Мы встретились случайно...

Если бы в тот день Келегорм не поссорился со своим братом Куруфином, история Средиземья пошла бы по определенному Профессором пути ...

Однако, лорды Химлада все-таки поссорились ... Почти без повода ...

Келегорм приводил в порядок свои волосы ... Он осматривал себя в большом зеркале со всех сторон, а Куруфин широкими шагами ходил по зале и возмущался ...

По существу — Куруфин возмущался всем и всегда. Если их брат Карантир часто взрывался яростью, и долго переживал обиды, настоящие и мнимые, если сам Келегорм быстро обижался, и быстро же перегорал — то Куруфин всегда находился в состоянии неуправляемой злости.

Недаром Куруфин прозван был Атаринке — он был похож на Феанаро, но похож так, как бледная тень из Мандоса на живого полнокровного Эльда. Наверное поэтому он и поддерживал в себе этот гнев, похожий на отцовское мощное пламя духа, как отблеск Итиля на свет Анары ...

Келегорм имел неосторожность подумать об этом не закрывшись аванирэ. Неуравновешенность брата — надо сказать любимого брата — начинала ему надоедать. Ну, а для Куруфина этого было вполне достаточно.

— Я поеду в Таргелион сам! — Воскликнул он, — и возьму с собой Тьелпе! Если ты не желаешь принимать всерьез мои слова ...

Келегорм только хмыкнул. Ежедневные разговоры о том, что их обделили землей и властью, давно ему приелись. Пылкий духом Турко однако смирился с тем, что Верховным Королем Нолдор зовется ныне Нолофинвэ (впрочем, если не Феанаро, то не все ли равно ...), что они с братом соправители Химлада (когда даже Карантир правит Таргелионом самостоятельно), и что у Третьего Дома больше земель, чем у Первого со Вторым вместе взятых.

Одним словом — Куруфин отправился в Таргелион без старшего брата ... В сопровождении сына, который мечтал посмотреть на знаменитое озеро Хеллеворн и побывать в гостях у гномов.

Не прошло и недели — а Келегорм уже заскучал ... Он никогда не расставался с Атаринке так надолго.

Однако депрессии скоро был положен конец ...

— Милорд, — доложил как-то погожим утром вестовой-авари, — прибыла леди ... Красивая, как лепесток вишни ...

Келегорм никак не мог приучить вестового докладывать коротко и по существу. Однако замечания не сделал — так заинтересовался гостьей ...

— Она синдэ или нандэ? — Поинтересовался лорд Химлада, искоса взглянув в любимое зеркало.

— Леди из голодрим, и она прекрасна, — ответил вестовой.

Нолдэ ... Отлично ... Келегорм расправил плечи и велел

— Проси в зал ... Я иду ...

Леди очевидно уже успела переодеться с дороги — Келегорм еще с порога увидел ослепительно белое платье незнакомки. Затем эллет обернулась, и Феаноринг увидел знакомое лицо ...

Как Куруфин был тенью их отца Феанора, так Арэльдэ, дочь Нолофинвэ, напоминала своего отца — лицом, слишком прямой осанкой, ледяным взглядом серых глаз ... Впрочем Турко знал — глаза эти изредка теплели ... Причем очень часто в его присутствии.

Визита кузины Келегорм не ожидал. Ему было известно, что Арэльдэ пребывает в Гондолине — потайном граде, который ее брат Тургон выстроил по приказанию Валы Ульмо. Турко в сказочку о явлении Валы не верил, и всегда считал, что из трех братьев-Нолфингов двое отважных, а третий — трус.

А вот что привело в Гондолин Арэльдэ, которая была такой же отважной, как и ее брат Фингон?

Впрочем — Келегорм был бы последним, кто расспрашивал бы об этом леди Арэльдэ. Но, конечно же, первым — кто окружил ее вниманием и почтением.

Жить в Химладе стало намного интереснее ... Леди дала возможность Келегорму отдохнуть от многих забот — в том числе вскакивать ранним утром, проверять стражу, разбирать провинности дружинников ... Воинство смену власти восприняло в основном спокойно — те, кто попробовал роптать, говорили потом, что они привыкли к пылкого гневу Феанаро и рода его, а нервен просто леденила их пренебрежением. Турко отвсего сердца наслаждался бездельем и охотой, на которую он выбирался опять таки вместе с Арэльдэ.

