Окончив церемонию, я водрузил свою задницу обратно на стул и, посмеиваясь про себя, стал наблюдать, как заметался Крылов. Столик был на четверых, стулья стояли напротив попарно. Де Голль сел лицом ко мне и полковник на секунду растерялся, не зная, какую принять сторону, но потом на лице его отразилась внутренняя решимость и стул был извлечён со своего законного места и установлен сбоку. Получилось, что от меня Николай Иванович расположился по правую руку, а от де Голля, соответственно, по левую.

Только у нас все уселись, как подскочил официант.

Хинкали. Две порции. Лука побольше. Бутылку "Хванчкары", — сказал я, даже не заглядывая в меню. Хоть в "Арагви" на каждой тарелке отнюдь не экономили, но мне вдруг отчаянно захотелось жрать. Наверное нервное, — и бутылку "Боржоми" сразу, — добавил я, подумав об этом.

У де Голля и Крылова процесс заказа занял больше времени, потраченного на консультации на французском, что мне показалось не слишком-то вежливым по отношению ко мне, но, увы, необходимым. В конце концов они заказали себе два комплекта надуги, чашушули, один лаваш на двоих и ещё бутылку "Саперави". Последнее меня несколько удивило, потому, что я вздумал сыграть роль стороны принимающей и от души угостить лягушатника любимым вином самого товарища Сталина. И что теперь? Мне свой "пузырь" в одно лицо пить? Я совсем не за этим сюда ехал, хоть водителя себе, на всякий случай прихватил. Или я с привередливым французским вкусом не угадал? Плевать!

Официант унёс пустую чашку из под кофе, вернулся с минералкой и одним гранёным стаканом, но тут же был послан ещё за двумя. Вот неудобно мне одному пить, когда такими голодными глазами смотрят! Когда положение было исправлено, я, без задней мысли, разлил "Боржоми" на троих.

Де Голль всё это время пытался начать говорить, но всё ему что-то мешало, то заказ этот, то беготня со стаканами. Когда же они наполнились, француз напрочь забыл о своих намерениях. Потянув носом и с огромным, ясно читаемым подозрением посмотрев на пузырящуюся жидкость он, без малейшего акцента (видно, плохому успели научить!), даже чуть злясь, спросил:

— Водка?!

— Ну, что вы, господин полковник! Какая в грузинском ресторане может быть водка? Только чача! И если следовать традициям грузинского застолья от начала и до конца, то сперва пить следует именно её! — сказал я, невольно рассмеявшись, — Но, поскольку мы собрались поговорить, а не предаться чревоугодию, то перед вами, всего лишь, минеральная вода. Уверяю вас, в плане благоприятного влияния на пищеварение, она чаче, а тем паче, водке, ничуть не уступит. Пейте на здоровье!

После моего выступления последовал бурный "обмен мнениями" на французском, причём де Голль, с упором, повторил одну и ту же фразу дважды.

— Господин де Голль настаивает, что он именно бригадный генерал, командир дивизии. Во избежание недоразумений он просит обращаться к нему именно таким образом, — скупо перевёл Крылов галльское многословье.

— Во избежание недоразумений, Николай Иванович, напомните господину полковнику русскую поговорку, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Вы тоже у нас комбриг, но это не делает вас автоматически генералом. Такового звания и полковнику де Голлю не присвоено, это факт, — сказал я, железно помня из "прошлого будущего", что на старости лет он так и получал полковничью пенсию. — Будет лучше, если мы не станем пускать друг другу пыль в глаза и станем строить наше общение именно на фактах.

Перевод моих слов поверг француза в состояние уныния, он тихо что-то пробурчал Крылову и напялил кепи, порываясь уже встать.

— Господин де Голль, — полковник Крылов, попавший между молотом и наковальней, дипломатично опустил воинские звания вообще, — сожалеет, что отнял у вас, товарищ генерал-полковник, время. Эта встреча была ошибкой.

