Сумерки богов (Мв-8)

— А что, от них к нам еще есть перебежчики? Скорее, это похоже на провокацию от русской разведки.

— Он из города Лемберга. Его семья была арестована НКВД за связь с украинскими повстанцами, и он испугался, что его тоже сейчас арестуют. И не придумал ничего лучше, как перебежать к нам — и кстати, примерные данные по численности Первой танковой армии русских, это тоже его показания. Он утверждает, что будучи временно привлеченным к исполнению функции штабного оператора Первого Белорусского фронта, видел странный прибор, вроде планшета с картой, причем изображение было цветным, светящимся и двигалось!

— То есть как?

— Значки на карте двигались сами. Были еще клавиши, как на пишущей машинке, и еще какое-то устройство с проводом, которое свидетель затруднился внятно описать. Но при подведении отметки к значку, обозначающему дивизию, высвечивался текст с информацией — боевой состав, наличие запасов, даже фамилия командира. На приборе работал офицер НКВД, всегда сопровождаемый охраной, как сам командующий фронтом — в функции же оператора входило регулярно сообщать этому офицеру текущие сведения. Причем была возможность еще и разыгрывать предполагаемый ход битвы — что будет при каком решении. Свидетель слышал разговор, что якобы еще с прошлого года такие машинки применяются в ПВО, теперь решили попробовать и на суше. И весь прибор имеет вес и размер небольшого чемоданчика, легко переносимого одним человеком.

— Я слышал что-то подобное и у нас... Работы Цузе!

— Я консультировался с ним самим. Он пришел в возбуждение, заявив, что его "Z3" предлагался "толстому Герману", но было отказано, а теперь русские, оказывается, опередили! Теоретически счетная машина на такое способна — вот только она должна быть размером не с чемоданчик, а с несколько шкафов. Также устройством вывода информации может быть телевизионная трубка — но чтобы изображение было цветным? А сделать такой экран плоским невозможно в принципе. В то же время непонятно, зачем свидетелю лгать, такая игра полностью лишена смысла. Если же это правда... Тогда, оставив технические детали, можем лишь принять, что русские теперь превосходят нас и в управлении войсками. Я всего лишь полковник, герр фельдмаршал, но будь я на месте фюрера... Война на Востоке проиграна — спасением может быть лишь мир. Любой ценой!

В комнате повисло тягостное молчание.

— Насколько я понимаю, — наконец произнес Роммель, — и все крики Геббельса про "вундерваффе" — это тоже не более чем пропаганда. Это правда, что ефрейтор дозволял Манштейну применить химическое оружие?

— Правда, — кивнул Штауфенберг. — Но даже у Манштейна ума хватило... И есть еще одно обстоятельство: в русской памятке по защите от химии, переданной нам, было не только про зарин, но и про зоман, намного более убойный, но еще не принятый на вооружение, даже производства в промышленных масштабах еще нет. А русские, вероятно, уже его имеют? Тогда мне страшно, что в ответ начнет падать на наши города! А ведь ефрейтор вполне может додуматься "хлопнуть дверью" в самый последний момент — тогда русские не будут с нами ни разговаривать, ни брать в плен. Если в Германии еще останутся живые. Англосаксы ведь тоже не удержатся!

— Мы уже потеряли треть "цветущих возрастов", как французы в ту войну, — произнес доселе молчавший фон Квирнгейм. — Правда, с учетом попавших в русский плен. Сейчас в строй ставят семнадцатилетних, и ходят разговоры, что собираются снизить возраст еще на год, по крайней мере для ПВО. Это будет уже не война, а истребление германской нации. Надо завершать — что мы можем сделать реально? Я полагаю, герр фельдмаршал, что вы собрали нас не просто для абстрактного разговора?

Роммель посмотрел на фон Квирнгейма. И кивнул ему: "Ваше слово!"

