Через минуту в сопровождении есаула, получившего приказ накормить и разместить вновь прибывших, большевики уже шагали к длинному бараку, на котором висела надпись 'Столовая'. А Львов захватил с собой цесаревича и отправился вместе с ним в кабинет. Ефрейтору Романову предстояли занятия по минно-взрывному делу, и лекция по боевой химии...

Цесаревич находился в расположении Георгиевской дивизии уже второй месяц. Императрица при поддержке Распутина убедила Николая спрятать сына среди тех, в чьей верности он может не сомневаться. И вот мальчик отправился в дивизию, где попал в руки Львова. Жуткого вида генерал и раньше нравился пареньку, но тут цесаревич был попросту очарован своим наставником. Глеб имел богатый опыт в воспитании детей: как никак, а у Маркина имелись трое сыновей и дочь, которых он вырастил вполне приличными людьми. Так что с цесаревичем он общался спокойно, как со взрослым, занимался военно-прикладными видами спорта, учил стрелять, заставлял качать мышцы, тянуть связки, да и вообще — делал все, что только может понравиться двенадцатилетнему подростку. Разумеется, он учитывал болезнь мальчика, но Распутин, несколько раз приезжавший в дивизию, проводил с цесаревичем какие-то, как он выражался, 'сиянсы', после которых болезнь заметно отступала. И мальчик просто влюбился в эту простую военную жизнь. Вместе с солдатами он по утрам бежал на зарядку, управлялся с ППШ, стрелял в мишени, учился обращаться с минами и подрывными зарядами и, замирая от сладкого ужаса, пыхал на полигоне из огнемета.

Отъезд Глеба в Красноярск Алексей воспринял как личную трагедию, и считал дни до возвращения 'дяди Глеба'. Попутно он закатил старшей сестре здоровенный скандал, за то, что та предпочла Анненкова Львову, а потом долго и настойчиво уговаривал 'гувернантку' Татьяну бросить своего 'сахаринового Маламку' и обратить внимание на настоящего мужчину . И ведь уговорил, вырвав у сердобольной сестрицы клятвенное обещание обязательно сойтись со Львовым поближе, чуть только генерал вернется из своей служебной поездки в Сибирь.

Надо ли говорить, что мальчик просто не смог усидеть на месте в дивизии, когда узнал, что 'дядя Глеб' прибывает в Петроград. Отец научил его управлять автомобилем еще два года тому назад, ну а усесться за руль — совсем не сложно, особенно если все казаки и солдаты просто не чают души в маленьком воспитаннике своего командира...

Львов занимался делами дивизии, которых за время его отсутствия накопилось преизрядно, одновременно поясняя Алексею тонкости обращения с бризантными веществами, когда в его кабинет вихрем влетела Сашенька. Привычно чмокнула в бледную щечку цесаревича, а потом не церемонясь взобралась на колени к Глебу.

— Ну, и где они?

— Кто? — спросил Львов, ошарашенный подобным напором. За время поездки он успел несколько отвыкнуть от непосредственности своей современницы.

— Ну эти твои коммунисты? Ты же за ними ездил?

Глеб сделал страшные глаза и взглядом показал на Алексея, но Александра ничуть не смутилась:

— Ой, можно подумать...

— Да невредно было бы, пожалуй...

— Слушай, перестань на меня наезжать! Ты что же думаешь, что твоему любимцу никто ничего не объяснил? Да я лично с ним этот... как его? Ну, там, где призрак бродит по Европе...

— И колотит всех по жопе, — неожиданно добавил Алексей, расплывшись до ушей в веселой улыбке.

Львов подавился зажатой в зубах папиросой и долго смотрел на обоих, переводя потрясенный взгляд с одного на другого и обратно. Наконец выдавил:

— Вы что, 'Манифест коммунистической партии' Маркса умудрились изучить? А еще чем занимались?

— Всем понемножку, — беззаботно махнула рукой Сашенька. — Мы с Лешкой тут всего и начитались, и настрелялись, и набегались... Знаешь, как он теперь из браунинга лупит? Пуля в пулю весь заряд...

— Та-а-ак... Скажи мне, красавица, а в пионеры ты его еще не приняла?

