| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Пошли, посмотрим, что там. — Эсдес решительно зашагала к главному коридору, связывающему оба крыла здания.
Много, много позже, за медовым чаем в гостиной у Александровых, сидя напротив закусившей губу Надежды Ривер, синеволосая сказала так:
— Это в кино Лаббок сумел освободить руки, вскрыл замки, зарубил стражу в коридоре, прямо человек-оркестр... Вырвался во двор, где и разыгралась та самая жесточайшая сеча длиной в половину пятой серии, когда я чуть не за штаны сдернула беглеца с забора, как овчарка! И натравила на него этого странника с дальнего востока. Как будто сама бы не справилась!
Вздохнула, осторожно поглядела на Ривер — та вроде бы не проявляла желания убивать прямо сейчас — и продолжила:
— Лаббок живо понял, что ему тут никто спинку чесать не собирается, и клещи не для красоты, а реально для его яиц. Собрал вокруг себя всю кодлу, наверное, пообещал чего-то важное рассказать. После чего врубил самоликвидатор. Я и узнала-то об этом по сотрясению дворца... Вся шпана Онестова сынка полегла там почти в полном составе — со всеми своими умениями, мечами и понтами...
Эсдес поправила волосы, добавила сухо:
— Но вы не обольщайтесь, я бы с Лаббоком обошлась не лучше. Мы были врагами на самом деле, и это вряд ли забудется.
* * *
*
— Забудется, думаешь?
Премьер-министр налил очередной кубок, выпил, отставил:
— Не надейся... Пока я был молодой, стройный, звонкий, все эти бабы меня в куй не ставили. Потому что был нищий, не при чинах...
От вина с перцем глаза слезились; Онест едва не чихнул. Укротил организм, продолжил:
— А как стал премьером, так и толщина моя и сволочизм всем пофиг оказались. И никак не забывается эта моя обида!
Повернул голову налево, протер глаза салфеткой, привычно уронив ее на пол.
— Все беды от баб, сын, сколько раз я тебе собирался это сказать!
У столика, где всегда стоял сын, было пусто.
Премьер-министр еще раз протер глаза.
Не помогло.
* * *
*
— Не помогло, господа! Опять смылся!
— О чем это вы? — вошедший начальник столичного сыска хмурым взором обвел собравшихся за столом подчиненных. Те смолкли; ответил старший:
— Шаровую Молнию ловили.
Начальник покачал головой:
— Вот буквально сегодня приятель из “тигров казначейства” рассказывал. Дней десять назад им пришел приказ держать северную заставу, что за рыбным рынком. Дескать, появилась наводка, что через рынок на север пойдет эта самая Шаровая Молния.
— И что?
Начальник оглядел собрание. Стол окружали четверо: плотный, широкоплечий Носхорн — кажется, даже дворянин, и что его в сыскари понесло? Рядом неприметный, незапоминающийся Уршиер, за ним громкий, нахальный от обаяния и глупости Даранг; наконец, самый умный, самый опасный в четверке Сигурд Змей.
— Наливай! — скомандовал начальник, сдвигая бумаги. — Я сам, когда носил серебряную нить, вон там, за доской, бутылки прятал... История будет не то, чтобы веселая, но зато поучительная.
Носхорн потупился. Уршиер не шевельнулся. Даранг разулыбался:
— Господин старший следователь, да неужели мы позволим себе в рабочее время...
Сигурд Змей лучше понимал, когда нужно выполнять устав, а когда — приказ. Жестом заткнув болтуна, Змей откинулся на скамье, сколько позволял рост, нашарил за доской темную высокогорлую бутыль, кивнул Носхорну:
— Господин барон, кружки...
Тот не возмутился просьбой, и скоро поверх розыскных листов уже разместились солдатские оловянные емкости полфунта весом, с кулачище Носхорна величиной — правду сказать, и денег у сыскарей не водилось так много, чтобы покупать вино, достойное смакования мелкими глотками. Уршиер озаботился закуской — три копченых рыбины, половина каравая хлеба, здоровенный огурец — все. Как ни мало денег на вино, а на закуску почему-то всегда остается еще меньше... Один Даранг ничего не сделал — но, похоже, нисколько не смущался нахлебничеством, рассчитывая внести свою долю похабным анекдотом или остроумной небылицей... Тут до него дошло, что говорить будет начальник, а ему вместе со всеми осталось молчать и слушать; Даранг озадаченно почесался — к такому жизнь его не готовила.
