— Говорю же, мне скучно. А теперь пошли, пока здесь все еще царит хаос.
Кристиан и Лисса обменялись взглядами.
— Ну, — медленно заговорила Лисса, — поскольку наше присутствие уже отмечено...
— Скорее! — Воскликнула Эйвери.
Ее возбуждение оказалось заразительным, и, почувствовав прилив смелости, Лисса торопливо последовала за ней в сопровождении Кристиана. Вокруг мельтешило множество учеников, и никто не заметил, как они пересекали кампус в направлении гостиницы. Прислонившись к двери, стоял Симон, и Лисса оцепенела. Их застукали.
— Все на мази? — Спросила его Эйвери.
Симон быстро кивнул в ответ и выпрямился, после чего сунул руки в карманы куртки и ушел. Лисса изумленно проводила его взглядом.
— Он что... позволил нам сбежать? Это он все устроил?
Симон присутствовал в кампусе не в роли учителя, и все же... это вовсе не означало, что он может позволить ученикам покинуть класс в случае ложной пожарной тревоги.
Эйвери озорно улыбнулась, тоже глядя ему вслед.
— Мы все время действуем вместе. У него есть дела поинтереснее, чем нянчиться с нами.
Она повела их внутрь, но не в свою комнату, а в совсем другую часть здания, которую я знала очень хорошо: в комнату Адриана. И постучала в дверь.
— Эй, Ивашков! Открывай.
Лисса прижала ладонь ко рту, чтобы скрыть смешок.
— Столько хитрости, и все зря. Тебя всякий может услышать.
— Важно, чтобы он услышал меня, — возразила Эйвери.
Она продолжала колотить в дверь, и в конце концов Адриан ответил. Его каштановые волосы торчали во все стороны, под глазами были темные круги. Этой ночью он выпил вдвое больше Лиссы.
— Что? — Он удивленно вытаращился на них. — Вы же должны быть на уроке! О господи. Я совсем не выспался.
— Впусти нас. — Эйвери вошла в комнату. — Мы беженцы с пожара.
Чувствуя себя как дома, она опустилась на кушетку. Адриан так и стоял, удивленно глядя на Эйвери. Лисса и Кристиан уселись рядом с ней.
— Эйвери включила сигнал пожарной тревоги, — объяснила Лисса.
— Мило. — Адриан рухнул в мягкое кресло. — Но с какой стати вы пришли сюда? Это единственное место, которое не сгорело?
Эйвери захлопала ресницами.
— Ты не рад нам?
Какое-то время он с любопытством разглядывал ее.
— Всегда счастлив вас видеть.
Обычно Лисса не благоволила к такого рода ситуациям, но что-то во всем происходящем забавляло ее. Это было так необузданно, так дерзко. Передышка от снедающих ее в последнее время тревог.
— Много времени им не понадобится, чтобы понять, что к чему, знаешь ли. Может, они уже отпустили всех.
— Может быть. — Эйвери водрузила ноги на кофейный столик. — Но мне известно из надежного источника, что сирена в школе взвоет снова, как только они откроют двери.
— Как, черт побери, ты все это устроила? — Спросил Кристиан.
— Военная тайна.
Адриан, потирая глаза, тоже явно забавлялся, хотя его неожиданно разбудили.
— Ты не сможешь включать пожарную тревогу весь день, Лазар.
— Вообще-то мне известно из надежных источников, что как только все успокоится после второго сигнала, включится третий.
Лисса громко расхохоталась — не столько из-за заявления Эйвери, сколько из-за реакции парней. Кристиан в приступе характерного для него антиобщественного мятежа не раз поджигал людей. Адриан проводил большую часть времени в пьянстве и курении. Чтобы привлекательная светская девушка могла поразить их, должно было произойти что-то поистине из ряда вон. Эйвери выглядела очень довольной тем, что сумела превзойти их.
— Ты покончил с допросом? — Спросила она. — Может, предложишь гостям чего-нибудь освежающего?
Адриан встал и протяжно зевнул.
— Прекрасно, прекрасно, дерзкая девчонка. Я сварю кофе.