Немногословная, как все Нолфинги, Арэльдэ почти не рассказывала родственнику о жизни в Гондолине. Турко, однако, понял — ей не нравился не сам Гондолин, а душная атмосфера страха в закрытом граде, семь поясов стен, строгие запреты на вход и выход ... В Виньямаре, у моря, у нее были покои окнами на запад, и она слушала шум морских волн. В Гондолине же из всех окон были видны только горы — восьмая стена сокровенного города.

Она уехала из города, как только дочка Тургона подросла настолько, чтобы обойтись без попечения родственницы. И почему-то — Турко боялся даже представить себе почему — отправилась в Химлад, а не в Дор-Ломин, или в Барад-Ейтель. О своем путешествии леди рассказывала скупо, однако Келегорм зашипел от ярости, услышав, что воины Тингола не пропустили королевну с небольшим сопровождением через Дориат.

Арэльдэ отстала от сопровождающих у Эред Горгорат. Келегорм знал те места — там обитал некий древний ужас, странствующие нандор падали в обморок при попытке рассказать о нем ... Порой там исчезали неосторожные эльфы ... Просто исчезали без следа. И именно этот путь дориатские пограничники указали хрупкой девушке ...

И она одолела его. Одна ...

Они поссорились просто потому, что не могли не поссориться. Слишком разными были эти двое ... Разъяренный Келегорм кричал так, что его было слышно во дворе замка ... Он вспомнил королевне и ее отца, ныне Верховного Короля, вопреки роду Феанаро, и труса-брата, и то, что она сейчас командует его воинами так, будто она и есть Нолофинвэ ...

Она не выбежала, а вышла широким спокойным шагом. А когда Келегорм наконец отдышался и бросился искать госпожу Арэльдэ, вестовой доложил, что леди вскочила на своего вороного и помчалась из твердыни прочь.

Хорошо, что рядом с охотником-Феанорингом всегда был Хуан ...

Турко бы направил своего коня на запад, подумав, что леди отправилась в Хитлум ... Но Хуан упорно вел совсем в другом направлении — к лесу Нан-Эльмот.

Лес, пропитанный древними чарами, сопротивлялся, не пускал ... Но Феаноринг упорно пробивался вперед, несмотря ни на колючки, ни на изорванную одежду. Он дремал под звездами, положив голову на теплый бок Хуана, а рядом тревожно фыркал его конь ... Он долго блуждал ...

Хижина была защищена чарами ... Кроме простой защиты, которой пользовались нандор, и которая не могла остановить нолдо из Валинора, Турко почувствовал и нечто другое ...

Любовные чары ... Ими был пропитан воздух ... Келегорм увидел дворец, улыбающихся эльфов-челядинцев, превосходно обставленные залы ...

За столиком, застеленным вышитой скатертью, сидела она и высокий красавец-синда, который весь словно светился нежностью ...

Синда рассказывал Арэльдэ о любви, страстной и чистой, как звезды над Нан-Эльмотом, и леди слушала, и ее глаза, глаза нолдэ из Амана, которые и так сияли как две звезды, лучились теплым светом, так не похожим на привычный жесткий блеск ...

И Турко повернул бы прочь, поняв, что опоздал ... повернул бы ... если бы не Хуан.

— Хозяин, — прорычал пес, — взгляните на это моими глазами ...

И Феаноринг посмотрел ... И ужаснулся.

Избушка была неухоженной и грязной, вторая дверь открывалась прямо в кузницу, вместо улыбающихся эльфов прислуживали за столом небольшого роста гномы с довольно таки злобными лицами. Синда не превратился в чудовище, нет, но согнулся, сгорбился, почернел лицом.

И не любовь пылала в его глазах — а злоба и торжество. Он говорил о своей ненависти к Нолдор-братоубийцам, о том, что отомстит, заставив дочь Финголфина прислуживать себе ... Что она родит ему сына, которого он воспитает врагом ее народа ...

