Кризис (1-7)

Лавронов же придумал финт, делающий подобные радости мгновенными. Оторвало тебе руку — можешь не сомневаться, что в реальной жизни она сейчас повисла на трех проводках и теперь совершенно не принадлежит твоему плечу. А уж с перерезанным горлом от уха до уха, сомнения пропадали совершенно — они улетучивались из остывающего тела в двух ипостасях, исчезая где-то в мифическом Раю.

Впрочем, задумался я что-то. Кажется, только что упоминали о Конторе — моем последнем нанимателе.

С этой фирмой мне удалось договориться не слишком давно — всего лишь год назад. История нашего сотрудничества не удивляла особой изысканностью. Мы с Бугаем тогда работали на Майкрософт-Ласт старейшую компанию, что когда-либо имела доступ к Меморинету. Говаривали, что именно покойный Билл Генийтс, или как там его, купил первую технологию для доступа в красочное подсознание. Именно его разработка — "Окна Вместе" дали начало для группового соединения к Меморинету. Сейчас легендарный Билл являлся одной из достопримечательностей Виртуала. Тысячи уцелевших людей приходили поклониться большому прозрачному яйцу, в мутноватых внутренностях которого плавал красноватый мозг самого Генийтса. Ему даже больше преподносили даров и пожертвований, чем Святому Досу, или великомученику Процессору 286 — многие даже не помнили таких старых понятий. А ведь до них были и другие, те, от которых и начал свою историю мировой Виртуал.

Опять отвлекся, видимо, вколотая мне гадость в смеси со станнерным излучением не слишком приятно влияла на концентрацию мыслей и на способность анализировать.

Примерно двенадцать месяцев назад Контора 3 сделала довольно успешную попытку захвата территории Майкрософта. На тот момент детище старичка Билла находилось в упадке — лакомый кусочек для управленцев некого Лорри Гринна, итальянского еврея, сколотившего состояние именно в обличии Конторы. Праправнук Генийтса — седой бодренький старичок по имени Хуги Снейкс, коренной американец, сдавал позиции на валютных рынках Виртуала с каждым днем. Его подчиненных и лучших специалистов переманивали одного за другим: кто-то шел в надежде на безопасность в реальном мире, кто-то покупался за деньги, кого-то убивали. На каком-то этапе упадка Майкрософта, Гринн решил, что компания-противник уже достаточно ослабла, и решился на захват. Его обычной стратегией являлась древняя премудрость — "Забери у врага ресурсы, отсеки ему ноги, и он падет, не сможет даже убежать!".

Действуя как всегда успешно, Контора произвела показательное наступление на Сервера 101, 253 и 116, предложив Снейксу сложиться лапками кверху и отдать свои территории. Но старик не сдался. Понимая, чем угрожает ему отказ от подчинения, он продал все свои ресурсы, оставив только центральный — старейший Сервер-1, где, собственно, и находился Храм с Компьютерным Яйцом. Мистер Хуги нанял лучших специалистов среди известнейших Програмвизардов, Вархакеров и Варворкеров, но, к сожалению, денег на самого худого Меджикмастера не хватило. На тот момент я числился в первой сотне среди младшего офицерского состава Варворкеров и занимал 619 позицию в списке воинов-одиночек. Благодаря этому, меня одним из первых завербовали в ряды защитников Майкрософта. Конечно, никто из трех тысяч бойцов не догадывался, для чего, собственно, их призвали, ходили только хмурые слухи.

И вот пришел тот день. Бледные порты налились алым — защита Сервера пока держалась. Но нашим специалистам было не совладать с тысячами прикормленных Конторой Програмвизардов. Майкрософт забрасывали миллиардами терабайт ненужной информации, перегружали все наши машины. Люди падали на землю, в ужасе зажимая головы руками — все плыло перед затуманенными глазами, в небе вспыхивали страшные картины Апокалипсиса. Движения защитников замедлялись, ставали плавными, или же, наоборот, конечности дергались рывками — наши виркамеры также забивали ненужной информацией.

Ворвались! Защитные Файерволы Сервера лопнули, как мыльные пузыри — в небе засверкали рыжеватые порталы взломанных портов. Конечно же, противник не оказался дураком, чтобы бросить вперед свои силы — нам на головы полетели атомные боеголовки. Хорошо, что химическое, или вирусное оружие здесь не действовало — самый первый "Сервак" Меморинета не был достаточно продвинут для таких сложных апдейтов. Поднялись ужасающие грибы атомных взрывов, с нашей же стороны мерцали конуса биологических щитов, поглощавших излучение.

Полчища идиотов с плазменными ружья наперевес хлынули вслед за бомбами, едва растворились радиоактивные осадки. Варворкеры ложились десятками тысяч, они не успевали добежать даже до наших брустверов, устилая окровавленный асфальт горящими ошметками.

У нас имелись автоматические турели: множество "Осад", "Левиафанов" и даже хрипела старенькая "Катюша". Но мы не смогли устоять, когда за первой волной солдат в бой пошли старики — отборные, слаженные группы Вархакеров, облаченных в силовую броню. Мои друзья, воюющие по другую сторону баррикад, шли на нас не беспорядочной волной, а короткими перебежками под прикрытием танкового огня.

