Аррекс

Аррекс.

Пролог.

Молодой, но уже довольно крупный олень напряженно нюхал воздух. Это место было ему хорошо знакомо. Он часто приходил сюда на водопой или в поисках самки. Но сегодня нечто изменилось. Лесная тишина не нарушалась ни единым посторонним звуком, однако что-то неуловимое беспокоило зверя, не давая расслабиться и насладится свежей прохладной водой из располагавшегося совсем неподалеку чистого лесного пруда.

Уши животного дрогнули. Внезапно прямо перед ним в каком-то десятке метров в воздухе возникла слепящая огненная воронка. Вихри обжигающего инородного пламени злобно заревели и исторгли из себя сгусток непроглядного мрака. Олень издал испуганный рев и опрометью кинулся в чащу. Инстинкт гнал зверя куда подальше от вдруг ставшей внезапно такой жуткой и чуждой поляны.

Огненная круговерть тем временем угасла, оставив после себя огромное выжженное пятно в густой лесной траве. В самом его центре матово мерцал непроглядный сгусток первородной тьмы своей формой похожий на небольшой саркофаг. Однако и он постепенно рассеялся, истаяв без следа и открыв взору совсем крошечное покрытое глянцевитой черной коростой тельце новорожденного мальчика. Жалобный вой полный жуткой, поистине непереносимой боли даже отдаленно не напоминающий человеческий прорезал воздух, и лесная чаща тут же огласилась разномастными звериными голосами, в которых явственно звучал испуг и... скорбь? Мир встречал в своих пределах новую сущность.

Часть первая. Владыка Тьмы.

Глава первая. Бродячий цирк.

-Мясо протухло... — Худощавый седой мужик средних лет брезгливо отшвырнул от себя небольшой розовый шмат свиного окорока. — Придется зверям скормить... Жрать совсем нечего стало... Слышь, Тфим, может у тебя чего найдется? — повернулся он к плотному коренастому мужчине с внушительными залысинами. Оба сидели на козлах одной из довольно больших повозок неторопливо ехавших по ухабистым колдобинам имперского лесного тракта. — Знаешь ведь, в долгу не останусь.

-Ага, размечтался... — Насмешливо сплюнул названый Тфимом. — Уже с неделю мотаемся по здешним лесам без нормальной кормежки. Скоро ноги протянем... И о чем только хозяин думает. Звери вот-вот дохнуть начнут. Пардусов кормить нечем. А без хищников доходы сильно упадут, попомни мои слова. Половину труппы потеряем.

-Не каркай. — Оборвал товарища седой. — Хозяин чай не дурак, знает что делает. Завтра должен уже быть Орроу. Вот там и разживемся припасами... — Мужчина мечтательно умолк. Мысленно он уже пировал в трактире и щупал тамошних дородных подавальщиц, которые и сами не прочь были при случае познакомиться поближе с загадочным странствующим артистом...

-Если к тому времени с голоду не окочуримся... — Хмуро проворчал Тфим. — Тебе хорошо, поводил своих зверюг перед толпой на радость почтенной публике и отдыхай, а нам, жонглерам, сытная еда как воздух нужна чтоб свое дело справлять.

-Дык, а ты своими запасами пробавляйся. — Хохотнул седой, указывая на довольно внушительное брюхо Тфима. — И как ты только с таким пузом свои булавы вертишь... Я эвон худой как щепа и то не жалуюсь.

-Много ты понимаешь... — Обиженно проворчал жонглер. — В нашем искусстве верный глаз и твердая рука важны. Не знал бы я дела, меня бы хозяин уже давным давно бы взашей вытолкал.

-Это да. — Не стал спорить седой. — У Аро не забалуешь. А о пардусах не твоя забота. Я свое дело знаю не хуже твоего.

-Привал. — Коротко скомандовали на передней повозке, и телеги остановились.

-Здесь и расположимся. — Зычным уверенным голосом произнес дорого одетый дородный чернобородый мужчина лет сорока с длинным хлыстом на поясе. — Зверей напоить, накормить и как следует вычистить. Завтра мы прибудем в Орроу, животные должны быть готовы к представлению. Потом можете отдыхать.

