— вот такие дела парень. Дочку замуж выдал, квартиру ей оставил, а сам в родительский дом перебрался. Свежий воздух, тишина, а природа то какая, — мечтательно произносит водитель, — что еще надо в мои года? Работать в колхозе устроился, коллектив хороший. Конечно, все закладывают, не без этого. Но я особо спиртным не балуюсь, по праздникам только. Разве что изредка с мужиками выпиваю. Вечером выходишь на улицу — благодать. Птицы щебечут, все цветет. Тишина и спокойствие. Не то, что в городе, шум, гам, суета эта. Только в деревне понимаешь, вот она настоящая жизнь.

— А ты откуда едешь? — неожиданно спрашивает собеседник, прерывая свой монолог.

— От знакомой, — дипломатично отвечаю, всем видом показывая нежелание продолжать эту тему.

— Не хочешь говорить, не говори, — понятливо кивает мужик, — дело твое.

Водитель замолкает. Похоже, он немного обиделся. Но мне плевать. Не до разговоров сейчас.

Через пятнадцать минут 'МАЗ' останавливается на проспекте Коммунаров.

Кладу в ладонь мужика трешку.

— Спасибо, что подбросили, — скромно благодарю, — до свидания

— Не за что, — ворчливым голосом откликается водила, — Всего хорошего.

Спрыгиваю с подножки грузовика. Осталось совсем немного пройти, и я дома. Забрасываю сумку за плечо. ТТ уютно устроился за ремнем. Сворачиваю с оживленной улицы во дворы. Сейчас, конечно не начало 90-ых, милиция не шмонает всех подряд. Поэтому, по большому счету, пристальное внимание стражей порядка мне не грозит. Да и появляются они на улицах не так уж и часто. Но лучше перестраховаться. До дома добираюсь без проблем.

Открываю ключом дверь квартиры, бросаю на пол сумку, закрываю замок. Все, теперь можно немного расслабиться.

Смотрю на часы. 10:35. До прихода родителей времени еще полно. Безумно хочется есть. Но дело, прежде всего. Достаю сверток с деньгами. Раскладываю их на полу гостиной. Шесть пачек сторублевок, три — полтинников, две — четвертаками, еще пара десятками и одна начатая пятерками. Судя по толщине перетянутых резинками денег, в каждой стопке по сто купюр. Должно быть 82 485 рублей, с учетом трех отобранных в карман пятерок.

Поплевав на кончики пальцев, беру первую пачку, сдвигаю резинку, и приступаю к пересчету. Банкноты шелестят в моих руках, отгибаясь в сторону. Через минут пятнадцать, когда в глазах уже начинает рябить от перелистываемых купюр, со вздохом откладываю последнюю синюю стопку. Так и есть, почти 82 с половиной тысячи рублей. Для простого советского человека — громадные деньги. Чтобы спасти страну и выполнить задуманное — очень мало. Но задел для начала положен.

В мешочке оказывается десять царских червонцев. Если деньги закончатся, надо искать стоматолога, чтобы их сплавить. Такое золото идеально пойдет на коронки.

С блатными и барыгами-перекупщиками связываться нельзя. Опасно.

Сейчас надо найти подходящее место для тайника. Две пятерки и оставшиеся мелкие купюры распределяются между страниц 'Тома Сойера'. Они будут всегда под рукой. Если предки найдут, это не страшно. Такую сумму можно объяснить, давней экономией на школьных обедах, транспорте и других 'расходных' деньгах, выдаваемых мне родителями.

Куда спрятать остальное? Это серьезный вопрос. На чердак слишком рискованно. Могут украсть. Да и деньги должны лежать так, чтобы их можно было быстро и легко взять. Такая потребность может возникнуть в любой момент.

Захожу в свою комнату и задумчиво обозреваю окружающее пространство. Мой взгляд останавливается на мягком диване и кресле. Эврика! Подхожу к дивану и, пыхтя от натуги, сначала ставлю его набок, а затем переворачиваю в положение упавшей буквы 'Г'. Тяжелый зараза. Обозреваю обшивку дна мебели. Пожалуй, все получится. Иду на кухню за ножом.