— С чем-нибудь покрепче?
Она наклонила голову в сторону бара с напитками.
— Ты, наверно, шутишь, — сказал Кристиан. — Как твоя печень, цела еще?
Эйвери подошла к бару, достала бутылку и протянула ее Лиссе.
— Ты в игре?
Однако мятежное настроение Лиссы имело свои пределы. Похмельная боль все еще пульсировала у нее в голове.
— Ну уж нет.
— Трусы, — сказала Эйвери и повернулась к Адриану. — Тогда, мистер Ивашков, сделайте-ка, что обещали. Я всегда любила кофе с бренди.
Чуть погодя я выскользнула из сознания Лиссы, вернулась к себе и наконец уснула обычным сном. Это продолжалось недолго; громкий удар заставил меня очнуться.
Я распахнула глаза, чувствуя сильнейшую, жгучую боль в затылке — несомненно, результат воздействия здешней ядовитой водки. Похмелье Лиссы не шло ни в какое сравнение с моим. Глаза начали закрываться. Мне хотелось снова провалиться в сон в надежде, что он притупит боль, хотя бы отчасти. И тут я опять услышала удар — и не только услышала, но и почувствовала: вся кровать сотряслась от него. Кто-то с силой ударил ее ногой.
Снова открыв глаза, я повернулась и встретилась с пронзительным, темным взглядом Евы. Если Сидни сталкивалась с похожими на Еву дампирами, нетрудно понять, почему она считает нас приспешниками ада. Поджав губы, Ева снова ударила по кровати ногой.
— Эй! — Воскликнула я. — Хватит, я уже проснулась!
Ева пробормотала что-то по-русски. Из-за ее спины выглянул Павел и перевел:
— Она говорит, что ты проснешься, когда встанешь с постели.
И без дальнейших предупреждений старая садистка снова принялась колотить ногой по кровати. Я подскочила, села, и мир вокруг завертелся. Прежде я уже зарекалась пить, но на этот раз была исполнена решимости никогда больше не делать этого. Ничего хорошего, с какой стороны ни посмотри. Ужасно хотелось снова нырнуть под одеяло, но еще несколько ударов остроносых туфель Евы заставили меня пулей выскочить из постели.
— Хорошо, хорошо. Вы довольны? Я встала.
Выражение лица Евы не изменилось, но, по крайней мере, удары прекратились. Я посмотрела на Павла.
— Что происходит?
— Бабушка говорит, что ты должна пойти с ней.
— Куда?
— Она говорит, что этого тебе знать не надо.
Я хотела сказать, что не пойду с этой безумной старухой никуда, но одного взгляда на ее устрашающее лицо оказалось достаточно, чтобы передумать. Она наверняка запросто могла превращать людей в жаб.
— Хорошо, — сказала я. — Вот только приму душ и переоденусь.
Павел перевел мои слова, но Ева покачала головой и снова заговорила.
— Она говорит, на это нет времени. Выходить нужно прямо сейчас.
— Можно, по крайней мере, зубы почистить?
Эту уступку она мне сделала, но смена одежды, по-видимому, не подлежала обсуждению. Тем лучше. Каждый шаг вызывал слабость и тошноту почти до обморока; раздеться и снова одеться — нет, на это у меня явно не хватит сил. Одежда на мне просто помялась оттого, что я спала в ней.
Спустившись вниз, я обнаружила, что спят все, кроме Алены. Она домывала тарелки после ночного угощения и, казалось, была удивлена моим появлением. Как и я сама.
— Не рано ли для тебя? — Спросила она.
Я посмотрела на кухонные часы и удивленно открыла рот. Оказывается, я отправилась спать меньше четырех часов назад!
— Господи! Солнце хоть встало?
Удивительно, но оно уже встало. Алена предложила приготовить мне завтрак, но Ева снова заявила, что нас поджимает время. Мой желудок вроде бы хотел еды, но в то же время я чувствовала отвращение к ней, поэтому не знала, как на него подействует воздержание.
— Не важно, — сказала я. — Давайте пойдем и покончим с этим.