-Хозяин, мясо почти закончилось. — Виновато пробасил седой смотритель зверей. — Боюсь, пардусам его не хватит.

-Мяса должно было хватить ровно до Орроу. — Жестоко усмехнулся чернобородый. — Если, конечно, вы втихаря не жрали его сами. — Гибкий черный хлыст опустился на жилистые плечи смотрителя, заставив того закусить губу от боли. — Обворовываешь меня, тварь! — здоровенный кулак хозяина сбил седого на землю. К упавшему тут же подскочило двое крепких охранников с дубинками наперевес и принялись остервенело пинать его тело ногами.

-Всыпьте ему как следует. — Процедил чернобородый. — Но сильно не калечьте. Завтра этой падали еще работать.

-Аро, я слышала неподалеку странный звук... — К хозяину цирка неторопливо приблизилась красивая черноволосая девушка.

-Ага, будто ребенок плакал. — Подтвердил могучий поперек себя шире здоровяк, чьими руками можно было запросто гнуть подковы.

-Проверьте поляну. — Коротко распорядился Аро. — И будьте все наготове. Мы здесь можем быть не одни.

Охранники по его приказу тут же закончили избивать седого смотрителя и принялись обшаривать окрестности, настороженно переглядываясь.

-Хозяин... — Спустя пару минут вернулся один из стражей. — Вам бы лучше взглянуть на это самому...

-Что это... — Брезгливо скривился Аро. — В центре поляны посреди огромного пятна выгоревшей травы лежал абсолютно голый, черный словно головешка младенец. Несмотря на кошмарные ожоги, его грудь слабо вздымалась. Цирковые за спиной хозяин принялись испуганно перешептываться. Глаза ребенка были яркого багрово-алого цвета.

-Демон не иначе... — Выдохнул гибкий мускулистый парень. Он явно едва перешагнул порог отделяющий юношу от отрока, но уже сейчас был невероятно красив и пропорционально сложен.

-Не болтай лишнего, Гвион. — Нахмурился Аро. — Видно здесь ударила молния, а этот оказался рядом вот и обуглился весь. Непонятно как вообще жив остался.

-А где ж его мать? — прищурился старый Тфим. — Неужто бросила свое дитя...

-Верно так и было. — Кивнул хозяин цирка. — Иначе мы нашли бы и ее труп.

-А глаза... — Рискнул еще раз обратить на себя внимание молодой акробат Гвион.

-Так бывает, когда кто или зенки за края зальет или удар кого хватит. — Со знанием дела усмехнулся сухопарый невысокий старик. — Сосуды в белках лопаются, и кровь выплескивается наружу. Выглядит жутковато, но никакой темной магии здесь нет и в помине. Любой лекарь это подтвердит.

-И что с ним делать? — повернулся охранник к хозяину цирка.

-Оставим здесь, он так и так скоро подохнет. У нас все равно нет для него молока.

-У Снежной недавно появилось молоко... — Черноволосая девушка как кошка ласково потерлась о плечо Аро. — Приплод она еще не принесла, а если этот уголек выживет, то в будущем принесет цирку немалую пользу.

-Это так, Аро. — Согласно кивнул могучий здоровяк. На представлениях он играючи жонглировал пудовыми гирями, без особых усилий связывал в узел толстые железные прутья и показывал иные не менее впечатляющие трюки. Остальные артисты крепко уважали и побаивались силача, хотя тот и был спокойного незлобивого нрава. — Погляди на него, вылитый демон. Публике такое не может не понравиться.

-Помолчи, Овр, я и без тебя знаю, как мне вести дела. — Богатырь был единственным человеком в труппе, с которым Аро приходилось считаться и который внушал ему определенную толику опасения. Ведь в случае чего далеко не факт, что даже вся его охрана сообща сумеет справиться с силачом. — Этот младенец может навлечь на нас гнев пресвитеров Всеединого. Хочешь на дыбе признаваться в своих связях с тьмой?