Теряя улицу за улицей, мы отступали назад, пока не очутились около Храма Святого Доса — немного севернее того места, где за Храмом Божественного Яйца высились палаты дедушки Снейкса.

На нас накатывались сотни, но мы отбивали удары судьбы. Много друзей полегло в тот день — друзей, но врагов на час, подписавших договор не с той стороны.

И вот окончились боеприпасы. Мы, кто с ужасом, кто с флегматичной обреченностью, ожидали скорой смерти — захватчики не собирались оставлять нас в живых. Я очень радовался, что умру в таком месте — буквально в нескольких метрах от меня чернела сияющая угольной темнотой стена-экран. И загадочный символ, обозначающий начало виртуального мира — "C:", это согревало меня. Ведь я теперь умру и буду вознесен туда, где покоятся все мои родственники, все, кто до меня обитал в Меморинете.

Слышится топот бронированных сапог по лестнице, горячие глотки жадно вдыхают открытыми ртами — смерть на пороге Храма.

Но тут раздается голос, будто ангел спустился с неба — всюду вспыхивают голограммные мониторы с изображением Лорри Гринна.

— Война окончилась, — говорит он. — Старик мертв и Сервер-01 принадлежит Конторе 3! Все свободны от своих контрактов и могут быть свободны!

И тысячи облегченно вздыхают.

Заскрипели сервомоторы, и чихнул гидравлический клапан тормозов.

— Приехали, — хрипло сообщил голос Микулина.

— Разгружайте парня, — отозвался Грыш, и вышел из машины, громко хлопнув бронированной дверкой.

И что мне оставалось делать?

Глава 5

"Как вам будет угодно, господин президент!

Стране ведь не откажешь..."

Моника Левински

И что мне оставалось делать в таком состоянии? Только молчать и притворяться спящим — авось, да и найдется какая-нибудь лазейка, чтобы смыться отсюда...

Спеленутый по рукам и ногам, как заправский кусок свинины, я тихо ожидал, пока откроются скрипучие двери. Машина качнулась — кто-то вошел в кузов и засопел надо мной, отстегивая пучок титановых оков от толстой металлической рейки на стенке. Тяжелые звенья цепи упали мне на лицо, рассекая кожу на лбу, но пришлось терпеть. Лишь непроизвольно скрючились пальцы ног в стареньких ботинках. Сволочь! Пусть мне только удастся освободить родные телеса из этой переделки — найду скотину и голыми руками ему тупую поварешку откручу!

Стоп! Откуда обувь? Я же, вроде, в тапочках был, да в халате потрепанном... А, догадался! Меня, наверное, перед выездом к сиятельному правителю города, переодели. Если действительно так, то левая штанина очень даже пригодится... Губы даже дернулись в попытке улыбнуться, но я опять сдержался, в надежде, что эта мимика останется незамеченной.

Силуэт моего "освободителя" четко прорисовывался сквозь полуприкрытые веки. Тощий заморыш в маскировочном комбинезоне и мускульным усилителем поверх армейской куртки. Нашивки мне не удавалось рассмотреть, но оскаленная морда в красном круге на белом фоне однозначно указывала на принадлежность парня к службе спецопераций Мэрии. Худой, как спичка, вот только широкие плечи непропорционально возвышались надо мной, закрывая обзор. Да почти плоская рожа с небольшим носиком и выпуклыми глазенками, как у лягушки, стрекозы, склоняется поближе, прислушивается к моему дыханию.

Я постарался сопеть ровно, хотя в животе скрутило от близости этого недочеловека. Модификант — мерзкий уродец, созданный искаженными радиацией генами и передовой наукой. Технологии, мать их! Зачем творить таких приварков? Да, не спорю — из модифицированных людей, чьи физические и умственные данные были изменены сразу после родов, получаются отличные солдаты. Обычнейшее пушечное мясо под бронежилетами. И годится только для того, чтобы пару годков побегать с автоматами, потаскать всяческие тяжести, да и затихнуть жирным пятном где-нибудь под танковыми гусеницами. Дешевые бойцы без мозгов и смекалки — таких буквально сотнями тысяч клепали правительские фабрики.

Чтобы создать такого солдата, требовалось очень мало ресурсов: отлавливали тех мутантов, у которых еще сохранилась возможность размножаться, и содержали в больших зверинцах — "мутниках". Когда ребенок рождался, мать отправляли на следующее осеменение, а малыша, понятное дело, облучали хорошенько, да засовывали в специальные тренировочные капсулы. Ряды сосудов опять же облучались и включались специальные электрические реле, стимулирующие отдельные мышцы. Развивались только мускулы рук и ног, остальное же тело оставалось без внимания. Согласно законам природы, пусть даже изнасилованной всяческими Джихадами и прочим, если какой-то орган функционирует сверх нормы, то атрофируются другие. Ведь должен содержаться некий баланс — иначе по планете ходили бы полчища суперменов. В итоге, когда мальчиков и девочек-модификантов извлекали из "мутника", они были уже готовыми силачами с заложенной прямо в мозг программой подчинения командирам. Но общая физиология тела страдала — получались жалкие горбуны, рахиты, дистрофики и прочее. И только ширина плеч да почти одинаковые мордищи с зенками навыкате отличали искусственных бойцов от мутантов, или, скажем, кочевников.

