Петр, остановился на том месте, где закончились следы. Отец обязательно вернется за ним. Мороз с ветром не позволял ждать стоя. Даже двигаясь, Петр постепенно ощущал, как коченеют пальцы ног и рук. Юноша звал отца, отчетливо понимая, что услышать его можно только вблизи. Через час Петр окоченел и охрип настолько, что появилась мысль зарыться в снег поглубже, оставив рюкзак для ориентира, наверху. Уже собравшись совершить задуманное, ему почудилось сквозь пелену метели какое-то движение. Петр присмотрелся, действительно, что-то, еле заметно, колебалось.
— Отец! Папа! — Петр побежал навстречу этому движению.
Юноша остановился, как вкопанный. Это был не отец. Огромное мохнатое существо, примерно раза в три больше лошади, на крепких, массивных ногах даже не обратило внимания на мальчика. Верхом на мохнатом существе восседал наездник, одетый в шкуры. Его голова была скрыта под чьим-то рогатым черепом, переделанным в шлем. Парочка производила устрашающий вид. Наездник вынул откуда-то небольшую железную дубинку и легонько тюкнул по голове Петра. Юноша упал, потеряв сознание. Наездник рывком спрыгнул с лохматого скакуна, поднял мальчика одной рукой, покрутил его, осматривая со всех сторон, а затем бросил в один из сундуков, висевшие по бокам 'коня'.
Петр очнулся внутри темного ящика. Ушиб болел и кровоточил. Струйка крови, идущая ото лба по щеке, засохла и стягивала кожу. Темница методично покачивалась под вой окружающей природы. Петр лежал на чем-то мягком. Он провел рукой. На ощупь напоминало перья. Юноша попробовал открыть крышку своей темницы. Видимости, по-прежнему не было никакой. Только круп неведомой лошади, длинную шерсть которой забило снегом, да силуэт всадника проглядывали сквозь непроницаемую снежную бурю. Зато свет позволил рассмотреть юноше то, на чем он лежал. Это были птицы. Большие, белые, с большим клювом. Они лежали вперемешку друг с другом, и размах их крыла было тяжело оценить. Для такой птицы он непременно должен быть большим. Тушки были сильно посечены, будто их не подстрелили, а добыли в поединке на саблях. Петр опустил крышку и лег на 'подушку' из птиц.
— Вот это я попал. — Петр зажмурился, пытаясь выгнать из головы страшное видение, но оно не уходило. — Интересно, кто я? Птичья тушка, или пленник? Почему я не взял свой карабин в этот раз? Куда меня везут? Как теперь вернуться?
Непременная волна отчаяния, которая возникает у человека, когда есть много вопросов, и нет ни одного ответа, захлестнула неподготовленного к такому, юношу. Петр попытался 'принюхаться' как советовал отец, представить себе во всех подробностях то место, в которое ему хотелось попасть. Но упрямая мысль никак не хотела зафиксироваться на этом. Она перепрыгивала на разные воспоминания, никак не связанные с тем местом, или же подсовывала ему картинки совсем близкого прошлого, когда из снежной пелены внезапно возник всадник на огромном коне. Внезапно у Петра появилась мысль, а что если сбежать? СиганутьА из ящика, да раствориться в снежной мгле. Отец его наверно уже ищет. Мысль придала решительности и храбрости. Юноша крепче зафиксировал лямки рюкзака. Отполз на противоположную от всадника сторону. Приоткрыл крышку ящика и вывалился из него. Под ногами оказался снег, смягчивший удар. Пиотта вскочил и побежал не разбирая направления. Ему хотелось убежать, как можно дальше от жуткого всадника. Снег бил в лицо и мешал набрать скорость. Горло саднило от учащенного дыхания морозным воздухом. Ноги сделались ватными и подкосились, отказавшись подчиняться. Юноша упал, тяжело дыша. С минуту он не мог взять себя в руки, чтобы продолжить движение. Наконец, Петру удалось уговорить себя. Он сел на колени, обтер запотевшие и одновременно обмерзшие очки. 'Может уже не найдут?' — пронеслась в голове успокаивающая мысль. Но вслед за ней из стены снега показался всадник. Он снова приложился дубинкой к голове юноши. Петр упал, как подкошенный. На этот раз, всадник закрыл крышку ящика на засов и зафиксировал запором.
