неразлучная парочка хохочет от собственных проказ...
* * *
* * *
Старые снимки пробудили рой воспоминаний. Но все они быстро улетучились. За облаками иллюзий терпеливо ждала его 'странная девушка'.
* * *
* * *
— Ты даже не узнал её имени, — отговаривал Бубен друга от стихийно принятого решения о свадьбе и предстоящей дальней дороги, стоя в кабинке душа под струей холодной воды, — признайся. Просто ты был очарован ею! С кем не бывает. Сначала обворожат, а потом отваживают. Все они, ведьмы, одинаковые.
— Неправда! Всё было не так. Она мне сказала 'Да'... — в состоянии тихого счастья Аркадий влезает в джинсы, засовывает руку в карман, затем в другой, нервно обыскивает пиджак... и, в отчаянье, бросает взгляд в угол.
— Что за чёрт! — кричит он и начинает метаться по комнате. — Не может быть! Не верю! Господи, сделай так, чтобы я оказался неправ!
Он со злостью пинает дорожную сумку, опрокидывает раскладушку.
— Чья-то злая воля надо мною куражится! — кричит Аркадий в лицо другу, выходящему из ванной. Но тут же умолкает и с удивлением рассматривает подбитый глаз, распухшую губу с запекшейся на ней кровью и содранные до мяса руки друга.
— Бубен, — развёл руками Аркадий, — только не говори мне, что это я тебя так отделал, когда ты рвался спасать мир от еврейской несправедливости
Бубен отводит взгляд, мнётся, а потом переходит в наступление:
— Я, конечно же, не спас мир, но слова благодарности, надеюсь, от тебя заслужил.
— За что благодарность? Не тяни кота за хвост. Рассказывай! Вижу, что избили. Кто? Где деньги? Где машина?
— Скажи спасибо, что живым остался, — мрачно произнёс Бубен.
— Даже так? — Аркадий сел на раскладушку.
— Да, так! Но я не виноват. Честное слово! Ты сам пришёл не вовремя. Долг на мне. Солидный. И 'солидные' людишки прислали своих головорезов за деньгами. А тебе разве интересно, что происходит с твоим школьным другом? Ты привык: чуть что — и к Бубну перекантоваться. У тебя семь пятниц на неделе. Вчера улетал в Израиль, сегодня любовь закрутил, а завтра что ожидать от тебя? А у меня беда! Понимаешь?! Настоящая беда, Аркаш. Позавчера, ночью...
— Постой, как это — позавчера?
— Ты проспал больше суток, — уточнил Сашка, — счастливый человек. Эти сутки ада для тебя не существуют. А хочешь знать, что ты проспал?
— Я проспал свидание с внучкой звонаря! — прокричал Аркадий, но его крик потонул в отчаянном вопле Бубна, перебившего его своим криком:
— Ты проспал смерть!!!
Аркадий побледнел, ощущая, как схлынула кровь от головы, и глухая ватная пелена обвила его, лишая тело мыслей, воли и движения. А когда кровь волной цунами снова ударила в голову, он с жадностью глотнул воздуха, обретая непонятно откуда взявшиеся силы для освобождения от пут бездействия. Он снова услышал голос Бубна.
— Лихие людишки приходили. За деньгами. Им было пофиг, что в кейсе не мои деньги, а твои. Они пришли за ДЕНЬГАМИ. И если бы я не отдал их, они бы нас покромсали.
Аркадий посмотрел на Бубна с уважением, но тот неожиданно сам испортил ситуацию.
— Я, может, тебя нарочно срубил, чтобы ты при этом не присутствовал, — ляпнул он.
— Вот теперь я узнаю старого циника, — ответил Аркадий.
— А чего? Мордобой, пушки. Слова грязные. Да и намерения. Неэстетично как-то. Так что... не только ты мне жизнь спас, но, выходит, и я тебе. А деньги — тьфу! Заработаем.
— Всё отдал? — сухо спросил Аркадий, рассматривая разбитую рожу Бубна.
— Аркаша, честное слово... да... всё им и отдал... повторяю еще раз: они приходили за деньгами... с пушками... и очень недобрыми намерениями.
— Я это уже слышал, — Аркадий недовольно передернул плечами.
— А у меня, Аркаша — ни денег, ни пушки. Из всего ценного — только ты на раскладушке посреди комнаты. Твой кейс с баблом. И на полу — ключи от машины. 'Судьба!' — решил я.
Аркадий выругался.
— Хорошо за меня решил, не спросясь...
— Да некогда было спрашивать! Я же тебе все объяснил! Друг ты мне или не друг?
— Друг... друг... — отмахнулся ошарашенный рассказом Аркадий и добавил: — Картина, написанная болью и унижением.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
