Мефодий Буслаев: другой путь

Интересно, у них под при трансформации меняется, или так и остаются бесполыми?

— С чем пришёл? — пожалуйста, пусть окажется, что я зря паникую под шаблонами мышления, и на самом деле все не так плохо.

Суккуб неуверенно посмотрел на меня, а потом протянул в потной ладошке две песчинки, переливающиеся пурпурным. Колючие и сияющие колючим светом в руках духа, они наполняли странным, доверчивым теплом, не пытаясь закрыться от меня.

Я выдохнул. Перед глазами встали образы — мужчина лет тридцати, со странной горечью на лице и ампутированной рукой, и какой-то парень лет семнадцати, со счастливой улыбкой сидящий около компьютера. Стены были увешаны плакатами с одной девушкой, явно нарисованной

Ни один из них не тянул на грешника. На их месте легко мог бы оказаться я — желая купить ноги Ирке, или спасти пациента, или даже она сама, если со мной что-то случится.

Одна мысль об этом приводила меня в бешенство. Я поймал себя на том, что сжимаю до треска зубы.

— Где эйдосы достал, тварь? — кажется, моя рука сжалась на его горле, с трудом проходя сквозь пластилин. На морде духа отразился страх — кажется, я не сумел удержать лицо, да и эмоции он распознавал куда лучше Улиты.

— Честно вытащил, начальник!!! — суккуб искренне не понимал, чего я от него хочу — недостачи у него скорее всего не было, да и не прятал, я бы почувствовал, как чувствую каждый эйдос в здании. Песчинки будто сияли в руке, пытаясь спрятаться от мрака приемной. — Он сам эйдос заложил, из аварии, с дочкой встретится хотел! Другой сам кричал — тян не нужны, на рисованных, извиняюсь, дрочил. Сам согласился, свет не придерется!

Кажется, он прочитал что-то на моем лице, и я понял, что держу за горло Ирку — давя на шею, почти убив. Рука расслабилась, и тварь отскочила, но не ушла — её наполненный ненавистью взгляд уткнулся в мою руку. Справку я ему не оформил, а эйдосы забрал.

Кажется, я понял, как работает мрак. Система организована как с гастарбайтерами. Духов пускают в человеческий мир, поставив норму выработки, заявив её в главной канцелярии. Дух должен любыми путями надыбать у людей столько душ в месяц, иначе ему не продлят пребывание в человеческом мире и он вернется в ад. А продлевают им его здесь — в месте, где проданные по глупости и избытка чувств души учитывают, упаковывают и отправляют в ад.

В этот раз перейти на истинное зрение не составило труда — будто бы что-то щелкнуло в голове, и Ирка пропала. На не месте снова была пластилиновая фигура.

Я впервые ощущал себя так — с оледеневшими внутренностями, с отказывающейся разжиматься рукой, хранящей души двух в общем то неплохих людей.

Никакой романтики, никакого честного наказания — грязно, подло и эффективно. Эффективный менеджмент, высокая эффективность и мотивация работников... И сотни людей, обрекающих себя на вечные мучения только потому, что по глупости согласились на предложение, на которое нельзя было соглашаться.

Очередь, почувствовав, что что-то резко изменилось, рванула назад — даже воздух стал тягучим.

— Прах к праху. — не знаю, откуда пришла эта фраза, но сила, буквально наполнявшая меня, преобразилась. По стене резиденции прошла крупная трещина.

Серый туман, зыбкий, но почти материально ощутимый поднялся на шаг впереди меня, обхватив свободную руку.

Я смотрел на них, и видел, куда попал. В этих духах не было ничего, кроме лицемерия, подлости и злобы. Будто бы грязь окропили кровью, заставив подучившуюся смесь двигаться. Тем ярче в истинном зрении сияли песчинки, спрятанные в пуговицах, под ногтями, в толще пластилина.

— Эй, Меф, ты чего? — вскочившая Улита в шоке уставилась на меня. На её бедре сверкала рапира, но она даже не попыталась к ней прикоснутся.

— Пепел к пеплу. — я не чувствовал ничего — точнее, тот коктейль из ярости, бешенства и наполняющих теплом эйдосов сплавился в одну ледяную корку.

