Осторожно!!! Бездомный котенок

Осторожно! Бездомный котенок

1.

Рядом так тихо перешептывается листва, мягко и нежно касаясь молодыми листочками... Тихо, мягко, нежно... тепло... В саванне такой тишины не было, там она нагнетала беззвучностью и душила жарой, не теплом, сдавливая воздух в легких так, что хотелось разорвать когтями на кусочки свою душу, только чтобы все прекратить... Прекратить — это было самое заветное желание, не доступное никому из них, из многих, потерявших свободу или не имевших ее с рождения. Но старшие учили, что иметь и потерять страшнее, чем так как у него...

Как же хорошо когда тихо. Можно, наконец, позволить себе расслабиться — такую большую роскошь не дарили им даже на праздники. Постоянный контроль с помощью процессора обеспечивал полное подчинение. Но теперь он спокоен — он станет свободным, станет истинным libre espíritu, пусть не так как хотел, но это лучше, чем быть возвращенным к этим визжащим тварям и подвергаться их замысловатым пыткам, от которых теперь жизнь по крупицам покидала его истерзанное тело и душу. Душа, которую он смог сберечь, спрятав так глубоко, что иногда сам сомневался в ее существовании. Душа тоже стала роскошью...

Тихо, мягко, нежно... тепло...

Топ, топ, топ... шаги, негромкие и легкие как у ребенка... Нет, только не это, только не они, снова.

Шум мотора — они уже вызвали машину?

Пожалуйста, не сейчас, когда он уже принял свою смерть за спасение.

Топ, топ, топ.

— Ох, ё... !!!

Шаги смолкли, и кто-то легонько прикоснулся к его шерсти. Резкая боль в легких вылилась хрипом сквозь приоткрытую пасть. Спасительная темнота успела накрыть его перед новым приступом боли. Как хорошо, что глаза закрыты, и последнее, что он видел, было звездное небо, обрамленное листвой.

Спасибо...

* * *

Вот за что обожаю смотреть фильмы на компе — это за полное отсутствие рекламы и возможность опробеливания в любом месте в любое удобное для меня время. Так и сейчас, поняв, что мне вдруг, ни с того ни с сего, просто до жути захотелось карамельного мороженного и малинового морса, и непременно малинового, ну накройняк с чем-нибудь из ягод до кучи, я, нажав на пробел, запаузятила комедию.

Эх, странная и необъяснимая все-таки женская натура. И не смотря на начало двенадцатого на часах, я собралась в ближайший ночной магазин. Рассудив, что ночи в конце мая уже достаточно теплые, я ограничилась майкой и домашними джинсами — как говорит моя подруга "Кого я здесь любила!", но на всякий случай завязала на поясе байку. Схватив с комода ключи и не выключая в коридоре свет — благо не надо было ни с кем спорить по вопросам экономии электричества (три года я единолично снимала однокомнатную квартирку и была там полновластной хозяйкой) — я, стараясь не шуметь, вышла из дома.

Вообще я люблю удивлять людей, но вот продавщица в ночнике скорее оказалась несколько шокирована — она ожидала, наверное, что и я, после очереди из несильно трезвых гуманоидов, тоже сиплым прокуренным голосом потребую если не "бухла и закуси", то уж "пивасика и покурить". Правда шок быстро прошел, когда в магазин ворвался раскрасневшийся и запыхавшийся мужчина с криком: "Мужики, у меня сын родился! Шампанского и водки!" Выбравшись из небольшой толпы нетрезвых поздравляющих, рассчитывающих на халявное "за сына", я, здраво оценив, что лишняя на этом празднике жизни, двинулась в сторону дома.

