Попаданец в мире Морровинды

Глава 3

Надо сказать, что я чертовски вовремя озаботился кожаными доспехами. Только благодаря им я сейчас не промок до нитки в первую же секунду. А вот Шарн, одетая в одну лишь поношенную мантию, этой участи не избежала. Спасаясь от буйства стихий, мы забежали в ближайшее здание, которым, по счастливой случайности, оказался трактир. К слову сказать, тот самый трактир, где я познакомился с Гиллиниель и Анасси. И надо же такому случиться, но в этот день там тоже сидела за одним из столиков Гиллиниель.

— Ридал! — Радостно взвизгнула она, стоило мне только снять с головы шлем, и бросилась в объятья. — Какое счастье, что ты вернулся!

— Я тоже очень рад тебя видеть, Гилли. Хозяин, три стаканчика флина! Гиллиниель, знакомься, это Шарн гра-Музгоб, она из Гильдии магов. Мы путешествуем вместе. Шарн, я не думаю, что сегодня нам удаться продолжить путь. Думаю, стоит снять комнату и заночевать тут. — Шарн буркнула что-то невнятное в ответ, но возражать не стала.

— Ридал, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — Продолжала щебетать Гилли, стреляя в меня глазками. — Ты не поверишь, но только вот сидела и как раз думала о тебе! И Анасси тоже недавно о тебе вспоминала, она очень по тебе скучает, ты не представляешь, как сильно! Тут недавно приходил твой друг Джиуб, вы прошлый раз здесь вместе были, я велела ему передать тебе привет, он ведь передал?

Спустя примерно полчаса словесного цунами Шарн не выдержала и сбежала, якобы договариваться насчёт комнаты. Гиллиниель тут же скорчила умильную рожицу, и сообщила мне громким, практически "театральным" шёпотом: "О, Ридал, как я рада, что она ушла, ты не представляешь себе, как это ужасно, весь этот запах, и ужасные манеры! Я знаю, ужасно так говорить, ты знаешь, я всегда выступала за равноправие всех рас в Империи, но орки, это ужасно, просто настоящие звери, я просто не могу рядом с ними находиться, они так грубы и не воспитаны!" После пятого стаканчика флина (я едва допил третий, Шарн и одного не осилила) Гиллиниель предложила пройтись до дома её "замечательной подружки Анасси, ну ты ведь её помнишь, ах да, я же тебе уже говорила". Дождь на улице уже поутих, перейдя из разряда "разверзлись хляби небесные" в разряд просто сильного, да и ветер уже не так дул, хотя молнии продолжали сверкать, пусть и в отдалении. У Гиллиниель не было с собой никакой одежды на случай такой погоды (собственно, она и сидела в трактире, пережидая ливень), но пьяному, как известно, море по колено. Хоть девушка и не была пьяна, — только слегка навеселе, — но этого хватило, чтобы она перестала переживать за судьбу своих замечательных туфелек "ты только посмотри, какая вышивка" и преодолела две с лишним сотни метров открытого пространства, спрятавшись под полой моей куртки. Росту в ней было, если слегка пригнуться, как раз мне под мышку. "Ах, Ридал, от тебя так мужественно пахнет!" — не преминула сообщить она при этом.

В прихожей Гиллиниель сбросила туфли и стремительным вихрем умчалась в жилую комнату, мелодично вопя: "Анасси, ты не поверишь, кто пришёл!" Мне пришлось сначала долго и упорно разуваться, — кожаные сапоги почему-то упорно не желали слезать. Из комнаты тем временем мягкой, воистину кошачьей походкой вышла Анасси, сопровождаемая по пятам пританцовывающей от избытка эмоций подругой.

— Друг данмер и друг Гилли пришли проведать кхаджита. Кхаджит приветствует своих друзей в своём доме!

— Я тоже приветствую Вас, уважаемая Анасси. — Церемонно поклонился я.

— О Анасси, Анасси, миленькая моя... — На этих словах Гиллиниель наклонилась к самому её уху и дальнейшего я не расслышал. Странно, до сих пор моя знакомая не стеснялась в выражении каких-то своих мыслей вслух.

— Ну конечно, Гилли, у Анасси ещё осталось. — В ответ Гилли аж подпрыгнула, захлопав в ладоши.

