— Андрей! — позвала я. Коричневатая тень начала как-то неуверенно приобретать какие-то примерно напоминающие человеческие очертания. Он завис над чёрным зеркалом, уже в нём не отражаясь.

— АНДРЕЙ!!! — заорала я благим матом, чувствуя прилив раздражения. Ну, сколько можно ждать? Странная маленькая фигура неспешно побрела ко мне по зеркалу.

В этот миг снова, как и тогда, спасая Дину, я услышала Её голос. Она точь-в-точь повторила ту, давнюю фразу.

— Ты хочешь этого, видящая?

— Нет, не хочу.

— Значит, как и тогда, должна?

— Нет. Но я это сделаю.

— Что ж... Но учти, безумие — тоже сила. Смотри, не проиграй...

Я вздрогнула, но Грань молчала, не желая больше ничего добавлять. Страх сковал всё ледяной коркой, но я упрямо позвала сына Жанны в третий раз. В тот же момент живой туман заволок мои глаза. А когда рассеялся...

Я и забыла, каким красивым ребёнком был когда-то Андрей. Сейчас, глядя в ничего не понимающие, наивные светлые глаза, я с горечью поняла, почему мне об этом напоминают.

— Кто меня зовёт? — в голосе ребёнка проскользнул испуг. Он осмотрелся по сторонам — так растерянно, что мне захотелось его обнять и утешить, — Мама?

В последнем вопросе было столько жгучей надежды, что я вздрогнула. В этот момент тени сгустились, принимая облик Жанны.

— Ты что здесь делаешь, щенок?! — завизжала она не хуже гарпии и принялась трясти парнишку, закатывая ему оплеухи, — Как ты достал меня уже, выродок!

Мальчик задрожал. Неразборчиво залепетал:

— Мама, прости, я не хотел...

— Вечно с тобой одни проблемы!

Он испуганно вздрагивал, глядя на неё, как побитый щенок: с одной стороны, стремится убежать, а с другой — безумно любит жестокого хозяина. Я бездумно качнулась было вперёд, но тут же опомнилась. Во первых, это давно стало прошлым. Во-вторых, Грань бездонна. Мне нельзя идти вперёд. Мне нужно ждать, пока он подойдёт...

Тем временем мальчик сел на пол, сжался в комочек. Призрак Жанны исчез, но ребёнка это не порадовало — дети в большинстве своём очень боятся одиночества. По щёчкам потекли слёзы. Я ощутила, что никак не могу проглотить застывший в горле ком.

— Меня сестра снова закрыла в темноте... Мама, я не буду спорить с сестричкой, только выпусти, прошу... Мне темно... Эй, там есть кто-то...

Он повернулся и в упор уставился на меня.

— Привет. Тебя что, тоже здесь закрыли?

Светлые глаза смотрели так доверчиво, так наивно...

— Нет, — сипло сказала я, безуспешно пытаясь проглотить ком в горле, — Я сама сюда пришла.

Он вздохнул.

— Страшно тут, правда? Я так рад, что ты пришла! Ты такая красивая, глаза у тебя добрые. Вот бы мне такую сестричку! Ты ведь не причинишь мне вреда?

У меня перед глазами всё плыло. В виски молотом стучалась мигрень. Из горла вырвался нервный смешок. Интересно, отправить на верную смерть — значит причинить вред? Думаю, да.

— Я не могу тебе обещать, — ответила я честно и постаралась быстрее замять тему, — А с чего ты взял, что я могу причинить тебе вред?

Он печально вздохнул, закатил рукав. Я с нарастающим ужасом увидела ярко проступившие на детской коже синяки от чьих-то пальцев и ранки от ногтей, которые ещё немного кровоточили.

— Меня всегда обижают. Неужели ты тоже меня обидишь?

Я судорожно вздохнула.

— Ты многих обидел, — тихо напомнила я.

— Я просто стал сильным, — доверчиво пояснил он, — Чтоб меня не обижали. Чтоб меня не обижали, я сам должен обижать других. Ты же знаешь, как это.

— Ты убиваешь людей, — за эту мысль я уже отчаянно цеплялась.

