Мёртвый-Плохой-Злой

Вермина... владычица снов, кошмаров и дурных предзнаменований. Я вывернул голову, чтобы посмотреть в лицо статуе.

— Я... вспомнил! Вспомнил сон! — вдруг раздался голос Юлианоса, — откажи ей! Что бы она ни... — и звук оплеухи.

Я рывком повернул голову к Юлианосу, пытаясь понять, что он имел в виду, и увидел, как над ним стоит Элберт, замахивающийся во второй раз.

Удар.

Как он не оторвал Юлианосу голову напрочь, я не знаю. Во всяком случае, пары зубов бывший Хозяин лишился. И сознания — тоже.

А потом начался Обряд.

"Выдернули всю кровь и впихнули вместо нее яд", да, Юлианос?! В тебе, сволочуге, погиб большой поэт... это ж надо такие слова подобрать для этой мерзости... это ж надо...

И когда мне поднесли к губам сонный напиток, я не задумываясь, глотнул. А ведь с каким апломбом спрашивал у Юлианоса, зачем он пил. Больно было. Ну да. И я за этим же.

...я шел по холмам, покрытым красной пылью, и они сменялись на истекающие золотым светом облака, а потом — на черный лед. Мне попадались полуразрушенные дома, сломанные деревья, иногда я почти ничего не видел и шел мучительно, наощупь, иногда я словно понимал всю безумную логику моего сна — и делал шаг в нужную сторону, опрокидывая за собой многие расстояния.

"Кто ты, кто ты?" — шептались чьи-то голоса.

"Куда ты, куда ты?" — вторили им другие.

И темнота то смыкалась, то распахивалась, как чьи-то усталые глаза.

И, наконец, я остановился.

— Отчаяние, смертный, — сказала мне темнота.

Я поднял голову. Передо мной стояла женщина. Обычная женщина, в платье.

— Ты хочешь выбраться отсюда, — женщина чуть повернулась, и я вдруг подумал, что она — труп, мертва уже давно. В ответ на мои мысли плоть мгновенно сошла с ее костей и скелет, упав, рассыпался в прах.

— Если ты хочешь... тебе всего лишь нужно сделать мне подарок.

"Откажи ей!" — вспомнил я вопль Юлианоса.

— Нет, — сказал я, поворачиваясь. Она, жива и невредима, стояла за моей спиной.

— Ты даже не узнал, какой.

— Никакой.

Женщина опустилась на землю, превращаясь в черного зверя, похожего на пуму. Растеклась черной лужей по земле.

— Тогда ты останешься здесь. Со мной, — прошептали прямо над моим ухом, и на мое плечо легла ладонь. Потом она поднялась выше, погладила мою шею.

— Тоже нет, — сказал я, делая шаг вперед и поворачиваясь.

— Ладно, — легко согласилась Лорд Даэдра. — В случае чего, ты всегда можешь... передумать.

И через мгновение все завертелось. И земля Альд'руна легла мне под ноги. Таверна. Гилдан... Гилдан? Целуется с... с Проционом? Ну, дают! Зачем мне это показывают? Вермина хочет вызвать во мне ревность? Глупо.

Я подхожу к ним поближе. Это уже не Гилдан, а Айдис из Балморы... тычет мне пальцем в лицо, хохочет, а ее дружок, какой-то смазливый альтмер, глумливо ухмыляется. Все сон, все сон... что за детские игры?

Шаг в сторону, и я уже в кабинете Крассиуса. Он что-то пишет, и я смотрю через его плечо... это донос... на меня. Меня сдают с потрохами, сдают Имперским властям, как когда-то сановника из Кальдеры, как там его звали... Но я же понимаю, что это сон, не сработает это все равно!

— С добрым утром, — слышу я мелодичный голос, — господин, проснитесь... уже рассвело.

И просыпаюсь.

В постели. В комнате гостиницы Имперского Града.

— Вы просили разбудить вас на рассвете, господин, — сказала горничная.

— А-а-а... да... — страшный сон еще смутно помнился мне.

— Погода чудесная, — сказала девушка, отодвигая штору.

Мягкий утренний свет озарил комнату.

Я улыбнулся солнцу.