— Ты дашь нам, Анасси, ведь ты дашь нам, самую малость, совсем чуточку?

— Разве кхаджит может отказать своей лучшей подруге? Конечно, Анасси даст вам столько, сколько вам нужно. Идём, Анасси достанет твою любимую трубку.

— О, Анасси, ты самая лучшая, я тебя так люблю! — Гилли сжала подругу в объятьях, потом снова подпрыгнула, захлопав в ладоши, звонко рассмеялась, кинулась ко мне и потащила меня за руку, вертясь и пританцовывая на месте. — Пойдём, Ридал, ну пойдём же!

Как оказалось, Гилли вела меня в спальню. Опаньки, это что за фокусы? Я примерный семьянин, то есть, я хотел сказать, честный вдовец, блин, ну вы меня поняли, даже если в прошлый раз и делал какие-то грязные намёки, так ведь спьяну, и потом, я тогда с Нуленой ещё не познакомился... А в спальне ничего так, уютненько. Большая кровать, весь пол устлан пушистыми коврами, на стенах тоже ковры, освещение от нескольких бра со свечами на стенах очень мягкое, этакий романтичный полумрак. Возбуждённая Гиллиниель усадила меня, — к счастью, на ковёр, а не на кровать, сама уселась рядышком, облокотившись боком о подушку и загадочно сверкая глазищами. О, да тут по всей комнате подушки! Я тоже устроился поудобней и принялся ждать. Ждать долго не пришлось, не прошло и минуты, как в комнату вплыла Анасси и поставила между нами с Гилли поднос.

— Приятных снов, друзья. — Сказала она, разворачиваясь.

— Как, Анасси, ты снова не с нами? — Возмутилась Гилли.

— Ты же знаешь, Гилли, кхаджит не может. Кхаджиту нельзя. — Мягко возразила Анасси, выходя из комнаты и затворяя за собой дверь.

— Ну вот, всё время она так! — Сморщила личико Гиллиниель. — Ладно, нам больше достанется!

Я, наконец, разглядел, что стояло на принесённом подносе. Что-то вроде золотого (или золочёного) чайника с очень длинным узким носиком, стоящего на подставке, причём подставка оформлена в виде кастрюльки на трёх ножках, а в боковых стенках кастрюльки очень узкие вертикальные прорези, всё это украшено художественной резьбой. Большая чаща с тлеющими углями. И маленькая мисочка с непонятным белым крупнозернистым порошком, наподобие сахара. Гилли заговорщицки подмигнула мне, при помощи обнаружившейся тут же маленькой лопаточки бросила в чайник немножко порошка, открыв откидывающуюся на шарнире крышечку, потом приподняла чайник и насыпала в кастрюльку-подставку углей. Подула на угли, пока они не разгорелись, и поставила чайник на место. "Сейчас, сейчас!" — возбуждённо прошептала она. — "Подожди секундочку!" В чайнике что-то едва слышно заскворчало. Гилли распахнула и без того широко раскрытые глаза, обхватила губами кончик носика у чайника и с силой втянула в себя воздух из него. "Теперь ты!" — прошептала она, выпустив воздух через нос и поворачивая чайник носом ко мне. Что-то мне всё это напоминает... Я осторожно втянул в себя горячий воздух. Ничего. Медленно выдохнул через нос. В горле тут же появился сладковатый привкус, в носу запершило, но этим всё и ограничилось. Странно.