Район, в котором, начиная с четвертого курса, я снимала квартиру, был довольно тихим. Возможно из-за близкого расположения отделения милиции, а возможно и потому что в округе понастроили штук восемь домов "для сирот" — так называли особо материально обеспеченный слой населения. Хотя в их дворах, конечно в тех, что не были огорожены — в остальные без приглашения было не попасть, было весьма чистенько и уютно, с продвинутыми детскими площадками и зелеными стриженными насаждениями. Через один такой "дворик" я любила срезать путь от метро к своему "брежневскому" домику. Правда, сразу за домом с двориком тянулся слабоосвещенный проход-арка длиной метров в десять-пятнадцать, выводящий в примыкающий двор с несколькими проходными выходами-подъездами. Но видимо близость стражей порядка не привлекала в этот темный закуток никаких посторонних личностей с неясными намерениями.

Я уже вышла из арки и стала, аккуратно придерживаясь за стену дома, обходить небольшие лужи, когда свет фар проезжавшего по двору автомобиля выхватил из темноты лежащее прямо передо мной на асфальте животное.

— Ох, ё! — я резко дернула в сторону, чтоб не наступить на спавшее... Стоп! Какая кошка или собака в здравом уме будет спать ночью на асфальте прям во дворе?! Разве что оно уже...

Я наклонилась и попыталась в свете отъезжавшего авто и слабого фонаря рассмотреть живо ли животное. Чтоб ненароком не нарваться на укус, слегка коснувшись шерсти, я провела рукой вдоль хребта и бока, там где обычно гладят, — кот — а это был именно кот (или кошка) — вздрогнул и захрипел. С ним было что-то неладно. Достав из кармана мобильник, я активировала экран и направила свет на кота.

— Твою ж ...!

Я обожаю всех кошачьих, и с самого детства мечтала о своем рыжем котенке. Но аллергия моей мамы на кошек не стала приговором моей мечте — все бездомные коты во всех доступных дворах были моими по определению, все, кто не успевал от меня сбежать. Естественно я знала много разных видов и, наверное, даже несколько пород и видела котов в различных состояниях разной степени тяжести после очередного отстаивания территории — рваные уши, отсутствие лап, обрубки хвостов. Но то, что я видела сейчас, перед собой, казалось просто нереальным и несовместимым с жизнью. Вся шерсть в тех местах где она еще была, а она была слишком гладкая для дворового обитальца, была выдрана клочьями и залита кровью так, что ее цвет нельзя было определить, передняя и задняя правые лапы располагались неестественно и явно были сломаны. Хрип, который издал кот, когда я прикоснулась к его боку, наводил на мысль о вдобавок сломанном ребре или даже нескольких. Довершала кровавую картину короткая металлическая проволока, одним концом туго обмотанная вокруг шеи, а другим воткнутая в две ржавые консервные банки.

На глаза навернулись слезы — как можно так изуродовать живое существо, ведь оно явно чье-то. Верно говорят: "нет хуже зверя чем, человек!"

Мысли оставить кота умирать не было, а решение забрать его домой возникло и окрепло за мгновение.

Сняв в бедер байку, я аккуратно попыталась поднять животное, не касаясь возможно поврежденных ребер, и придерживая за хребет. Завернув кота как ребенка, не рискнула прижимать его к себе, чтоб еще чего не сломать, а просто взялась за края и рукав байки одной рукой и поспешила домой, стараясь не трясти пострадавшего, оказавшегося к тому же весьма тяжелым и крупным для простого кота. Попутно я пролистывала телефонную книжку в поисках номера Димки.

Муж Марины, моей университетской подруги, Дима был ветеринаром, и как говорят "от Бога". Будучи ненамного нас с Маринкой старше, в свои всего-то двадцать шесть он владел половиной частной клиники и мог бы изредка наведываться туда для проверки и раздачи ценных указаний. Однако все, что он себе позволял — это отпуск на восемь недель, а остальное время — шесть дней в неделю с 8-00 до 19-00 работал в клинике, проводя осмотры и операции больных животных.

Вот ему-то я и звонила. Услышав в трубке сонный голос, запоздало подумала, что надо было сначала набрать Маринке и затем уже звать ее мужа. Но ситуация у меня не та, чтоб думать о приличиях.