Поток тумана ударил в разбегающихся духов, буквально стирая их, словно ластиком — от одного прикосновения тумана пластилин рассыпался в пыль.

Миг — и я рухнул в кресло, осушенный до дна. На полу осталась только пыль, и лежащие в остатках одежды сияющие искорки. Не обращая внимания на замершую в шоке Улиту, я почти подполз к пыли, собирая эйдосы.

— Эм, Меф, у тебя же даже дарха ещё нет... — она сказала в воздух.

Сто семьдесят четыре искорки грели душу, окутывая тело приятным теплом. Рука, в которой они оказались, буквально отказывалась разжиматься — мрак, царивший в резиденции, давил на искорки, заставляя их сиять холодным, злым светом, тратя силы на защиту.

Только собрав все души я присел в кресло, отдышавшись. Я не знал, что делать — мыслей вообще не было.

По большому счёту, подозреваю, что за такое убивают. Но... Поступить по другому я не мог.

— Меф, зайди ко мне. — спокойный голос Арея буквально вонзился мне в голову.

Я обернулся — и телепортационная руна ехидно сверкнула. 'Обратно — тонким слоем по всей Москве'. Дьявол!

Да, именно он.

Вздохнув, я встал и прикоснулся к двери. Руку с эйдосами, которые некуда положить, я спрятал в карман поглубже — нечего бесить стража мрака и его дарх. Это как трясти пакетиком героина перед наркоманом.

Вздохнув, я вошёл. К черту.

* * *

— Садись, Мефодий. — голос Арея был удивительно весел, но взгляд оставался серьезен. — И расскажи мне, чего ты добивался этой сценой.

Он не был зол — наоборот, скорее доволен. Будто бы я подтвердил его ожидания... Стоп. ' — А подключи, — голос мечника был странно неуверенным'. Он мог бы отправить меня домой, оставив в счастливом неведении, но приказал посмотреть и, что важнее, осознать суть происходящего. Он хотел посмотреть на мою реакцию, и был почти полностью уверен в том, что увидит. Поздравляю, Меф — это рекорд. Сказка закончилась спустя шесть часов после начала.

Я молчал — что бы я ни ответил, это выставило бы меня идиотом. Спас сто семьдесят душ? Ага, спас. То-то они лежат у меня в ладони, и я понятия не имею, что с ними делать. Убил комиссионеров? Будто бы это что-то изменило.

— Молчишь? Ну молчи. — Арей вздохнул. — Видишь ли, Меф, тебя не просто так называют наследником мрака. То предназначение, что ты получил от звездочки, на самом деле мелочь — интересная, но мрак проживет и без нее. Проблема в том, что никаких сил у звезды заведомо не было, и получил ты то, что никак не могло сгинуть в тартаре — силу Кводнона. — я снова дернулся. Одних только звуков имени хватало, чтобы будто бы утопить меня в грязи. Липкой, гадкой, удушающей, проникающей в горло грязи. — И попутно высосал досуха еще с сотню стражей, находившихся тогда в Москве. Понимаешь, что это значит?

Я вздохнул. Кажется, понимаю.

— Покоя мне не дадут? — и плевать на меня, но, подозреваю, я могу подставить Зозо и, что куда хуже, Ирку. Дьявол!

Арей покачал головой.

— Не дадут. — он внимательно посмотрел на меня. — Видишь ли, Меф, врагов в нашем мире обычно получают до рождения. Даже не столько врагов, сколько у тебя есть то, что позарез нужно другому, но тебе без этого никак. — Арей погрузился в свои мысли. — Пока что тебя, как особенно ценную зверушку, неплохо охраняли. Уйдешь — я не поставлю за твою голову и ломаного гроша.

Да я и сам не поставлю. Магией я не владею, а спрятаться... Судя по количеству духов на службе мрака и краем глаза просмотренных отчетов, меня схватят уже на выходе из офиса. Или стражи, или какой-нибудь Интерпол объявит в розыск. Впрочем, забавно, что никаких сомнений по поводу того, что я могу уйти, у него не было.

— Где расписаться в отречении? — я вздохнул.

