Эрик

К полудню были подведены первые итоги с улова. Оказалось не все так радужно, как он предполагал. Дело в том, что из-под котт, которыми они были накрыты, видно было только отдельные части доспеха. Тела были раздеты и сложены аккуратной шеренгой у деревьев, в двадцати шагах от остатков костра. А перед остывшими углями разместилась куча разнообразного барахла, которую Эрик пытался отсортировать и оценить. Ясно было то, что все брать не было никакого смысла, да и унести не получалось, ибо за ночь стреноженные лошади разбежались, почуяв кровь и сильно испугавшись. Конечно, далеко они убежать не могли, но отмахать несколько километров — вполне. Так что ему можно было надеяться только на своего коня и тех двух, что он смог найти в овраге, откуда они не смогли выбраться со спутанными ногами. Из доспехов он получил десяток шлемов типа шпангельхельм в хорошем состоянии, шесть клепаных кольчуг в состоянии близком к не кондиции, три акетона и два коифа из клепаных колец. Из оружия было шесть копий с листовидными наконечниками и восемь топоров. Все остальное было в жутком состоянии, поэтому было потрачено масса времени, чтобы снять металл с этих, совершенно убитых вещей. Копья и топоры, кстати, были сняты с древка и сложены в мешок, дабы не занимали много места. Одежду он решил не брать, так как она была испачкана в крови, да и вообще, могла доставить хлопот. По деньгам было тоже не густо, всего шестнадцать денариев и пригоршня оболов.

У одного из усопших было найдено письмо какому-то итальянцу, в котором излагалась торговая информация с указанием имен, наименований, цен и каких-то рекомендаций. Сопоставив информацию из письма с имуществом, Эрик пришел к выводу, что ребята были наемными людьми, которых подрядил какой-то торговый дом, он же и снарядил. Одно было странно — почему наемники вели себя так беспечно? Неужели тут по ночам бандиты не нападают? Или эти просто были неопытны? В сумках на заводных лошадях они везли продовольствие на довольно длительное путешествие. Из которого было отобрано вяленое мясо, соль и хлеб на недельное путешествие. На чем сортировка имущества была закончена, и настало время заметать следы. Молодой барон подошел к трупам и стал осматриваться по сторонам. В пятнадцати шагах, за деревьями, он увидел небольшой овраг, вполне глубокий, чтобы вместить и товарищей с остатками имущества. На дно он уложил трупы, сверху сложил все их вещи, что не забирал с собой. Поверх закидал листвой и ветками. Желание их сжечь он отмел довольно быстро, так как дым и вонь от жженого мяса, могут привлечь других людей. Закончив дела на стоянке, он упаковал хабар на заводных лошадей и, привязав их уздечками, за седло впереди идущей, снова поехал в сторону Аугсбурга.

Следующие два дня Эрик двигался крайне осторожно, останавливаясь на ночевку только на крупных постоялых дворах, а по дорогам двигался урывками, избегая любых подозрительных попутчиков и затяжных разговоров. Утром третьего дня, через десяток миль пути, из-за поворота вынырнула маленькая деревня. Там было очень шумно и с окраины совершенно не было видно людей. Придержав лошадей, молодой барон спрыгнул на землю и взвел арбалет, сел обратно в седло и, держа свое оружие наизготовку, двинулся в деревню. Там происходило что-то странное. На площади стояла толпа, в центре которой, на бочке возвышался священник, у его ног лежала связанная молодая женщина. Вид этой бедняжки был довольно печальный: одежда порвана во многих местах, много ссадин и кровоподтеков, вся перепачкана в грязи и собственной крови. Эрик подъехал к толпе на расстоянии десятка шагов. Крики стихли и все обратили взор на него.

— Кто эта женщина? — спросил на латыни фон Ленцбург максимально тяжелым, почти гудящим голосом. Сказал и чуть сам не вздрогнул, ведь он даже не подозревал, что у него такой полезный и громогласный голос, ежели рявкать.

— Эта женщина пособница сатаны, ирландка — вежливо ответил священник и поклонился. — Простите мою наглость, но что заставило благородного господина посетить нашу скромную деревню?

— Я тут проездом. Меня привлек шум, что вы устроили. Что именно она натворила?

— Она отравила коров у почтенного мужа Хенрика.