Владимир находился в совершенном отчаянии. Сын пропал по его вине. Неподготовленный к тяжелым испытаниям, он мог запросто погибнуть. Неистовый ветер, подкрепленный морозом, мог убить человека в течении часа. Владимир давно собирался приобрести рации, для общения. Не всегда же ходить с сыном под ручку. Сегодня она пригодилась бы очень сильно. Звук выстрела карабина глушился воем метели и не мог распространиться далеко. А радиоволнам, все равно, метель или светит солнце. Владимир охрип и расстрелял половину боезапаса. Все безрезультатно.
Судя, по усилию, с каким приходилось идти, Владимир двигался на подъем. Никакого плана поиска сына не появилось, поэтому он шел, куда несли ноги. Метель не утихала, напротив, скрежещущий звук, усиливался, но небо над головой начинало светлеть. Владимир шел и шел, не обращая внимания на усталость. Скрежет уже перебивал завывания метели. Вдруг, над головой пролетело, что-то огромное. Владимир пригнулся, почуяв движение, и громадная тень на секунду закрыла от него свет. Знакомый скрежет раздался совсем рядом.
Через сотню метров мужчина достиг верхней границы метели. Он стоял на склоне снежного холма, вершину которого венчала ледяная скала. Ветра на холме почти не было. А под ногами происходило величественное зрелище. Во все стороны, на сколько хватало взгляда текла, бесконечная снежная река. Огромные массы поднятого морозным ветром снега совершали свойственный этому миру круговорот. Потоки снега, искрящиеся под солнечными лучами, бурливо обтекали препятствия, подобные тому, на котором стоял Владимир. Созерцание грандиозности происходящего настолько заняло мужчину, что он отвлекся от мыслей о сыне. Владимиру стала ясна причина непонятного скрежета. Какой-то местный вид птиц использовал мощный воздушный поток, как транспорт. Большие белые птицы, гораздо больше земных орлов, парили в верхних слоях природной стихии. Хотя для них, она, вероятно, была родным домом. Словно призраки, они появлялись и растворялись в белой мгле снежного океана.
Из состояния перманентного созерцания Владимира вывело странное зрелище. Вдруг, неподалеку, из снежного океана на поверхность вылетела необычная вещь рукотворного происхождения. Похожая на маленький вертолет, но по сути состоящая практически из одного винта, штука, взлетела над поверхностью мглы. Она тарахтела, как двухтактный мотор мотоцикла и пускала дым. Рядом появилась еще одна такая. Третья, не смогла взлететь, ударившись о пролетающую птицу. От удара о лопасти, кровь и части тела птицы разлетелись в разные стороны. Сам 'вертолет', также потеряв устойчивость, рухнул вниз. Следом взлетели, еще несколько 'вертолетов', но и они также ударились о пролетающих птиц. Внезапно, Владимира озарило, что эти 'вертолеты' и созданы для охоты на птиц. А Пиотта может быть уже находится у этих охотников. Хорошо, конечно, будет, если они отнесутся к нему доброжелательно. Об ином исходе для сына даже думать не хотелось.
Холм, на котором стоял Владимир, в окружности составлял не более двухсот метров. Он перешел на противоположную сторону. Километрах в трех от него, над струящимся снежным потоком возвышалось снежное плато. Оно продолжалось от горизонта до горизонта. И как показалось Владимиру, он видел струи черного дыма поднимающиеся к небу. Он достал бинокль из рюкзака и приложился к окулярам. Ледяные отвесные стены плато отсвечивали на солнце голубоватым светом. Черный дым действительно поднимался вверх, в нескольких местах. На глаза попалась группа существ поднимающихся к вершине плато. С такого расстояния существа немного походили на яков, имевших светло-серую шерсть. На спине каждого 'яка' сидел наездник. Позади наездника, примерно в районе задних лап животного, на боку, висел ящик. Группа шла по дороге, высеченной вдоль стены, прямо во льду, под пологим наклоном к вершине плато. Наверняка, это охотники на птиц возвращались к себе домой, груженые добычей.
Если им попался его сын, то, скорее всего, его тоже привезут в поселение охотников.
