Синий шелк, или во всем виновато платье.

Борясь, и одновременно упиваясь своими эмоциями, я долго крутилась, пытаясь уснуть. Проклиная себя за излишнюю сентиментальность, я даже не догадывалась, что на другом конце города, закинув руки за голову, все то же самое переживает одинокий молодой человек.

Впервые за долгое время я встретила утро без былого энтузиазма. К тянущей боли в ноге, добавилась странная ломота во всем теле. Каждое движение было подобно пытке. Ходить не хотелось, сидеть тоже, а лежать было невозможно по причине необходимости собираться на работу. Нечто чудесное, что вчера так терзало душу, сегодня весело тяжелым камнем, утягивая вниз и без того неважное настроение. Так долго и нехотя я еще никогда не собиралась на работу. Неудивительно, что, в конечном счете, я опоздала на полчаса. Иннка, сидевшая у компьютера, едва заметно выдохнула, как только я оказалась в кабинете. Подруга определенно переживала, но чтоб не показаться мнительной блондинкой воздержалась от звонков.

— Михальчук, — встрепенулась она, заметив мою хромоту, — что случилось?

— Пока ты прохлаждалась в компании водителя формулы один, — выдавила я, пытаясь пошутить, дабы снять напряжение, — я сражалась с металлическим драконом.

Подруга, желая узнать продолжения, выжидательно смотрела на меня, пропустив мимо ушей мою колкость.

— Как видишь, я жива. Но какая битва без ран, — я кивнула на поврежденную конечность, и аккуратно повесив на вешалку пальто, прошагала к своему рабочему месту. — Небольшое растяжение, доктор сказал за неделю пройдет. Вот и все. Так что не беспокойся.

При воспоминании о докторе, в голове сразу возник образ Саши. Слегка кольнув тревогой сердце, и вызвав легкую улыбку на губах.

— Нееет, — хищно протянула Юркова, — нифига не все! Я же вижу как ты лыбишься! Признавайся. Там был еще рыцарь, стопудово, — и, перегнувшись через стол, вскинула тонкую бровь, — кто он? Доктор?

Ну что сказать, Инна в который раз оправдала свое прозвище, которое получила еще в институте. Мисс Марпл. Как и прототип, Иннка без труда угадывала все, что от нее пытались скрыть. И сейчас судя по злорадной улыбке, она ждала моей исповеди.

— Возможно. — Неопределенно ответила я, зная, что тем самым лишь подогреваю ее интерес.

— Черта с два, Михальчук! Не заставляй меня выбивать из тебя признание силой, — с наигранной злостью прикрикнула подруга, — я все еще зла на вчерашнего идиота, и ты норовишь попасть под горячую руку.

— Хорошо — хорошо, — посмеиваясь, сдалась я, безвольно вкидывая руки. — Это не врач.

Иннка лихорадочно сжимая карандаш, затаила дыхание, готовая вслушиваться в каждое мое слово. Но я решила, подшутить над подругой до конца, и, не обращая на нее внимания, принялась включать компьютер. Краем глаза я заметила, как она следит за моими движением, а затем, поняв, что не собираюсь продолжать, выдавила.

— Убью.

Больше я сдерживаться не смогла и захохотала, вспомнив с какими полными надежды глазами, она смотрела на меня минутой ранее.

— Ладно, я пошутила...

— Петросян, — перебив меня, фыркнула подруга. А я хохотнула еще громче.

— Не дуйся, это не доктор.

Делая вид, что теперь она не замечает меня, Иннка перебирала лежавшие на столе бумаги, но я чувствовала, как напряжен ее слух.

— Это работник фитнес клуба, — подруга непонимающе уставилась на меня, и я поспешила объяснить. — Инструктор. Ну, в зале с людьми работает..

— Я знаю, кто такие фитнес инструкторы, — перебила меня подруга, — как ты умудрилась его подцепить?

Я без зазрения совести выложила ей все, что происходило со мной вчера вечером. Как оставшись одна, решила все-таки позаниматься; как сражалась с адской машиной, не забыв еще раз матюгнуть создателя; о том, как моя попытка незаметно уменьшить скорость привела к падению. Рассказала я, и про доктора, и про пришедшего на выручку парня, умолчав лишь то, что творилось со мной в минуты нашего общения. Закончив повествование, я натолкнулась на подозрительный взгляд зеленых глаз.

— И все? — как бы угрожая расправой, за сокрытие, уточнила Юркова.