"Здесь жарко!" — пробормотала Гилли, расстёгивая верхние пуговки на своей кофточке и отбирая у меня чайник. Скворчание в чайнике всё усиливалось. Сделала ещё вдох и вернула посудину мне. Я тоже вдохнул. В самом деле, жарковато. Я распустил шнуровку на вороте. Хорошо ещё, куртку и прочую сбрую успел в прихожей сбросить. Гилли лениво потянулась и разлеглась на подушках. Странно, не замечал раньше, какие у неё длинные, чутко двигающиеся уши. И какие блестящие губы! Я сделал ещё вдох. По-прежнему никакого эффекта. Даже сладковатый привкус пропал. Как будто просто горячим воздухом дышишь. Гилли томно улыбнулась, отбирая у меня чайник. Открыла крышечку, — оттуда потянуло белым дымком, — и сыпанула сразу две ложечки. Заскворчало так, как будто кто-то в комнате жарил что-то на сковородке. Из носика выползла и потянулась вдоль пола тоненькая дымная струйка. Босмерка жадно припала, ловя губами эту струйку, при этом прядь её волос соскользнула на лицо. Смешно. Я хихикнул. Гилли заливисто засмеялась и подала чайник мне. Я тоже рассмеялся. Вот, теперь сладковатый привкус вернулся, да и запах у дымка соответствующий. "Я хочу, что б горел огонь!" — воскликнула она и подскочила к камину, начав разжигать его. А я и не заметил, что в комнате есть камин. Мне и так было жарко, но я согласился, — пусть будет огонь. Беззвучной тёмной тенью в комнату прошла Анасси, помогла разжечь камин и снова ушла, как будто её и не было. Уф, ну и жара. Я стянул с себя рубашки, сразу обе: верхнюю и нижнюю. Гилли скользнула ко мне. "Ты такой красивый!" — Промурлыкала она, скользя кончиками пальцев по моей груди. "А это что?" — Спросила она, обнаружив шрамик под правой ключицей. Я не ответил. Мне было хорошо и не хотелось разговаривать. Хотелось смотреть на огонь в камине, он, казалось, тянул ко мне свои огненные руки, но ничуть не обжигал. "Смотри, что я умею!" — с этими словами девушка втянула дымок из чайника полной грудью, но не стала выдыхать через нос, а вместо этого приникла к моим губам и выпустила сладковатый дымок мне в рот. Я рассмеялся. "Хорошо! А я тоже так смогу!" — и тоже наполнил её рот дымом из чайника. Гилли засмеялась, захлопав в ладоши, потом вскочила, открыла чайник и высыпала туда остатки порошка, уже без всякой лопаточки. "А смотри, как я могу!" — воскликнул я, набрал в рот дыму, не пропуская его в лёгкие, а потом выдохнул через сложенные буквой "О" губы ровной мощной струей. Задумка удалась, — сформировалось шикарное дымное колечко. Гилли расхохоталась и захлопала в ладоши. Она попыталась повторить этот трюк, но у неё ничего не вышло. Но она не стала расстраиваться, а вместо этого она скользнула мне в объятья. Я непроизвольно прижал её к себе. Какая она мягкая на ощупь. Нулена была не такая. Я запустил пальцы в её длинные струящиеся волосы и вдохнул их запах.

Утром я проснулся в той же комнате, на кровати. Разметав волосы по моей груди, обвив руками шею и закинув ногу на бедро, посапывала Гиллиниель, оба мы были полностью обнажены. Странно, как я стянул рубашку, помню, а вот чтобы мы дальше раздевались? Я осторожно поднял голову и огляделся. Одежда, её и моя, была живописно раскидана по всей комнате, вперемешку с подушками, а вот давешнего чайника нигде не видно, да и подноса тоже. Камин не горит. Сквозь открытые ставни проникает солнечный свет, хотя вчера ставни совершенно точно были закрыты. Анасси похозяйничала? Гилли сладко потянулась и зевнула, не открывая глаз, и медленно, как кошка лапой, провела по моей груди кончиками длинных остро заточенных ноготков. Я осторожно попытался выбраться из-под неё, но сделать этого не получилось.

— О, Ридал! — Промурлыкала она, подняв голову и широко распахнув глаза, и хихикнула. — С добрым утром!

— И тебя тоже! Это был лунный сахар вчера, да? — Спросил её, проверяя внезапно пришедшую в голову догадку.

— Да-аа... — Томно протянула она с улыбкой. — А ты что, ни разу ещё его не пробовал?

— Нет. — В ответ на это Гилли рассмеялась и внезапно приникла к моим губам в жарком поцелуе. Губы у неё были сладкие и чуть липкие, будто испачканные в сиропе. Я решительно перевернул девушку на спину, оказавшись сверху. Собирался встать и уйти, но не тут-то было: в меня вцепились в буквальном смысле руками и ногами.

— Не пущу! — Расхохоталась босмерка, а потом сделала серьёзное лицо и торжественно спросила, глядя прямо в глаза. — Ридал, ты меня любишь?