Стрелка компаса, подергавшись, замерла в направлении севера. Пройти три километра, не потеряв направления, в такой непроглядной буре, совершенно невероятно. Владимир достал термос, отхлебнул остывшего чая и закусил его шоколадным батончиком. Солнце перешло на вторую половину небосвода, а метель и не думала ослабевать. Что если это сезон бурь такой, продолжительностью половину местного года. Владимир не согласился бы ждать и часа, ноги сами тянули его продолжить поиски Петра.
Сознание вернулось к юноше вместе с сильной головной болью. Затылок болел, напоминая о неудачной попытке побега. Как они нашли его? Когда даже собственные ботинки с трудом можно разглядеть? Впрочем, это их стихия. Пиотта стянул рюкзак со спины. Нашарил аптечку и достал анальгетики. Выдавил сразу две таблетки, разгрыз их, и запил чаем из термоса. Затем, ощупал свою многострадальную голову. Шапка смягчила удар. Крови не было, но вспухла здоровенная шишка. Минут пятнадцать Пиотта лежал, ожидая, когда стихнет головная боль. Наконец, она утихомирилась и мальчик приступил к изучению ситуации в которой оказался. Крышка, на попытки открыть ее не поддавалась. Всадник решил подстраховаться на этот раз. В темнице были щели между досками, в которые, при желании, можно было рассмотреть обстановку снаружи. Петр прильнул глазом к одной из щелей. Ничего, кроме льда не было видно. Сплошная ледяная поверхность. Одно можно было сказать о ней — ледяные стены были обработаны механическим способом. Пиотта переполз к другой щели, позволяющей видеть, что происходит позади них. Оказалось, что они едут внутри ледяного тоннеля, вырезанного внутри ледяной скалы, поэтому у тоннеля отсутствовала только левая стена, открывающая прекрасный вид на огромное снежное поле. Приглядевшись, Петр заметил, что оно движется, и ему на ум пришла мысль, что это и есть метель, которая застигла их врасплох. Природная стихия осталась глубоко внизу, а значит его везли куда-то в горы.
Следом за ними ехали три мохнатых существа, на спинах которых сидели всадники, подобные пленившему Петра. Железный шлем, украшенный рогами, должен вселять страх потенциальному противнику, а может — служить знаком охотничьей доблести для своих. Как ни странно, для такого холода, особой одежды на всаднике не было. Кожаная жилетка с металлическими пластинами, вроде доспехов, сапоги да железные наколенники. Кожа их имела непривычный цвет — серый, без всякой поправки на оттенки, просто серый, как мышь. Скакун, тоже не являлся обычной лошадью, даже с поправкой на иное измерение. Их объединяла с лошадью только сфера применения. Мохнатая морда, скорее напоминала собачью, чем лошадиную. Уши висели как у спаниеля, теряясь в космах светло-серого меха. Снег, который забился в шерсть, стаял и животное покрылось шерстяными сосульками. Лапы 'лошади' ступали мягко, и Пиотта готов был поклясться, что у нее не было копыт. Дорога вверх по льду должна быть скользкой, и лошади обязательно должны быть подкованы специальными подковами и издавать цокающий звук.
Вдалеке послышался шум, напоминающий работу мотора. Минут через десять Пиотта увидел его причину. Огромный механизм, размером со средний трактор, невероятно чадил черным дымом. Нос мальчика уловил знакомый запах сгорающего угля. Механизм грохотал рычагами и шестеренками приводя в движение пилу, выпиливающую в толще ледяной стены очередной кусок. Несколько существ, аналогичных всадникам суетились вокруг него, управляя процессом. Они отвлеклись и помахали приветственно всадникам.
Вскоре, подъем закончился и всадники потеряв строй, двинулись, по белоснежной равнине. Вдалеке курились дымы жилищ этих странных существ. Петр понял, что там будет решаться его судьба. Для них он диковинка, которую они не видели ни разу в жизни. Как они его оценят? Если посчитают опасным, скорее всего убьют, как туземцы Кука. Есть вероятность, что они примут его за бога, тогда возможно он еще поживет. Пока отец не спасет его. А как он найдет его? Петру пришла внезапная мысль, о которой он сожалел, что она не пришла к нему раньше. Юноша залез в рюкзак и нащупал в нем ложку. Слегка отогнув край крышки своей темницы, он сумел выбросить ее наружу. Никто не заметил его действия. Следом вылетела зажигалка, коробок охотничьих спичек. Потом все мелкое закончилось, и в ход пошло печенье.
