Я - Риддл

Ставлю чайник на специальную подставочку, зажигаю поленья. Теперь можно и чай замешать.

Две щепотки обычного, черного. Щепотку мятного сбора. Половину щепотки лимонникового...

Камин полыхает зеленым. Чайник вылетает в комнату со скоростью снаряда, стукнувшись поочередно о кресло, о ножку дивана и закончив свой путь под столом, по пути облив кипятком и ковер, и пол, и все на свете.

— Анна? — из камина высовывается голова Дамбдора. — Что у вас случилось?

— Эм... Так... Чайник случился, — взмахом палочки убираю разлитую воду и левитирую на стол несчастную посудину. — Я чай решила вскипятить. В камине.

— А, — доходит до директора. — Анна, можете зайти ко мне? Я открою камин.

Вздыхаю, швыряю в камин щепотку дымолетного порошка.

Когда я вышагиваю из камина, то вижу сидящего на кресле перед Дамблдором Поттера.

— Мистер Поттер?

— А... Здравствуйте, профессор Риддл, — смущается мальчик. — Извините, что Дамблдору пришлось вас разбудить. У меня был кошмар. Другой.

— А вы принимаете зелье, которое для вас готовит профессор Снейп? — интересуюсь.

— Эм... оно кончилось сегодня, — тихо произносит Поттер.

— А вы защищали сознание, как мы учились?

— Эм... — невозможные зеленые глазищи смотрят на меня. — Я... У меня не получилось... В самый неподходящий момент я забыл... обо всем.

Поспешно отвожу взгляд, чтобы не повлиять на Поттера.

— Мерлин великий, Гарри, — выдыхаю и бессильно опускаюсь на кресло. — Поймите, пожалуйста, мой отец не в игрушки играет. Я сегодня проснулась из-за него.

— Опять Метка? — поправляет очки Дамблдор.

— Она, чтоб ее, — хмурюсь. — Гарри, пожалуйста. Будьте хоть капельку ответственнее.

— Я стараюсь... Только что толку... Все равно Третье испытание мне не пережить! — внезапно подскакивает мальчишка. — Сперва Седрик. Потом сестры Делакур. Остался Крам — и я! А Вольдеморт возрождается!

— Гарри... — укоряюще произносит директор. Поттер оборачивается и видит мое перекошенное лицо.

— Ой... профессор Риддл, извините, пожалуйста! Я забыл...

— Зелье вы забыли, — разжимаю наконец губы, — защитить сознание забыли. Нет ничего удивительного, что вы забыли и о моей маленькой просьбе...

— Анна! — теперь директор направляет свой укоряющий тон на меня. — Гарри не виноват!

— Извините, Альбус, — говорю тихо. — Просто меня ночью Метка разбудила. Чайник разлился, я чаю не выпила. И вообще...

— Ой, Анна. Простите, — по мановению волшебной палочки Дамблдора передо мной оказывается дымящаяся кружка с чаем и блюдо с лимонными дольками. — Позвольте... В качестве извинения...

Делаю глоток горячего напитка и блаженно прикрываю глаза.

— Спасибо, Альбус. Так гораздо лучше.

— Что ты видел, Гарри? — интересуется директор.

— Я... В общем, я видел Воль... эм... Того-Кого-Нельзя-Называть. И Петтигрю. Он его называл Хвостом. Он говорил, что все идет по плану, и его слуга здесь, в Хогвартсе, поможет умереть следующему чемпиону, и останется только один...

Рука не доносит чашку до рта. Я замираю, затем медленно ставлю чай обратно на стол.

— Умереть следующему чемпиону?! — выдыхает Дамблдор.

— Да. Он сказал, что его слуга...

— Это все... это все меняет, — вцепляется в бороду старик. — Но зачем ему чемпион?! И что за слуга?

— Полагаю, он хочет оставить в чемпионах Поттера, — говорю сквозь силу. — Учитывая, что он к этому мальчику "неровно дышит".

— Вряд ли, — возражает директор. — Учитывая, что именно мальчик стал причиной его падения четырнадцать лет назад.

— И что нам делать? — задумчиво гляжу в чашку. — Отменить испытание нельзя. А позволить участвовать дальше...