— Куда это вы собрались? — отреагировал я немедленно. — Мне что, за эти ваши, как там их, чепушули, платить?! Полковник Крылов! Если вы подложите мне такую свинью, то клянусь, я буду рыть до самого дна, пока этот самозванный генерал и все, кто причастен к его побегу из лагеря иммигрантов и переезду в Москву, не отправятся на прокладку Тургайского канала на ближайшие лет десять-пятнадцать! Сядьте на место и будьте добры, как минимум, сожрать всё, что заказали!

Командир Балеарской бригады проникся и стал горячо убеждать де Голля, пока тот нехотя, но не запихнул своё длинное, нескладное тело обратно за стол.

— Пусть полковника успокоит тот факт, что если бы это зависело от меня, то я без колебаний присвоил бы ему звание не то что генерала, а целого маршала Франции. И это отнюдь не комплимент, а трезвая оценка морально-волевых качеств, — сказал я. — Стол у нас отнюдь не круглый, но это, надеюсь, не помешает нам воспользоваться примером легендарного прошлого. Предлагаю, чтобы избежать обид, обращаться друг к другу просто по именам. На равных. Предложение принимается?

Принимается ли такое предложение? Конечно принимается! Общаться на равных с командующим, если не сильнейшими, то одними из сильнейших бронетанковых войск в мире! Как можно отказать? Тем более, после прозрачного намёка на рыцарей круглого стола? Для романтичного в душе француза — это удар неотразимый. Или общаться на равных, с моей стороны, с де Голлем! В общем, официант с вином и бокалами подоспел весьма кстати. Наша маленькая компания сразу настроилась на конструктивный и, я бы сказал, даже позитивный лад. Но "французский" сценарий я, конечно, сломал, заставив собеседника играть по моим правилам и импровизировать. Любая его попытка вновь перехватить инициативу пресекалась мной на корню.

— Шарль решил встретиться с вами, поскольку ищет поддержки во взаимовыгодном для России и Франции деле, — начал было вновь переводить Крылов, но я его остановил.

— Коля, ну кто же в "Арагви" говорит сразу о делах? Это, как минимум неуважение к обычаям грузинского народа, к которому, напомню, относится и вождь Союза ССР товарищ Сталин. Мы же уважаем товарища Сталина?

Дождавшись неизбежного согласия, я тут же предложил за Иосифа Виссарионовича выпить, благо ресторанная кухня работала чётко и нам уже успели всё принести.

— Сперва надо оказать уважение собеседнику, спросить его о том, как живёт, благополучна ли семья, здоровы ли дети, — стал развивать я свою мысль. — Вот у меня, например, всё хорошо. Петька, сын, умудрился с коня навернуться, когда в Чапаева играли, руку сломать. Левую. Очень удачно! Потому, что не шею свернул, а перелом в школу ходить и учиться не мешает. Зато мешает озорству. А у вас, Шарль, где сейчас семья?

— В Комсомольске-на-Амуре в лагере переселенцев. Условия жизни там спартанские, но это много лучше, чем в английском лагере военнопленных, куда нас бросили вместе с жёнами и детьми, — ответил через переводчика де Голль. — По крайней мере, нет колючей проволоки и охраны с собаками и пулемётами. Кстати, местные собаки очень дружелюбны и многие вообще не лают. Анна, моя младшая дочь, от них в восторге. Во время наших злоключений, в английском лагере и во время плаваний по морям, она очень ослабела и мы боялись за её здоровье. В России же, став общаться с животными, она пошла на поправку не по дням, а по часам. Особенно Анне нравится кормить белок. Вы видели когда-нибудь белок? Это чудесные создания! Ни к кому не идут, кроме Анны. Если она одна, то прямо по рукам, по голове прыгают! У неё самой получается их в руках держать и гладить, чего никогда прежде не было! — синхронно переводил Крылов болтовню француза, который, заговорив о семье, особенно о дочери, никак не мог остановиться.

— Анна больна монгольским идиотизмом, — успел вставить в качестве пояснения морпех.

— Чем? — переспросил я, сильно удивившись.