— Миланка, ты? Случилось что? — хорошо, что просто разбудила, прерывания кое-чего другого Маринка мне просто так не простила бы.

— Дим, прости, пожалуйста, что разбудила, но мне очень-очень нужна твоя помощь. Точнее не мне...

— Фух, а я уже испугался, что ночью придется заниматься твоим огнестрелом, — проснувшийся парень начал шутить — значит, скандала с подругой не будет. — Выкладывай, что случилось.

— Извини еще раз, но моему коту нужна срочная помощь! — выпалила я на одном дыхании. То, что кот не мой, знать пока никому не обязательно — так скорей помогут.

— Откуда? Позавчера еще не было! — два дня назад друзья были у меня в гостях.

— Какая разница?! Димочка, пожалуйста...

— Ну привози его завтра с самого утра в клинику — сразу осмотрю, — предложил Дима.

— Его нельзя перевозить и боюсь — он может не дожить до утра. Дим, пожалуйста, помоги, — я уже чуть ли не всхлипывала — так мне было жалко несчастного кота.

— Надеюсь, ты дома? Буду через 40 минут, — Дима собирался уже дать отбой, но вдруг попросил, — и нагрей воды, и приготовь много ткани, что не жалко.

Со всей возможной аккуратностью, чтобы не потревожить кота, я открыла дверь. Не разуваясь, пройдя в комнату, смахнула на пол словари с небольшого журнального столика и очень осторожно развернула на нем байку. Кот действительно оказался очень крупным, размером со среднего ротвейлера. При ярком свете он напоминал жертву обеда какого-нибудь зомби.

Пока я ждала друга, решила немного протереть тело от крови. Но стоило только прикоснуться куском ткани к шерсти, как животное снова захрипело. Ну, по крайней мере, он жив.

Когда через полчаса приехал Дима, вода, полотенце и простыни были готовы.

Увидев то, с чем ему придется работать, Дима нервно сглотнул — видимо и ему не приходилось сталкиваться с подобным обращением.

— Где ж тебя так, зверь? И кто? — совсем снизив голос, парень прошептал, — найти бы этого урода да руки оторвать... да засунуть их ...!

— Ему это урод на шею намотал проволоку, и банки консервные привязал, — я кивнула в угол возле стола, где валялись упомянутые банки, которые я не успела выкинуть.

От души выматерившись, Дима скомандовал:

— Неси таз с водой. Крови не боишься? Ну и отлично — будешь ассистировать! А заодно расскажешь, где нашла этот образец пыток на животных.

Когда на часах было без четверти третьего ночи, Дима заканчивал обрабатывать последние швы. Как я и предполагала, две лапы были сломаны, но весьма "удачно", как выразился мой ночной помощник, накладывая на них импровизированный домашний гипс, а на ребрах оказалось только несколько трещин (уж не знаю, как Димка на глаз это определил, может у него встроенный рентген, или это профессионализм?). И это всё, не считая синяков и гематом на местах с выдранной шерстью, цвет которой все же удалось определить — разно-серый. Досталось коту по полной программе. Но мой домашний ветеринар пообещал, что раз мы вовремя успели все исправить, то через пару недель кот начнет оживать. Ведь у кошек девять жизней. "Надеюсь, что эта у него первая", — подумала я, глядя на едва трепыхавшийся при вдохе бок кота.

Пока Димка собирался, я продолжала очень бережно оттирать своего — теперь уже своего — питомца от крови обеззараживающим раствором. Разделяя очередной сгусток запекшейся крови и шерсти в районе холки, я заметила небольшую рваную ранку, которую мы пропустили, сосредоточившись на более выраженных повреждениях.

— Дима, посмотри — здесь еще один шов нужен, — я приоткрыла часть кожи от шерсти.

— Откупоривай спирт, пока буду обрабатывать — проверь всего тщательней. Как зашью, еще раз вдвоем его осмотрим. — Дима взял смоченный тампон и стал протирать поверхность ранки. — А это что за... ? — он не договорил и потянулся за пинцетом.