— Мы будем думать над этим, Анна, — Дамблдор устало трет переносицу. — Спасибо вам большое за помощь.

— Рада оказаться полезной, Альбус.

* * *

Возвращаюсь в комнату и понимаю, что больше не усну. Чайник сиротливо стоит на столе, демонстрируя вмятину на круглом боку. Вздыхаю и направляю на посудину сперва Агуаменти, затем Бойлио. Больше я в камин чайник не суну.

У Дамблдора, конечно, чай хорош, но мой лучше. Делаю глоток лимонникового чая, растягиваюсь на диване. Суматошный год. Действительно, проклятая должность. Угораздило же.

В себя прихожу от стука в дверь. Мне даже не надо спрашивать, кто. Так стучит только Игорь — дурмстранговская школа, условный стук-просьба войти в чужие апартаменты.

Условных сигналов в Дурмстранге море. В основном — стуки и жесты. Чтобы не спрашивать каждый раз "Кто?" и "Зачем?". Удобно. Вот и сейчас — сигнал "равный просит равного войти на его территорию" может быть только от Игоря.

Взмахом палочки распахиваю дверь. Вставать откровенно лень.

— Тоже не спишь? — Каркаров тяжело проходит в комнату, падает на кресло.

— Не сплю, — грустно киваю, смотря на измученного человека.

— Я вот тоже... ночью проснулся. Ань, есть что выпить?

Со вздохом машу рукой, и из шкафчика вылетает бутылка.

— Пить с утра — признак алкоголизма, — бурчу.

— Знаешь... с учетом происходящего это наименьшее зло, — так же сварливо отвечает Игорь и ополовинивает коньяк. — Когда следующий этап этого треклятого Турнира?

— Двадцать четвертого мая, — допиваю чай. — Как Витя?

— Нервничает.

— Ну а то...

— А двадцать четвертого у нас уже вишня цвести будет, — вдруг мечтательно говорит Каркаров. — И сирень. Помнишь?

— Помню, — киваю. — И еще черемуха. А помнишь, как мы пытались нарвать цветов, а выломали целую ветку? После чего нас Сергей Викторович заставил десять саженцев на каждого посадить без магии?

Игорь фыркает, затем трогательно улыбается.

— А они выросли, эти саженцы. Знаешь, как вымахали... Все классы с них черемуху едят. Осенью постоянно лазарет забит дри... слабыми желудком. В основном первокурсники. Хотя среди старших тоже встречаются. Была одна девушка, Майя Федорова. В прошлом году выпустилась. Черемуху любила до ужаса. И каждую осень, как будто дежурит, в лазарете. Только вылечится, и опять под деревом ее видят. Сидит, ягоды жует.

— Может, прогуливала так? — улыбаюсь.

— Да нет. Хорошо училась.

— А помнишь, как мы тюльпаны садили по осени? — вспоминаю. — На Травологии?

— Ага. И по лету выкапывали. Зато на выпускном было красиво...

Отбираю у Каркарова бутылку, делаю глоток.

— Сильно все изменилось, наверное.

— Не особо. Там менять нечего. Да ты помнишь — все изменения еще до нашего рождения были — когда алфавит меняли. А так... стоит Дурмстранг. Что ему сделается.

— Дурмстранг, — говорю Игорю.

— Дурмстранг, — грустно отвечает мне Каркаров.

* * *

На этот раз траурные полотна наводят тоску даже на меня. Если смерть Седрика Диггори выглядела случайностью, то на этот раз то и дело слышатся шепотки, повторяющие слухи о том, что в смерти Делакур виновен Тот-Кого-Нельзя-Называть. Малфой ходит гоголем, от чего нарывается на снятие баллов у МакГонагалл. При виде меня он старается спрятаться подальше. Видимо, "спор об отцах" он еще помнит.

Шармбатонки убиты горем. Мадам Максим молчит, и даже Хагрид не пытается с ней любезничать, как раньше. Дурмстранговцы напряженно поглядывают на француженок, погруженные в свои мысли. Крам же угрюм и напряжен. Кажется, только сейчас начал осознавать, насколько призрачны стали его шансы на выживание.