— Нет, только в октябрята, — ляпнула Александра, и перехватив безумный взгляд Глеба, успокоила, — Да шучу я, шучу...

— Слава Аллаху, — вздохнул Львов. — М-дя, оставлять вас одних было грандиозным недомыслием. Интересно, куда Борис смотрел?

— На сестрицу Ольгу, — сообщил цесаревич. — А сестрица Татьяна сказала, что ты ей, дядя Глеб, очень нравишься. Вздыхала по тебе, — соврал мальчик на голубом глазу. — Фотографию твою на столе поставила...

Фотография Львова действительно стояла на столе цесаревны, а еще одна висела над кроватью, чуть ниже образка святой мученицы Татьяны — в этом Алексей не погрешил против истины. Правда, он умолчал о том, каким путем эти фотокарточки попали к его сестре, но ведь это не так уж и важно, верно? Не надо дяде Глебу знать об этом. Как и о том, что он подкараулил противного Маламку и пообещал вызвать его на дуэль, если тот не отвяжется от его сестры. Именно поэтому мальчишка и отстрелял в тире чуть не тысячу патронов из подаренного ему Львовым браунинга, и чуть не оглох от грохота выстрелов. Даже глаза покраснели от дыма. Спасибо тетя Саша промыла ему глаза каким-то желтым раствором, а потом каждый день утром и вечером капала ему под веки крепкую заварку, а не то было бы ему от маменьки. Да и папенька не похвалил бы...

В этот самый момент на столе Львова ожил селектор:

— Командир, к вам один из новоприбывших просится...

— Фамилия? -спросил Глеб коротко.

— Джугашвили, командир.

— Пропустить. И на будущее: его пропускать без вопросов и без задержек.

Через несколько минут дверь отворилась и в кабинет вошел черноусый человек одетый в земгусарский френч. Разумеется, без опереточных земгусарских погон. Вошедший обвел всех присутствующих пронзительными глазами и чуть улыбнувшись спросил:

— Глеб, я похоже не вовремя?

— Все нормально, — Львов сделал приглашающий жест. — Проходите, Коба, присаживайтесь.

Сашенька к тому времени уже успела соскочить с колен Глеба и теперь внимательно разглядывала вошедшего.

— Это что, Сталин? — прошептала она в самое ухо Львова.

— Ну да...

— Тот самый?!

— А что, их разве несколько было? Не знал, — улыбнулся Глеб и повернулся к Сталину. — Коба, познакомьтесь. Это — Александра Хаке, дочь генерала и художника Бильдерлинга . Она — наша дивизионная медицина, светило в области полевой хирургии и терапии.

— Очень приятно, — наклонил голову Сталин. — Приятно и удивительно: такая молодая, а уже — светило...

Саше очень понравился его голос: чуть глуховатый со странным акцентом, совершенно не похожим на тот, которым наделяют рассказчики анекдотов про грузин. Да и сам Сталин оказался очень симпатичным: улыбчивый, с хорошим и умным лицом. Она кивнула в ответ:

— И мне очень приятно. Глеб много рассказывал о вас, Иосиф Виссарионович, но я себе представляла вас совсем другим...

— Каким? — быстро переспросил Сталин.

— Ну... — задумалась Александра. — Вы казались мне каким-то... Нереальным, что ли... Такой, знаете, человек-машина, у которого все подчинено одному — достижению цели. А вы улыбаетесь, симпатичный и вообще...

Глеб удивился: Сталину явно нравилось то что говорила Александра. За время совместной поездки он успел неплохо изучить будущего вождя, и теперь видел, что тот доволен и поглядывает на девушку с интересом. 'Господи, — подумал Глеб, — нам еще только романа между Сталиным и девчонкой из XXI века не хватало. Шо деется, шо деется...'

— А вот это — цесаревич Алексей, попутно — воспитанник нашей дивизии, — продолжил он представлять присутствующих. — Леша, познакомься.

— Ефрейтор георгиевской дивизии Алексей Романов! — щелкнул каблуками хромовых сапожек мальчик.