— Монгольский идиотизм. Болезнь Дауна, — громче сказал Крылов, что вызвало новую волну словоохотливости француза. Оказалось, что кроме его соотечественников, составляющих малую часть населения Комсомольского лагеря иммигрантов, там же проживало множество японцев, корейцев и китайцев, среди которых он ни разу не видел подобного. Несмотря на то, что "пропускная способность" лагеря была велика. Французы жили там всего полтора месяца, а азиатское его население (которое, в отличие от европейского, было куда депортировать в случае чего) успело смениться три раза.

— Да, к монголам эта болячка не имеет никакого отношения. Вернее, такое же, как и ко всем остальным, — поддержал я беседу. — Однако, я бы поостерёгся девочку отпускать в лес одну. Там не только белки обитают, но и уссурийские тигры.

— Далеко там никуда не уйдёшь, мороз и снег держат людей лучше всякой охраны, — грустно усмехнулся француз.

— Но вы же сумели оттуда до самой Москвы добраться?

— Оттуда мы просто на машине выехали, — сказал Крылов, не дожидаясь ответа, собственно, де Голля, — на КПП даже не досматривают. До города два десятка километров по просеке в тайге, пешком не пройдёшь в лёгкой одежде. На машинах же, только те, кто надо, ездят.

— Интересно, Николай, какой интерес у советской морской пехоты к нашему гостю?

— У морской пехоты — никакого, — честно признал Крылов и начал объяснять. — Понимаете, Семён Петрович, родственники... Я вот на Родину вернулся, а брат двоюродный не захотел, или побоялся, во Франции остался. Но общаемся, письма пишем. И у многих других, кто вернулся, точно также. У кого сёстры за французов повыскакивали, у кого тётки, у кого родители ехать сюда не захотели, по разному. Но связи остались. И вот, после того, как "Свободную Францию" бросили за решётку, у неравнодушных к этому движению граждан республики на оккупированной немцами территории, не осталось никакой связи с руководящим ядром в Англии. Тогда они вышли на нас через родственников, среди которых тоже есть члены "Свободной Франции" с просьбой таковую связь организовать. За кое-какую плату, разумеется. Что и было сделано по линии военно-морских атташе. Также был организован выкуп французов и переброска в Североамериканские Штаты. Потом и к нам. Вот так. Генерал-адмирал Кожанов просил передать вам, что господин де Голль чрезвычайно важен для Разведотдела Главного штаба РККФ. По созданному каналу из Франции идёт чрезвычайно важная и наиболее полная информация за всё время работы по этой стране. И финансовые средства понемногу тоже.

Вот значит как. Красный флот качает сведения из Франции и ещё за это деньги берёт, хотя полагается совершенно иначе. Деньги и информация всегда движутся в противоположных направлениях. Но из любого правила есть исключения.

Пока я переваривал услышанное, полковник Крылов уже успел ввести в курс нашей беседы француза.

— Шарль, а почему вы не остались в Соединённых Штатах, которые ведут с немцами войну? — спросил я "в лоб", — Почему приехали в СССР, имеющий с Германией договор о ненападении? Даже более, на уровне государственной доктрины, отвергающий любые войны?

— Мы были намерены проследовать в карибские колонии, освобождённые от преступного режима Петена американцами, дабы оттуда начать новый этап борьбы за освобождение Родины, — с пафосом, даже не сказал, а продекламировал, явно заученный ранее текст, де Голль, но потом продолжил обыденно, грустью. — Увы, американцам оказались не нужны союзники-французы. Они были согласны видеть в нас лишь туземных управляющих СВОИХ владений. И саму Францию Рузвельт, очевидно, намерен обратить если не в колонию, то полностью зависимую от САСШ страну. Из-за принципиальной разницы позиций договориться не удалось. И мы были вынуждены вновь бежать, чтобы опять не оказаться за колючей проволокой. На сей раз — американской. Вариантов, по большому счёту, у нас не было. Страны Латинской Америки как союзники в борьбе бесполезны. Все иные державы являются явными или скрытыми врагами Франции. Оставалась только Россия. К тому же, память о недавнем братстве по оружию в Первой Мировой войне в сердцах французов ещё свежа.