— Ага, — как можно увереннее ответила я, делая вид, что увлечена работой.

— И какой он?

— Признаться безвременно покинувшие меня линзы, лишили меня возможности рассмотреть его как следует. Но одно могу сказать точно, он высокий, веселый, сильный, — вспомнив с какой легкостью он подхватил меня на руки, добавила я, — и у него потрясающая улыбка.

Упоминание о его улыбки, в полумраке салона такси, вызвало у меня бесконечное чувство нежности. Заставляя улыбнуться в ответ возникшему в голове образу.

— Ах ты, черствая горбушка хлеба, — смятый клочок бумаге просвистел рядом с моей головой, едва не задев висок. — Я знала, что все не так просто. Давай колись, иначе я силой заставлю тебя говорить.

Посмотрев на подругу, которая еле сдерживала смех, и одновременно с жадностью ждала моего рассказа, я сдалась. Какой смысл скрывать, если она все равно все узнает.

— Что именно ты хочешь услышать?

— Да все, — с азартом выпалила Юркова, — до мельчайших подробностей. Особенно вот тех, которые вызвали такую приторно-сахарную улыбку на твоей физиономии.

— Можно в двух словах?

— А справишься? — недоверчиво уточнила подруга.

— Легко. Я влюбилась.

По мере того как улыбка растягивала пухлые губы подруги, я все отчетливее понимала, что сказанное мною правда. И хотя я всегда отвергала саму мысль о любви с первого взгляда, сама же влюбилась, даже толком не разглядев человека. Отвлекшись на свои мысли, я не сразу заметила, что Иннка, поднеся палец к губам, призывает меня прислушаться.

— Слышишь?

Как можно сильнее напрягая слух, я постаралась дышать бесшумно. Но спустя несколько мгновений, и так ни чего не услышав, я вопросительно взглянула на подругу.

— Амурчики поют, и сыпят на тебя сахарные звездочки. — Не выдержав, расхохоталась подруга. Пульнув в нее карандаш, я присоединилась к веселью.

— И как зовут нашего рыцаря, — отсмеявшись, спросила Инна.

— Саша. Точнее Александр, но друзья зовут его Саня.

— Ты что успела познакомиться с его друзьями? — удивление подруги было не поддельным.

— Нее, — посмеиваясь, протянула я, — он сам так представился.

— Ааа. О встрече договорились? Блин, Михальчук, че я из тебя клещами все тяну. Давай уже сама, а?

— Да я вроде все рассказала, или ты хочешь услышать, как я полночи терзала себя, рисуя романтические картины, словно пятнадцатилетний подросток?

— А че такое было? — И увидев мой недвусмысленный взгляд, подруга поморщилась, — Фу-фу! Таким не интересуемся.

— Я тоже так думаю, — хихикнула я. — Я думаю, проблем со встречей не возникнет, раз он работает в этом клубе, а я как раз намериваюсь ходить туда почаще. Кстати, когда наша следующая тренировка.

— Бог ты мой, Сонь, пусть хотя бы твоя нога заживет. Я понимаю, что любовь-морковь, но голову то включи.

Ответить было нечего, Иннка была совершенно права. Я буду выглядеть глупо, если припрусь туда с перевязанной ногой. И хотя часть меня молила наплевать на мнение окружающих, я предложила ей помолчать.

Уже через час от хорошего настроения не осталось и следа. Программа, в которой мы работали, то и дело выдавала ошибку, сбрасывая все, что мы успели внести. Раздражение в кабинете росло, как и ломота во всем моем теле, постепенно перераставшая в ноющую боль. К середине рабочего дня я уже с трудом могла усидеть на месте, офисное кресло казалось тесным и чрезвычайно жестким. Зоя Ефимовна постоянно звонила, закидывая вопросами и заваливая новыми задачами. Казалось, будто все сегодня противилось работе. И я была согласна с этой неведомой силой. Конечно, суббота давно престала быть положенным выходным, однако многие работодатели старались идти на встречу, делая ее сокращенным рабочим днем. Наше начальство определенно не входило в их число. Но сегодня я понимала, что с их мнением придется поступиться. Когда в кабинете раздался очередной злобный крик Юрковой, я откинулась на спинку стула и стянула очки.

— Да, за... — подбирая более подходящее слово, замолчала подруга, — заманала! Сколько можно-то уже! Это говнянная железяка уже в четвертый раз выдает ошибку! Где блин эти долбанные программисты! Я так вообще ничего сделать не успею!

— Ты звонила в техподдержку?