— Что это? — двумя парами изумленных глаз мы уткнулись в маленький чип размером не больше сантиметра с несколькими тонюсенькими проводками, который Дима держал пинцетом. Я своим глазам после бессонной ночи могла не очень доверять, поэтому переспросила, — Дим, что это?

— Я тебе могу дать ответ как программист из анекдота, точный, но не объясняющий какого лешего эта хрень делает под кожей найденного тобой зверя.

— Я в школе проходила про окольцовывание птиц, но вот такого там точно не было! Кому могло понадобиться засунуть животному под кожу микросхему с проводами, пусть и миниатюрную?

— Может какие спецслужбы выводят таким образом котов-шпионов или котов— убийц? Ну, помнишь, как на войне дельфинов с бомбами учили обращаться.

— Дим, ты чего? Какие кото-шпионы? Он радиограммы в центр, по-твоему, мурлыкающей морзянкой передавать будет? Скорее очередные придурки возомнили себя учеными и какие-нибудь опыты ставили, или кто-то передавал так информацию — зашили в кота и перевезли через границу без проблем, к примеру.

— Может быть, все может быть, косметику ведь вроде тоже на животных тестируют, — Дима скинул чип в тарелку с кровавыми тампонами и продолжил обрабатывать рану.

Я аккуратно взяла чип и покрутила его. Такая маленькая штуковина, а наверное, сколько неприятностей может принести, все-таки инородный предмет в теле. В раздумьях я накрутила проводки от чипа на указательный палец левой руки, держа сам чип правой. Видимо это меня и спасло — тело резко тряхнуло как от электрического разряда, и я успела почувствовать боль, наверное, в каждой клеточке своего тела и судорожно выдохнуть, перед тем как рухнуть на пол...

* * *

Когда в первый раз он пришел в сознание, понял только, что его куда-то несут, а боль от правой лапы не давала даже просто думать.

Во второй раз шума листвы слышно уже не было, зато рядом раздавались тихие шаги, которые он слышал раньше, какое-то шуршание и возня, а также плеск воды. А еще был громкий шум от вентиляторов, такие обычно стояли в недорогих системных блоках. Но у тех тварей, он не хотел даже думать о них как о людях, звук был совсем иным, их техника была на порядок дороже. Это означало, что он находился в другом месте, но открыть глаза не мог, слишком больно было напрягать любые мышцы, зато шею перестал сдавливать металлический шнур.

Вслушиваясь в приближающиеся шаги, он понял, что они явно не принадлежат ребенку. Скорей невысокому... невысокой девушке, возможно занимавшейся танцами или гимнастикой, слишком специфичной была её ходьба, вряд ли заметная человеческому слуху.

Значит, девушка...

С женщинами, с двумя просто до ненависти богатыми одинокими дамами среднего возраста он имел опыт общения лишь однажды, успешно пройдя тесты в третьем секторе, что позволяло иметь прямые контакты за пределами лабораторий. Но тогда он был еще неокрепшим молодняком, поэтому досталось в основном двести четырнадцатому, которого потом отхаживали в лечебном секторе две недели. 214... У каждого из них были номера... За использование имени могли запросто запихнуть на шестой этаж, где особо непонятливых подвергали зомбирующему гипнозу. Эффект от этой пытки он видел дважды, когда их всех загоняли в одно помещение с бронированными стенами, а затем туда запускали подвергнувшегося гипнозу, с заряженным двумя патронами пистолетом. Обливаясь слезами, словно ребенок, он с ужасом смотрел за своей поднимающейся рукой, а затем, ровно через минуту, после того, как два тела, заказанные в ходе гипнотической операции, перестанут двигаться, сам падал замертво. Старшие говорили, что "так они сминают любые попытки к сопротивлению, ведь пострадаешь не только ты. А нас слишком мало, чтоб разбрасываться жизнью". А еще говорили, что так от них убирают слабых, такой вот жестокий, не человеческий, и тем более не звериный, естественный отбор.