Готов поспорить, что все это наследничество — пустая формальность, и на троне давно уже кто-то уютно устроился, но я предпочту отделить себя от этой чести всеми возможными способами. В гробу я видел и мрак, и его трон, и его резиденцию.

— Нигде. — Арей вздохнул, и серьезно посмотрел на меня. Было видно, что ему неприятно это говорить — Меф, ты еще не понял? Ты наш, весь, с потрохами и селезенкой. Ты урвал силы повелителя мрака, которые принадлежат мраку, и избавиться от них сможешь разве что вместе с эйдосом. Разрыв договора не возможен и никому не интересен.

Ну, что-то подобное я и подозревал.

— А что на счет свободы выбора? 'Иначе бы эта война изначально не имела смысла', — я повторил его слова, сказанные вчера.

Арей посмотрел на меня, как на идиота.

— Выбирай. Хочешь — вали из резиденции до первого стража, хочешь — вскрой себе горло и провались вслед за силами в тартар, хочешь — оставайся тут, — его лицо ничего не выражало, но сомнений в его словах у меня не было.

— И свет не вступится? — знать бы еще, что из себя представляет этот самый свет и где он вообще бродит.

Взгляд Арея стал еще саркастичнее.

— А есть, ради чего? — он усмехнулся. — Ты уж прости, но тут мрак в своем праве. Ты — его собственность, что бы не делали светлые.

Дьявол, он ведь не врет — я бы почувствовал. Но. Черт, у меня вообще не остается выхода. Сбегать и прятаться можно только тогда, когда ты это хоть немного умеешь. В моем случае это прямой путь в тартар, быстрее и куда менее болезненно самому вскрыть себе вены. А Ирка... Может быть и справится без моей помощи. Может быть. Никаких гарантий. О своей первой девушке я старался не думать. Это слишком больно, а это место не заслуживает даже отблеска воспоминаний о ней.

А вдобавок ко всему Арей будет меня учить как максимум до прохождения лабиринта. И это если меня не зарубят прямо на выходе.

Черт! Должен же быть хоть какой-то выход?

На меня накатила безнадега. И самое отвратительное — Арей ведь даже не давит, вчерашняя мощь спряталась вовнутрь. Он просто сообщает мне о моих перспективах, и... Стоп.

— А что, можно быть приговоренным с рождения? И всеблагой свет это позволит? — это были уже потуги отчаяния, последние очаги сопротивления крепости, в которую ворвались вражеские войска. Даже мой голос больше напоминал писк.

— Помнишь Улиту? — Арей кивнул на дверь, ведующую в приемную. — Ее эйдос заложила ее мать-ведьма, пока та была еще в утробе. Так что тебе даже повезло, Меф — тебя угораздило попасть под затмение, а она не имела шансов изначально.

А вот теперь — конец. Это реальность, Меф. Тут есть светлые и темные стражи, тут можно продать душу и можно лишиться ее еще до рождения. Свободу выбора оставь в сказках.

А знаете что? Идите к черту.

— И что дальше, Арей? — надо же, я назвал его по имени. Когда слишком сильно боишься, страх исчезает. — Что это вообще меняет? Я лечил — и буду лечить. Убивал комиссионеров — и буду убивать. И ни хрена вы мне не сделаете, пока я вам нужен, чтобы пройти этот гребаный лабиринт. Я, как вы сказали, слишком ценная зверушка, чтобы променять меня на тонну пластилина.

А вот после этого, мне, скорее всего, выпустят кишки, причем прямо на выходе из лабиринта. И бежать некуда.

Я ждал реакции на хамство, но ее не было. А потом Арей рассмеялся. Протяжно, искренне, и низко.

Я ждал, пока он закончит, и спустя почти минуту мужчина успокоился, щелчком пальцев материализовав длинный футляр, обтянутый толстой черной кожей с парой темных пятен. Даже думать не хочу, чья это кровь.

— Тогда первым убей Тухломона. — я не понял, шутка это или он говорит серьезно, так что открыл футляр.

