На неведомых тропинках 4. Сквозь чащу

— Твоя бабка лихо махала картинкой, все попрятались, даже наши, особенно когда она что-то запела, — улыбнулся сказочник.

Я прошла мимо, снова оказываясь в собственной спальне, стараясь отмахнуться от грызущего чувства вины. У него были острые зубы и оно быстро откусывало у моего самообладания кусок за куском. Я распахнула шкаф, вытащила брюки, проверила карманы и отбросила, потом достала платье.

— Да, где же она? — пробормотала я, продолжая рассматривать вещи.

— Ты не настоящая нечисть, если сперва не калечишь, а потом не зализываешь раны. — правильно истолковал мои эмоции баюн.

— Может и не настоящая, — я достала, наконец, те брюки. В заднем кармане лежал давно забытый картонный прямоугольник. Он пережил несколько стирок, но цифры были вполне читаемы, — Может тут все не настоящее, даже вы. До сих пор не все вверят, что стежку выдергивали из мира. — я подняла валяющийся на покрывале серебряный стилет и вернулась в гостиную.

— Для того чтобы поверить достаточно выйти в сеть и посмотреть на календарь, — вставил Семеныч, — Южане напали в январе две тысячи двенадцатого, а следующим утром наступил уже апрель две тысячи тринадцатого. Нас не было больше года по внешнему кругу, — он передернул плечами, — Больше года в пустоте — одна поганая ночь.

— Как это было? — спросила я, доставая телефон.

— Не могу описать, — ответил старик, — Но так ли много существует вещей, о которых я могу сказать "поганые". Всего о паре, — он повернулся к спальне и принюхался.

Положив мятый прямоугольник визитки на стол, и прижав его стилетом, я стала набирать номер, отпечатанный черной расплывшейся от воды типографской краской на посеревшем фоне. Как я когда-то сказала, никогда не знаешь, что может пригодиться в этой жизни.

Ленник выразительно поднял бровь, но комментировать действия не стал. Три длинных гудка, и трубка заскользила во внезапно вспотевших руках. Что же я делаю?

— Надо же, — звонко ответил женский голос, — Не думала, что ты так быстро остынешь, — Тамария рассмеялась. — Чему обязана?

Я едва не нажала отбой, чувствуя, как начинает колотиться сердце. Что за мазохизм? Но вместо того, чтобы повесить трубку, я представила бледное лицо Марьи Николаевне, и заставила себя продолжать.

— Твои бойцы атаковали Юково.

— Моей матери.

— Не важно. У одного из падальщиков был артефакт.

— Очень возможно.

— Мне нужно знать, что это за артефакт, — я придержала трубку ухом и стала прикреплять стилет к запястью, — какова его магия.

Меня прервал смех, от которого по телу побежали мурашки, на том конце провода была Прекрасная, и даже ее голос очаровывал.

— А свадебное платье тебе не сшить, игрушка? Понятия не имею, что они взяли с собой на ту вылазку. Спроси их сама.

Я посмотрела на старосту, но тот отрицательно покачал головой, на стежке пленных не брали.

— Они теперь не разговорчивые, половина в ямах с солью, а другая на рагу пошла в разобранном состоянии, мы тут шашлыки затеяли.

— Это вы поторопились, — засмеялась хозяйка юга, — Ничем не могу помочь. Мать отдавала приказы, а не занималась поставками оружия.

— А зря, — прокомментировал, слышавший каждое слово, баюн.

— Но ты можешь узнать. Диск диаметром десять сантиметров из...

— Олова, — подсказал Семеныч, и положил на стол сломанный артефакт.

— Из олова, — повторила я, — Активация при разломе носителя.

Несколько секунд на том конце провода царила тишина, а потом Тамария ответила.

— Могу, но назови хоть одну причину помогать тебе.

— Я больше не подойду к Седому, — не зная, куда деть руки, я подхватила со стола чашку, поставила, а потом снова взяла, на дне собиралась мутная коричневая лужица заварки.

— Нет, — не согласилась собеседница, — Ты и так не подойдешь. Помнишь слова, что я прошептала тебе на ушко. Помнишь, игрушка?