— Я имел беседу с моим старым знакомым из русской военной разведки, которого я прекрасно знаю еще с 20-х годов, когда наши армии тесно сотрудничали, — начал Квирнгейм. — Не спрашивайте меня об обстоятельствах, достаточно, что я передам вам суть нашей беседы. Первое: русские не верят англосаксам, считая их вечными врагами любой России, хоть царской, хоть большевистской. Русские убеждены, что конец нынешней войны станет началом новой войны, войны между СССР с одной стороны и Великобританией и США с другой стороны. Второе: почему-то они уверены, что в этой войне танковые и воздушные армии будут только средством сдерживания, а главным оружием станет, как выразился мой знакомый, стратегическая триада — технологии, финансы, мировой рынок. Но тогда СССР никак не заинтересован в уничтожении научно-технического и промышленного потенциала Германии. Также им понадобится и наша военная сила — в качестве европейской шпаги. Естественно, все это подразумевает, что мы станем русским вассалом. Полный контроль за экономикой, политикой и вооруженными силами Германии сроком на пятьдесят лет; в дальнейшем контроль будет постепенно смягчаться — за это время, как они вполне справедливо считают, они накрепко привяжут Германию к себе. Альтернатива — наше уничтожение и как нации, и как государства. Поскольку русские категорически не допустят дальнейшего существования Германии в качестве врага — как сказал мой собеседник, "Две Великие войны за тридцать лет — это недопустимо много, и мы не хотим, чтобы еще через пару десятилетий наши дети опять погибали на фронте, сражаясь против вас". Естественно, нам придется заплатить за все, разрушенное нами в России — но как я сказал, русские совершенно не заинтересованы нас разорять и пускать по миру. И лица, виновные в военных преступлениях, как и вожди рейха, развязавшие эту войну, должны быть наказаны — это также обсуждению не подлежит. Лично мне русские условия кажутся вполне приемлемыми!

— Меня смущают размеры фольксармее, — заметил Роммель. — Всего пятнадцать — двадцать дивизий в армии мирного времени, хотя надо заметить, русские намного щедрее англичан и французов — нам будут дозволены и панцерваффе, и люфтваффе, и полноценный флот.

— Я задал этот вопрос герру Иванову, — ответил Квирнгейм. — Он ответил мне, что, во-первых, по их оценке, после потерь, понесенных Германией, это предел, который может позволить себе Германия в течение ближайших двадцати лет лет, во-вторых, после увеличения призывного контингента, размер фольксармее будет увеличен, в-третьих, на складах, находящихся под совместным контролем Советской армии и фольксармее, будет храниться мобзапас, достаточный для развертывания еще восьмидесяти дивизий.

— Весьма щедро с их стороны, — заметил Роммель. — Я бы согласился и на мобзапас, находящийся исключительно под русским контролем. Но давайте перейдем к конкретным делам. Отчего я собрал вас именно сегодня. На меня вышел мой знакомый по Франции, группенфюрер СС Рудински. Должен заметить, что Рудински совершенно не похож на эсэсовских мясников. Вообще, он человек необычный — этот человек одновременно и высококлассный оперативник, и превосходный следователь, своего рода Шерлок Холмс нашего времени. Герр Рудински сообщил, что ему известно о нашем заговоре, подтвердив эти слова материалами, вполне достаточными, чтобы все присутствующие предстали перед комиссией "1 февраля". Он заверил меня, что эти материалы будут немедленно уничтожены, равно как и агенты, донесшие на нас — чтобы стопроцентно гарантировать нашу безопасность — но при условии, что мы перейдем от бесконечных дискуссий к действию, поскольку времени осталось мало.

— Это не может быть провокацией? — спросил Квирнгейм. — Разоблачить заговор ради собственной карьеры.

— А смысл? — ответил Роммель. — Если он уже мог это сделать? Не предупреждая нас. К сожалению, все обстоит гораздо хуже. Помните, в прошлый раз мы чисто академически обсуждали последствия нашего нападения на одно очень маленькое европейское государство с очень большим правителем, представляющим Бога на земле? Так вот, Рудински сказал, что ефрейтор отдал такой приказ. Можете предположить, что начнется и в Италии, и по всей Европе?