Скрипнула дверь, в помещение протиснулись еще две четверки сыщиков — люди Кенунгарда из пятого кабинета и патруль Охромейна из седьмого, соседи справа и слева.
— Господин старший следователь, — Охромейн внушительно поставил на угол стола котелок с парным рисом, — разрешите присутствовать? В целях обмена опытом.
Кенунгард молча поклонился, добавляя к рису большой кулек пирожков.
Начальник принюхался:
— На кунжуте жарили... Присутствуйте, чего уж там... Бутылки одной на всех мало. Кен, пошли какого сайгака пошустрее, у меня в среднем ящике стола пусть несет все, что увидит.
Хозяева кабинета поднялись, сдвинули столы к стенам — так-то в помещении места хватает; да и не танцевать же тут собрались!
Новичок из патруля Кенунгарда притащил шесть невысоких фляжек:
— Вот, господин старший следователь...
Начальник внимательно рассмотрел каждую флягу, отставил две:
— Это унеси, слабительное. А это вообще отрава.
— И вы так и держите это неподписанным? — не сдержался Даранг.
— Ну да, — начальник простецки пожал плечами. — Я свои фляжечки знаю в лицо и наощупь, каждую царапинку и вмятинку помню. А посторонним в ящиках моего стола делать нечего. Это был намек, если кто не понял.
Сигурд ухмыльнулся. Носхорн вздохнул. Уршиер снова промолчал. Гости расселись — кто на углах столов, кто на подоконнике, новички вовсе на полу, поближе к выходу.
Старший следователь огладил зеленый с золотом костюм:
— Представьте себе утро позднего лета на северной заставе Центрального района...
* * *
*
На северной заставе Центрального района всегда есть, что делать. Командир патрульной десятки находил занятия запросто. Ты — мети помещение, ты — чтобы дрова к полудню лежали в поленнице, а не как с телеги вывалено... Ты — просмотри у всех оружие. Ты — списки с книг учета входящих, главная управа требует... Ты — тоже самое, только исходящих. Двое на вышке — вот и отлично, списки с книг сделаете — смените. А вы трое за мной, вон какие-то фургоны жирные катят, на пиво насшибаем с них...
Словом — все при деле, служба несется, как породистая курица, золотыми яйцами.
И тут чиновник из Управления — ну, не было печали!
На плечах кафтанишко драный, сапожки затертые, мечишко простенький — гляньте, люди, как мы взяток не берем! — на морде лица озабоченность народными чаяниями: ел не досыта, спал без просыпа... Недосыпал, в общем. От жизни тяжелой голову свесил... Ну, не всю голову, так — щеки.
А в руке самое страшное проклятие служивого люда: свиток с печатью. Приказы новые пришли, на всю глубину чернильницы их! Через три пера медных! Небось, как всегда: усилить, углубить, расширить и бдить неотлучно!
Да при нынешнем десятнике застава и так не спит в шапку: всех подозрительных с описаниями сверяют. Нескольких задерживали, вон и сейчас трое за решеткой кукуют — до выяснения, те ли, за кого себя выдают. Скорее всего, ничего в них подозрительного нет — но десятник выслуживается, а сотник этому и рад. Служи, дурачок — получишь значок. А пока вот еще приказов пачка, чтобы служба медом не казалась...
Десятник живо разогнал ворчунов: “Обленились тут при прежнем командире, куроцапы... Что приказано?”
Чиновник отсопелся, развернул плотную бумагу. И выяснилось, что на заставу снизошла злая удача. Нынешним днем — теплым солнечным днем конца лета — Центральный Регион собирается покинуть опасный и важный преступник, по прозванию Шаровая Молния. Ловили его долго и безуспешно; немало служивого люда получило по шапке через хитрость его и злобность, так что кроме пристойного имени в документах, среди стражи разыскиваемый носил еще кличку: “Е**чий Колобок.”
И теперь караульные имели немалый шанс отомстить круглой сволочи за все выговоры, поротые задницы да денежные штрафы. При прежнем командире застава прослыла разгильдяйской донельзя. Через нее шла чуть не половина контрабанды северного направления; неудивительно, что и Колобок выбрал для прохода именно ее. Но теперь тут новая метла, по-новому метет... Есть возможность не просто выслужиться — прогреметь в приказе по Управлению! Не говоря уж — отметелить наглую шаровую скотину... Десятник поддернул пояс, крутанулся на каблуках, решительно вернулся в караулку и принялся ставить задачи. Чиновник бухнулся на лавку перед воротами, вытянул ноги, пыхтел и обмахивался приказом.