Удар попал в цель. Я поняла, что сжимаю фарфор в ладони сильнее и сильнее. Широкая ладонь Семеныча обхватила мою. Ведьмак излучал усталую снисходительность. А сказочник веселый интерес зрителя, приготовившегося смотреть интересный спектакль. Я подняла голову и увидела тусклое отражение своего лица в оконном стекле. Обиженная злость и горечь глубокими складками залегли у носа и рта, глаза были полны вины.

Что со мной? Почему я так злюсь, слыша ее голос? Чем она отличается от сотни его прежних любовниц? Что изменилось? Я встретилась взглядом со стариком, заставила себя разжать руку и поставить чашку обратно на стол. Баюн разочарованно отвернулся.

Кирилл ничего мне обещал, только требовал. Я сама углядела в его действиях что-то другое. Сама приняла чувство собственности за привязанность. Это моя надежда и мои ожидания. Вот, что изменилось. И теперь мне придется жить с этим. Учиться жить заново, снова учится равнодушию. В прошлый раз мне неплохо удалось убедить себя в этом, возможно получится снова.

— Так что ты можешь предложить на обмен? — спросила Тамария.

— Это ты мне скажи.

Ленник скривился и покачал головой. Неправильный ответ. Так с нечистью не торгуются. Но у меня было всего часов семь, и первые тридцать минут уже прошли.

— Хочу сделать Кириллу подарок, — проговорила после паузы Прекрасная, — Вернее, его сделаешь ты, а преподнесу я. Как тебе такой расклад?

— Потрясающе. Что прислать: трусы или пену для бритья?

— До настолько высоких отношений мы пока не доросли, — хихикнула собеседница, — В Юково живет предатель, связанный с западниками, помнишь?

Семеныч замер, от него потянуло любопытством.

— С его подачи были вырезаны почти все прежние опоры стежки.

— И?

— Он мне нужен.

— Зачем?

— Не твое дело, — рявкнула она, — У вас, что там с предателями напряженка, что вы дорожите каждым? Тебе нужны сведения, мне нужен западный выкормыш. Кириллу нужен. Ты мне, я тебе.

— Предателя не нашли по горячим следам, что мы можем сейчас спустя сорок лет?

— Меня не волнуют ваши трудности. Ты славишься своей изворотливостью. Извернись еще раз. Знаешь, даже интересно, кого там зацепили, что ты решилась поговорить со мной.

— Сведения об артефакте мне нужны через три часа.

— Да хоть через три минуты. Будет предатель — будет артефакт. — она бросила трубку и в ухо полились отрывистые гудки.

— Тебя ободрали как липку, — констатировал сказочник.

Я прошла мимо, вряд ли кто из присутствующих нуждался в пояснениях очевидного. На улице продолжал таять снег, тонкая струйка воды падала с уголка навеса и разбивалась о ступени крыльца. Труп все еще валялся на дороге.

— Куда ты? — спросил вышедший следом староста.

— К Ключнику, он может что-нибудь вспомнить...

— Уже нет, позавчера южане оторвали ему голову, а без комплекта с телом она разговаривать не умеет, — ответил появившийся Ленник.

— Я в его доме бойцов хозяина разместил покамест, — добавил староста.

— Тогда может Ефим... — я замолчала, фраза отозвалась неожиданной болью, — Он так и не вернулся?

Семеныч покачал головой. Была еще одна потеря. Потеря, о которой знали не все. Потеря ничем не подтвержденная, но и не опровергнутая. Вот уже двое суток хранитель стежки не отвечал на зов своих опор, с того самого момента как Юково ушло в небытие.

— Тогда бес, он знает больше всех вас вместе взятых. Где Михар?

— Вам лучше пока не встречаться.

— Да брось, пусть сразу разберутся, — предложил баюн, но поддержки у старика не нашел и пожал плечами. Мужчина в куртке и джинсах, смуглый, широкоскулый, улыбчивый, с темными располагающими к себе глазами и улыбкой, которую казалось невозможно оставить без ответа.