— Я доказываю, что я сильный. Ты ведь умная, значит, понимаешь — они не верили, что я сильный. Ты же сама всю жизнь что-то кому-то доказывала!

Доверчивость и обида в детских глазах. Надутые губки. Боги, за что мне это?!!

— А ты поможешь мне? Помоги. Мне очень больно. Меня обижают.

— Я не могу помочь... Это было давно, этого уже не исправить...

— Ты сможешь, ты же такая сильная! Просто иди ко мне!

Я сделала шаг в сторону черного бездонного зеркала.

— Подойди ближе, к самой чёрной воде, и мы с тобой сможем ходить по воде, как Боги. Даже время станет подвластно нам, и ты сможешь меня спасти!

Я стояла уже над самой водой и наблюдала, как расплывается и тает в бездонных глубинах Грани моё отражение, сливаясь с тьмой. Мне остался только шаг, а дальше — я помогу этому ребёнку выбраться из кошмара. Чего б это ни стоило.

Стой!!!!

Этот вопль в моей голове заставил меня замереть с приподнятой ногой. Я опустила глаза и увидела, что на месте моего отражения стоит совсем другой человек. На вид этой женщине было лет 50, но мне подумалось, что это вполне может быть видимостью. Как бы там ни было, когда я заглянула в её тёмные глаза, мне показалось, что я их уже где-то видела. Причём именно в сочетании с чёрными волосами, в которых теперь, правда, кое-где змеилась седина, и яркими чертами лица, которым время, казалось, только придало выразительность.

И что ты творишь, дурёха? Совсем мозги отшибло? Что, жалко тебе его? А он тебя жалел? Деточка, его ты уже не изменишь. Это просто не в твоей власти. Всё понимаю — инстинкт материнский, ребёнка жалко... но он уже вырос. Не твоя вина, не твой груз — вот и не бери на себя, умней будь. Та мразь, что его родила и превратила в такое, сама же и поплатилась. К сожалению, он заплатил ещё дороже, но не тебе горевать об этом. Мой тебе совет — никогда не играй роль Спасителя, искупая чужую вину. Тебе достаточно своей. Как каждому из нас.

Я заворожено разглядывала её. Было в ней что-то, на чём невольно останавливался взгляд. Мудрые глаза выжидательно смотрели просто в душу, но горел в них такой живой, лукавый огонёк... и эти гибкие пальцы, которые кокетливо вертят в руке выбившийся локон... и чуть ироничный изгиб губ, ещё не потерявших свою выразительность...

— Кто ты?

Она шаловливо улыбнулась.

Твой внутренний голос. Я тебе объясню, что смогу, но когда ты покончишь с ним.

— Я не...

Цыц! Запомни великую истину, малявка: ты и захочешь, и сможешь, потому что ваши тела уже нашёл твой дружок-полукровка, и, если ты не поторопишься, найдёт способ вытащить тебя отсюда. Андрей не жилец при любом раскладе.

Вздохнув, я подняла глаза на ожидающего меня ребёнка. Большие глаза, слёзы на щеках... А как плакали родители того мальчика, что утонул в реке из-за тебя? Как бы плакали родители Дины, что было с моим братом, если б мы с подругой погибли-таки в горящем доме? Я жестко усмехнулась. Ну уж нет, мальчик! За всё нужно платить.

— Я не смогу тебе помочь. Даже если подойду. Потому что твоя госпожа лжёт. Она тоже тебя обижает.

— Неправда, — его губы задрожали.

— Правда, и ты это знаешь. Она тоже руководила тобой, она тоже обманула твоё доверие. Вернее, они — ведь толкнул тебя на это кто-то из людей...

Он зарычал. Черты лица резко укрупнились, тело повзрослело. Глаза стали меньше и невыразительней, безумный блеск в них стал очевиден.

— Они дали мне могущество, — прошипел он.

— Они использовали тебя в своих целях, — с напускным сочувствием сказала я, — Бедный мальчик... Ты просто вечная марионетка в чужих руках.

Его зрачки расширились, руки предательски затряслись.

— Что? Что мне делать?

-Убей, наконец, своих мучителей сам. Докажи, что ты по-настоящему сильный.

Он сжал кулаки.

— Да, я это сделаю.

