Влад обернулся. Сначала он увидел массивный излучатель за поясом Дитриха, которого не было у Таугера, когда он уходил, а лишь затем — чешуйчатый хвост, торчавший над плечом десантника.

— Не надо, детка, не грей, — ответил Дитрих и бросил ношу на пол — картинным жестом охотника, притащившего в свою пещеру убитого мамонта, мелькнуло у Влада. Но это оказался не мамонт, а ящерица размером с коммодского варана. В оскаленной пасти Никитский насчитал три ряда острых зубов. В груди у монстра зияло сквозное отверстие с опаленными краями, в которое свободно прошла бы рука Тран Ле Чин. Влад покачал головой, оценивая размеры ящера, и сказал:

— На одном из соседних атоллов явно был ядерный полигон.

Но Дитрих его не слушал. Он стоял, смотрел на Транни и улыбался. Никитский вдруг осознал — и это было потрясением, большим, чем когда ученый понял, как доказывается Вторая теорема Тлайлеску — что Таугер не играл в "сурового охотника, добывшего пищу". Дитрих им был. Каменный топор в руках охотника сменился излучателем, в голову, помимо вдолбленных шаманом табу, вложили творчество классиков и приемы рукопашного боя, да и место для нескольких компьютерных чипов тоже там нашлось. Но сам мозг — и ведомый им охотник — не изменились за миллиарды лет с того момента, как Ева подарила Адаму первый смайлик. Первая женщина тогда еще не знала, что изобрела универсальную валюту, которой платит своему мужчине за то, что он был хорошим парнем — но парень повелся и стал хорошим.

Парень таким и остался.

А вот понятия добра и зла за прошедшее время успели неоднократно поменяться местами.

— Это же юй, — смеясь, сказала Транни. — Их нельзя есть.

— Запомни, — тоже улыбаясь, ответил Таугер. — Есть можно все, детка. Ты просто не умеешь их готовить. А я — умею. Вот сейчас поем, и примемся за дело. Найди пока кусок целлофана побольше.

Дитрих сел за стол. Тран Ле Чин придвинула ему котелок и принялась шуршать в стоявших у входа ящиках. Таугер принялся за еду, перебрасываясь с девушкой фразами на китайском. Транни отвечала ему.

— Мы здесь не больше месяца, — с интересом прислушиваясь, заметил Влад. — А ты уже выучил их язык...

— Я не учил, — ответил Дитрих. — Я скачал разговорник из архива Генштаба Великой Чистки. Тех фраз, которыми они обменивались при абордаже, хватило для идентификации. А что у тебя с рукой? Транни, ты его пытала, что ли? Твои соплеменники когда-то знали толк в таких вещах...

Девушка засмеялась, а Никитский сказал:

— Нет. Это производственная травма.

— Смотри, подойдет? — спросила Транни, вытаскивая из ящика длинный кусок пятнистого мягкого пластика. Судя по форме, это был чехол от гранатомета.

— Вполне, — сказал Таугер.

Он доел и со стуком отодвинул миску.

— Спасибо, — сказал Дитрих и чмокнул Транни в щеку.

Таугер взял нож и разрезал швы на чехле.

— На чем ты собираешься уплыть отсюда? — спросил Влад, наблюдая за его действиями.

— На каноэ, лодок у причала болтается до фига, — ответил Дитрих, не глядя на ученого. — Припасы позаимствуем...

— Я бы не рискнул переправиться на их каноэ даже через лужу, а до ближайшего берега миль пятьсот, — очень тихо сказал Никитский. — Хотя тебе, безусловно, виднее. Но как ты собираешься позаимствовать припасы и лодку? Островитяне же сейчас охраняют как зеницу ока, да и поисковые группы должны рыскать по всему острову... Им известно про наш дот, и я удивляюсь, почему здесь никого нет до сих пор?

Дитрих вспорол брюхо ящеру. Желто-черные внутренности вывались на пластик. Влад с трудом сдержал позыв к рвоте.