— Тогда, — я спустилась с крыльца, — Мне нужен список всех, кто живет на стежке с 1973 года, — я снова посмотрела на дом Веника, откуда эта уверенность, что он пуст? Не знаю, — Раз демоны говорят, что предатель еще здесь, значит, их уверенность на чем-то основывается.

— Будет тебе список, но ты сказала правду, если не нашли тогда, сейчас — дохлый номер. Предатель не проявлял себя много лет.

Я обошла дом, у кустов, отделявших мой участок от участка падальщика, стоял большой черный внедорожник с разбитой фарой. Стоял с тех пор, как я бросила его, вернувшись на стежку. Ключи наверняка так и болтаются в замке зажигания, вряд ли кому придет в голову угнать на машину Кирилла. Отвернувшись, я стряхнула подтаявший снег с красного капота моей Шкоды.

— Если мы не найдем предателя, придется его назначить, и доказательства должны быть железобетонными, — я распахнула дверцу.

— А ты выросла, — протянул Ленник, разглядывая меня с интересом.

— Я изменилась.

— Не только. Ты именно выросла, — баюн посмотрел куда-то вдаль, — Как думаешь, зачем Прекрасной наш предатель? С хозяином все понятно, а ей зачем? Ты же не веришь в это чушь про подарок?

— Нет, не верю, — ответила я, стоящий напротив староста в незастегнутой куртке с развивающимися седыми волосами, показался мне очень старым, — Он северник предавший хозяина. Ей нужен тот, кто остался жить вопреки магии Седого.

— Добро пожаловать в большую игру, — поприветствовал меня Семеныч, и, посмотрев на сказочника, добавил, — Кишками чувствую, она какую-то глупость задумала, поэтому побудешь рядом, — поставил мужчину перед фактом староста и, развернувшись, тяжело пошел прочь по талому снегу.

— А может уже хватит со мной нянчиться? — крикнула я вслед, но Семеныч даже не обернулся и приказа не отменил.

Я в раздражении села в машину, там отвратно воняло кожзаменителем и пластиком.

Бензина было в аккурат чтобы добраться до города. Сопровождающий или, если правильно выразиться, соглядай сидел на соседнем сиденье и молчал. Чувств коснулось его сдержанное предупреждение, он тоже был не восторге от моей компании, но предпочитал не зацикливаться. Это работа и она должна быть сделана. Я ответила безмолвным согласием. Мы посмотрели сквозь лобовое стекло. Впереди белел туман перехода, моего первого перехода в новом качестве.

Машина нырнула вниз, краткий миг бесконечного полета, как будто ухаешь на качелях вниз, невесомость и сладкое падение в бездну. Колеса касались пустоты, приборы в очередной раз сошли с ума. Музыка струн перехода заиграла в ушах бесконечной никогда не замокающей мелодией.

Я поняла, что улыбаюсь.

— И каждый раз, как первый, — ухмыльнулся Лённик.

Страха не было, мне больше не хотелось выскочить из машины и убежать. В спину по-прежнему смотрела тысяча глаз любопытных и веселых, так хихикают первоклашки, стоя за спиной у первокурсника и пихая друг друга локтями. Им было интересно. Мне тоже.

Качели перехода взлетели, стрелки прибора описали еще один круг. Что-то щекочущее пробежалось по затылку и мне захотелось потереться о подголовник лишь бы продлить ощущение.

Вверх — вниз, чувство полета, смех за спиной. Здорово, почти так же здорово, как счастливое утро, когда тело полно неги, а рядом краем губ улыбается самый дорогой человек.

Я засмеялась, руль пошел вправо, потом влево, баюн схватил его, выравнивая машину на невидимой дороге.

— Дыши, — скомандовал он.

Этот приказ так не вязался с улыбкой все еще блуждавшей на его лице, и мы оба заржали. Я не видела в ситуации ничего смешного, но остановиться не могла. Радость пронизывала каждую минуту, каждую секунду пребывания на переходе. Мы двигались, и мы стояли, продолжая хихикать, а щекочущее чувство предвкушения будоражило каждую клеточку тела.