— Что вы собираетесь с ней делать?

— Мы хотим ее утопить благородный господин.

— Кто судил ее?

— Мы судили ее всем миром. Решение принято единогласно.

— А кому принадлежит эта деревня?

— Благородному сэру Харальду.

— Почему же вы посмели пренебречь его судом? Тут из толпы выскочил здоровенный мужик с топором и, выйдя на пару корпусов вперед, встал вполоборота и заревел густым басом:

— Да что вы слушаете этого сопляка?! Да у него... Договорить он не успел, так как болт лег ему аккуратно в ухо. Эрик медленно опустил арбалет, обвел притихшую толпу злым взглядом и тем же гудящим голосом спросил:

— Кто еще хочет выразить свое почтение барону Эрику фон Ленцбургу? Толпа испугано молчала. Напор и наглость — второе счастье. А наш герой, не желая терять инициативы, практически прорычал, вынимая саблю из ножен:

— Пошли вон с площади! Бегом! Мразь! Харальд узнает — всех на сучьях развешает! И двинулся вперед. Латинский язык, конечно, они не знали, но тон, с которым были произнесены эти слова, и обнаженный клинок очень стимулируют межъязыковую коммуникацию. Так что, спустя полминуты, на площади осталась только нервно всхлипывающая женщина, побледневший от страха настоятель деревенской церкви, да труп незадачливого грубияна. Подъехав к священнику поближе и не слезая с коня, он приподнял концом сабли ему поникшую голову так, чтобы он смотрел ему в глаза. А потом произнес:

— Добрый человек, не сочти за труд, развяжи веревки на этой женщине и проведи нас до ее дома. Ты ведь добрый человек и поможешь мне? Священник быстро закивал головой.

— Хорошо. А после ты приведешь к ее дому коня под седлом и, привязав его к изгороди, поступишь так, как поступили добрые люди этой деревни. Ведь ты хочешь вернуться в свой дом, и полежать немного на любимом топчане, задумавшись о неисповедимости путей Господа нашего Иисуса Христа? Священник снова выразил всем своим видом согласие. И барон улыбнулся ему самым любезным образом, а потом, резко переменившись в лице на совершенно бешенное и злое выражение, заревел:

— Исполнять! — При этом чуть вонзив кончик сабли в подбородок святого отца, отчего выступила кровь, пробежавшая тонкой струйкой по его жирной шее. Само собой такого счастья наш деятель церковного аппарата не выдержал и самым натуральным образом обмочился. Но быстро спохватился и стал очень аккуратно и прилежно исполнять все поручения, что дал ему Эрик. Так что спустя минут сорок наш брутальный паренек ехал во главе своего небольшого каравана в четыре коня.

Первый час пути они молчали. Потом женщина, чуть подогнала своего коня, поравнялась с ним, положила руку ему на плечо и произнесла что-то на своем, на птичьем языке. Барон удивленно выгнул бровь и, задумчиво почесав затылок, переспросил ее на латыни, ведь ему было совершенно не понятны только что прозвучавшие слова. В общем, выяснилось, что латынь она знает, но плохо, а он с древней версией ирландского вообще не знаком, даже на уровне элементарных фраз. Следующие два дня пути прошли довольно спокойно, лишь вечером, в таверне, хозяин возмущался развратностью молодого рыцаря, который тащит к себе в комнату какую-то непотребную девку. Но все решилось очень просто и любезно. Эрик с милейшей улыбкой подошел к нему, выхватил кинжал и прижал им, в промежности говорливого толстяка, совершенно лишние ему агрегаты. У того сразу пропала болтливость и выступил обильный пот. Тем временем барон, сохраняя всю ту же милейшую улыбку, поведал ему, что такому почтенному человеку грешно говорить о совершенно непотребных вещах в присутствии дамы, тем более, не зная, кто перед ним стоит. Само собой, толстячок клятвенно заверил, что с завтрашнего дня садится на двухнедельный пост, чтобы очистить свой мерзкий язык, изрекший столь непристойную гадость, естественно, сказанную совершенно по глупости, без зла и какой-то задней мысли. На этом все неожиданности исчерпали себя.

