| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну что вы, Аникей Евстафьевич, то, о чём вы сейчас подумали — по вашим понятиям... ну, то есть, по церковным законам — это грех. Негоже вам о таком говорить. Починят нашу девочку...
Велимир усаживает старика в вездеход под толстый брезент и отвозит домой.
По пути старик Аникей расплакался. Велимир молча вёл вездеход, а старик плакал.
— Побудь со мной, — попросил дед Аникей, — я хочу тебя о чем-то попросить.
— Аникей Евстафьевич, — прямо сказал Велимир, — я догадываюсь, о чём пойдет речь. Я устал. Сегодня не самый лучший день в моей жизни. Говоря на понятном вам языке, я поддался искушению и ревности, и пожелал убить человека...
— Велимирушка, — нет человека, который бы мысленно не убил за подобное. Человек — скопище греха.
— Дед Аникей, а ведь я это почти сделал. А теперь вот хочу избавиться от улик!
— Успеешь! — хлопнул ладонью по столу звонарь. Да так это у него вышло, что Велимир оторопел.
— Ты что наделал, антихрист! — прокричал старик. — Зачем при людях моё сердечко невестой своей назвал?!
— А затем, что свататься вчера приходил.
— Уже вчера она сделала свой выбор, поганец! И ты это знал!
— Я, дед Аникей, исполнял вашу волю.
— Моя воля была, чтобы ты присмотрел за ней, а не грубо вмешивался в её жизнь! Рассказывай, что у вас там произошло!
— Вчера на колокольне, — сказал Велимир, — они были вместе. Потом меня позвали посмотреть машину. Я уехал, он тут, в это время, с нашей девкой любовь вздумал крутить! — Велимир полез в карман за сигаретами, но дед Аникей так глянул на него, что тот засунул пачку в карман.
— Я машину проверил и сюда! А за мною и его корешок попёрся. Водила один признал его и мне успел шепнуть... Я перепроверять не стал... Короче, жених замешан в криминальных структурах, как и его неразлучный дружок.
— А я, дурень, решил пригласить его в дом. Хотел познакомиться, — сокрушался дед.
— Вот и познакомились, — хохотнул Велимир, — нет, Аникей Евстафьевич, это не жених для Марии, не принц на белом коне, а бандит и вор. У него в бардачке знаешь, что я нашёл? Билет в Израиль! На завтра... А сегодня он видишь, как поразвлечься решил. Ошиблась Мария, в сказку поверила: принц пришёл! Посланник Небесного Иерусалима!
— Господни пути неисповедимы, — крякнул дед.
— Точно! Потому-то в виде посланца и прислал твой Господь начисто уголовную компанию. Пока один машину проверял, второй вспомнил про девушку с колокольни! Спохватился, между делом, типа: ба, да я ещё деревенскую дурочку не осчастливил! А когда та сказала, что хочет его познакомить с дедом — испугался и сбросил с колокольни.
— Так значит, всё же, не насиловал, — тихо обронил дед.
— Что? — не расслышал Велимир.
— А ты к ней давно неровно дышишь?
— Давно.
— Вот, значит, и спасёшь девку!
— Аникей Евстафьевич, — пробасил Велимир, — девку лечить надо, а не замуж...
— Вот и займись этим. Благословлю вас пред иконами святыми. Всю оставшуюся жизнь за вас молиться стану. Назвался женихом... перед людьми... люди слышали!.. Знаешь, в каком месте колокольня стоит? Это одно из тех мест, где является Господь. Он тоже мог... мог услышать твои слова, сказанные людям!
— Дед Аникей, деньги на лечение нужны. Большие деньги. Где взять?
— А ты не подумай, Велимирушка. За тебя не замарашка деревенская идёт, а принцесса.
— У принцесс не только титул, но и наличные должны быть, — недовольно бурчит Велимир.
— А ты не подумай, — вскочил на ноги дед Аникей, — приданое у девки — тоже царское.
— Гляжу я на твои штопаные штаны, дед Аникей, и что-то мне мешает поверить в царское приданное.
— Есть приданное, Велимирушка, не сомневайся, есть, — засуетился старик и вынул из кармана мешочек с золотыми монетами царской чеканки.
