Вытягиваюсь на своей железной пружинной кровати с никелированными шариками. Богатырский храп наших лыжников не может заглушить шум волн не на шутку разыгравшегося шторма. Плавно открывается дверь и сначала появляется кудрявая голова Чертока, а затем и всё его, округлившееся за две недели, нескладное тело. Он крадучись направляется к своей кровати, стоящей рядом с моей, и в этот момент я громко чихаю (обнаружилась аллергия на какую-то местную цветущую растительность). Яша испуганно приседает и поворачивается ко мне.

-Ты не спишь!— Вскрикивает он драматически.— Мне конец!

-Ты знаешь кто такая Женя?— Продолжает мой ночной собеседник, не дождавшись моей реакции.— Она— жена Ежова, председателя Комиссии Партийного Контроля при ЦК. Теперь я труп! Я— совершеннейший труп!

-Как же ты так неаккуратно...— деланно сокрушаюсь я и рывком сажусь на кровати.— Она что беременна от тебя?

-Что? Нет!— Черток подскакивает как ужаленный, затем садиться, обхватывает голову руками и начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону.— Зинаида сильно обозлилась на меня...

-А на абоих что сила не хватила?— Спрашивает калмык с кровати напротив под одобрительный хохот лыжников.

Яша, не раздеваясь, бросается на кровать и натягивает одеяло на голову.

* * *

'Зря купился на их рассказ, что царская тропа проходит мимо небольшого винного завода, где продают херес в бутылках. С собой возмёшь, гостинец... Пропади оно пропадом. Сначала пятьсот метром вверх по узким кривым улочкам посёлка, а потом шесть километров по тропе. Не считая обратной дороги'.

Махнул сибирякам рукой: мол не ждите меня и перехожу на медленный шаг. Черток, тихий и задумчивый с утра, остался в санатории принимать душ имени учителя Зигмунда Фрейда по фамилии Шарко.

-Товарищ Чаганов, если не ошибаюсь?— слышу сзади знакомый голос. С боковой тропинки появляется Курчатов в спортивной майке, широких светлых брюках и парусиновых туфлях и с такой же как у меня матерчатой сумкой в руках, купленной на местном рынке.

-Не ошибаетесь, Игорь Васильевич, тоже за вином?

-За ним окаянным.— Весело смеётся он.— Значит, нам по пути.

-Поздравляю со званием доктора наук.

-Спасибо, а вас с орденом,— присаживаемся на каменную скамейку.— как здоровье?

-Враги не дождуться,— откидываюсь на спинку.— кстати, о врагах... Вы уже слыхали об открытии американцем Демпстером изотопов урана?

-Нет, не встречал пока в литературе...

-Понятно, так вот, он, кроме того, измерил концентрации двух основных изотопов массовым числом 238 и 235 в природном уране. Вышло, что более 99-ти процентов составляет уран-238. Вы, конечно, слышали об экспериментах ваших коллег по бомбардировке ядер урана нейтронами. О неудачных экспериментах, так как добиться поглощения нейтронов ядрами урана не удалось.

-Да, читал об этом...— Нетерпеливо подтверждает Игорь Васильевич.

-Как утверждает наш источник из римской лаборатории,— драматически понижаю голос, мягко напоминая о секретности этой информации.— им удалось зафиксировать бета-излучение и Ферми думает, что это свидетельствует о поглощении нейтрона с образованием новых элементов— трансурановых (стоящих после урана в таблице Менделеева) и предлагает искать их в облучёных мишенях. Однако некоторые физики, как, например, Отто Ган из берлинской лаборатории, считают, что нейтроны не поглащаются ядром, а наоборот раскалывают его и следует искать элементы с меньшим весом, а не с большим. Третьи подозревают, что может происходить и то, и другое на разных изотопах. Как бы то ни было, и те и другие, и третьи собираются строить новые импульсные ионизационные камеры для обнаружения тяжёлых ионов и даже нейтронов.

-Подозревают, что реакция идёт с выделением нейтронов...— Констатирует Курчатов.

-Вот именно!— Обрадованно подтверждаю я.— Если больше одного, то возможна самоподдерживающаяся реакция, а может быть и бомба.

-Надо срочно начинать эти исследования и у нас,— загорается мой собеседник.— но где взять уран?

-Насколько мне известно,— снова понижаю голос, так как невдалеке послышались чьи-то голоса.— сейчас в СССР добыча урана не ведётся, но в Радиевом институте, ещё десять лет назад, обнаружили его высокое содержание в образцах породы с полиметаллического рудника Табошар. Это в Таджикистане. Радий, что вы использовали в ваших экспериментах оттуда. Спросите у академика Хлопина (директор Радиевого института).

-Откуда вы знаете?— Также шёпотом спрашивает Курчатов.— А, ну да...

-Для начала же советую поискать в фотомагазинах... азотнокислая соль урана входит в состав некоторых проявителей.

-Спасибо, сейчас же позвоню знакомым.— Поднимается Игорь Васильевич.

-И последнее,— я также встаю со скамейки.— замедлители: в Москве на Электродном заводе скоро будет запущено производство сверхчистого графита.

-Графит? Почему он? Хм... действительно, есть свои плюсы.

Тепло прощаемся с Курчатовым и он двигается в обратную сторону.

-А как же вино?— Кричу ему вдогонку, он лишь махнул рукой.