На бархатной красной ткани лежал меч — длинный полутораручный меч. Навершение рукояти в виде шара, обмотанная черной кожей рукоять, простая гарда, чуть расширяющаяся к концам. Арей кивнул на него, и я послушно протянул руку к мечу — отказ тут не подразумевался. Прикоснулся к рукояти — и тут же оторвал руку, неосознанно отведя ее себе за спину. Сердце вспыхнуло адской болью, к горлу подкатил ком — и я, не выдержав, встал со стула, подбежав к двери. За спиной раздался тихий вздох, и со звуком от еще одного щелчка рядом со мной появился какой-то тазик, почему-то наполненный водой, куда меня и вырвало.

Наконец я, с трудом отдышавшись, встал, но на футляр я смотреть больше не мог — к горлу подкатывал комок. Это было, словно прикоснутся к чему-то даже более мерзкому, чем разложившийся труп. Большего отвращения я не чувствовал ни разу в жизни, и меня выворачивало от одной мысли о том, что это можно взять в руки.

Если меч Арея был поглощающим все вокруг сгустком тьмы, то это — мерзким, склизким паразитом, буквально вцепившимся в мой эйдос при первом же прикосновении. Сердце все еще болело, я почти чувствовал прикоснувшиеся к нему склизкие, жадные щупальца.

— Это ж что с тобой будет, когда дарх оденешь... — до меня донесся задумчивый голос Арея. Задумчивый, но ничуть не удивленный. — Как тебя вообще занесло в нашу контору, Меф? Это, между прочим, меч Древнира, самый светлый артефактный меч, который только есть у мрака, и сильнейший из попавших к нам мечей, — он на миг задумался. — Если меч вообще возможно назвать светлым.

Я вздрогнул.

— Это — гребаный паразит, а не меч. Можете хоть прямо сейчас на улицу вышвырнуть, но я до него больше не дотронусь. — хотя... Судя по увиденному, тут вообще все — паразиты. Господи, в какое же дерьмо я вляпался.

В кабинете повисло молчание. Арей задумчиво посмотрел на свой двуручник, а потом отрицательно покачал головой. Да его меч я даже не подниму, хотя... Да он меня сожрет, когда я до гарды дотронусь.

У моих ног упал еще один меч. Тоже бастард, только теперь гарда была покрыта позолотой, а ручка была железной с деревянными вставками каштанового цвета. Моя рука замерла, не решаясь преодолеть последний миллиметр до рукояти. Зажмурившись, я все-таки схватился за холодную сталь... И в руку ударил ровный электрический заряд. Пальцы онемели, но все-таки это было куда лучше, чем прошлый вариант.

— Обычный меч, только зачарован неплохим магом лет триста назад. Темным, разумеется. — Арей вздохнул. — Меф, мечом Древнира можно убить кого угодно — хоть бога, хоть стража. Этой зубочисткой ты меня разве что поцарапаешь.

То есть я сам урезаю свои шансы на выживание в Лабиринте в несколько раз. Отлично. Я вспомнил то, что почувствовал, прикоснувшись к этому невероятно могучему мечу... К дьяволу ваши убивающие богов игрушки. Была бы моя воля — вы бы тоже туда отправились, но ведь хрен там.

— Благодарю за предложение, но нет. Этот меч меня полностью устраивает, — еще бы бил по пальцам хоть немного слабее...

Арей только покачал головой.

— Воля твоя. Сегодня учишься не дергать пальцами, держа меч, завтра начнем тренировки. — Арей внимательно посмотрел на меня. — Свободен.

Вздохнув, я вышел из кабинета. Там уже не было ни следа оставшейся от комиссионеров пыли, только Улита странно затихла, и смотрела на меня широкими глазами. Плевать — мне сегодня еще нужно зайти к Ирке, да и пациентов проверить не помешало бы, хотя я и скрепя сердце взял отпуск на эту неделю.

Уйти из мрака совсем не получилось, но покинув резиденцию я почувствовал себя гораздо лучше. А теперь — постараться забыть обо всем этом дерьме. Хотя бы до завтрашнего дня.

* * *

Если хочешь забыть о своих проблемах — посмотри на чужие. Это правило неуклонно подтверждало свою правильность годами опыта, и безукоризненно сработало и в этот раз. Мне было противно, но я пошел к Ирке именно поэтому. Не потому что соскучился или захотел проверить, как она — потому что мне было нужно увидеть, что может быть хуже, а беспокоить умирающих я ради этого бы не стал.