Велимир присвистнул:
— Сколько здесь?
— Десять монет. И каждая монета из чистого золота, достоинством в сто царских рублей.
— И много ещё имеется таких, достоинством в сто царских рублей?
— Довольно много, Велимирушка.
— Аникей Евстафьевич! — охнул Велимир, и глаза его разгорелись! — Да с такими деньгами я в городе автосервис открою!
— Откроешь, Велимирушка, откроешь, — пел елейно старик, разбирая кровать, — и ещё останется, — добавил он, залезая под одеяло. — Только ты не обижай моё сердечко — Машеньку. Съезди, Велимирушка, в больницу. Побудь рядом с ней. Утром мне доложишься. А деньги, Велимирушка, от чужого глазу прибери. Ну, спасибо, что проводил. Устал я. Мне теперь нужно пережить одному это горе. Лучше, чем сон, лекарства не знаю. Каждый день ложусь с мыслями об Отце Небесном, и ангелы Его забирают меня с земли нашей грешной. И всё тяжче мне сюда возвращаться от чертогов Отца. Сам не знаю, вернусь ли утром в этот мир, нет ли. Так вот, если не переживу эту ночь... Дай икону, Велимирушка.
Икона старая, необычная. Очень тяжёлая. Велимир подносит её к деду, не сводя с неё глаз. Много серебра, и в красках золото. Аникей приподнимается на кровати, перенимает икону и бережно кладёт на колени. Протирает от пыли. Целует и поднимает над головой.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — произносит старик, — иконой Святой Богоматери благословляю тебя, Велимир. Стань моей девочке Марии опорой в этом жестоком мире безбожия. Целуй икону! Теперь ты мне внук. Подойди. Дай поцелую.
Старик переворачивает икону и открывает маленькую потайную дверку. Вынув из неё какие-то бумаги, он закрыл дверцу, перекрестил её и, перевернув, поцеловал образ Святой Марии.
— А вот это, — старый Аникей подслеповато смотрит на свои колени, на которых лежат бумаги, — вот эти бумажки — список сокровищницы. Это приданное я хочу вручить тебе в день свадьбы. Но Господь может не захотеть отпустить меня от себя этой ночью. На этот случай я предусмотрел кое-что, благодаря чему ты сам скоро узнаешь, где это всё можно найти. Я стар для хранителя сокровищ. Возможно, настало время, когда я смогу наконец-то избавиться от этой тяжкой ноши.
— Можно взглянуть? — спросил Велимир, и голос его прозвучал растеряно и глухо.
— Конечно, — рассмеялся старик, вынимая зубы и складывая их в стакан с мутной водой, — сокровища — теперь твоя головная боль. Читать закончишь — не забудь свет погасить. Бумаги в икону спрячешь. Привыкай к порядку. Сокровища порядок любят. И не забудь: утром жду от тебя вестей из больницы.
Старик тут же захрапел, одним глазом наблюдая за Велимиром. А Велимир сидел над списком и думал: 'Но где же, старый чёрт, ты всё это прячешь?'
* * *
* * *
Сложив бумаги в икону и погасив свет, Велимир попытался покинуть жилище старика, но, совершенно опьяневший от мыслей о золоте, ошибается дверью и входит в комнату Марии. Свет люстры освещает её мир. Велимир видит кровать, комод, фотографии.
— Она чертовски привлекательна, — прохрипел Велимир, — прости, вечно хохочущая глупышка, но после того, как ты с ним переспала, я просто обязан... как порядочный человек... на тебе жениться! Так хочет твой дедушка, старый хранитель несметных сокровищ. А твоего любимого я засажу в тюрягу. Пусть ему там сломают целку! Это будет моральная компенсация за то, что беру тебя, милая, не девушкой.
Он выключил свет, вышел из дома, сел в машину и, громко хлопнув дверцей, закурил. Затем высыпал из мешочка золотые монеты себе на колени. Одну положил на зуб и, зарычав, стал кусать её.
Старый Аникей дождался, когда Велимир наконец-то уехал. Тогда старик встал, достал из стакана зубы, распрямился во весь свой исполинский рост, нервно заходил по дому и, сунув нож в голенище, вышел со двора.