На этот раз вечность вышла до обидного короткой. Дорога прыгнула под колеса, рывок был слишком грубым и слишком неожиданным, не приносившим прежнего облегчения. Я протестующее застонала, но сказочник не дал мне выкрутить руль и развернуть машину обратно. На лице мужчины отражалось точно такое же разочарование, как и на моем. Но он не дал мне сойти со стежки. Дорога всегда одна, и только в одну сторону.

Туман расступился, автомобиль выехал на пригорок, мы вынырнули в мир людей и теперь, я не знала радоваться этому или огорчатся.

— Переход опасен для всех, — душевно сказал Ленник, — Нас трудно напугать, зато можно заставить потерять голову от удовольствия. — улыбка вернулась на его широкоскулое лицо, — Люди бояться, а мы пьянеем от сладости. Результат один, невозможно сосчитать тех, кто по собственной воле ушел в non sit tempus.

— Никогда не думала... не видела, чтобы они... — я покачала головой, вспоминая спину Пашки, за которой ныряла переход, Веника, Марта, — Они никогда не показывали этого.

— Люди слепы и зациклены на себе, — фыркнул он, — На кого ты смотрела, ныряя в мир? На спутников? Или на себя?

— На себя, — вынуждена была признать я, каждый раз оказываясь в переходе, я забывала обо всем кроме собственного страха.

— То, что происходит там, — он кивнул назад, — только для нас, а людям остается страх. Кстати, может, повторим? — он обернулся и посмотрел на переход.

Я едва сдержалась, чтобы не ответить "да", пытаясь отогнать непрошенную радость, оттого, что скоро мне предстоит еще один нырок. Мы должны вернуться на стежку не позднее чем через два с половиной дня, иначе отведенные бабке часы истекут.

— Куда едем? — спросил баюн, вынимая пистолет из бака.

На заправочной станции в этот ранний час мы были одни. Из весеннего дня мы переместились в холодное утро, дыхание вылетавшее изо рта смешивалось с прозрачным воздухом и растворялось в нем.. В мире людей зима отступала медленно и неохотно.

— Домой к моей бабке.

— Что она может знать о предателе?

— Ничего, — я протянула сказочнику карточку, — Расплатись.

— Без надобности, — ухмыльнулся сказочник и помахал рукой кассирше, — Смотри, как она рада, что не взяла с меня денег, — подтверждая его слова, белокурая девушка тут же помахала в ответ сквозь стеклянную стену магазинчика на заправке.

— Только не говори, что она теперь будет так улыбаться и махать каждому встречному.

— Не скажу. Она будет делать это только для меня, остальные перебьются. Так зачем нам к бабке? — он сел рядом, — И почему она тогда живет не там, а с тобой?

— Ее квартира продала, — ответила я, выруливая на трассу, — Поэтому и не живет. А едем мы туда, потому что я хочу найти ее сына Валентина?

— Зачем?

— Она умирает и зовет его.

— Можешь не продолжать, сантименты, сопли, слезы и желание сделать все как полагается, — с иронией прокомментировал Ленник.

— Будешь отговаривать?

— На черта, хочешь тратить время — вперед.

— У тебя же тоже есть дочь...

— И в тот момент, когда я буду орать от боли в выпущенных кишках, предпочитаю знать, что она находиться как можно дальше от этого места, — он прищурился и спросил, — Видела мою Олесю в filii de terra?

— Нет.

— Даже не полюбопытствовала? — казалось, он разочарован.

— Не люблю раздеваться на публике и не умею танцевать макарену, а ты, если забыл, именно это и обещал устроить, если я подойду к ней.

— Другое дело, значит, исполнишь танец маленьких утят. Так зачем тебе проданная квартира?

— Затем, что люди часто оставляют новым хозяевам свои контакты, как говорится на всякий случай, письмо передать или неоплаченный запоздавший счет, — я посмотрела в зеркало, на пустынном шоссе, кроме нас была только одна машина, — Затем, что соседи зачастую знают о тебе все, а ты и не подозреваешь.