— О, дьявол!

Капитан Юрий Смоленцев, "Брюс". Рим, 18-19 февраля 1944

Приплыли. Песец пришел. Значит, сейчас будем с него шкуру снимать, на шапку.

Судя по звуку мотора, там явно не грузовик, а легковушка. Хотя может быть и "Опель-блиц", полуторатонка размером с нашу "Газель", и отделение солдат в кузове. Но нет, когда десяток мужиков в подкованных сапогах прыгают на землю, было бы слышно, да и железом бы кто-нибудь лязгнул, и уж конечно, сержант бы команды отдавал. Если только там не волкодавы, по нашу душу — нет, такие и предупреждать бы не стали, вломились бы тихо и сразу, третий этаж всего, и крыша соседнего дома прямо перед моим окном.

И стучат не к нам, а к Маневичу! Ну да, мы же в гостиницу порознь заселялись: Этьен Лакруа отдельно, мы чуть после подошли. И вроде как уже здесь "познакомились", для постояльцев и персонала. Выходит, это Этьен чем-то прокололся, что им заинтересовалось гестапо? Неужели опознали? А мы вроде в стороне? Что ж, как раз для такого случая мы товарищу Маневичу и приданы.

Одеваемся как в казарме — за сколько-то секунд. И вываливаемся в коридор, изображая встревоженных соседей — эй, что здесь происходит? Скунс держит наготове "астру", хотя мы его предупредили — стрелять лишь в самом крайнем случае. Мы с Валькой выглядим безоружными. Вот только у меня в рукаве метательный ножик, уже готовый к броску, и еще кое-какой холодняк, могу выхватить в долю секунды. У Вальки то же самое, хотя он так кидать ножи не умеет, но в рукопашке всяк посильнее местных кадров. А дистанция, на которой здесь будем работать, очень мала.

Да, место действия забыл описать. Гостиница — не отель "Хилтон", а домик на шесть соток. На первом этаже стойка портье, зал-столовая, кухня и апартаменты хозяев, пожилой уже супружеской пары. Три этажа, узкая и крутая лестница — двоим с трудом разойтись. На втором и на третьем по четыре номера, коридорчики узенькие, пространства нет — драться тут, как в лифте. Таких маленьких гостиниц, ресторанчиков и кафе в Риме много — содержать их относительно дешево, а выручки хозяевам на жизнь хватает. Но сейчас существенно то, что стволы достать никто из тех двух хмырей уже не успеет.

Именно так (в книжках) выглядят агенты гестапо — кожаные плащи с поднятыми воротниками, шляпы надвинуты на глаза. Но вот сомнение у меня, точно ли немцы, рожами на римлян больше похожи — хотя могли и австрияки или южногерманцы быть. Трое нас на них двоих — и не учили вас в тесноте работать! Лопочут что-то по-итальянски, хотя и наглым тоном — просят, наверное, убраться и сидеть тихо, пока не за нами пришли. И чего вы на Скунса коситесь, придурки — вот что делает оружие напоказ, его считаете наиболее опасным! Вырубаю первого и успеваю еще помочь Вальке. Хлипкие какие — а ведь говорили нам, что агенты гестапо тоже обучаются рукопашке: работе кастетом, дубинкой, ножом, ну и конечно, "раз-два, руки за спину" — эти же и дернуться не успели!

В темпе затаскиваем тушки в номер, наконец появляется и Маневич. Оставляем Скунса вязать руки гостям, я на крышу, очень осторожно и бесшумно (перед сном еще проверил, не гремит ли железо, как и куда спуститься можно), Валька сначала к окнам, затем вниз. Легковушка стоит у самых дверей, пешком ходить ленитесь, придурки! И еще один хмырь бдит под окнами — за углом стоишь, тебя же шофер, в машине оставшийся, не видит! По водосточной трубе спускаюсь вниз — и этот тип появляется из-за угла. Как услышал? Но я успеваю присесть, и он в первые полсекунды меня не замечает, не сразу привыкает глаз со света под фонарем к полутьме дворика: человеческую фигуру бы различил, а какой-то комок ниже пояса, на земле? А следующей полсекунды у него нет. Выдираю пистолет из пальцев тушки — вроде живой пока, полчасика так проваляется, не меньше. Теперь могу и Вальке помочь — бегу к двери, за два угла поворот. Мда, а это уже перебор вышел!