Аккуратно вспарываю уголок ткани на обшивке. Пихаю вовнутрь шесть сторублевых пачек. Остальные деньги кроме пятерок размещаю таким же образом в кресле. Открываю комод и достаю пластиковую коробку с иголками и нитями. Подбираю бежевую нить под цвет мебели. Зашиваю дырки. Моя рука с иголкой двигается очень быстро и на 'полном автомате'. Еще курсантом научился быстро пришивать себе пуговицы и погоны. А потом поездки по гарнизонам только укрепили эти навыки.

Через пять минут я заканчиваю. Оцениваю придирчивым взглядом свою работу. Если не присматриваться, почти незаметно. Теперь осталось пристроить последнюю пачку пятерок. Беру в тумбочке кольцо синей изоленты и большие ножницы. Выбираю из стопки газет в прихожей старую 'Правду'. Заворачиваю в неё пятирублевки. Иду на балкон. Разгребаю хлам под ножками старого шкафа. Креплю к свертку несколько клейких лент. Закрепляю сверток на шкафу снизу, между ним и стенкой. Закидываю хлам на место. С этим я закончил.

Ствол хранить дома я не буду. Родители точно меня убьют, если его найдут. Одеваюсь и иду на чердак. Там я знаю одно место в углу стены, где можно вытащить тройку кирпичей вместе с слоем застывшего цемента. Я его еще в прошлый раз нашел. За кирпичами внизу имеется проем в плите. Туда и отправляется завернутый в кулек ТТ и коробка с патронами. Потом кирпичи ставятся обратно. Собираю пыль в кучку, мочу её водой из захваченной из сумки фляги. Затираю грязью грязью трещины в цементе. Они почти не видны, но лучше замаскировать тайник как следует. Забрасываю уголок стены тряпками и другим хламом. Отхожу в сторону, и мою руки водой.

Дышать просто невозможно. Кажется, что на чердаке даже воздух мутный от пылевых отложений. Громко чихаю, поднимая серую волну. Бегу назад, перепрыгивая через две ступеньки. Хочу как можно скорее избавиться от пыли.

Горячие струи воды смывают с меня усталость. Из ванны я выхожу энергичный и бодрый. Первый шаг по спасению моей страны сделан.

* * *

15 сентября 1978-ого года. Пятница. 8.37.

— Лех, ты, где вчера был? Ольга вчера интересовалась, почему Шелестова на уроке нет? — спрашивает Пашка.

Мы идем в школу. Под ногами хрустят сухие желтые листья. Солнце, выглянувшее из-за серых туч, разгоняет своими лучами ночной холод. Хмурый дворник нехотя орудует метлой, сонно моргая глазами. Мостовая медленно заполняется людьми, идущими на работу и стайками детворы, спешащими в школы.

— Шелестов, ты меня слушаешь вообще? — взывает ко мне Амосов, не дождавшись ответа.

— Конечно. Так что там Ольга говорила? — поворачиваю лицо к нему.

Ольга Александровна — наш классный руководитель. Она преподает алгебру и геометрию. Миловидная женщина лет тридцати — яркая ухоженная блондинка. Пока еще она не растеряла свой энтузиазм и юношеский задор. Постоянно организовывает экскурсии, поездки в другие города, старается нагрузить каждого общественными поручениями.

— Ничего особенного. Просто спросила, почему тебя нет в школе, — с готовностью отвечает Паша.

Сегодня алгебра идет у нас вторым уроком. Наверняка, классная снова поднимет этот вопрос. Прекрасный повод, чтобы пообщаться с ней на другую тему.

Но делать это нужно красиво. Тем временем мы уже заходим в школу, смешиваясь с потоком галдящей детворы.

Первый урок у нас физика. Захожу с Амосовым в класс. Обмениваемся рукопожатиями с Ваней. Кладу сумку на парту, здороваюсь с Аней. Взглядом ищу Сашу Залесского. Этот тонкий сутулый парень — комсорг класса. Нахожу его в другом ряду, на предпоследней парте. Комсорг впился взглядом в учебник по физике, отключившись от общего шума. Иду к нему.

— Привет Сань, ты занят? — дружелюбно спрашиваю у Залесского.