Ковыряю салат из капусты, сдобренный оливковым маслом. Как ни пытались мне привить любовь к плотному завтраку, я, тем не менее, предпочитаю плотно обедать. Завтрак должен быть легкий, не загружающий желудок и мозг.

Игорь пытается подложить мне жареного бекона, но мое выражение лица заставляет от этой мысли отказаться.

— И когда вы планируете свадьбу? — неожиданно интересуется у меня Снейп, покосившись на Каркарова.

Игорь меня опережает.

— А после Турнира, — отвечает он, сощурив глаза. — Извини, список гостей уже составлен.

Давлюсь соком. Дамблдор с укоризной смотрит на как ни в чем ни бывало сидящих мужчин, затем с сочувствием на меня.

— Анна, вас сильно достают эти негодяи?

— Нет, спасибо, Альбус, — говорю, когда могу дышать. — Они меня забавляют.

— А, ну тогда все в порядке, — довольно заключает директор и принимается за свою яичницу.

И никаких сюрпризов.

* * *

Сюрприз, однако, случается в начале марта. Весна уже заявляет на себя свои права, снег, который все-таки умудрился лечь на землю зимой, сейчас активно сходит. Мы с дурмстранговцами уходим на занятие к озеру.

— Анна Фоминична! — зовет меня один из парней, Зелинский. — Подойдите, пожалуйста.

— Что случилось, Вацлав? — подхожу к парню. Тот указывает пальцем куда-то между двух валунов, где еще лежит снег. Присматриваюсь...

О, черт. Из-под снега торчит полуразложившаяся нога в черном ботинке.

— Лейбович, Зелинский. Найти Дамблдора и позвать сюда. О причине — только ему и преподавателям.

— Поняли, Анна Фоминична! — отзываются парни и уносятся в Хогвартс.

— И кто это? — интересуется Меркушев.

— Понятия не имею, — отвечаю. — Но, по всей видимости, он тут уже давно лежит мертвый.

Остальные парни хмуро стоят полукругом, старательно отводя взгляд от "подснежника".

Дамблдор появляется буквально через пять минут, и появляется не один. За ним следом ковыляет Грюм и шагает МакГонагалл. Зелинский и Лейбович идут в трех шагах от заместителя директора.

— Это вы убили его, вы? — налетает на меня полоумный аврор. Пытаюсь отцепить от себя скрюченные пальцы, которые едва не рвут мою водолазку.

— Аластор, уймись. Он мертв уже давно, — говорит Дамблдор, слегка расчищая заклинанием снег в том месте, где предположительно должно быть лицо. — Недели две или три.

— То есть, он умер еще до Второго Испытания, — заключает МакГонагалл. — Но кто это может быть?

— Сообщи в аврорат, Аластор, — поворачивается к Грюму директор. — Анна, вам придется перенести занятия на другой день. Отправьте ребят, пусть останутся только те, кто его нашел.

— Зелинский, останься, — коротко командую. — Остальные идите обратно. "Боевки" сегодня не будет.

— Поняли, Анна Фоминична, — кивает Крам, и они уходят. Зелинский остается рядом, ежась от холода.

Трансфигурирую майку Вацлава в теплый свитер. Свою водолазку превращаю в мохнатую кофту. На ближайшие два часа все же теплее, чем в тонкой спортивной форме.

— Спасибо, — стучит зубами дурмстранговец.

— Мистер Зелински, расскажите нам, как вы нашли тело, — интересуется Дамблдор. Дурмстранговец кивает и, сбиваясь, начинает рассказ. Чувствуется, что ему гораздо труднее излагать мысли по-английски, чем по-русски.

МакГонагалл задает пару наводящих вопросов, а в это время прибывают авроры. Группа людей в алых форменных одеждах шагают к озеру, возглавляемые хромым Грюмом. Следом за ними идет Лейбович, неся в руках сверток.

Приглядываюсь и понимаю, что это мантии.

— Анна Фоминична, я вам мантии принес, — говорит Дитрих, протягивая одежду мне и Зелинскому. Вацлав озябшими руками разворачивает сверток и тут же облачается в темно-коричневую форму.

Блин. Люблю Дурмстранг. У них головы работают, когда надо. Молодцы ребята, сообразили нам одежду приволочь.