— Никто не помнит, где находится дот, — сказала Транни. — А с карт острова я его стерла, Дитрих научил меня, как сделать это и как пробраться к компьютеру... Так что не беспокойтесь, сюда никто не придет.

— Транни, посмотри, что у нас есть из специй, — попросил Дитрих. — И найди пустой бочонок.

Девушка задумчиво нахмурилась. Таугер распорол ножом шкуру от груди до самой шеи юя. Никитский вскочил, не в силах больше смотреть, как Дитрих свежует ящерицу.

— Я пойду, подышу свежим воздухом перед сном, — пробормотал Влад. — Посижу на полянке перед дотом, раз уж это безопасно...

Таугер поднял голову и тяжело посмотрел на Никитского.

— Дыши, — сказал Дитрих и прокрутил нож в пальцах. — Это и впрямь безопасно — я вокруг полянки силовое поле поставил, генератор тут был... Змея не проползет, крылан не пролетит.

Влад поморщился.

— Ты что, думаешь, что я хотел сбежать?

Таугер пожал плечами и вернулся к разделке добычи.

Никитский выбрался из дота, прислонился спиной к двери дота и некоторое время стоял так, унимая дрожь. В свете луны джунгли, обступавшие полянку, казались черными. Яростно благоухали цветы, названий которых Влад не знал, тоскливо кричали ночные птицы. Кусты дикого имбиря закачались — в зарослях двигался кто-то очень большой, скорее всего, родственник разделываемого юя. Никитский прошел по поляне, топча цветы мальвы. Полянка была небольшой и заканчивалась обрывом. В двух шагах от края в лицо Влада впились ледяные иголочки — граница колпака, охваченного силовым полем, проходила именно здесь. Никитский криво усмехнулся, отошел назад и сел на траву. Внизу была видна деревня островитян — в ней метались огненные точки факелов.

Влад вытащил из кармана скомканный листок с записями.

— Уксус и перец... Детка, а больше ничего нет? Что-нибудь, чтобы выгнать из мяса горечь.

— Я принесла с собой настойку из кореньев ти, но не знаю, подойдет ли она.

— Вот это будет в самый раз.

"Ну хорошо, допустим. Но что делать дальше? Взять разве это подмножество и..."

— Вот, а теперь руби филе на равные кусочки....

"Если размерность пространства многочленов от одной переменной степени не выше w равна w + 1, и тогда размерность пространства однородных многочленов степени 2 от трех переменных x, y, z равна 6. Это все уже давно известно, но вот вещественная размерность этого комплексного многообразия пространства, которую он тут берет...."

— А запасная циновка для Влада у нас найдется?

Влад потер глаза рукой и посмотрел на другую сторону обрыва. В темноте бесшумно двигалась цепочка факелов, но Никитский этого даже не заметил.

"Да почему тоже шесть? Должно быть четыре... Ошибки вроде нет, ну-ка, еще раз проверю".

— Сколько у тебя было женщин до меня?

— Много и ни одной... Перестань, Транни, я ведь тоже могу тебя стукнуть...

— Что это значит — много и ни одной?

— А то и значит. Ты — моя единственная женщина, Транни. Я хочу с тобой жить.

— Я тоже хочу жить с тобой. Мы будем жить в огромном городе, наш дом будет доставать до неба...

— Не. Здесь мы жить не сможем. Мы улетим отсюда, Транни. Там, далеко, нет моря. Только красная каменистая пустыня. И куча полезных ископаемых... И там ни одна сука не будет интересоваться, с кем я живу...

— Ты говоришь слова, которых я не знаю. Что такое "пустыня"? "Полезные иксопаемые"?

— А что такое "сука" ты знаешь?

— Я так поняла, это могущественное злое божество, которое может испортить нам жизнь.

— В самую точку, детка.

— Поцелуй меня еще раз.

— Давай лучше...

"Так вот зачем ему была нужна производная!"

Влад заплакал от радости.

На траву упал желтый прямоугольник света из открывшейся двери дота.

— Слышь, ты, Оппенгеймер во плоти, — услышал Никитский голос Дитриха. — Иди спать.