Комсорг нехотя отрывается от чтения, и поднимает на меня глаза.

— Привет. Что ты хотел Шелестов? — интересуется он.

— Есть одна идея. У нас по четвергам, перед первым уроком проходят политинформации. Я посидел на них, послушал, все как-то без огонька, пресно и серо. Ребята зевают, и даже толком не слушают. В прошлом году на одной из них ветеран Великой Отечественной выступал. Мне не понравилось реакция на его рассказ. Класс его слушал из уважения, но большинство мыслями витало где-то далеко. Никого не зацепило, абсолютно. Посидели, покивали, вручили цветы и забыли. А это неправильно.

Александр хмурится. Он как раз и курирует политинформации. Никому критика, даже конструктивная не нравится.

— И что ты предлагаешь? — комсорг холодно смотрит на меня.

— Сань, ты пойми, я никого не критикую. Наоборот, хочу, чтобы мы все сделали по-другому. Ярко и красиво. Чтобы никто не остался равнодушным, — горячо говорю, смотря в глаза Залесскому.

— И как ты себе это представляешь? — интересуется Александр с еле заметной усмешкой. В его голосе слышится неприкрытый сарказм.

Выкладываю комсоргу свой план. По мере моего рассказа насмешливое выражение в глазах одноклассника сменяется на задумчивое.

— Давай поделимся с нашей идеей с Ольгой. Потом если ей все понравится, можем и с директором и комсоргом школы поговорить. Думаю, они по достоинству оценят наше предложение.

Глаза Залесского теплеют. Ну, а как же иначе? Ведь предложение не мое, а 'наше'. И в будущем может принести неплохие личные 'дивиденды'. Как же вас легко на крючок ловить, товарищи комсомольские карьеристы.

— А что? Может сработать, — немного помолчав, признает он, — Так и сделаем. Сначала к классной и школьному комсоргу подойдем. Они послушают, внесет свои замечания и предложения. Вместе с ними, если что, и к директору пойдем. Если он одобрит, можно даже отдельный урок провести с двумя классами. Хорошо получится.

Раздается пронзительная трель звонка. Я иду к своей парте, предварительно условившись с Сашей, подойти сегодня к математичке. В класс заходит Сергей Игнатьевич. Молодой мужик лет двадцати семи, сам относительно недавно был выпускником нашей школы и после института сменивший ушедшую на пенсию Марию Антоновну.

Физик чертит какие-то формулы и фигуры на доске, но я занятый своими мыслями, его не слушаю. Урок пролетает незаметно.

В кабинете алгебры уже находится Ольга Александровна. Пока ученики, переговариваясь, рассаживаются по своим местам, достают учебники и тетради, она что-то сосредоточенно пишет в своей тетрадке.

Указываю Залесскому на классного руководителя, он понятливо кивает. Мы подходим к столу учительницы. Ощутив наше присутствие, она поднимает голову. В глазах её мелькает узнавание.

— Шелестов? Кстати, почему тебя в школе не было?

— Плохо себя чувствовал, — коротко отвечаю я, — температура была.

— К врачу ходил? — участливо интересуется Ольга Александровна.

— Да все нормально, — небрежно отмахиваюсь, — сейчас я в порядке

— Смотри, ты уже парень взрослый — строго говорит классная, — но я бы на твоем месте, сходила бы к доктору. Со здоровьем не шутят.

— Ольга Александровна, — вступает в разговор Саша, — мы вообще-то по одному вопросу посоветоваться с вами хотели.

Слушаю вас мальчики, — учительница откладывает ручку, и доброжелательно смотрит на нас.

Начинаю излагать свой замысел. Комсорг тоже выдает краткие реплики, стараясь показать под 'чьим' чутким руководством родилась идея. Ольга Александровна внимательно слушает, изредка задавая уточняющие вопросы.

Опять верещит звонок, прерывая наш разговор.

— Так ребята, — деловито говорит классная, — идея хорошая. Сделаем так. Я посоветуюсь с Ниной Алексеевной, и если она одобрит, проведем один общий урок на два класса. Мне ваш замысел нравится. Посмотрим, что скажут завуч с директором. У вас все?