Он давно растаял седым туманом над вечным озером, а я — всё стояла на берегу. Кто я? Палач, покаравший убийцу? Жестокая тварь, убившая беззащитного ребёнка?

Не может быть однозначного ответа. Девочка, ты всего лишь ускорила неминуемое... как и я когда-то. Ни о чём никогда не жалей. Особенно о том, чего не исправить.

Я снова заглянула в темные глаза — и вздрогнула. Я узнала её.

— Амэли!

Ну да.

Это было произнесено с таким неподражаемым сочетанием гордости и раздражения, что я едва не засмеялась.

— Ты... вы неплохо сохранились.

Во-первых, не выкай мне тут. Во-вторых, я уже веками ношусь над миром, наблюдаю за людьми, убеждаюсь, что атланты были добрей и отзывчивей, и тут ощущаю, что кто-то считывает мои воспоминания! Сначала я поразилась такой наглости и принялась копаться в ответ в твоих. Но, надо признать, ты мне нравишься!

— Ну, если я вам нравлюсь, то, может, расскажите мне всё про вашу... хм... последовательницу?

Она лукаво, пакостно улыбнулась. Как нашкодивший ребёнок! Я тут же увидела перед собой ту десятилетнюю девчонку, которую мне впервые показала книга. Чёрные кудри, живые, отчаянные глаза, шальная улыбка. И шёпот нечеловека над прозрачной водой озера со странной лаской в голосе: "Крысёныш...".

— То есть, ты мне не расскажешь?

Видимо, меня не исправит даже могила. Нет, милочка, всё будет как будет. Поживи моей жизнью, если решишься, но знай — я в это время буду видеть твои сны. И сны Кларисс, конечно. Жаль, что мы жили в разные эпохи — интересная б вышла противница!

Я покосилась на довольное, едва ли не облизывающееся лицо, и едва заметно вздрогнула, представив, чем могло б кончиться подобное соперничество.

— И что, ты теперь можешь говорить со мной?

Подсказывать — да. Но, если хочешь поболтать по-настоящему, советую приходить сюда. Кстати... Ты увлеклась Эриком, девочка. Я не хочу сказать ничего плохого, но он не человек. И тебе придётся делать выбор — рано или поздно. Как когда-то Кларисс, с чьей судьбой ты так тесно связана. И ради её, и ради твоего счастья — не повторяй былых ошибок. А ещё... Учти — нельзя любить того, кто считает себя господином, как и нельзя любить того, кто считает себя рабом. Увы, мне понадобилось очень много времени, чтоб проверить это на практике. И не спрашивай, о чём я — всё поймёшь. Причём скоро. А теперь — удачи. Иди.

Отражение растаяло, и в тот же миг сильные руки обхватили меня вокруг талии и поволокли куда-то...

* * *

Я открыла глаза. Моргнула. Протёрла их кулаком, пытаясь убрать странную пелену, заполнившую всё вокруг. Наконец зрение решило, что на сегодня хватит приколов, и соизволило вернуться.

Первое, что я увидела — это чёрные глаза с багровыми сполохами, полные ярости. Везёт же этим атлантам, что чистокровным, что полукровкам — что не день, то новый цвет глаз.

— Ну, а на этот раз почему ты злишься? — уточнила я, когда пауза немного затянулась.

Некоторое время мой личный демонический кошмарик разглядывал меня с абсолютно непроницаемым лицом, потом усмехнулся, отстранился от меня, отвернулся и стал смотреть на Дит.

— А ты всё-таки угадай!

— Ты наконец-то осознал, насколько мерзкий у тебя характер, и теперь не можешь простить судьбе такую несправедливость? — предположила я. Его глаза снова поменяли цвет — теперь они были янтарными. На колкость он никак не ответил — просто смотрел на меня, и в янтаре, казалось, вспыхивали яркие искорки солнца. Я невольно улыбнулась и потянулась к нему, проведя ладонью по его щеке и с удовлетворением замечая, как к солнечным искрам приплетаются изумрудные. Внутри поднялось странное, обжигающее чувство. Какие, должно быть, мягкие у него волосы...