От этого движения у него на груди колыхнулась серебряная медаль . Сталин посмотрел на юного наследника престола с легкой улыбкой:

— Джугашвили, Иосиф Виссарионович, — он опять наклонил голову. — Грабитель банков, революционер, подпольщик...

— Настоящий? — округлил глаза Алексей. Если бы не его воспитание, мальчик наверняка бы попробовал пощупать Сталина, чтобы убедиться в его существовании на самом деле.

— Настоящий, — кивнул Сталин. — Вот только что убежал из ссылки в Туруханском крае и приехал сюда. Хотя правильнее будет сказать, что генерал-майор Львов меня выкрал из ссылки и привез в Тосно.

— А-а-а... — разочаровано протянул Алексей. — Так вас дядя Глеб привез? Ну, значит вы — ненастоящий грабитель.

— Почему это ты так решил? — удивился Сталин.

— Дядя Глеб и Борис Владимирович просто так никого в дивизию не привезут, — уверенно заявил мальчик. — А бандитов они сами не любят, и если куда и отвозят, так только на погост...

Сталин посмотрел на цесаревича, потом перевел взгляд на смущенного Глеба и рассмеялся. Хохотал он так весело и заразительно, что все остальные невольно присоединились к нему.

— Ну, а в то, что я — революционер, веришь? — спросил Сталин отсмеявшись.

— Верю, — все еще подхихикивая ответил Алексей. — Так у нас тут таких много. Мы почти всей дивизией — большевики!

Иосиф Виссарионович принялся расспрашивать мальчика о революционерах и был несказанно удивлен его разумными и точными ответами. Оказалось, что цесаревич знаком с работами Маркса, Ленина да несколько статей самого Сталина тоже читал. Пусть не целиком, но читал и даже понял.

— Ну, Глеб, — покачал головой Сталин, когда Александра ушла и увела с собой Алексея. — Всякого я мог ожидать после ваших рассказов, но такого...

— Это вы, товарищ Сталин, еще с офицерами не беседовали, — усмехнулся в ответ Глеб. — Они, я вам доложу — готовый боевой отряд Партии...

Анненков в это время беседовал с Крастынем . Начальник тыла дивизии в который раз просился перевести его с этой должности в боевую часть, пусть хоть и с понижением в должности.

— Борис Владимирович, голубчик, атаман, явите божескую милость! Ну я уже и так что ни день — к врачам нашим бегу успокоительное принимать — объяснял Иван Иванович, энергично рубя воздух руками. — С нашими орлами поговоришь — удивляешься: почему мы еще не в Берлине? А с этими 'героями тыла' встретишься — поражаешься: как это немцы еще до Волги не дошли?

— Иван Иванович, если вам кажется, что мы с этими 'новыми людьми' не сталкивались, то вы заблуждаетесь, — хмыкнул Анненков. — Не забыли историю с военным казначейством? Да и мне, как командиру дивизии приходится частенько сталкиваться с этой человеческой накипью...

— Борис Владимирович, да когда б 'частенько' — это бы я и жаловаться не стал. Но каждый божий день да по многу раз — ей-ей так и тянет за пистолет схватиться!

— Ну-ну, Иван Иванович... — Анненков покачал головой. — У меня создается ощущение, что на вас плохо влияет генерал-майор Львов. Неужели так необходимо хвататься за пистолет? А добрым словом и крепким кулаком убедить не получится?

Не то, чтобы полковник Рябинин был не в курсе того, как воруют интенданты и прочие снабженцы — насмотрелся, слава богу, в современной ему России. Не то, чтобы он не знал о продажности чиновников — там же того же навидался. Да еще и до такой степени, что ой-ей-ей! И ему тоже частенько, общаясь вынужденно с каким-нибудь ублюдком из службы снабжения или штабной гнидой, хотелось выколотить из такой твари все дерьмо вместе с зубами, фрагментами легких, печени и частями скелета. Но он всегда умел держать себя в руках...

— Иван Иванович, а давайте-ка поподробнее: кто конкретно и чем конкретно довел вас до мечтаний о человекоубийстве? — попросил Анненков. Он собирался провести небольшое занятие по психотренингу — дисциплине весьма полезной, но в этом времени совершенно неизвестной... — Возможно, вместе мы сумеем выработать оптимальные стратегию и тактику вашего поведения, чтобы потом не появлялось желания обнажить ствол по поводу и без...