Влад перестал всхлипывать, вытер слезы рукавом, собрал листочки. Он касался их так, словно они были величайшей драгоценностью на земле.

И они — в тот момент — действительно были.

Земляне смогли вырваться в космос два века назад, почти сразу после Великой Чистки, когда была решена проблема с топливом для кораблей. Но корабли такого типа могли летать только в Солнечной системе. А в этих серых листочках из низкопробной бумаги, в этих закорючках, малопонятных для непосвященных, заключался способ достичь, наконец, других звезд.

Влад шел к доту, путаясь в траве. Перед его глазами мелькали иные солнца. Иные, удивительные миры с пышной, незнакомой растительностью. И — может быть — даже иные разумные существа, с которыми можно будет...

Перед его глазами встало лицо Су Вонга. Так мало похожее на человеческое — плоское, с рудиментарным третьим веком, видным в уголках глаз, широким носом. Влад вздрогнул и очнулся от грез. Перед ним чернели деревья, которых не осталось нигде больше на Земле, необычные и удивительные. Никитский ощутил аромат цветов, столь же прекрасных, сколь чудесен был их запах.

— Будет все то же самое, — прошептал ученый. — Все то же самое! К чему звезды, если...

— Ты чего там бормочешь? — грубо спросил Дитрих. — Считаешь, хватит ли Нобелевской премии на космическую яхту? Так прокурор добавит.

Подавленный Влад вошел в дот и молча растянулся на циновке. Транни уже тихонечко сопела в другом углу под кучей тряпья. Таугер выключил свет. В доте было душно. Страшно воняло мясо юя в бочонке. Волокна из рваной циновки кололи ребра.

"Этот каземат с протухшим мясом — это наша Земля", думал Никитский, глотая слезы. Но плакал он уже не от счастья. — "И это единственное, чего мы достойны".

Влада разбудили голоса. Он сел, щурясь от света. Рваное одеяло, которым его укрыла, конечно, Транни, сползло с ученого. Дверь дота была открыта, голоса — и аппетитнейший дымок от костра, на котором жарят шашлыки — доносились снаружи. Никитский поднялся и выбрался наружу.

— Доброе утро, — весело сказала Тран Ле Чин. Таугер поливал шашлыки из калобаши чем-то белым, подозрительно напоминающим молоко кокоса. Угли шипели. — Как спалось?

— Да как-то... не очень, — признался Влад. — Кошмары какие-то всю ночь.

— А так со всеми бывает, кто слишком много думает, — сказал Дитрих и протянул ему прут, на который вперемешку с плодами хлебного дерева были насажены кусочки мяса.

Никитский хмуро посмотрел на Таугера, но еду взял и присел на траву. Плоды хлебного дела, пропитанные кокосовым молоком, оказались хрустящими и сладкими, а мясо юя — в меру мягким, в меру сочным и острым. По вкусу мясо напомнило Никитскому утку в яблоках.

— Шашлыки вам определенно удались, Транни, — сказал Влад, прикончив последний кусочек.

Девушка протянула ученому еще один прутик и сказала Дитриху, все еще возившемуся над костром:

— Ты сам-то поешь.

Мяса в огромном ящере оказалось не так уж много — Таугер снял с мангала последний из импровизированных шампуров. Дитрих опустился на траву, поджав под себя ноги, взял миску и, обжигаясь, сдвинул в нее мясо и плоды хлебного дерева.

— Ну как? — спросила Тран Ле Чин у жующего Таугера. — Хоть прожарилось?

— Горячее сырое не бывает, — проглотив, ответил Дитрих. — А так нормально. Кетчупа только не хватает.

Влад меланхолично дожевывал свою порцию, глядя на подернутый туман склон на другой стороне обрыва. Вчерашние горькие мысли вернулись к ученому.

— Дитрих, — сказал он вдруг. — Там, слева от входа, надпись по-немецки... Как это переводится?

— "Ничего для них. Никогда", — неохотно ответил Дитрих.