День встретил меня настоящей имперской сутолокой. Давно я не был на родине. И вот сейчас, вызванный письмом, зашифрованным по "фиолетовому" коду Клинков, я шел по Имперскому городу на встречу с агентом, вспоминая столичную атмосферу.

Даже в Вивеке у нас не так.

Разносчик газет, какой-то хаджит, подбежал ко мне, выкрикивая: "Раскрыта измена! Изменник Императору будет казнен сегодня на Арене!"

Я взял протянутый лист.

"Среди приближенных Императора оказался предатель! Этот недостойный звания имперца, известный как Альбус Кеннос, был уличен неделю назад! Участник заговора против власти и жизни Императора — будет подвергнут казни через четвертование..."

Меня несколько замутило. В моей стране... в Империи Тамриэль... да что там, в Киродииле!.. человека публично казнят такой страшной смертью? Даже за заговор против Уриэля Септима. Я понимаю, в Морровинде, данмеры... но имперцы, оплот культуры и цивилизации!

Я огляделся. Разносчик уже раздал газеты всем прохожим на своем пути.

Ладно. Мне этот Альбус не брат и не сват. Смотреть на эту мерзость я не собираюсь.

На мгновение у меня закружилась голова. Даже показалось, что город вокруг меня — лишь картинка, нарисованная слишком умело, чтобы поверить в ее подлинность. Но потом все прошло.

Агент озадачил меня. Закутанная в черное женщина показала условный знак белой, тонкой, но некрасивой формы рукой, и сказала одну фразу: "Император обязует вас присутствовать на сегодняшней казни".

Обязует так обязует. Веселого мало, но делать нечего.

Арена оказалась какой-то не такой. Ремонтировали ее, что ли, с моего отъезда? Поднявшись на свободное место, я осмотрел Яму Арены. Плаха уже стояла там... и палач тоже.

Ну и какого скампа мне надо при этом присутствовать? Без какого-то внятного задания? Поглазеть на пытки?

...пытки...

Я тряхнул головой.

Наконец, вывели этого Кенноса. С мешком на голове, под серьезной охраной. Какой-то чиновник зачитал список преступлений этого бедняги. Внушительно, даже не верится. Приговоренный стоял спокойно и прямо. Видно, не простой человек.

Наконец, мешок сорвали с головы Альбуса Кенноса. Толпа негодующе взревела, тот поднял голову...

Меня словно ударили в грудь булавой.

Это был Кай Косадес.

"О боги, учитель, нет!"

Голова пошла кругом. Я не знал, что мне делать. Первым, инстинктивным порывом полез за оружием... но его не было. Чушь какая-то. Я не мог пойти на встречу с агентом безоружным — это азы шпионской практики, да это просто здравый смысл! Но, выходит, пошел.

Так, погоди. Даже если бы у меня было оружие... ты присягал императору, Хальвес, своей честью и именем. Императору, не Косадесу. Если Кай — предатель...

Сердце мое заныло. Не может быть, не может быть. Заговор против Императора? Кай? Не верю, это или наговор, или ошибка. Но мне это не проверить сейчас, а потом будет незачем. О боги. Что я, как барышня, при чем тут верю — не верю, еще на цвете ивы погадай!

Я оглянулся по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то из Клинков — не из Шпионов, из открытого Ордена. Никого. Лица — жадные до чужой крови, негодующие или нарочито бесстрастные — все незнакомые.

Что я могу сделать? Оружие... один метко пущенный дротик — и Кай умер бы быстро и легко.

Поздно. Пока я добегу до гостиницы, пока обратно — а его уже волокут на плаху... я не успею. Ввязаться в бой? Их там человек десять... да и наверху лучники...

Я бросился на нижний ярус. Попробовать рискнуть своей шкурой — попытаться убить его голыми руками? Сверну шею... а потом меня самого четвертуют. Ну или просто повесят, все же мы очень культурная нация.

Сколько народу! Чего они сюда все приперлись! Их-то не обязали сюда... стоп. Неужели... не мог же Император из чистой подлости заставить меня смотреть на казнь Кая! К тому же его казнят под чужим именем...

Я протолкался в первый ряд.

Кай, которого только взвели на помост, повернул голову — и вздрогнул, увидев меня. Отвел глаза тут же — посмотрел снова — и я сжал кулаки со всей силы, как жутко видеть этот смертный, низкий страх в глазах того, кто был мне наставником... и другом.