— Только... Анна Фоминична, — краснеет парень. — У нас вашей мантии не было, Игорь Александрович свою дал. Извините, пожалуйста.

Расплываюсь в улыбке, укутываюсь в колючую шерсть, пахнущую Игорем. Тепло.

— Все в порядке, Дитрих. Спасибо тебе огромное! — искренне благодарю дурмстранговца. — И Игорю Александровичу передай мои благодарности.

Авроры осматривают место, после Зелинского допрашивают меня, затем возвращаются в замок и допрашивают остальных парней. Оказывается, что часть из них в замке специально задержала Каркарова, которого тоже не минует допрос. На такой же допрос попадает и Снейп.

Ненавижу допросы. Ненавижу быть подозреваемой. Авроры выматывают мне всю душу. Веритасерум, однако, мне не дают — применение этой жидкости разрешается только с санкции Министерства. Видимо, санкцию они получить еще не успели, поэтому обходятся только запугиваниями.

— Аня, ты в порядке? — интересуется у меня уже освободившийся Каркаров.

— В порядке, — прислоняюсь к стене. — Садисты.

— Били? — в темных глазах вскипает гнев.

— Нет, ты что, — поспешно отвечаю. — Просто... психологически давили.

— А, это они могут, — хмурится Каркаров и непроизвольно касается живота.

— А тебя что, били? — догадываюсь.

— Да так... Не сильно.

— Игорь!

— Аня, ну это же авроры. Пару раз заехали. У Лорда Круциатусы посильнее были. Уймись! — приказным тоном рявкает на меня Каркаров. — Говорю, в порядке, значит, в порядке!

— Я же волнуюсь, — оправдывающимся тоном говорю мужчине. — Ты же мне не чужой.

Игорь прижимает меня к себе и нежно целует в макушку.

— И ты, солнце. И ты.

* * *

Вечером мрачные, словно тучи, авроры сообщают, что найденное тело принадлежит Бартемиусу Краучу, сотруднику Министерства, что становится шоком для всех.

— Интересно, как умудрились не заметить его отсутствия? — интересуется Снейп в своей излюбленной ехидной манере, когда мы собираемся у Дамблдора на внеочередной "педсовет".

— Распоряжения отдавал его секретарь, — тяжелым голосом говорит директор. — Перси Уизли. Он клянется и божится, что получал записки от мистера Крауча, который был нездоров, и поэтому сидел дома. Почерки сличили. Половина записок действительно была написана Барти, вторая же написана неизвестно кем.

Бедные Уизли. Накрылась карьера их очередного сыночка.

— Он не знает почерка своего начальника? — саркастически интересуюсь.

— Видимо, не знает, — хмурится Дамблдор. — Да чего теперь рассуждать. Каюсь, я сам не обратил внимание на отсутствие Крауча во время Второго Испытания.

— Но что послужило причиной смерти мистера Крауча? — задает логичный вопрос МакГонагалл.

— Сейчас уже не установить точно. Специалисты не нашли никаких следов Темных заклятий, поэтому официальная версия — сердечный приступ.

Ну еще бы они нашли что-то через три недели. Магический след от той же Авады держится максимум три дня. Через три дня никакой маг, будь он даже сильнее моего отца, не скажет, от чего умерла жертва — от Авады или инфаркта.

— А неофициальная?

— А неофициальная — Авада Кедавра, — отрезает Дамблдор. — А если бы не было неизвестно чьих записок, то неофициальная версия бы не появилась.

Все понимающе кивают.

* * *

Время до Третьего Испытания тянется, словно резиновое. Я беспокоюсь за Крама, за Поттера. Игорь тоже нервничает. Виктор не может сосредоточиться на учебе. Один раз даже получает нагоняй от Снейпа, когда умудряется испортить простенький Костерост для Больничного Крыла.

— Мистер Крам, вы идиот, — рявкает профессор в своей излюбленной манере. — Это хроническое у всех знаменитостей, да?

Крам смотрит в пол, стиснув зубы. Как и любой дурмстранговец, он никогда не перечит преподавателям.

— Северус, мальчик волнуется, — мягко пытаюсь успокоить взбешенного Снейпа. — Это всего лишь случайность. Вы же знаете, в остальных случаях Виктор неплохо справляется.