Стоп. Кажется, меня заносит куда-то не туда. Резко, словно обжегшись, я отдёрнула руку. Его глаза сразу потемнели, и мне почудилось мелькнувшее в них... сожаление?

— Ты снова меня напугала, — заметил он, — Сколько можно? Тебе что, до такой степени скучно?

Я усмехнулась.

— Ты ведь не тронул Андрея?

— Не успел — эта тварь просто растворилась в воздухе. Миледи что, ополоумела? Разве можно давать людям столько могущества? А если этот урод восстанет против неё?

— Так и случится, — усмехнулась я, — Причём в ближайшее время. Я об этом позаботилась.

Несколько мгновений он внимательно смотрел мне в глаза, потом жёстко усмехнулся. Всё юное, что когда-то было в этом взгляде, дрогнуло и рассыпалось, как иллюзия или карточный домик, а губы изогнулись в хищной улыбке.

— Что ж, милая, — какой мягкий, бархатистый голос... — я ни минуты в тебе не сомневался.

Он неожиданно поднял руку и принялся легонько массировать мне затылок, прогоняя застывшую там головную боль. А я прикрыла глаза, просто наслаждаясь его теплом и стараясь не думать о том, с каким презрением он сказал слово "люди"...

Потом я заявила, что не хочу спать, и мне устроили потрясающую экскурсию по Диту. Я впервые бродила по улицам, покрытым непонятными камнями, испускающими лунный свет, смотрела на произведения искусства, за которые земные коллекционеры, без сомнений, продали бы душу. Мрачная, величественная красота завораживала, маня, как магнит. Но почему тогда у меня перед глазами вновь и вновь всплывет родной город в шуме машин и запахе асфальта, голос братца и улыбка Инги, небо в сполохах приближающейся грозы, которого здесь, в созданном кристаллами мире, нет и не может быть!? За что, за что мне это???!!!

— Что это с тобой? — спросил он, видимо, увидев какой-то странный отблеск в моих глазах. Я искоса взглянула на него. В общем-то, это было предрешено...

Я склонилась к его лицу и шепнула:

— Всё в порядке, милый...

А дальше — был поцелуй, в котором тонут, как в омуте, все сомнения. Как там сказала Амэли — всё будет, как будет. И посоветовала не повторять чужих ошибок. Я смотрела в почерневшие глаза и не видела ничего, кроме них. Я смотрела в те же чёрные глаза, в которых некогда тонула Кларисс, и впервые в жизни почувствовала себя маленькой птичкой, отчаянно бьющейся об прутья клетки. Я послушно прижалась к нему, когда он собственническим жестом притянул меня к себе. Нельзя любить того, кто считает себя господином, как и нельзя любить того, кто считает себя рабом... Ты, должно быть, понимаешь, о чем говоришь, Амэли. Но назад мне пути уже нет.

Мы вернулись в башню. По коридору шли молча, и от даже мимолётных прикосновений у меня по коже пробегал жар.

Меня к тебе тянет. Я тебя ненавижу. Ты — мерзкая тварь. Ты — лучший, кого я знаю.

Глаза в глаза — бездной. Сердце — молотом. Ему тесно в рёбрах. Дыхание — прерывается. Бросает то в жар, то в холод.

— Тебе ведь не нужна эта последовательница Амэли, которую ты заставил меня искать, — заметила я спокойно.

— Да, не нужна.

Даже не оправдывается. Просто подтверждает очевидное.

— Зачем тогда это всё, Рик?

Лёгкое прикосновение тонких пальцев к коже. Танец бликов в тёмных глазах.

— Просто мне нужна ты, — спокойно, почти равнодушно.

— Я тебя ненавижу, — заметила я.

Блик света. Смешок. Поцелуй.

— Правда?

Чужое сознание влияет на моё, не подчиняя — просто не давая солгать...

— Так ненавидишь?

Обречённо и отчаянно, через силу:

— Нет.

— Так я и думал...

* * *

Комната кутается в тишину. Блики магического света пляшут по всей обстановке. Я устроила голову на его плече, стараясь ни о чем не думать. В этот миг я ощутила вспышку силы в другом крыле поистине громадного здания, а после — волну торжества и паники, охватившую многих придворных и слуг.