Два дня пути были наполнены разговорами, идущими с трудом, из-за некоторого языкового барьера, но, все же, с обоюдным интересом. Его новой спутнице было всего 18 лет, хоть ему и показалось, что больше, а звали ее Морриган. Необычное имя, но и необычная девчонка. Как он понял из рассказа, эта девушка была дочерью Дермода Мак Карти — четвертого правителя королевства Дезмонд на юге Ирландии. Когда девять лет назад на престол сел ее брат, он решил избавиться от своей многочисленной родни в виде братьев и сестер, дабы сидеть на троне крепче. Поэтому в этом же году были наняты норманны, которые совершили набег на его дворец, во время его отлучки на охоту. Убиты были все — даже дети слуг, лишь девятилетняя Морриган смогла спрятаться в корзине с тряпками. Когда враги ушли, ее забрала к себе и выхаживала наравне со своими детьми, преданная служанка, что в тот день отлучалась по делам и выжила. Едва ей исполнилось 12 лет, муж кормилицы проболтался о том, что девочка из рода Дермода все еще жива. Гости наведались оперативно и незамедлительно. В этот раз братец не стеснялся и пришел сам, вместе с дружиной. Он перебил всю деревню, но ей снова удалось бежать. Самым гадким было то, что этот мерзавец демонстративно развешал всех жителей деревни на сучьях растущих в округе деревьев, а она, сидела в камышах и рыдала. Пару суток она в истерике бежала на восток, ее выворачивало от боли и страха, но не к себе, а к тем людям, которые могут погибнуть, если узнают кто она. В изорванной одежде она упала на небольшой пригорок, поросший мхом, а когда очнулась, то была в хижине с пожилой женщиной, которая ее приютила. Это была травница. Три года назад эта добрая бабушка умерла от какой-то странной болезни и девушка, боясь заразиться, убежала оттуда, а потом на лодке, что украла в небольшой деревне на южном берегу Ирландии, отправилась через пролив. Ох, и натерпелась она жуткого страха, пока переплывала от Ирландии до Нормандии. Потом было путешествие по каким-то дорогам, пока в прошлом году, она не решила поселиться в уже знакомой ему деревне. Но и тут все было гадко и неправильно.

Морриган была молода, красива, и была для них чужой, поэтому к ней порывалась залезть под юбку, местами силой, местами сладкими сказками большая часть мужского населения деревни, как ни странно, в первую очередь семейного. Само собой она отбивалась, как могла и чем могла. Поэтому смогла сохранить девственность, чем жутко раздражала своих соседей. И вот, за день до известных событий, тот самый мужик, которого Эрик застрелил, получив от нее коромыслом между ног, решил отомстить. Человек он был гадкий, а поэтому обвинил ее в смерти, подохшей за неделю до этого коровы. Дескать, это она, колдунья, ее отравила. Деревня этот расклад приняла на ура, ибо почти все мужики страдали от уязвленной гордости, а все женщины боялись, что у них мужиков уведут. Короче, слово за слово, пришли к ней домой всей толпой, избили и поволокли на площадь. А там священник стал публично ее поливать грязью, называя гулящей девкой и пособницей сатаны. Короче — судьба у нее была полная радости, счастья и семейного тепла. Эрик же для себя сделал вывод о том, что у него теперь есть потенциальный кандидат на должность медицинского обеспечения банды. Худенькая она, да маленькая, это верно — в свои восемнадцать лет, она выглядит миниатюрнее, чем барон в 14. Но характер у Морриган правильный, не сломалась, молодец. Да и поклялась она ему в верности до самой смерти, что немаловажно. Так что в решении второй задачи сделан первый и весьма симпатичный ход.

В Аугсбурге они провели в общей сложности около недели. Все железо и акетоны были успешно сданы оптом. Само собой, без торга не обошлось, поэтому вместо ста тридцати денариев, что давал кузнец изначально, Эрик получил с него сто пятьдесят. Вместе с теми монетами, что у них уже были, получалось целое состояние — почти серебряная марка! На нее, например, можно было купить весьма солидный чешуйчатый доспех, сделанный для него персонально, еще и останется. Но такие покупки были неактуальны, поэтому все неделя ушла на вполне обыденные вещи, вроде сбора слухов о дороге и постоялых дворах. Из снаряжения была пошита новая одежда для нашего барона и Морриган. Одежда была сшита из шерсти и шелка, при этом шелк пошел на нижнее белье, а шерсть практически на все остальное. Ведь банда должна выглядеть опрятно и свежо, чтобы к ней было доверие и уважение при первом впечатлении, а потертая одежда Эрика и рваная его спутницы этому ну нисколько не способствовали. Так же была приведена в порядок сабля — ей сделали нормальную заточку клинка и заменили изношенную рукоять, так что теперь ее стало удобнее держать и использовать. Кроме всего прочего, был куплен новый круглый щит с умбоном и подвеской на плечо. Поле щита было разделено на четыре равные доли, которые были закрашены белой и красной краской в шахматном порядке. Ну и напоследок, была прикуплена плотная, льняная кота крестоносца, без рукавов, белого цвета с черным крестом на животе как символ идущего в поход для освобождения Святой земли. На все про все они отдали одиннадцать денариев.