И в ярости Турко выхватил меч ...

Келегорм навсегда бы потерял свою даму, если бы зарубил перед ее глазами Эльфа, которого она считала нежно влюбленным ... Перед которым уже начинала открываться холодная, девственная лилия ее фэа ...

Хуан толкнул хозяина сзади — и отчаянный удар разрубил пополам стол из почерневших досок ...

Они вскочили из-за стола оба — синда и Арэльдэ, и эльф бросился к стене, на которой висел меч великолепной — как сразу определил сын Феанаро — работы.

Но Арэльдэ уже опомнилась ... И поняла.

— Забери меня отсюда, toron, — обратилась она к Келегорму, — со мной за столом сидела моя смерть ...

И Келегорм вывел ее на заросший травой дворик, разогнавши челядинцев-гномов, но синда выбежал за ними, держа в руке меч.

— Его зовут Эол, — прошептала Арельде, — он говорил, что меня любит ...

— Он говорил неправду, — ответил сын Феанаро, — это я люблю тебя ...

И эльфы скрестили мечи под звездами Нан-Эльмота, и Эол все время ругал Келегорма братоубийцей и завоевателем, а сын Феанаро дрался молча, и лихорадка в его крови медленно уступала место холодной ярости.

Он ранил эльфа, которого звали странным именем Эол, но не стал добивать — потому что рядом стояла Арэльдэ, в глазах которой было омерзение, но и жалость тоже. К тому же Келегорм знал — злосчастный Эол будет страдать в этом мире больше, чем в Мандосе.

Потому что Арэльдэ никогда не будет принадлежать ему ...

Турко вспомнил, что в Законах,которые сотворили для эльфов Валар, будто бы не одобрялись браки между близкими родственниками.

Но конь его уже мчался равниной Химлада, Арэльдэ дремала в его объятиях, рядом ровно несся Хуан, а сзади слышался топот копыт вороного коня Арэльдэ, который бежал за ними.

— Впрочем, — сказал лорд Химлада тихо — здесь не Аман, здесь Белерианд ... Валар поблизости нет, а у Моргота я не буду спрашивать разрешения ...

— Но позволю ли я? — Прошептала Арэльдэ.

И Келегорм вместо ответа осторожно коснулся устами уст королевны, а когда не получил сразу пощечину, то понял — позволит...

* * *

На двадцатый день осады Келегорм понял, что крепость ему не удержать ...

Орки как всегда брали числом — и ныне Турко казалось, что на штурм Аглонова прохода брошены все силы Ангбанда.

Ночью воины слышали рев дракона, и руки нолдор крепче сжимали мечи и луки в готовности к славной гибели, однако тварь так и не появилась ...

Храбрецы, которые выбирались на разведку потайным ходом, доложили, что гигантский змей прошел на восток ...

Восток ... Майтимо... Макалауре ... Карнистир ... Куруфинвэ ...

На западе горело небо, но это был не закат. Черный дым пылающего Ард-Галена стлался горами, забивал дыхание. Эльдар постоянно терли покрасневшие глаза и тяжело кашляли. О судьбе воинов — защитников Ард-Галена, которыми командовали Айканаро с Ангарато, вслух не говорили.

Рингарэ в этом году выдался холодным — и неистовый огонь вокруг не спасал от мороза.

Арэльдэ, как истинная нэрвен, оценивала ситуацию не хуже мужчин.

Они планировали оборону и отступление вдвоем — Куруфинвэ в Химлад так и не вернулся. Правда, он соизволил прибыть на свадьбу брата — но лишь потому, что так приказал Майтимо, единственный, кого Атаринке слушался, кроме погибшего отца ...

Свадьба ... Турко казалось, что это было так давно .Празднично убранная крепость, за столами — цвет нолдорской знати . Нолофинвэ во главе стола — Келегорм впервые смотрел на Верховного Короля не с родовой неприязнью, а с любовью .

Ведь черты лица Верховного напоминали ему о Арэльдэ ...