* * *
* * *
Велимир перепрыгивает через две ступеньки подъезда Городской травматологии. Он проносится через приемный покой, поднимается на второй этаж и заглядывает в ординаторскую. Там, на диване, лежит пожилой мужчина, укрытый белым халатом.
— Доктор, вас можно? — будит он врача.
— Вы, собственно, по какому вопросу? — приподнимается с дивана врач.
— К вам девушку из Звездино привезли...
— Марию! — доктор вскочил и набросил на плечи мятый халат.
— Это моя невеста, — сказал Велимир. — Я хотел бы услышать диагноз именно от вас, уважаемый... э-э-э...
— Рувим Яковлевич...
— Уважаемый Рувим Яковлевич! Что с ней, а?
— Жива ваша невеста! Жива, слава Богу! Вам повезло... — врач зацокал языком. — Это ж надо ж, чтоб такое... а какие глаза!
— Она пришла в сознание?
— В сознание она пришла. Только у неё... как бы вам сказать понятней?.. — врач снова зацокал языком. — Такая молодая... да, так вот... глаза открыла — глаза, как с иконы! А память придётся восстанавливать. Амнезия, знаете ли. Мы её попридержим, понаблюдаем, но процесс восстановления займет большой промежуток времени. Гарантии, что память вернётся к ней на все сто процентов, лично я, Рувим Яковлевич Шапиро, не дам. Вы меня поняли?
— Я вас понял. Я вас очень замечательно понял! — едва скрывал свою радость Велимир. — Доктор, ведь главное, что она жива! К ней в палату можно?
— К ней вы можете войти, но не факт, что она вас узнает. Правда, ваше появление может оказать положительное эмоциональное воздействие на повреждённый участок мозга. Вы ведь жених? Пойдёмте, я провожу вас к ней.
* * *
* * *
Велимир очень скоро выходит из палаты:
— Доктор, как, вы сказали, называется её болезнь?
— Амнезия.
— Да-да. Это важно. Так вы утверждаете, что она ничего не помнит?
— Да, сейчас она ничего не помнит. Несомненно лишь то, что память со временем восстановится, но какой-то участок информации все же будет утерян, — еще раз объяснил доктор.
— Спасибо, Рувим Яковлевич! — Велимир обнял Шапиро. — Сейчас я спешу. Но обещаю, что буду наведываться. Я в Звездинском МТС механиком работаю. Если есть проблемы с машиной — добро пожаловать.
— О! Я слышал про вашу фирму! Вы — капиталист! Из деревенской слесарной мастерской устроили автосервис европейского класса! Браво! Очень рад был познакомиться! К сожалению, только повод для знакомства выдался не очень весёлый. Но это — жизнь.
— Мы подружимся. Вы мне вернёте Марию, — Велимир широко улыбнулся, показывая два ряда крепких зубов. — Я верю в вас, доктор, — он вышел из больницы и сел в вездеход.
* * *
* * *
Через полтора часа Велимир въехал в деревню и направился прямиком к МТС, где у шлагбаума стоял припаркованный серебристый 'Фольксваген'. Погасив фары, он вышел из машины и, воровато оглянувшись по сторонам, нырнул под 'Фольксваген'.
— Я тебя технично урою, — кинул он обращение к обидчику, включая фонарик, — без огня и шума... что за чёрт? — совершенно неожиданно он бьется головой о днище и неуклюже утирает холодный пот со лба. — Где бомба? Где эта хрень? Кто снял? Неужто жонглёр? А если участковый?..
Мысли Велимира внезапно прерывает шум подъезжающего мотоцикла... из него раздается голос пьяного Бубна — он прощается с кем-то. В ответ взрывается женский хохот.
Велимир, пригнувшись, бежит к вездеходу. Он едва успевает спрятаться до появления Бубна, спешащего к своей машине. Но тут он замечает вездеход и резко меняет намерение.
На плече у Бубна баул. Подойдя к машине, он оглядывается, ставит баул на землю и, наклонившись, вынимает самодельную бомбу. Ту самую, которую Велимир не обнаружил под 'Фольксвагеном'. Он прикрепляет её к днищу вездехода и застёгивает баул.