Кортеж остановился и раздались отрывистые звуки, похожие на звуки прокрученной задом наперед пленки, являвшиеся, вероятно, речью туземцев. Загрохотали запоры темницы и крышка откинулась. В глаза ударил яркий свет белоснежной равнины. Петра бесцеремонно достали, как щенка из помета перед потенциальными покупателями. Всадник, пленивший мальчика, повертел его перед другими туземцами, облаченными в совершенно другие доспехи. Они прогавкали ему в ответ. Подошли и потрогали одежду и ботинки которые были на Петре. Зрение немного восстановилось и юноша смог осмотреться. Они стояли на краю огромного котлована. Не так близко, чтобы увидеть его дно, но достаточно, чтобы оценить размер. Не менее двух километров в поперечнике. Над котлованом поднимались дымы, слышался шум работы больших механизмов. Наверно, туземцы, притормозившие их, выполняли функцию стражи. Они прогавкали что-то одобрительное и Петра снова бросили в темницу, на туши птиц. Крышка закрылась и кортеж двинулся к краю котлована. Закрывать на запор никто не стал и Пиотта приоткрыв ее, с любопытством рассматривал необычное селение. Котлован представлял собой огромную ледяную яму. По стенкам его, спиралью вниз проходила дорога, наподобие той, по которой они поднимались сюда. Природа этого мира напоминала Антарктиду с его четырехкилометровым слоем льда. Туземцам надо отдать должное, в таких суровых условиях они смогли развить металлургию, научились добывать уголь, создали механизмы. Некоторые из которых разрезали лед, создавая дополнительное жизненное пространство. Высота стен котлована была не меньше километра. Спускаться пришлось целый час, если не больше. Казавшийся игрушечным сверху, вблизи поселок обрел очертания нормального города. Построенный из камней, немного угрюмый, но оттого не менее основательный, город встретил многоэтажными зданиями. Стекла арочных окон были вставлены в железные рамы. Массивные двери, украшенные барельефами, были тоже из железа. Повозки, проезжавшие по мощеным плоским камнем, улицам не тряслись как лихорадочные, как это бывало в родном городе Петра, Козельске. В конструкции повозок, дерева почти не наблюдалось. Просто город камней и железа. Удивительно вообще, как при такой суровой природе, могут вырасти деревья.
В городе сильно пахло дымом. На всем виднелся налет угольной сажи. Похоже, что местное время, можно было сравнить с началом девятнадцатого века на Земле. На перекресток выехала повозка на паровой тяге. Ужасно грохоча механизмами, и испуская из трубы черный дым она, деловито управляемая туземцем, проехала мимо. Пиотта подумал, что если его хорошо примут, то он подкинет им идей с двигателями внутреннего сгорания.
В городе было тепло. Даже не в сравнении, а просто тепло. Защищенный от холодных ветров котлован, нагревался лучами солнца, падающими на его темное, закопченное дно. Беспокоящий юношу страх, оставшийся после нетеплого приема, как-то улетучился и мысли потекли в приятную сторону. Ему представлялось, что он сможет быть полезным местному обществу, что они предоставят ему свободу в обмен на полученные знания. Тогда он пойдет и встретится с отцом, который будет его искать. Позитивный настрой сразу улетучился, когда он увидел закованного в железные кандалы человека. Обыкновенного человека, не туземца с серой кожей, а обычного человека. Изможденный, в рванье, человек стоял намешивая железным шестом в огромном котле, стоявшем на печи. Котел парил, распространяя зловоние. Петр прикрыл крышку, чтобы не видеть этого. Но люди встретились ему и дальше. Почти такой же тощий и в рванье человек тянул за лямки телегу, груженую углем. Дорога вела немного на подъем, и человек с трудом осиливал его. Он упирался ногами в стык камней и подтягивал телегу, затем быстро перехватывался и снова тянул. Его колени были разбиты в кровь от неоднократных падений. Но видимо, в этом мире выбирать чем заниматься ему не приходилось.