Ева удалилась в гостиную, вскоре вернулась с большой сумкой и, как и следовало ожидать, вручила ее мне. Я взяла ее и повесила на плечо. В ней явно что-то лежало, но не тяжелое. Ева ушла в другую комнату, принесла еще одну большую сумку, и я повесила ее на то же плечо. Эта оказалась потяжелее, но пока спина не жаловалась.
Когда она удалилась в третий раз и вернулась с огромной коробкой, я почувствовала нарастающее раздражение.
— Что это?
Я взяла у нее коробку; казалось, она набита кирпичами.
— Бабушке нужно, чтобы ты отнесла все это, — объяснил Павел.
— Да, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Похоже, здесь фунтов пятьдесят.
Ева принесла еще одну коробку и поставила ее поверх первой. Эта последняя тяжелой не была, но теперь это уже не имело значения. Алена бросила на меня сочувственный взгляд, покачала головой и вернулась к своим тарелкам, по-видимому не решаясь спорить с Евой.
После этого Ева наконец отправилась в путь, а я за ней, стараясь и коробки удержать, и не дать сумкам свалиться с плеча. Измученное похмельем тело не хотело тащить весь этот груз, но я знала, что сил у меня хватит; как-нибудь уж справлюсь. Павел бежал рядом со мной; может, чтобы сообщить мне, если Ева велит прихватить еще что-нибудь по дороге.
Казалось, весна вступала в свои права в Сибири намного активнее, чем в Монтане. Небо было чистое, и утреннее солнце удивительно быстро согревало воздух. Отнюдь не летняя погода, но достаточно неприятная для мороев, вздумавших погулять.
— Ты знаешь, куда мы идем? — Спросила я Павла.
— Нет, — жизнерадостно ответил он.
Несмотря на свой возраст, Ева задала такой темп, что мне с моим грузом приходилось прикладывать усилия, чтобы не отстать. В какой-то момент она оглянулась и сказала что-то.
— Она удивляется, что ты не можешь идти быстрее, — перевел Павел.
— Ага, а я-то удивляюсь, почему она именно меня выбрала тащить весь этот груз.
— Она говорит, что если ты и вправду убила столько стригоев, то это для тебя не должно быть проблемой, — снова перевел Павел.
Я испытала огромное облегчение, когда мы достигли центра города... вот только мы продолжали двигаться дальше.
— Ох, хватит! — Воскликнула я. — Куда, черт побери, мы идем?
Не оглядываясь, Ева продребезжала что-то.
— Бабушка говорит, что дядя Дима никогда столько не жаловался, — перевел Павел.
Конечно, мальчик ни в чем не был виноват; он всего лишь выполнял роль переводчика. И все же каждый раз, когда он говорил, мне хотелось врезать ему ногой. Тем не менее я безропотно несла свою ношу и за оставшуюся часть пути не произнесла ни слова. В определенной степени Ева была права. Я — охотница на стригоев, а Дмитрий никогда не стал бы жаловаться, выполняя безумные капризы старой леди. Он просто терпеливо делал бы то, что должен.
Я попыталась мысленно вызвать образ Дмитрия и почерпнуть из него силы. Снова вспоминала наше свидание в сторожке, то, как мои губы ощущали прикосновение его губ, и чудесный запах его кожи, когда я прижималась к нему. Я почти слышала, как он шепчет мне на ухо, что любит меня, что я прекрасна, что я единственная... От этих мыслей наш поход с Евой приятнее не стал, но, по крайней мере, выносить его было немного легче.
Мы шли почти час, пока наконец не добрались до какого-то маленького дома, и я, истекая потом, была готова рухнуть от облегчения. Дом был одноэтажный, деревянный и далеко не новый, однако выходящие на три стороны окна прикрывали изящные голубые ставни с белыми узорами. Тот же несколько кричащий способ использования цвета, который я видела на зданиях в Москве и Санкт-Петербурге. Ева ногой стукнула в дверь. Сначала никакой реакции не последовало, и я запаниковала, испугавшись, что нам придется тащиться обратно.
