Ещё одна сказка

— Искандра! — глубоким певучим голосом пропела Гранда. — С возвращением, милая девочка!

Четвёртая глава

Она была такой яркой, что лишь позже я с огромным изумлением заметила за её спиной двух серых типов, которые при пристальном вглядывании в них оказались высокими и широкоплечими. Оба одеты в деловые костюмы, однако шитые из серого твида с мелкими завитушками букле преимущественно зелёного и жёлтого цвета, так что им, чтобы прятаться, никаких маскхалатов не надо! А уж в утреннем солнечном саду, наполненном множеством теней от деревьев, они вообще сливались с окружающей обстановкой.

И впечатление лёгкой воздушности, которую привнесла своим появлением Гранда, огрузилось пока ещё едва заметным беспокойством: почему эта знатная дама (насколько я поняла своих детей) пришла под охраной двух телохранителями, если она наша близкая соседка?

После нескольких минут бестолковых и даже неловких приветствий и уговоров войти и посидеть в доме или пойти погулять по саду, чтобы поговорить, мы все остановились на разговоре в комнате первого этажа, где и уселись в креслах у окна.

Впрочем, не все. Телохранители встали — один у входа в дом, другой — на пороге в комнату, в которой мы расположились.

Теперь я поняла, почему мои дети называют Гранду старушечкой. Она была не просто старушечкой, но старушечкой-цветочком. Сверху крупная, слегка разлохматившаяся хризантема, стремительная и летящая. Ближе книзу — статуэтка. Немаловажную роль в чём сыграли туфельки на высоком каблучке. Лицо словно написано акварелью, в которую вписали тонкие очертания бровей вразлёт и больших глаз, а также упрямого, слегка курносого носика. Да, морщинки присутствовали — вокруг глаз и большого, но всё равно красивого рта. Посмеяться дама явно любит... Всё тонко и трепетно, как и её лёгкое одеяние... Я, темноволосая, неловкая и неуклюжая, стесняющаяся своего вида и своего поведения, а оттого надутая (подглядела в зеркало, пока рассаживались), рядом с ней выглядела, как грубая крестьянка, для каких-то целей приведённая в господский дом.

Как только мы сели в кресла, пока ещё улыбаясь друг другу и не зная, с чего начать разговор, я заметила, что Гранда исподтишка старается разглядеть мою руку. Сначала удивилась. Зачем ей? Потом сообразила и с трудом удержала зачастившее дыхание: она хотела увидеть, есть ли на запястье знак, который я разглядела ночью.

Я с трудом удержалась, чтобы специально не выгнуть руку так, чтобы она убедилась, что запястье чисто от знака. Но сообразила — она сразу поймёт мой жест: я не просто так показываю ей руку. И убедится, что знак — был, несмотря на сиюминутное его отсутствие... А мне... Я чуть не прикусила губу — вовремя опомнилась: почему-то мне показалось, что Гранда из тех, кто мгновенно замечает все детали и любые изменения в лице того, кого она хочет расколоть.

И, только произнеся это слово мысленно, удивилась, всё ещё благожелательно улыбаясь соседке. Удивилась сама себе. Я не хочу, чтобы меня сразу раскусили! Чем больше поглядывала на меня Гранда, одновременно разговаривая с моими детьми, тем большее росло во мне упрямство. Сначала о себе узнаю я сама, а уж потом... если захочу.

Вслушавшись в беседу детей и соседки, поняла, что они обсуждают налёт на нашу квартиру, из-за чего нам пришлось бежать из... своего мира. Эта беседа помогла мне собраться с мыслями и в некотором смысле подстроиться под Гранду в странной, придуманной мной игре "дознаватель — маскирующийся шпион". Я решила улыбаться не так, как она — слегка свысока, хоть и благожелательно, чего не замечали мои дети. А бесстрастно... Что-то такое во мне насторожилось, чего я не понимала. Я, как будто насторожённая кошка, внутренне вздыбилась, присматриваясь к нашей гостье и пытаясь разгадать её помыслы.

А Гранда тем временем обратилась ко мне:

— Искандра...

— Пожалуйста, ре Гранда, — мягко, но настойчиво сказала я. — Я не помню этого имени. Называйте меня Александрой.