— О, Шарль, вы не представляете, как хорошо с памятью у русских! — поддержал я вдохновенную концовку речи де Голля. — Город, где мы сейчас ужинаем, столица России, в 1812 году был разграблен и сожжён наполеоновскими мародёрами, которые почти все остались лежать в нашей земле по опустошённой ими же Смоленской дороге. Замечу, что когда Русская армия тремя годами позже вошла с ответным визитом в Париж, она не стала грабить и убивать всех подряд, в том числе, раненых, не устроила пожара и не ободрала всё золото в храмах, как дикие европейцы. А ещё мы помним, как охотники-камчадалы с матросами одного только фрегата и горстью солдат вышвырнули десант, пытавшийся захватить Петропавловск. А какого рожна, Шарль, вам понадобилось в 1853 году под Севастополем, а? Кстати, напомнить тебе, дорогой друг, чем закончилось наше с вами "братство по оружию во время Первой Мировой войны"? Оно закончилось интервенцией, на которую вы решились уже в декабре 17-го года, когда мы, несмотря на смену правительства, всё ещё были союзниками! Подумали, что Россия ослабла и самое время её поделить? А что делали лично вы, Шарль, француз, в рядах польской армии в 20-м году, когда пшеки оторвали от России добрую половину Белорусских и Украинских земель? Я, кстати, тоже бывал у вас. Не в самой Франции, а в Бизерте, забирал кое-что, что вы никак отдавать не хотели. Так себе городишко. А как вы, французы, предали, сначала чехословаков, а потом и поляков, толкнув их, при этом, на войну с нами? Спасибо вам, кстати, за танковые транспортёры "Берлие", очень мне пригодились! Так что, дорогой друг, давай не будем трогать историю и сосредоточимся на текущем моменте! Какое у вас ко мне дело?

Устроенные мной этим вечером эмоциональные "качели" окончательно вывели француза из душевного равновесия. Он на глазах впадал в уныние, ещё большее, чем прежде. Правда, смыться уже не порывался.

— Шарль сказал, что люди, рекомендовавшие обратиться именно к вам, по видимому, сильно ошиблись...

— Бросьте, дружище! Неужто вам сказали, что я в лепёшку расшибусь ради первого встречного европейца? По мне, так Господь Бог создал ваши дикие варварские народы, не умеющие жить иначе, кроме как паразитируя на других цивилизациях и грабя их, в наказание Человечеству. Вас всех, людоедов, надо просто стальным забором под током обнести, чтобы сожрали друг друга, как крысы в железном ведре. Что, собственно, и происходит. Европейская экспансия на Человечество, к началу 20-века достигла естественных пределов и открылся конкурс на "крысиного короля". Две мировые войны за неполные полвека! Браво! Надо объяснять, почему СССР, выстроив собственную несокрушимую защиту, всячески избегает лезть в ваши дрязги? Но увы, несокрушимость барьера ясна лишь людям вменяемым, а безумные европейцы к таковым не относятся. Поэтому я спрашиваю, какое у вас ко мне дело и что вы можете предложить?

— Я не позволю так оскорблять мою Родину! Франция — великая страна, давшая миру... — де Голль, в запале, вскочил таки на ноги.

— Ооо?! Неужели, наконец таки, дуэль? — рассмеялся я, не дослушав перевод Крылова. — Как в старые добрые мушкетёрские времена? Знаете, задолго до ваших трёх мушкетёров с Д'Артаньяном, у нас уже были три богатыря. И вот, повздорил как-то один из них, Илья Муромец, с вашим гасконцем и тот вызвал его на дуэль. Д'Артаньян подошёл к Муромцу и начертил у него на груди крестик, сказав, что именно в это место нанесёт удар шпагой. В ответ на это, Илья попросил своего секунданта, Алёшу Поповича, обсыпать соперника мелом, сказав, что сейчас Д'Артаньяна булавой отделает!