...Через сорок минут Анненков откинулся на спинку стула и глубоко задумался. М-да, вот это — большой привет всем любителям поплакать о 'России, которую мы потеряли' и всем воздыхателям о 'хрусте французской булки'!..

Крастынь рассказал простенькую историю об армейских поставках.

— Если у тебя, атаман, имеется товар, хотя бы мало-мальски пригодный для снабжения армии, ты можешь продать его втрое, впятеро, если не в десять раз дороже, — рассказывал Иван Иванович. — А если ты еще имеешь некоторые связи в верхах, то заранее точно зная, что и сколько будет стоить, при этом можно умудриться еще и на бирже сыграть...

Именно так по рассказу Крастыня и поступили несколько киевских сахарозаводчиков. Им, как, впрочем, и всем заинтересованным лицам было прекрасно известно о катастрофическом падении с началом Первой Мировой войны курса российского рубля в Персией. И одной из радикальных мер, которая восстановила бы нормальный курс Русской валюты, могли стать поставки в Персию большой партии сахара. Это и поручили той самой группе сахарозаводчиков.

Вот только после осуществления поставки ничего не изменилось. Совсем ничего. Ни на копейку. Учитывая тщетные ожидания валютных спекулянтов, торговцы сахаром долго еще держали таким образом низкий курс рубля, на чем неплохо заработали. Началось расследование, порученное среди прочих и генерал-квартирмейстеру Ставки Лукомскому . И выяснилось, что огромная партия сахара, действительно, дошла до Ирана, но почему-то — минуя таможню. При более тщательном расследовании выяснилось, что его и не должны были 'растамаживать', потому как оформлен он был как транзитный. И, 'доехав' до Персии, сахар, не задерживаясь, проследовал далее — в Турцию. А уже через Османскую империю огромная партия сахара поступила... в Германию .

Снабжение продовольствием войск вражеской страны, с которой Россия вела войну — это прямая измена. Через какое-то время, расследуя 'дело сахарозаводчиков', контрразведчики вышли по цепочке и на других 'снабженцев', среди которых выделялся банкир Дмитрий Рубинштейн . Этот предприимчивый делец так же, как и 'поставщики сахара' отправлял кружным путем хлеб в Германию. А также предоставлял свои банковские счета для того, чтобы распродавать оказавшиеся в Германии русские процентные ценные бумаги.

— И несмотря на просьбы императрицы покарать изменника, несмотря на проклятье Григория Ефимовича, эту гниду освободили! — уже почти кричал Крастынь. — Освободили! Он, видите ли, болеет! Чем, позвольте спросить?! Хапуганис леталис?!! Так Нева и хорошая порция кирпича от этой болезни отлично излечат!!! Это если свинцовые пилюли или пеньковый компресс на шею прописывать неудобно!!!

Борис Владимирович слушал и чувствовал, что медленно сходит с ума. Чего стоила, например, история о владельцах бакинских нефтяных промыслов. Эти господа заверили царских министров в том, что, как стоила раньше нефть чуть более сорока копеек за пуд, так и будет стоить ровно столько же, несмотря на войну. И вроде как выполнили свое обещание. Вот только одна ма-а-алюсенькая деталь...

Нефтяники по меньшей мере лукавили. А говоря начистоту — обманывали царя и его министров, учинив форменный грабеж средь бела дня. Нефть не воздорожала — а вот первозка ее... Черноморско-Каспийскому товариществу, синдикату 'Мазут' и товариществу 'Братья Нобель' принадлежали все суда, нефтеналивные танкеры, баржи, инфраструктура и вообще все, что связано с транспортировкой сырой нефти от бакинских промыслов до центральной России по Волге. И с сорока двух копеек за пуд цена нефти после перевозки ее танкерами возрастала уже до одного рубля и двенадцати копеек. До войны стоимость транспортировки одного пуда равнялась всего двенадцати копейкам, а с началом боевых действий в Европе она вдруг каким-то чудесным образом подскочила до семидесяти. Хотя никаких новых танкеров или нефтеналивных барж на Волге не появилось...