— Отлично, Александра, — улыбчиво приглядываясь ко мне, согласилась соседка. — Итак, Александра, сегодня вы идёте к доре Марику на званый вечер. Твои дети побывали на таких вечерах, но мне хотелось бы быть твёрдо уверенной, что комплект одежды, купленной ими, подойдёт тебе. Не могли бы мы уединиться наверху, в твоих покоях? Посекретничать по-женски? — рассмеялась она.

Не зная, что ответить на такое откровение, я мысленно заупрямилась: нет, не хочу, чтобы мне навязывались в... феи для бедной Золушки! Не надо мне благотворительности! Правда, голос рассудка где-то там, на окраинах упрямства, напомнил, что я и в самом деле не разбираюсь в здешнем этикете, а значит, помощь Гранды будет для меня великим подспорьем, если придётся входить в здешнее общество.

Последнее перевесило. Впечатление, что я больше не вернусь в мир, где прожила большую часть своей жизни, требовало подчиниться завуалированному приказу, и я первой встала и склонила голову, приглашая гостью в свою комнату.

Ладно хоть, телохранители и не подумали подняться вместе с нами — один остался сторожить свою госпожу у лестницы на второй этаж.

Гранда с порога мельком осмотрела комнату, кивнула, словно себе самой, в ответ на какой-то вопрос, и обернулась ко мне.

— Садись, поговорим. Катя поднимется чуть позже.

Ого, мы уже на "ты"!.. Потом вспомнила, что она уже говорила со мной, "тыкая", но сначала это прошло мимо моих ушей. А сейчас... покоробило... И, вообще, странно. Чем дальше мы общались, тем чувствительней я себя ощущала не только к эмоциям гостьи, но и к словам, которые выговаривала Гранда. Причём, чаще всего я придиралась к их значению и даже ловила в них недосказанность, которой хотелось возражать. Сжав в кулачок (пойми, Саша: она старше! Ей можно!) откуда-то взявшееся упрямство и острое прочувствованное желание дерзить и не подчиняться, я заставила себя дойти до кресла, развернуть его к Гранде, а сама присела на табурет, до сих пор стоявший возле кровати.

Гостья порхнула к креслу и уселась, расправив складки платья одним движением. Выглядело это и впрямь очень по-светски. Я бы так точно не сумела бы — сидела бы и ёрзала, поправляясь. Глядя на меня уже не столько благожелательно, сколько со скептической усмешкой, Гранда вполголоса сказала:

— Узнаю знаменитую строптивость твоей семьи. Никогда никого не слушали — жили только по своим законам. Впрочем, могли позволить себе — со своими-то талантами. Александра, ты здесь менее суток. Спрошу напрямую: не замечала ли ты в себе каких-то изменений? Чисто внешних? Место у вас здесь обжитое — твоей семьёй. Что бы ты в себе ни несла внутри себя, это должно проявиться знаками. Итак?

— Нет, не замечала, — тихо ответила я.

Как ни странно, знатная гостья только хмыкнула на мой ответ и даже кивнула, усмехнувшись.

— Примерно предполагала, поэтому принесла с собой вот это. — Она сунула пальцы в длинный рукав своего платья и вынула оттуда тонкие листы, как от небольшого блокнота, свёрнутые вместе — что-то вроде брошюрки или свитка. — Если на коже появятся какие-то знаки, загляни сюда — здесь есть определение символов. Они помогут тебе сориентироваться, кто ты и что ты собой представляешь.

— А что это?

— Это магические листы, позволяющие определиться с твоими талантами, — объяснила Гранда, теперь уже усмехаясь моему нежеланию взять из её рук эти листы. А потом, чуть перегнувшись в сторону, спокойно положила их на низкий подоконник. — Если ты мне не доверяешь, возьмёшь после моего ухода. Странно... — уже задумчиво проговорила она. — По рассказам твоих детей, я представляла тебя несколько иной, чем та... Александра, что сидит сейчас передо мной. Но это и к лучшему. Расскажи о своей жизни там, за гранью.