— Ну конечно! Не берут! — не унималась подруга. — Я этим ослам недоделанным четыре письма по внутренней почте отправила!

— Может заняты. — Пытаясь успокоить, предположила я.

— Чем? — острый взгляд метнулся ко мне. А я услышала звук перезагрузки компьютера. — Сидят там, небось, в свои игры задротят.

Не выдержав, я усмехнулась таким словам. Откуда только набралась?

— Я как работать должна? Достали уже, малолетки. И Михалыч тоже, тот еще козел, я ему еще полгода назад сказала, что надо компы поменять. Он все жмется! Зато Прадик себе новый взял! Совесть бы лучше себе купил! — завопила подруга.

— Слушай, Инн, может, домой пойдем? У меня уже просто сил нет. Зойке скажем, что мне поплохело, и ты меня домой дотащишь, справка есть.

— Сонь, я бы с радостью, — Юркова устало плюхнулась на стул. — Но если я сейчас не доделаю, то потом вообще ничего не успею. А ты иди домой, фигли из-за этих уродов сидеть — мучиться.

Ну, мучилась я конечно не из-за них. К этому моменту я уже поняла что боль, сковавшая мое тело, это последствия вчерашних занятий, а не простуды, как я подумала раньше. Закрыв программу и выключив компьютер, я приняла неспешно одеваться. Как только мои волосы скрыла серая вязаная шапочка, в кабинете раздался характерный звук.

— Чтоб ты сдохла, чертова машина! — Иннка, запустила в жидкокристаллический дисплей ручкой, и с силой оттолкнувшись, вскочила со стула. — Че за х..рня-то такая! Где эти засранцы!

Широкими шагами, пересекая кабинет, подруга лишь на секунду посмотрела на меня.

— Кабинет не захлопни, пожалуйста, когда будешь выходить

— Не поняла, а ты куда? — проследила за ее жесткими движениями я.

— Пойду выкуривать этих гоблинов из пещеры, я не смогу работать если они не исправят эту долбанную ошибку, которую все время выдает программа.

И, матюгаясь, выскользнув из кабинета в холл.

— Ты че к ним в кабинет? — перегнувшись через проем, крикнула я в след. В ответ донеслось злобное "да". Ну что ж, не завидовала я в тот момент программистам. Сейчас им предстояла встреча с разъяренной Юрковой, которая в такие моменты не скупилась, ни на оскорбления, ни на угрозы. Хихикнув, и мысленно пожелав парням удачи, я поплелась домой.

К вечеру тело болело так, словно я совершила многодневный перевал, через какой-нибудь неприступный горный хребет. Кстати, о хребтах. Позвоночник был единственным, что не ныло от боли. Порой мне казалось, что даже кости выкручиваются из суставов. Обезболивающее не помогало, и весь оставшийся день я корчилась и скрипела, как старое деревянное колесо. Не то что бы говорить, я даже думать ни о чем не могла, поэтому забросив все дела, я весь вечер провела перед телевизором. Состояние было таким скверным, что я даже не сумела подняться, чтобы ответить на звонок, когда в девять вечера задались трели моего мобильного. Однако, боль не помешала мне заснуть. Возможно, сказалась усталость и напряжение, скопившееся за день, но к полуночи я уже крепко спала, раскидав конечности по дивану.

Утро воскресения выдалось морозным. Ветер не жалея сил рвался в окна, и гнул ветки деревьев. Те деревца, что были слишком молоды, чтобы сопротивляться, кланялись до земли, словно приветствовали барина. Я проснулась около десяти часов утра, от неприятного леденящего воя. В воскресенье город замирал. Те не многие кто работал в воскресенье без труда уезжали на маршрутках, оставляя остановки мрачными и безлюдными. Сейчас вся жизнь кипела в универмагах, родители приводили детей в развлекательные центры, а сами отправлялись бродить вдоль бесчисленных витрин. Один из таких торговых центров расположился через дорогу от моего дома, и сейчас я наблюдала, как торопливые посетители стекались к центральному входу. Сегодня я их категорически не понимала, по мне так лучше бы сидели дома в тишине и спокойствии, чем собственно я и занималась.