Никогда их не любил — как и тошнотных крыс из Мирового правительства. Нет, модификантов я ненавидел всею душой, а дураков под галстуками только недолюбливал! Хотя, именно по приказу мэра Воронежа расстреляли всех свободных жителей того проклятого места. Города, в котором я родился, маленького мегаполиса на три миллиона беженцев, которых расстреляли как собак, когда пришел жестокий приказ.

Возможно, мы все действительно являлись разносчиками Синей чумы — ужасного радиоактивного вируса. Эта цветная чума поражала любое живое существо, убивая его спустя неделю после внедрения болезни в организм. А как же было? Воспоминание несет меня сквозь года, и я внутренне содрогаюсь от неприятных эмоций.

Папа с мамой, я не вижу их лиц... Мы бредем по растрескавшемуся от невыносимой жары пластисфальту — новая дорога, прямо перед войной проложили вместо обычной асфальтной. Тысячи людей, громадная толпа убегает из пригорода — ведь там разыгралась госпожа Смерть. И не обычный Эррор, как в Виртуале, нет. Человек медленно наливается синюшным цветом, когда кровь в его венах густеет и застаивается — вирус закупоривает сосуды. Конечности набухают, кожа трескается, но кровь не вытекает через омертвевшие капилляры. Страшная кончина — когда можешь дышать и мыслить, но валишься без движения. Руки тяжелы, будто свинцовые гири, грудь едва колеблется, а из глаз текут неконтролируемые слезы. Больных, у кого наблюдались малейшие признаки Синей Чумы — изменение цвета лица, вздутие лимфатических узлов, мы безжалостно оставили в пригороде. Те из них, кто мог еще ходить, некоторое время идут за нами. Они простирают скрюченные руки, причитают и падают... В радиоактивную пыль, оставаясь навеки за нашими спинами.

А мы идем, оставляя позади наши дома, наших мертвых друзей. За нами лишь вечный Эррор, а впереди спасение.

Городские ворота, высокие стены из армированного бетона, автоматические турели, парочка танков у входа. Здоровенные солдаты, закутанные в силовые энергополя бронежилетов, скрипят кожаные перчатки, сжимая приклады крупнокалиберных пулеметов.

— Нам нужно убежище! — говорит Главный.

— Уходите! — короткий приказ-плевок. Этот голос я не забуду до конца жизни — он намертво запечатлелся в моем сознании.

— Мы беженцы из зараженной территории, — тихо, почти умоляюще просит наш предводитель. — Пригород захватила Синяя Смерть. Пустите нас к вашим фильтрам — мы будем работать за еду, станем вашими рабами... Но пустите — иначе мы умрем.

— Уходите! — опять мертвые нотки безразличия. — Мы не позволим вам принести болезнь в город!

— Но мы хотим жить! — Главный падает на колени. Шорох одежды — тысячи беглецов из зараженных селений опускаются вслед за ним. Над дорогой поднимается густое облако пыли — множество коленей ударяется о твердое покрытие из пластисфальта. — Мы хотим жить, — едва не плачет лидер беженцев. — Позовите Мэра!

— Я мэр Воронежа, — тот же не знающий сожаления голос. — Уходите!

— Пустите нас! — толпа кричит, взрываясь злобой. За нами идут наши мертвые, в воздухе витает страшное облако, что накроет нас, зальет наши лица мертвецкой синевой. Ошалелые от безысходности люди бегут к стене — туда, где за непроницаемой преградой из бетона работают благословенные фильтры, там есть еда и влага. И жизнь. — Пустите!

Первые ряды жителей пригорода почти приближаются к танкам, и этот холодный голос выкрикивает короткий приказ.

Щелкают затворы. Обтянутые в хрустящую кожу пальцы надавливают на гашетки. Выстрелы, их очень много... Очереди вспыхивают длинными раскаленными цветками. Свист, скрежет, и предсмертный вопль... Люди падают, раскидывают руки, многие умирают, так и не поднявшись с колен. Тысячи спасшихся находят свой конец пути — расстрелянные женщины валятся рядом с убитыми детьми. Мужчины даже не пытаются прикрыть своих любимых — они бегут вперед, к жизни. Ровные трассы безличных снарядов пробивают груди и животы. Кровь течет рекою, смешиваясь с дорожной пылью...

Это продолжается двадцать минут — целая вечность. Затем солдаты, наглухо позакрывав герметичные шлемы, бродят среди убитых. Они снимают украшения, роются в карманах измученных людей. И новые выстрелы — сегодня никто не останется при жизни, раненых не спасут.

А я остался! Лежу под окровавленным телом матери, и только родной запах мамы, домашнего очага, не дает мне разрыдаться. Наступает ночь, прожекторы лишь изредка пробегаются лучами по этому участку дороги — мы шли почти в последних рядах. И умерли последними.