— Бить неудобно было, — оправдывается Валька, — и он успел руку вниз дернуть, ствол хотел достать. Вот и вышло — в висок. Холодный.

Не было печали! Отчего я тех, наверху, и даже топтуна под окнами насмерть не бил? А подозрение возникло, что это никакое не гестапо, а ребята из ватиканской жандармерии. Для святых отцов, в их городе человека найти не проблема — а может быть, и проследили Маневича от церкви, хотя мы и смотрели, одного "топтуна" срисовали бы, ну а если сеть, когда несколько человек ведут, постоянно сменяясь? И если папа отнесся серьезно — то вполне мог приказать: "А доставьте мне этого немедленно, не дожидаясь завтра, когда он придет". И убивать насмерть папских людей — ну совершенно не поможет переговорам!

Запрыгиваю в машину, отваливаю тело шофера и гоню во дворик, от чужих глаз подальше — хорошо, с местной автотехникой научили обращаться. Запихиваем того, кто в отключке, на заднее сиденье, руки связав и пасть заткнув. И наверх — разбираться, кто ж это к нам пожаловал?

Не гестапо! Ксивы какие-то мутные, на итальянском. Маневич переводит, что такой-то является вольнонаемным агентом "народной милиции". И пистолеты — у агентов гестапо "Вальтер ПП" наиболее вероятны, или уменьшенная версия "ППК", или маузеры, не те, у которых ствол длинный и деревянная кобура, а компактные, с магазином в рукоятке, и такие делала фирма как полицейское оружие. А у этих — у двоих "беретты" тридцать четвертого года, стандартное оружие итальянской армии, у третьего "беретта" более ранняя, калибром 7,65, у четвертого вообще какой-то раритет, я даже опознать не смог, Маневич посмотрел и сказал, вроде "бриксиа", был такой у итальянцев в ту войну. Неужели и впрямь люди из Ватикана?

Хотя, а с чего бы ватиканцам так маскироваться? Ладно, могли в первый момент гестаповцами назваться, для впечатления или проверки. Но тогда у них и настоящие удостоверения должны быть, и возможно даже, гестаповские, если такая игра — а "народная милиция" тут при чем? Сейчас разбираться будем — и если будет больно, не взыщите, времени у нас мало, а информация нужна.

Между тем в гостинице нездоровое оживление, что нам очень не нравится. Появляется хозяин, сеньор Луиджи, поднятый ночным портье (весь персонал — это хозяин с хозяйкой, которые сами за стойкой вахту несут, еще паренек, какая-то их родня, им на подмену, и вроде на кухне еще кто-то), в коридор высовываются постояльцы, числом до десятка (тут полная демократия — хочешь, плати за весь номер и живи один, а хочешь, хоть вшестером, если в складчину). Чтобы пресечь любопытство, тычу сеньору Луиджи в нос жетон тайного агента гестапо (один из тех, что в Будапеште взяли) и с грозным видом приказываю, как чеховский герой, "не толпись и расходись по домам", все под контролем, и упаси боже после лишнее болтать. Хозяин отчего-то бледнеет и, тряся головой, клянется мадонной, что все осознал. Возвращаюсь к гостям.

Допрашиваем порознь, благо номеров два. Валька со Скунсом притаскивают из машины и третьего "гестаповца". Гости поначалу ведут себе нагло, и даже пытаются угрожать — но когда до них доходит, что жизни их, не говоря уже о здоровье, в данный момент стоят ну очень дешево, начинают давать информацию. Ну и картинка нарисовалась — даже Маневич такого не ждал!