Наполнив кружку очередной порцией горячего кофе, я посмотрела на дисплей мобильного телефона. Пропущенный звонок оказался от Инны, но звонить ей в такое время было бесполезно. Честно заявляя, что воскресенье ее день, подруга отключала мобильник и спала пока, по ее словам, не начинала болеть голова. Бросив еще один осуждающий взгляд в окно, я растянулась в небольшом, мягком кресле, еще советского производства, доставшегося мне от родителей. Вспомнив о них, моя совесть заставила меня набрать мамин номер. Разговаривать быстро мы никогда не умели, и потому разговор затянулся, почти на полтора часа. В надежде на сочувствие я пожаловалась маме на ноющее тело и рассказала, про свои приключения в тренажерном зале. Конечно же, умолчав о Саше. И хоть моя мама была не столь навязчива в желании выдать меня замуж, как Мария Федоровна, рассказывать о моих внезапно проснувшихся чувствах, я не стала. Как впрочем и не получила не толики сочувствия, любая мамуля распекла меня за несерьезный подход и за мое, по ее словам, глупое обожание тряпки. Искренне считав, худобу признаком болезненности, родительница упрекнула меня в моем стремлении скинуть пару кило. Получив нагоняй за травму, и сердечно пообещав больше не заниматься ерундой, мы попрощались. Попытавшись еще раз дозвониться до Юрковой, и услышав голос автоответчика, я снова повернулась к окну.

— Мерзкий денек, — констатировала я, и это не, сколько не касалось моего настроения. За окном все так же бушевал холодный ветер, а небо было затянуто тяжелыми, серыми тучами. Все вокруг было каким-то унылым, и от недавнего рождественского очарования не осталось и следа. Серость соседних многоэтажек давила, как и низкое, свинцовое небо. А люди все тянулись и тянулись в торговый центр. С другой стороны, это было чертовски правильно с их стороны, спрятаться от давящей непогоды в оживленном, праздничном здании. Внутри их встречали теплый воздух, украшенные витрины и ароматы многочисленных кафетериев. Закрыв глаза на секунду, я представила, что происходит внутри. Шумные дети, толкущиеся возле "профессионального" деда Мороза. С непреодолимым желанием рассказать ему, что именно, они ожидают получить в качестве подарка на Новый Год. Их родители, с деланно равнодушными лицами, четко запоминающие что именно просил их ребенок. Школьники и студенты всех возрастов, устроившиеся у панорамных окон, и весело обсуждающие что-то. Огромная елка в самом центре холла украшенная сотнями разноцветных огоньком и множеством игрушек.

В какой-то момент, мое зрение выхватило из толпы родителей и их детей, высоко молодого человека. Стараясь как можно лучше его разглядеть, я начала протискиваться вперед. Живое море, то подталкивало меня вперед, то относило на несколько шагов назад. Я, что есть сил, старалась оказаться чуть ближе к нему. Неведомая сила толкала меня в спину, заставляя раздвигать людские тела. Не чувствую времени я все пробиралась и пробиралась вперед, и с каждым шагом внутри меня нарастало странное чувство. То мне казалось, что я не сумею, и так и не увижу его лица, то сквозь толпу я успевала заметить знакомую русую макушку, и необычайное тепло разливалось под кожей. В схватке с эмоциями и нескончаемой толпой, я уже готова была разрыдаться, когда, словно выброшенная на берег рыба, оказалась у самого основания рождественской ели. Могучее живое дерево, источало изумительный аромат. Тот самый аромат, свежего снега и хвои, что еще в детстве заставлял сердце биться быстрее, в предвкушении торжества. Сильный пьянящий аромат, который, казалось, даже заглушал какофонию звуков царящих вокруг. У основания ели лежало множество разноцветных коробок, всех размеров. А тяжелые, раскидистые ветви были усыпаны гроздьями гирлянд. Переливаясь, они отражались в пузатых прозрачных шарах, и хрупких, присыпанных искусственным снегом, стеклянных шишках. Точно такие мои родители развешивали на праздничное дерево каждый год. Тогда старинные игрушки казались мне полной безвкусицей, но сейчас, став чуть старше, я безумно дорожила каждой из них. Деревянные часы с кукушкой и бумажные, сделанные вручную, конфеты замерли на еще крепких, пухлых иголках. Но самым изумительным из украшений была мишура. Отражая все огни, какие только были в холле, она едва заметно колыхалась от движения воздуха. На секунду мне даже почудилось, будто я слышу еле уловимый запах. Запах свежести, заводской краски и чего-то еще, который чувствовала каждый год, когда родители открывали коробку с елочными украшениям. Еще мгновение и к этому, с детства знакомому запаху, добавился тонкий аромат мужской туалетной воды. Словно придя в себя, я стала судорожно искать глазами того, к кому стремилась быть ближе.