Чуть не надерзила сказать ей: "Охота ж вам лезть в чужие дела?" Но зажала себя в жёсткий кулак и по её наводящим вопросам начала свою историю с момента, когда стала "дочурой". Старалась говорить скупо, но этой старушечке инквизитором бы служить! Она вытянула из меня столько и того, о чём, будь ситуация и собеседник другими, я даже вспоминать бы не захотела. Мне повезло в одном: вспоминая, говорила очень медленно. И скоро на лестнице послышались быстрые шаги — к нам бежала Катя.

Обе заставили меня надеть то одеяние, которое дети купили мне для "выходов в свет". Одевалась, слава Богу, за ширмой, которую Катя вытащила из-за шкафа, прятавшегося за дверью. Не так стыдно — перед посторонней. Длинное тёмно-бордовое платье без рукавов, но с коротким жакетиком чуть светлей основного тона мне и самой понравились. Как и удобные чёрные туфельки на небольшом каблучке. Придирчиво осмотрев меня, Гранда безапелляционно заявила:

— Как только вернусь домой, пришлю тебе сумочку.

— Ой... — огорчилась Катя. — Забыла...

— Ничего страшного — у меня есть как раз в тон обуви, — ободряюще сказала гостья и обратилась ко мне: — Александра, проводи меня, пожалуйста.

Катя спустилась вместе с нами, но сразу прошла в комнату, к брату, а я послушно поспешила следом за Грандой, сопровождаемая двумя телохранителями гостьи. Догнала почти на полпути, и соседка молча предложила мне руку.

У калитки сбоку от ворот Гранда обернулась ко мне.

— Твоя прошлая жизнь требует от тебя здесь осторожности — я понимаю. Но, чтобы выжить здесь, тебе придётся побыстрей вжиться в нашу реальность. Городок у нас небольшой, но все друг друга знают. Первое, что надо именно тебе сделать, открыть старый дом и привести его в порядок. Будут проблемы — или ко мне обращайся, или проси о помощи своих детей. Они многое уже здесь знают. Но не будь букой — таких считают заносчивыми и не принимают в здешнем обществе. Сегодня вечером тебя дети приведут к доре Марику. Не отказывайся принять мою помощь на этом вечере. Кое с кем познакомлю сразу — с теми, кто обычно отказывает новичкам в знакомстве и расположении. До вечера, Александра.

— До вечера, — откликнулась я, и она снова улыбнулась.

Затем, не глядя на телохранителей, она вышла на улицу, и те поспешили за нею, обойдя меня и лишь склонив головы на прощание.

А я вернулась в садовый домик, в очередной раз про себя удивившись, какой же он огромный, и в очередной раз слабо улыбнувшись, вспомнив свою "однушку".

Дети нетерпеливо дожидались меня в своей комнате.

— Ну что, мам? — приступил ко мне Андрей. — Катя говорит, тебе Гранда не понравилась! Это правда?

— Я не говорила, что маме не нравится Гранда! — возмутилась дочь. — Я говорила, что мама ведёт себя немного... ну... как сказать... В общем, они не болтали, как подруги.

— А, ну тогда ладно, — успокоился Андрей и усмехнулся. — Было бы странно, если б они, как подружки, болтать начали. Не детки в песочнице, чтобы сразу вот так. Взрослым вообще трудно с общением, — философски сказал сын, когда я села в кресло, а Катя пристроилась рядом. — Им постоянно надо соблюдать какие-то правила этикета. То ли дело мы — познакомились с Грандой около забора, в саду. Раз — поговорили и всё друг про друга поняли. Мам, а если не секрет, чем она тебе не понравилась?

— Ты же только что сказал, что Гранда понра... нет, ну вы поняли! — снова рассердилась Катя. — И тут же... Мам, — ласково обратилась она ко мне, — ты ещё ни слова не сказала про Гранду. Но ведь она ничего тётка, да?

Эта её "тётка" будто спустила во мне намертво зажатую пружину. Я расхохоталась.

Дети удивлённо посмотрели на меня и тоже засмеялись.

Когда мы отсмеялись, Андрей немного удивлённо сказал:

— Мам, а ты ведь здесь совсем другая.

— Подожди, — остановила я его — знала: сын иной раз пускался в рассуждения по интересующему его поводу, но его рассуждения часто слишком пространны, а мне сейчас хотелось кое-что выяснить. — Это Гранда вам сказала, что вы ходоки?