К Малакату!

Я дернулся вперед, уже видя, как перепрыгну парапет, отшвырну одного из стражей, вон того, потом того... сумею! Мне бы только несколько секунд, они не ожидают, я же вижу, когда ждут нападения, а когда просто так, для виду, корчат из себя бдительных стражей.

Меня схватили за плечи. Сильно.

— Без глупостей, шпион, — сказали мне. — Или ты тоже предатель?

Вырваться я не смог.

— Почему, — выдохнул я, — почему четвертование?

— Приказ Императора, агент!

— Вина доказана? Почему его казнят под чужим именем?

— А не много ли вопросов задаешь, дружок?

— Отпустите, — сказал я самым просительным тоном. — Я не могу это видеть, прошу, дайте мне уйти...

Пусть только ослабят хватку! Хоть на миг — вырвусь, а потом, и да помогут мне Девятеро — пусть убивают, четвертуют, колесуют, плевал я!

— Потерпишь. Как такого труса в Клинки-то приняли? Стой спокойно.

Я почему-то не мог закрыть глаза. И отвернуться я тоже не мог. Словно во сне.

Палач поднял топор.

Горло мое перехватило.

Кровь — и вопль — дикий крик... боги, за что? За что, как можно? Я видел все — окровавленое лезвие вновь поднимается, разбрасывая красные капли, а Кай кричит, почему он не теряет сознание, о Вермина, сжалься, пошли ему беспамятство...

...Вермина...

Вермина хочет от меня...

— Хальвес! Хальвес, проснись, сынок!

Я просыпаюсь и чувствую, что лицо мое мокро от слез. Надо мной склоняется мать.

— Что тебе снилось, мальчик мой? Что-то плохое?

А что мне снилось? Словно я вижу, как умирает... Мне снилось, что я уже взрослый, но у меня есть какой-то учитель и его казнят на Арене.

— Д-да... — сказал я, — нет... мам, ладно, я...

Я же уже не ребенок. Мне через три дня семнадцать стукнет.

— Ты так кричал...

— Что еще я кричал? — недовольно бурчу я.

— "За что, как можно?", кажется. Сынок, мы с отцом, конечно, не стали возражать, чтобы ты учился ремеслу ассасина — но все же...

— Мам, тыщу раз ты мне это... мы все уже решили... и я уже два года, то есть уже три... и... давай спать, а?

Мама протянула руку и погладила меня по волосам.

— Ну, спи, спи...

Я вздохнул. Нет уж, раз я решил стать ассасином, то им и стану, не торговцем же становиться — живи потом всю жизнь, жирей, со скуки дохни... нет уж.

Зевнув, я приготовился уснуть опять.

Разбудил меня мамин крик. Я вскочил, спросонья не догадавшись схватить хоть что-то, способное послужить оружием, и бросился в родительскую спальню.

Я готовился к самому худшему. Убили? Отца? Ее? Обоих? Картины, одна другой страшнее, проносились перед глазами, пока я прыгал по лестнице через три ступеньки.

Дверь я вынес плечом, хотя мог и не стараться, заперта она не была.

— Ой! — мать, стоящая у окна, обернулась. — Ты что?!

— Ты... кричала? — я затоптался на пороге.

— Не-е-ет, — странно-успокоительным тоном протянула мать, — я не кричала... подойди...

Я сделал шаг к матери, но что-то остановило меня.

— А где отец? — спросил я, оглядывая кровать — пустую, со смятыми покрывалами.

— Он... тут, — отстраненность в мамином голосе была какой-то почти завораживающей, — подойди...

Свет Массера и Секунды, лившийся в окно, превращал мою мать в темный силуэт. Какой-то... пугающий силуэт.

— Подойди! — в третий раз повторила мать, и это был уже приказ — и зов.

Какая-то темная полоска ползла из-под пустой родительской кровати.

— Мама, что?.. — начал я, и тут вдруг мать рванулась ко мне прыжком, поднимая руку с чем-то блеснувшим... нож?.. отшатываясь, я оступился и упал.

Под кроватью лежал мой отец, мертвый, зарезанный, и кровь...