За день до отбытия Эрик заметил своего старого знакомого — Рудольфа, который выходил из оружейной лавки. Указав на него Морриган, барон приказал ей выследить этого человека, а после вернуться в ту таверну, где они остановились. Сам же быстрым шагом отправился на рынок, где купил небольшой кусочек пергамента, немного чернил и несколько перьев. Утром следующего дня Морриган зашла в один частный дом, где обратилась к слуге с вопросом о проживании здесь некоего сэра Рудольфа, верного рыцаря барона Карла фон Ленцбурга. Получив положительный ответ, она попросила позвать столь уважаемого господина, так как у нее письмо для него. Увы, он спал и слуга испугался будить и клятвенно заверил, что если она передаст письмо ему, то оно непременно достигнет адресата. Немного помявшись, девушка согласилась и, отдав свернутый кусок пергамента, стремительно ушла. Достопочтенный сэр, проснувшись только к обеду, с любопытством узнал, что на самом деле письмо адресовано не ему, а его сюзерену (по надписи на внешней стороне пергамента). Но, так как никакой печати не было, то Рудольф решил прочесть сей любопытный кусочек пергамента.

'Доброго тебе дня, мой любимый дядюшка. Искренне надеюсь, что твое здоровье не пошатнул влажный норов нашего древнего замка. Пользуясь случаем, спешу тебя обрадовать своими успехами и отменным здоровьем. На днях я примкнул к достопочтенным рыцарям Аквитании в их походе на Святую землю, куда мы вскорости должны отплыть из чудесного города Венеции. Все мы здесь воодушевлены и искренне надеемся на успех предприятия. Буду стараться, как ты и советовал, беречь себя и, неся крест святого воина, не сгинуть в древних песках, дабы наполнять радостью и гордостью сердце своего обожаемого дядюшки.

С доброй памятью, любящий племянник Эрик фон Ленцбург.'

Прочитав письмо, наш верный соратник дядюшка Карла загадочно ухмыльнулся. Дальше был допрос слуги о том, как выглядела эта женщина, что еще говорила и куда после отправилась. Эрик решил схитрить и, предвидя, что старый знакомый решит подергаться, выехал через ворота, ведущие по направлению к итальянскому побережью. Мало этого, он отсыпал целый денарий стражникам у ворот, дабы те молились за него в его нелегком деле по освобождению гроба Господня. Само собой представившись. Стража была в восторге и еще долго выкрикивала благословения удаляющимся путникам. На самом деле молодой барон, отъехав так, чтобы совершенно скрыться с глаз городской стражи, свернул на северо-восток и уже к обеду ехал по дороге на Вену. Но овчинка стоила выделки, так как из-за подобного финта ушами прекрасная Венеция буквально через пять дней радостно встретила совершенно запыхавшегося Рудольфа во главе покрытого дорожной пылью отряда в двадцать изумительных рыл. Откуда они, без каких либо положительных результатов вынуждены были вернуться в замок Ленцбург на доклад. Побегали они конечно знатно. Ну а что прикажете делать? Такова жизнь. Ведь не за плюшками же с молоком они добрались аж до самого Аугсбурга? Было вполне очевидно, что любимый дядя весьма расстроился скоротечным отбытием своего дражайшего племянника, а потому решил озаботиться его судьбой, и выслал на розыски вооруженный отряд во главе с толковым офицером. Несложно догадаться о том, что радость встречи стольких колоритных фигур с нашим героем вышла бы ему не только боком, но и другими, не менее интересными частями тела.