— Люблю! — Соврал я, честно глядя ей в глаза. Не огорчать же девушку?

— Докажи! — Потребовала она.

— Очень сильно люблю! — Уверенным тоном воскликнул я и поцеловал её со всей страстью, ну какую только был способен. Эх, Нулена, не долго же я хранил тебе верность! Стоп, куда это Гилли полезла шаловливыми ручками? Нельзя! Ну и что с того, что стоит? Всё равно нельзя!

— Ты меня не любишь?!! — Блин, она сейчас заплачет.

— Люблю! Сильно-сильно люблю! Но мне нужно по делам.

— Ну вот... — Скорчила она обиженную мордочку. — А ты ещё придёшь?

— Обязательно! — И, поцеловав её, решительно выбрался из кровати.

— А когда ты придёшь?

— Когда сделаю дела.

— А когда? — А в самом деле, когда? Я даже не знаю, сколько до этой гробницы переть.

— Скоро! Пару дней туда, пару дней обратно. И я к тебе вернусь!

— Обещаешь? — Спросила она, грустно вздохнув.

— Обещаю!

— А что это за амулетик? — Спросила она, наблюдая с постели, как я выискиваю по комнате предметы своего гардероба.

— Это на память. — Ответил я. Резче, чем требовалось.

— От твоей любимой? — Неожиданно серьёзным голосом спросила Гиллиниель.

— Её больше нет в живых. — Бросил я, выходя из комнаты. Настроение резко испортилось.

Шарн гра-Музгоб ждала меня на улице возле трактира, мрачная, как туча. Спросив, готов ли я идти, она резко развернулась и быстрым шагом пошла к выходу из посёлка. Мне пришлось догонять её , навьючивая на ходу свой вещмешок. До гробницы, к счастью, оказалось не так далеко, — к вечеру должны были дойти. По пути мрачные мысли, терзавшиеся нас обоих, по разным, правда, поводам, отступили, и Шарн разговорилась. У тёмных эльфов, рассказывала она, достаточно странное отношение к некромантии. При том, что в Империи она совершенно легально практикуется (хоть это и порицается общественностью), в Морроувинде эта магическая дисциплина под полным и строжайшим запретом, это даже оговорено отдельным пунктом в Мирном соглашении, заключённом во время присоединения провинции к Империи. Наряду с рабством, — его сохранение тоже оговорено отдельным пунктом. Странность состоит в том, что тёмные эльфы сами постоянно используют некромантию, причём в самых неприглядных её формах: насильственный вызов душ из Забвения и поднятие трупов, иными словами, создание нежити. Они используют всё это, чтобы охранять от грабителей гробницы своих предков. Причём поднимаются останки самих этих предков, в крайнем случае, их ближайших слуг, также захороненных в той же гробнице. И призываются не чьи-нибудь души, а души собственных усопших родственников. При том, что достоверно известно: насильственно вырванная из Забвения душа испытывает страшные муки каждую минуту нахождения в нашем мире, и, в случае достаточно долгого пребывания, в конце концов сходит с ума от боли. И это делается совершенно официально, открыто и с одобрения всех властей, духовных и светских. В то время, как заклинатель, вызвавший по просьбе родственников на полминуты дух недавно убитого, с целью попросить назвать имя убийцы, рискует немедленно оказаться в застенках Министерства Правды, — здешнего аналога инквизиции. Кстати, как я с удивлением узнал, призываемое мною оружие — тоже, по большому счёту, чья-то душа. Или, точнее говоря, даэдрот, обитатель Забвения. Наука пока не пришла к однозначному выводу, являются ли все без исключения даэдра (обитатели Забвения во множественном числе) чьими-то душами, вознесшимися из нашего мира после телесной смерти, или некоторые появились каким-то образом прямо там. Смертным, за редким исключением, в Забвение хода нет, а приходящие оттуда тем или иным путём даэдра не слишком разговорчивы.

— Так, вот мы и на месте. Вот за этой дверью вход в гробницу. Напоминаю, нас никто не должен увидеть ни входящим туда, ни выходящим оттуда. Разграбление гробниц преследуется по закону, и местные очень сильно не любят тех, кто этим занимается.