Удар ножом — в плечо, неловко.

— Мама, за что? — крикнул я, — за что нас?

— Ты... выродок... как твой... но теперь уж я вам отплачу-у-у-у!

Страх и отчаяние рухнули на меня, я заплакал и протянул вперед руки, а мать, обезумевшая, тянулась воткнуть свое оружие мне в горло, и выла...

— Нет! Нет, пожалуйста, мама!

— Обещай ей дар! — прокричала мать, — обещай!

Истерика поглотила меня. Я ни о чем не думал, только рыдал и твердил, что обещаю, не зная, что и кому, в ужасе и горе.

— Ну вот и чудесно, — прозвучал чей-то голос, исчезли мать и отец, развеялись, как сон, и вот я, Хальвес Венитус, мужчина тридцати пяти лет, вампир, лежу на сухой, покрытой пылью земле, весь в слезах, хлюпающий носом, а надо мной стоит Лорд Даэдра Вермина.

Я перевернулся набок, чтобы скрыть от нее лицо — слезы не хотели высыхать, все текли.

Через некоторое время я смог взглянуть в лицо Принцу Квагмира.

— Ты обещал мне дар. Вот тебе кувшинчик, — Вермина протянула мне маленький изящный сосуд на ремешке. — Наполни его кровью того, кого найдешь вон там, — она показала мне на вдруг появившееся поодаль (мгновение назад там была равнина) строение. — И я отпущу тебя. Отпущу человеком.

Я посмотрел в лицо Вермине.

— Ты обещал, — мягко сказала она.

"Ты вынудила", — подумал я. — "Ты обманула".

— Никто и не обещал честной игры, убийца.

"А если я не пойду", — подумал я.

— То, что я тебе показала — невинные сказки, мой маленький вампир. Я могу с тобой сделать такое, что ты предпочтешь быть сожженным заживо или оскопленным и лишенным чести прилюдно. Поверь.

Я верил.

— Не обязательно убивать его! — крикнула Вермина мне вслед, когда я, сжимая этот проклятый кувшинчик, двинулся к указанному строению, — просто набери кровь!.. Хотя как хочешь!

Ее радостный смех преследовал меня до самых дверей.

Я догадывался, чью именно кровь желает получить от меня Вермина. Мои догадки оправдались.

Посреди помещения, абсолютно пустого — четыре стены — стоял столб. К нему был цепями примотан Юлианос. Выглядело это весьма убого, показушно, что ли. Одно могло Юлианоса, не будь он плодом моего воображения, утешить — оба глаза у него были на месте, и рожа тоже пребывала в первозданной красоте.

— Ну привет, — сказал я.

— Вынудила? — спросил Юлианос.

"Ну, еще не вынудила", — про себя сказал я.

— Пытаться освободить тебя есть смысл?

— У меня не вышло, — равнодушно произнес Юлианос.

— Чего у тебя не вышло? — но до меня уже дошло. Вероятно, такая сцена повторялась неоднократно, и в прошлый раз Юлианос так же приходил набирать кровь Алвэреля. — Все, ясно, не объясняй. Быстро: что еще бесполезно делать?

— Да все бесполезно, — Юлианос поднял на меня взгляд, — набирай кровь.

— Да подожди ты. Что будет, если я наберу?

— Когда это сделал я, Вермина сказала "спасибо". Тебе тоже скажет, наверное. Набирай, Хальвес.

— Может, ее можно как-то обмануть?

— Не пробуй. Я пробовал. Поверь — если бы я мог спасти Алвэреля, если бы был хоть какой-то шанс...

— Да кто он тебе? — спросил я, вглядываясь в лицо бывшего Хозяина Изгоев Куарра. Экие чувства. Прямо завидно.

— Приемный он мне, — прошептал Юлианос, — и ты тоже. Поэтому я тебя прошу — не пытайся ее переиграть, а то... ладно, неважно. Просто набирай кровь и иди...

— Сам иди, — огрызнулся я. — Чем набирать-то?

— Зубами, придyрок. Просто не глотай, а выплевывай в эту баклагу.

"А, ну да. Я и забыл, что я вампир. С этими снами..."

— Подло это, Юлианос. Рабом тебя делать... из-за снов каких-то дyрацких.