Проникшиеся стражники взялись за работу резво, и до самого заката ретиво потрошили всех выходящих. За решетку бросили еще нескольких подозрительных бедолаг; но пятерка лучших так и просидела ненужной, напрасно изготовив щиты и сеть. Ни один из осмотренных не рванул из ножен клинок и не пошел на прорыв; никто не совпал приметами с разосланным описанием; не попалось ни фальшивых волос, ни подушкой сделанного живота, ни горба накладного, или там скрытых высоких каблуков, меняющих рост и походку.
Поймали, правда, с десяток дурней на контрабанде — в иной день ободрали бы до нитки, отлупили до красного выдоха. Но сегодня всех вел азарт охоты на человека; стражи ограничились тем, что вывернули пойманным карманы, да подзатыльниками вытолкали, откуда пришли. В смысле — подготовьтесь получше.
“И помните, — напутствовал их тоже увлеченный охотой чиновник. — Наши двери всегда открыты для вас!” После чего заржал, словно невесть какую шутку отмочил.
Но догорел закат, и кончился день — и никого совершенно не поймала уставшая караульная десятка. Чиновник виновато поглядел на командира. Тот махнул рукой: что поделать, уплыла рыбка. Чиновник развел руками, поклонился, трижды тридцать раз извинился — да что извиняться, не повезло так не повезло — и отбыл.
За ворота!
А когда силуэт чиновника растаял в сумерках, командир еще раз перечитал описание разыскиваемого преступника... Примерил на сегодняшнего чиновника... Сплюнул — и зарезался прямо перед караулкой, в кругу недоумевающих подчиненных.
* * *
*
Подчиненные выслушали, почесали затылки.
— Молодой, наверное, десятник был? — прогудел Носхорн.
Начальник молча кивнул.
— Господин старший следователь... А Колобок — потому что толстый?
Старший следователь поморгал, припоминая опросы выживших:
— Нет... Про него рассказывают — идет всегда, как будто катится. Не прыгает, не дергается вправо-влево. Вот выжившие что говорят: рубанул каждого по разу, и только главаря дважды. Видать, на главаря заказ был, так его для надежности.
— У него нехорошо с поворотливостью в поясе... — вмешался Змей. — Ноги всегда идут ровно, только руки вертятся... Старая рана спины, или падал с высоты... Знакомо...
Тут сообразил и Носхорн — рубака, но совсем не тугодум:
— Значит, если его повалить, быстро ему не подняться. И скачек по стенам, ударов по верху такие обычно избегают. А руки быстрые, в клинч ввязываться не стоит...
Кенунгард отбросил щегольскую черную гриву:
— И смотри, политиков он практически не трогает, рубит, в основном, наших... подопечных. Скорее всего, по заказам таких же, только конкурентов. Или потому, что у политиков охрана куда лучше, чем гопота с тупыми ковырялами...
Начальник хмыкнул:
— Да сейчас они все друг врага режут, не успеваем кровь смывать. Это не дает ничего. Вот если бы удалось доказать его связь с Рейдом, чтобы ниточка была...
Змей допил, отставил оловянную кружку:
— Послушайте, а он вообще один, или это два десятка разных?
Начальник и Охромейн вскинулись:
— С чего такие мысли?
Сигурд покачал эфес шпаги на поясе, потер переносицу, собираясь с мыслями:
— Так... Стиль всегда отличается, причем сильно. То нагло выкатится навстречу, зарубит, кого получится, уйдет. То, напротив, тихо так сунет под ребро. Вот как он прикончил того, единственного не уголовника из списка? Дождался жертву в обычном уличном кафе, где лавки спинка к спинке. Под видом поправки ножен вынул клинок. Сунул — не глядя! — в щель между досками за спину — и точно в печень. Все это на уровне чуть ниже столешницы, так что со стороны если кто и заметил, подумал: человек после сытной закуски пояс распускает, чтобы на живот не давило; ну и там ножны передвигает попутно, ничего подозрительного. Поправил, пояс перестегнул, поднялся, расплатился и ушел. А чиновник так и остался сидеть, как живой, слуги поздно поняли, что с ним неладно.
Даранг наконец-то не вытерпел:
— А давайте спросим Тацуми! Тацуми же из “Рейда”?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