-Да брось, мало ли в империи убогих искалеченных пожарами... — Рассмеялась девушка, приобнимая Аро за шею. — Вот увидишь, этот уголек пригодится тебе. Я чувствую...

-А, проклятая гитанская кровь... — Аро раздраженно сбросил руки девушки. — Ладно, накормите его, и пусть Лефор осмотрит его ожоги. Пусть все видят, я добрый атонианец и чту заветы Всеединого... Разбейте лагерь! Если пацан доживет до завтрашнего утра, я сильно удивлюсь.

* * *

-Кто же ты такой... — Зивира осторожно взяла на руки завернутого в темное тряпье младенца и сунула ему небольшую кожаную бутыль с пардусовым молоком.

Будучи гитанкой по крови она чувствовала многое из того, что было недоступно простым смертным. Этот младенец не был обычным. Нечто темное, исконно додревнее таилось в самых глубинах его сути. То, что и помогло ему уцелеть в гибельном огне лесного пожара. То, для чего даже у нее не было названия, ибо девушка все же не была настоящим чародеем. Быть может, лишь ее далекие предки в те давно забытые времена, когда магия в мире еще была жива, а ее адепты не были уничтожены вездесущими жрецами Всеединого сумели бы понять, кем именно был тот, кого всемогущая судьба послала им на лесной дороге.

-Спи, маленький... спи и набирайся сил... — Нежно проворковала гитанка, баюкая младенца. — Тебе их понадобится много...

Глава вторая. Представление.

Зивира... из его горла вырвался звук, который можно было отдаленно принять за радостный возглас. Черные как головешки пальцы ребенка впились в стальные прутья решетки. Черноволосая гитанка была, пожалуй, единственным человеком в труппе, кто относилась к нему с теплотой. Все остальные шпыняли и норовили обидеть при каждом удобном случае, считая искалеченного пожаром парня за нелюдя.

Восемь лет прошло с того момента как безымянного младенца подобрали бродячие артисты, но его ожоги так и не сошли. Кожа и плоть ребенка намертво спеклись и превратились в угольно-черный природный панцирь невероятной прочности. Абсолютно черное напрочь лишенное волосяного покрова тело вкупе с яркими багровыми глазами производили жуткое впечатление на любого, впервые увидевшего его. Оттого, наверное, к парню раз и навсегда приклеилось прозвище Уголек, которое и заменило ему имя.

Надо сказать, его новый хозяин не страдал недостатком практичности и потому, едва тому исполнилось три года, вовсю взял парня в оборот, заставляя его трудиться до седьмого пота. Не по годам крепкий и смышленый мальчик несмотря на свои увечья должен был выходить на помост вместе со взрослыми артистами и рычать и кривляться, изображая демона из неведомых преисподний. Народ приходил в настоящее неистовство от вида маленького урода, швыряя в него гнилыми овощами и испуганно шарахаясь в стороны, если тот подходил слишком близко к передним рядам.

А в перерывах между представлениями на его плечи ложилась вся грязная работа. Уголек должен был чистить клетки животных, кормить и вычесывать лошадей и пардусов, а также подрабатывать у зажиточных горожан, которым на пару часов продавал его хозяин цирка за звонкую монету, которая, разумеется, целиком без остатка шла в бездонный карман Аро.

В труппе бродячих артистов Уголек стоял ниже всех, считаясь практически говорящим животным и собственностью хозяина. Аро был властным, жестоким человеком, не терпящим от своих людей и малейшего прекословия. Он не раз жестоко бил парня кнутом за, как ему казалось, недостаточное усердие в работе или просто вымещая злобу.