Мы рассаживаемся по партам. Ольга начинает урок. Моя соседка сидит, гордо выпрямившись, и демонстрируя показное безразличие ко мне. Она подчеркнуто внимательно слушает математичку. Но периодически Аня искоса стреляет в меня короткими взглядами из-под длинных ресниц.

Украдкой любуюсь её точеным профилем. Локон, выбившийся из прически, красиво оттеняет белоснежную кожу на тонкой шейке, чувственный рисунок губ притягивает как магнитом.

Аня улавливает мой взгляд. Её спина становится еще ровнее, носик гордо вздергивается. Всей своей позой одноклассница демонстрирует сосредоточенность, с преувеличенным вниманием слушая рассказ Ольги Александровны об интегралах и формуле Ньютона-Лейбница. Ага, так я тебе и поверил.

Ладно, не буду смущать девушку. Честно пытаюсь вникнуть в тему урока, но мысли постоянно сбиваются. Никак не могу сосредоточиться на алгебре. Звонок прерывает мои мучения.

Еле высиживаю оставшиеся уроки. Учеба в школе уже начинает сильно раздражать. Отвык я уже от зубрежки, и общество малолеток мне уже не особо интересно. Но пока приходится терпеть.

Дома быстро пообедав и покорпев часок над уроками, начинаю собираться на тренировку. Прошлое занятие мне пришлось пропустить из-за поездки в Семеновку. Сегодня решаю прийти немного пораньше, чтобы поговорить с Зориным.

Через тридцать минут я уже подхожу к 'Звезде'. Дед-вахтер приветливо улыбается. Здороваюсь с ним, и прохожу через вертушку.

Знакомая дверь с табличкой 'Зал самбо'. Захожу. Ощущаю едкий запах пота, слышу гулкие звуки падающих тел. На борцовском ковре группа мужчин в красных и синих самбовках отрабатывают зацепы и подсечки. Вижу крепкую спину наставника, обтянутую синим костюмом 'Динамо'.

— Петровский резче, резче, не тормози, — командует тренер, — будешь медлить, тебя самого бросят.

Подхожу к Игорю Семеновичу.

— Добрый вечер, — приветствую сенсея. Зорин поворачивается

— Здравствуй Алексей, — тон тренера немного суховат. Он пару секунд смотрит на меня и снова разворачивается к самбистам.

— Отрабатываем бросок через бедро, передняя подножка, поочередно, — отдает распоряжения Семенович, — Затем меняемся. Темп средний. Работаем пять минут без перерыва.

Мужики кивают. Опять раздаются шлепки бросков. Наставник подходит ко мне.

— Почему в понедельник не был на тренировке? — голос Семеновича тих, но недовольство явственно ощущается.

— Игорь Семенович, извините, не смог. Была причина, — каюсь я, прижимая ладонь к сердцу.

— Какая? — наставник как всегда лаконичен.

— Серьезная. Врать вам не хочу, а рассказать не могу, — отвечаю со всей искренностью, — это не только меня касается.

Зорин строго смотрит мне в глаза. Спокойно выдерживаю его взгляд.

— Ладно. Ты парень ответственный, поэтому верю, но больше тренировки не пропускай, — сэнсей грозит мне пальцем, — договорились?

— Конечно, — облегченно вздыхаю я.

— Тогда можешь идти переодеваться или подождать немного, — наставник глядит на большие часы в зале, — минут двадцать у тебя еще есть.

Сажусь на скамейку. Мужики приступают к отработке болевых в партере. Делают рычаг локтя, разрывая захват соперника. Кувыркаются, сбрасывая противника с себя и захватывая его ногу. Скрипят зубами, вскрикивают от натуги, преодолевая сопротивление партнеров.

Между ними ходит невозмутимый Семенович, подсказывает и советует. Сейчас, имея двадцатилетний опыт единоборств и рукопашного боя, я могу по достоинству оценить уровень тренера. Он очень высок. В прежней жизни Зорин не уделял мне особого внимания на занятиях. Он относился ко всем одинаково. Но даже тогда он сумел мне многое дать. Его подготовка, отточенные на тренировках рефлексы и умение концентрироваться, не раз спасали мне жизнь в Афгане.