— Да, — сказала Катя. — Она принесла нам магические листы со знаками-символами, и мы взяли их в руки, после чего разглядели на запястье собственные знаки, указывающие на наши способности.

— Это какие же знаки? — насторожилась я. Мелькнула мысль: а если и у моих детей такие же, как у меня. Точней у меня такие же. И тогда мне не надо будет дотрагиваться до этих бумаг: почему-то я панически и боялась.

— У нас обоих знаки дороги — латинская буква R, — сказал Андрей. — Только она очень жёсткая, как будто вырубленная или вырезанная на дереве.

Между нами зависло молчание. Дети опустили глаза, и я видал, что они вспоминают тот момент, когда узнали, почему они могут переходить границу между мирами. Или — грань, как сказала Гранда... Пока они вспоминали, я наконец сумела сформулировать вопрос так, чтобы они не поняли, чего я опасаюсь.

— А эти листы Гранда потом забрала?

— Да нет, — пожала плечами Катя. — Они у нас в ящике стола где-то валяются. — Хочешь посмотреть?

— Потом, — быстро сказала я. — Только один вопрос по ним. Если эти бумаги содержат объяснение каких-то символов, почему Гранда назвала их магическими?

— Они усиливают выход знака на запястье, — объяснил Андрей.

— Понятно, — не совсем уверенно проговорила я. — Сейчас бы мне хотелось узнать ещё вот о чём: кто и что будет на вечере. Что собой вообще представляет вечер, который закатывает этот доре Марик?

— Ну, вечера здесь не закатывают, — задумчиво сказал Андрей и взглянул на сестру. К моему удивлению, Катя вдруг покраснела и отвернулась от него. — Здесь общие званые вечера проходят очень солидно. Сначала все собираются в общей зале, молодёжь танцует, танцуют и те взрослые, кого пригласят. Остальные обмениваются новостями, обсуждают их. Если к кому-то кто-то приехал, хозяева приехавших представляют их всем. Нас представляла ре Гранда. Но нам легче. Обычно сюда чаще приезжают взрослые люди, а мы тут — малышня. И нас сразу взяла к себе в компанию здешняя молодёжь. — Он сказал это так важно, что я снова чуть не рассмеялась. — А они поболтливей предков будут. — Он вдруг поморщился. — Плохо только одно: нам с Катькой так никто и не сказал про семью — ну, нашу здешнюю семью. Все отговариваются, что ты должна всё вспомнить. И сама нам всё рассказать. Но мы кое-что всё-таки сумели узнать.

Он замолчал, взглянув на сестру. Катя тоже задумчиво посмотрела на меня.

— Мы узнали только главное: твоих настоящих родителей убили. И этим здешние очень недовольны. И очень надеются, что твой талант будет таким, как у них — у твоих папы и мамы.

Я внезапно подумала, что мои дети всё ещё остаются детьми, несмотря на кажущуюся взрослость. Это видно даже по тому, как они говорят. Взрослому легче было бы выговорить "родители", а мои дети произносят — "твои папа и мама". И только чуть позже пришло осознание того, что Андрей сказал: моих родителей убили. Я ничего не помню, но почему эхом откликнувшиеся слова резанули по сердцу?

— И не сказали... — негромко сказала я, чтобы перевести разговор и не думать о невесть откуда появившейся боли. — О том, какие именно у меня таланты должны быть.

— Но Гранда же тебе оставила магические бумаги! — удивилась Катя. — Когда у тебя на запястье появятся знаки, тебе только и надо будет взять бумаги в руки — и всё.

Как легко... А если у меня неприятие этих бумаг из рук слишком самоуверенной в себе ре Гранды? Если у меня подозрение: возьми я только эти бумаги в руки, она сразу будет знать, кто я?.. Кажется, моё нежелание общаться с людьми становится паранойей... Прислушавшись к себе, я поняла: мне не хочется вообще выходить за границы своего... поместья. Не хочется выходить из этого сада, где я чувствую себя защищённой. Не хочется с кем-то знакомиться, быть вежливой и приветливой, Господи — разговаривать!