Остальные, которым тоже нередко доставалось от хозяина, также не упускали случая лишний раз укусить сироту. Особенно в этом отношении отличались фигляры-мимы Трим и Тром. Частенько они подстерегали парня где-нибудь в укромном месте и жестоко колотили, благо тот хоть и рос весьма крепким для своих лет, все же был еще слишком мал чтобы дать отпор молодым лоботрясам. К тому же при всей своей ужасающей внешности парень был совершено неответным на злобу и лишь тихо хрипел, покорно снося все побои и издевки. Спал же Уголек и вовсе в ржавой железной клетке, в которой раньше содержали пардусов. Но потом для хищников нашлось жилье поновее, и мальчику досталось их старое обиталище.

-Уголек... — Зивира нежно провела изящной смуглой ладонью по черной матово блестящей щеке паренька. — Они опять били тебя... вот поешь. — Из под полы длинного платья гитанки появилась краюха черного хлеба с куском жирного козьего сыра. — Мне удалось стащить это из под самого носа старого Вома... ешь, не бойся. — Девушка, улыбаясь, глядела, как парень жадно впивается в угощение крепкими острыми зубами. — Потом я принесу еще...

Зивира... пожалуй, эта невероятная девушка, которой и самой жилось далеко непросто, заменила парню мать. Зивира была гитанкой, представительницей самого древнего народа Иорля владеющего изначальной магией. Извечные странники, бродяги, певцы и чародеи, они долгое время удивляли всех прочих своими невероятными талантами и умениями.

Однако столетия назад пресвитеры Всевышнего Атона, нового культа никому ранее неведомого, но каким-то непонятным образом очень быстро набравшего силу в империи и вытеснившего все иные религии и верования, почти уничтожили гитан, низведя магию в мире практически на нет. Лишь отдельные небольшие группы еще продолжали скитаться по просторам мира, но ни о какой былой силе детей дорог не приходилось и говорить.

Зивира же была танцовщицей в труппе Аро, а также его любовницей, что, впрочем, не давало ей никаких особых привилегий перед прочими. Аро был из тех людей, что не любят никого кроме себя, и не считался даже с кровными узами не говоря уже о мимолетных связях с артистками собственной труппы.

-Мне пора, представление вот-вот начнется... — Девушка одним гибким движением поднялась с земли. — Постарайся сегодня не разочаровать хозяина и не дать ему повода вновь поколотить тебя.

* * *

Представление и впрямь вот-вот должно было начаться. Орроу являлся довольно крупным городом, и публика в нем была весьма щедрой. Особенно если артисты хорошо знали свое дело. У Аро знали, благо методы его обучения превосходно вколачивали необходимые навыки даже в самых нерадивых и непонятливых.

Первыми на уличный помост, сооруженный артистами на главной площади, возле которого собралась разношерстная крикливая толпа, вышли два размалеванных мима в пестром тряпье. Они тут же принялись прыгать и кривляться, своими ужимками и нелепыми вертлявыми движениями вызывая у публики гомерический хохот.

Мимы шутливо боролись и пинали друг друга, разбивая о голову один другого фанерные стулья и прочий специально сооруженный для представления бутафорский инвентарь. Худые нескладные клоуны был похожи на диковинных кукол-марионеток и двигались словно на шарнирах. Подобные движения были результатом не только природного таланта, но и долгих изнурительных тренировок, что, впрочем, впоследствии с лихвой оправдывало себя. Зрители были в самом натуральном восторге.

Покривлявшись еще некоторое время, мимы, наконец, оставили арену, освобождая ее для другого участника. Им оказался грузный пожилой жонглер в просторной белой рубахе и широких черных штанах с длинными подтяжками. Глядя на его толстую неуклюжую фигуру, было вообще непонятно, что он забыл в этом месте. Однако стоило ему взяться за дело, все сомнения у публики тут же рассеялись.

Пара деревянных обитых блестящей золотистой бумагой булав порхали в его ловких руках как бабочки, да и сам артист преобразился словно по волшебству. От него будто бы шел некий внутренний свет, и на его фоне был уже не так заметен и объемистый выпирающий из под брючных подтяжек живот, и внушительная розоватая лысина. Да и вообще это просто перестало иметь какое бы то ни было значение. На арене находился истинный художник. Мастер, искренне любящий свое дело и посвятивший его постижению всю свою жизнь.