— Вот так! — хохотнул Бубен. — Кто к нам с мечом, тот от меча и... бжжжж!!! — руками он изобразил взрыв. — Ну, Звездино, не поминай лихом. Прости и ты, брат! — Бубен сел в машину и спешно покинул деревню. До назначенного времени встречи с заказчиком оставалось два часа.
Велимир медленно открыл дверцу машины и аккуратно вышел, затем осторожно обезвредил бомбу и произнёс:
— А ты, жонглёр, совсем не прост.
Сложив составные части в полиэтиленовый кулёк, Велимир быстро прошёл к вагончику, отпер его и включил свет. Прошёл к несгораемому шкафу; по пути задев стол, громко выругался. Сложил в сейф взрывчатку, запер тяжёлую дверь. Положив ключ в ящик стола, он глянул на электронные часы. На них высвечивалось время: 21:21.
* * *
* * *
Тем временем старый больной дед в полной деревенской темноте ковыляет к дому оперуполномоченного.
— Греков! — стучит он палкой в окно. — Лёша, это я, Аникей Евстафьевич! Худо мне, Лёша! Открой, поговорим.
Капитан Греков, в кальсонах и милицейской фуражке, отворил дверь в избу и заспанно кивнул.
— Заходи, Евстафьевич. Не шуми. Жену не надо будить. А то всю ночь перемелет своим длинным языком, — Греков засуетился, усаживая старика на летней веранде.
— Лёша, — говорит дед Аникей участковому, — плохо мне. Боюсь, не доживу до Пасхи. Хочу перед смертью этому Ироду в глаза взглянуть. Дай мне, Лёша, с этим... посланником... побеседовать. Запри меня вместе с ним на пару минут. И никому о том не говори. Мне надо видеть его глаза. Я хочу убедиться в том, что мне умирать пока рано...
— Дед Аникей! — сонный капитан усаживается на табурет. — Я впущу тебя к нему в камеру, а ты его замочишь! И по секрету скажу: будешь прав! Но так дело не пойдет! Мне двух мокрых дел не надо! Живым и почти невредимым мы передадим его в руки правосудия.
— Мне бы только поглядеть на него, Лёша, — не отставал дед.
— Ну, это удовольствие я тебе могу предоставить, — Греков взглянул на часы. — В десять утра из городской прокуратуры за ним приедет машина. В прокуратуре им займутся всерьез. Зуб у них на предателей родины. Иди спать.
— Нет, пойдём теперь! — настаивал Аникей. — Не тяни резину.
— Отчего — пойдём... поедем! Мотоцикл под домом. Рано утром соберемся и поедем. А теперь — ночь. Ментам спать надо. Сил набираться! Да и выпил я. Такой день, понимаешь... Девку твою жалко, веришь, аж до хруста в костях!.. За неё и вздыхаю всё... — Греков встаёт с табурета, заходит в дом и возвращается с начатой бутылкой водки и двумя стаканами. Ставит всё на табурет и снова исчезает за дверью избы. Через минуту он появляется с банкой солёных огурчиков и баночкой маринованных грибов. Наливает водку по стаканчикам. Протягивает старику:
— Выпей, дед, и ложись. Я тебе уже на диване у входа постелил. А в семь часов я тебя разбужу. И поедем. Нож-то из голенища вынь, неровён час, поранишься. В твоём возрасте это уже недопустимо... Давай, лучше... за здоровье внучки твоей. Чтобы не дал ей Господь помереть, лапушке, — капитан вздохнул, — бывало, трясусь на мотоцикле, а она остановится, улыбнётся и взглядом проводит. Добрым-добрым...
Дед заснул на стуле, и скрюченное тело атлета снова непроизвольно распрямилось. Греков принёс плед и укрыл старика. Взглянув на его нож, всё так же торчащий за голенищем валенка, он одобрительно кивнул и подумал: 'Правильный старик. Прямой. Без выкрутасов. Сказочный персонаж. На такого фоторобот составлять — одно удовольствие. А уж протокол, так совсем обхохочешься...'
Леша ухмыльнулся и лег на кровать, под теплый бок жены...
* * *
* * *
Деревенский участок, где в отдельной камере был заперт Аркадий, находился рядом с Сельсоветом.
Капитан Греков открыл камеру и вошёл к задержанному:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