Искрящийся весельем Фингон Астальдо .Майтимо рядом с другом и спасителем — непривычно ласковый, с тихой улыбкой . Макалаурэ поет так, что птицы садятся ему на руки, завороженные пением и музыкой. Карнистир — о чудо — сидит рядом с Ангарато и мирно с ним разговаривает. А Артафиндэ, лорд Нарготронда, обсуждает с Куруфинвэ проблемы произношения слов языка кгуздул, и Атаринке — о Валар — даже забыл о том, что на повелителя Западного Белерианда нужно смотреть орком и завидовать ему ...

Все вельможи нолдор посетили тогда твердыню счастливого Келегорма. Даже Артанис, которая недолюбливала Феанорингов, и та примчалась из Дориата с пышной свитой и охапкой подарков для дорогой кузины.

Артанис же поведала Келегорму под большим секретом о происхождении Эола, который, оказывается, был в ближайшем родстве с дориатскими вельможами. Однако заколдованный лес Эол покинул давно — из-за недостатков характера и приступов неуправляемой ярости.

— С гномами он хорошо ладит, — шептала Артанис на ухо жениху кузины, — однако не может ужиться с родственниками. Поэтому и отправился в Нан-Ельмот. Хорошо, что ты забрал оттуда Арэльдэ — она ему не пара.

Келегорм посмотрел на своего брата Куруфина, который тоже лучше ладил с гномами, чем с эльфами, не говоря уже о недостатках характера и приступах неуправляемой ярости, и впервые подумал о том, что у нолдор и синдар все таки много общего.

И действительно — после свадьбы, когда гости разъехались, а атмосфера дружбы и приязни развеялась, Атаринке снова отправился в Таргелион .

В Таргелион, в сторону которого сейчас двигался дракон ...

Келегорму сейчас было скверно и без дракона. Орки уже преодолели два пояса стен, и защитники Аглоновой Твердыни защищали ныне центральную башню, которая к счастью имела потайной выход.

Турко благословлял мысленно неистового Майтимо, который лично проверял строительство крепостей и настоял на том, чтобы из башни к лесу был прокопан тоннель. Он, Келегорм, тогда еще осмелился противоречить, заговорил о том, что наличие пути к отступлению ослабит оборону. На что Руссандол ответил довольно резко: "Для нолдор в Мандосе спасения нет"

Оказаться перед Судьей Намо после Клятвы и Альквалонде Турко не хотел. Как не желал и попасть в Морготовы лапы. Поэтому сейчас он отдал приказ отступать, объявив, однако, что останется с небольшим отрядом прикрывать отход.

Остальное воинство из гибнущей твердыни должна была вывести Арэльдэ.

Турко едва нашел время, чтобы поцеловать жену и посмотреть — может последний раз — на милое личико сына.

Они долго не решались иметь детей — Арэльдэ что-то беспокоило, раз она обмолвилась, что ей снятся плохие сны, и она боится, что ребенок будет похож на Эола, которому удалось чародейством прикоснуться к глубинам ее духа.

Если бы не это — их сын уже был бы юношей. А так — Аракано Фингол, родившийся за год до войны, мирно дремал в перевязи за спиной у матери.

Финголом дитя назвала Арэльдэ — как раз тогда твердыне гостил Астальдо. А Келегорм дал сыну имя Аракано, в честь погибшего младшего брата жены. Поскольку же Аракано было материнским именем Нолофинвэ — то многие подумали, что Феаноринг решил подлизаться к тестю. Что ему и высказали Куруфинвэ и Карнистир в гневных письмах из Таргелиона.

Но Келегорм вспомнил радостную улыбку Арэльдэ, когда он произнес вслух эпессе сына, и даже не ответил на письма.

И вот теперь они вынуждены расстаться — может навсегда. В милосердие Судьи Намо Турко не верил.

Он держал оборону еще трое суток. Воины бились с бешеной отвагой и гибли без слова жалобы — ведь с Арэльдэ выбрались из горящей крепости и их близкие. А оркам нужно было доказать, что твердыню, как и прежде, есть кому защищать.

Наконец, когда при особе лорда осталось всего лишь полтора десятка эльфов — Нолдор и Авари, а так же верный Хуан, Турко скомандовал идти на прорыв — а скорее на почетное самоубийство.