— Я так и подумал, — мрачно сказал Влад.

Сборы не отняли много времени, и уже через полчаса троица спускалась вниз по узким горным тропкам. Влад думал, что им придется пробираться через джунгли, но Дитрих выбрал другой путь. Он повел своих спутников по прямо дороге, связывающей террасу, где островитяне высаживали таро и дыни, с деревней.

— Разве это не опасно? — спросил Никитский. — Мы можем здесь встретить кого-нибудь... Даже самого Мао Бэя!

Дитрих хмыкнул и ответил:

— Нет.

Таугер оказался прав — они никого не встретили на дороге за все то время, пока шли к деревне. Они добрались до крутого косогора, нависавшего над деревней. Тропа тут круто поворачивала вниз.

— Но это странно, — заметила Тран Ле Чин. — Здесь в это время должны ходить многие. И дым пахнет как-то не так...

Дитрих покосился на девушку, но промолчал. Тран Ле Чин осторожно раздвинула кусты над обрывом, чтобы посмотреть на деревню. Никитский подошел к ней, глянул через плечо.

Деревня горела в нескольких местах. Кое-где огонь уже погас, оставив черные обугленные проплешины на месте одиночно стоявших хижин. А в следующий миг Никитский понял, почему с пожаром никто не боролся. Обрыв был высотой всего метров пять-шесть, и Влад отчетливо различил черные язвы на лицах трупов, которыми были завалены улицы. Клумбу на центральной площади, где росли мальвы и еще какие-то тяжелые золотистые и яркие оранжево-алые цветы, названия которых Влад не успел узнать, огонь не тронул. Теперь она казалась венком на разлагающемся трупе прокаженного.

— Что здесь случилось? — пробормотал потрясенный Никитский.

Тран Ле Чин уже поняла, что. Девушка обернулась к Дитриху — тот стоял на обочине, дожидаясь, пока они насмотрятся.

— Но ты же говорил, что хочешь только вернуться домой, — мертвым голосом сказала Транни.

Таугер усмехнулся, но ухмылка получилась кривой.

— Белые люди всегда врут, детка, — ответил он.

— Но когда ты успел? — спросил Влад. — Ты же все время был с нами...

Он осекся, вспомнив вечернюю отлучку Дитриха.

— Ну, — сказал Таугер. — В тех ящиках хранилась не только тушенка, а еще кое-что, с гораздо большим сроком годности. Легко растворимое в воде, притом без вкуса и запаха.

В деревне был централизованный водопровод, и Дитрих об этом знал, как и Никитский. Дар цивилизации, от которого не смогли отказаться дети ханна, в конечном итоге и погубил их.

— Ты отравил воду! — воскликнул Влад.

— Ты умен не по годам, — заметил Дитрих. — Все, пошли на причал. Возьмем абордажный катер, он теперь все равно никому не нужен.

Они обошли деревню по задам — Таугер не хотел, чтобы его спутники смотрели на трупы. Но на один труп они все-таки наткнулись.

Су Вонг лежал на пороге хижины. Черная полоска запекшейся крови тянулась от угла раскрытого рта через подбородок и пятнала пол. Тело уже раздулось под лучами солнца, но еще не настолько, чтобы Влад не узнал своего ученика. "Я уже умер", подумал Никитский, глядя на обезображенный труп, в котором разлагались одни из лучших мозгов Земли. — "А это — ад".

— О господи, — воскликнул Влад. — И это все потому, что по какой-то ужасной случайности ты оказался на борту нашего корабля!

— Такие люди, как я, случайно даже в пизде не оказываются, — спокойно ответил Дитрих.

Транни шумно вдохнула, а потом понял и Никитский.

— Конечно! — воскликнул он. — Господи, это же элементарно! В каком-то районе со строгой периодичностью пропадают суда, всегда примерно одного тоннажа, всегда пассажирские. Только мартышки могли думать, что они смогут вечно развлекаться таким способом. Им надо было сидеть на острове и носа не показывать. Но они не могли. Генетика, мать ее... И в каком ты звании?

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