Наконец дверь открыла женщина. Моройка. Лет тридцати, очень хорошенькая, с высокими скулами и рыжеватыми волосами. При виде Евы она испустила удивленный возглас, улыбнулась и по-русски приветствовала ее. Бросив взгляд на Павла и меня, женщина быстро отступила в сторону и впустила нас внутрь.
Поняв, что я американка, она тут же перешла на английский. Удивительно, сколько здесь людей, владеющих двумя языками. В США такое встретишь не очень часто. Кивнув на стол, она предложила мне поставить все туда, что я и сделала с огромным облегчением.
— Меня зовут Оксана. — Мы пожали друг другу руки. — Мой муж, Марк, сейчас в саду и скоро придет.
— Я Роза.
Оксана предложила нам кресла, мне — деревянное, с прямой спинкой, однако в тот момент оно показалось желанней, чем мягчайшая кровать. Я испустила вздох облегчения и вытерла со лба пот. Оксана тем временем распаковывала принесенное мной.
Сумки были полны того, что осталось от похоронной трапезы. В верхней коробке оказались тарелки и кастрюли, которые, как объяснил Павел, брали у Оксаны взаймы. Наконец Оксана открыла нижнюю коробку, и — держите меня четверо! — она была набита кирпичами.
— Вы, наверно, подшутили надо мной... — простонала я.
Сидевшая в другом углу гостиной Ева выглядела очень самодовольно. Оксана пришла от подарков в восторг.
— Ох, Марк будет просто счастлив получить их. — Она улыбнулась мне. — Очень мило с твоей стороны принести все это.
— Рада помочь, — сухо ответила я.
Открылась задняя дверь, и вошел мужчина — Марк, надо полагать. Высокий, крепкого сложения; судя по седым волосам, значительно старше Оксаны. Вымыв руки над кухонной раковиной, он присоединился к нам, и тут, когда я увидела его лицо, меня ждал еще один сюрприз. Разница была не только — и не столько — в возрасте. Он оказался дампиром. Мелькнула мысль — может, это не Марк, муж Оксаны? Однако, представляя его мне, она назвала именно это имя, и на меня обрушилась истина во всей ее красе: моройка и дампир — супружеская пара. Конечно, наши расы все время были тесно связаны. Но брак? Позор — в моройском мире.
Я постаралась скрыть удивление и вести себя максимально вежливо. Казалось, Оксана и Марк очень интересуются мной, хотя больше говорила она. Марк просто смотрел и слушал с выражением крайнего любопытства на лице. Я распустила волосы, и скрытые под ними татуировки не могли выдать мой статус отказницы. Может, Марку просто было интересно, как американская девушка сумела найти дорогу в самое сердце этой безбрежной страны. Может, он думал, что я собираюсь стать "кровавой шлюхой".
Выпив третий стакан воды, я почувствовала себя лучше. Тут Оксана сказала, что нужно поесть, и теперь мой желудок ничего не имел против. Оксана и Марк вместе готовили еду, отказавшись от предложенной помощи.
Наблюдать, как они трудятся, — это завораживало. Никогда не видела такой слаженной работы. Они абсолютно не мешали друг другу; они понимали друг друга без слов. Они просто знали.
Несмотря на то что город находился в такой глуши, на кухне было современное оборудование, и Оксана поставила в микроволновку какое-то блюдо из картошки. Стоя к ней спиной, Марк рылся в холодильнике, но когда она включила печь, он сказал:
— Нет, не нужно греть так долго.
Я удивленно переводила взгляд с одного на другую. Он даже не видел, какое время она выбрала. И потом до меня дошло.
— Вы связаны! — Воскликнула я.
Оба удивленно посмотрели на меня.
— Да. Это Ева тебе сказала? — Спросила Оксана.
Я бросила быстрый взгляд на Еву, но та сохраняла прежнее самодовольное выражение лица, так страшно меня раздражающее.
— Нет. Сегодня утром Ева была не слишком общительна.
— Большинство местных знают.
Оксана вернулась к работе.
— Значит... Значит, вы — пользователь духа.