'В прошлой истории основной причиной задержки в создании советской атомной бомбы была нехватка урана. Его приходилось искать повсюду от восточной Европы до гор Памира: срочно, любой ценой. Надо ни в коем случае не допустить подобного безобразия вновь. Может быть, если дело не сдвинется с мёртвой точки усилиями Курчатова, подключить артиллеристов, посулив тяжёлый и твёрдый урановый сердечник? Немцы, кажется, в конце войны пытались. Или не брать грех на душу, не травить радиактивными материалами природу? Там видно будет'.

Москва, площадь Дзержинского, НКВД,

кабинет Бокия, 20 июля 1935 года, 10:15.

Карие, чуть на выкате, глаза внимательно изучают моё лицо, нимало не беспокоясь затянувшейся паузой. Передо мной за пустым письменным столом под портретом Ленина сидит болезненно худой с болезненным землистым цветом лица мужчина лет шестидесяти в форме НКВД с четырьмя ромбами в петлицах.

'Физиогномист, что ли? Одна из моих бывших подруг увлекалась этим. Что бы она сказала о Глебе Бокии? Так, верхняя часть радужки скрыта за верхним веком, а между нижней её частью и нижним веком пролегает белая полоска. Понятно— 'заходящее солнце': предвещает в будущем несчастья и болезни, характер— неторопливый, мнительный. Портрет Ленина на стене, а Сталина— нет. Это необычно для начальственных кабинетов сейчас, я— так вижу впервые. Фрондёр? Или очень тщеславен? Мол, меня сам Ленин назначил, не вам чета'.

Шторы всех трёх больших окон кабинета начальника спецотдела, выходящих на Большую Лубянку, подняты: естественное освещения для физиогномистов вещь обязательная.

-Вы отдаёте себе отчёт, что мой спецотдел— это самая секретная организация во всём СССР?— Наконец-то прерывает молчание глухой монотонный голос хозяина кабинета.— Тот, кто имеет отношение к шифрам, не сможет уйти от нас, это будет его последнее место службы.

-Да, это я понимаю,— отмираю я в свою очередь.— но, аппаратура, которую мы собираемся внедрить не связана с шифрами. Она даёт возможнось шифровальщику использовать любые шифры, менять их на лету во время передачи сообщения, ничего не меняя в нашем устройстве. Иными словами, люди, которые связаны с разработкой, эксплоатацией и ремонтом аппаратуры ничего не знают о шифрах, используемых для засекречивания связи.

-Любопытно,— застывшее лицо-маска Бокия никакого любопытства, впрочем, не выражало.— если у вас получится, то это поможет сильно сократить число секретоносителей.

-Товарищ Ягода,— продолжил он после короткой паузы.— просил отпустить вас в САСШ для закупки оборудования и материалов для вашего прибора. Я был категорически против. Сошлись на том, что до вашей поездки вас не будут вводить в курс дел спецотдела, знакомить с сотрудниками, даже сообщать место будущего расположения вашего СКБ. Кроме того, до и после поездки вам придётся пройти проверку на полиграфе. Вы знаете что это такое?

-Нет.— Не лишать же будущего начальника удовольствия блеснуть перед будущим подчинённым.

'Ягода попросил... зачем?... какое ему дело?'.

-Неважно, вам объяснят.— Глаза Бокия скользнули вбок и вверх, а мысли, видимо, улетели в Шамбалу...

'Что, аудиенция закончилась? Как определить? А вдруг он только начал? Если всё, то только за этим и позвал? Хотя, может быть, эта встреча и есть самое главное испытание при приёме в спецотдел. Вдруг это сам Вишну через свою очередную Аватару в форме НКВД и знаком 'Почётный сотрудник ВЧК-ГПУ 1917-1922' на груди заглянул в мою душу? Пора, наверное, всё-таки, и честь знать'.

Нерешительно поднимаюсь со стула и, памятуя строжайшее предупреждение сурового секретаря, что 'Глеб Иванович никогда, вы слышите, и никому не жмёт руку', сразу, ускоряясь, двигаюсь к двери.

-До свидания.— Звучит мне в спину и я с облегчением вываливаюсь в приёмную под довольную усмешку секретаря Бокия.

-В двенадцать ноль-ноль у вас полиграф в ВИЭМ, во Всехсвятском, комната номер 13.— Цедит он, подражая начальнику и уже вохровцу, заглянувшему в комнату на звонок.— Проводите товарища Чаганова до выхода.

'ВИЭМ? Ну и что это такое... Всесоюзный институт электрических машин или эмалированных мисок'?

Выхожу на Фуркасовский переулок и смотрю по сторонам: направо на площади Воровского замечаю изящный павильон с вывеской 'Справка' и, нацепив на нос чёрные очки, спешу получить нужную информацию.

'Это рядом с Соколом, не близко... Стоп, а это что такое? Berlitz, прямо над табличкой 'Приёмная Н.К.В.Д.' Курсы иностранных языков! Очень кстати, ситуация становится уже нетерпимой: скоро отъезд в Америку, а дальше 'май нэйм из' (у Паши— наме) дело не движется. Нет, словарный запас у меня отличный, вот только с составлением предложений— не очень. А о понимании речи... я пока теряюсь в догадках. И, всё-таки, следующая остановка— Сокол. Времени сейчас нет— на часах одиннадцать'.

Москва, Всехсвятское, ВИЭМ,

позже.

'Всесоюзный Институт Экспериментальной Медицины... звучит как-то угрожающе. У нас, вспоминаю, в Ленинграде тоже такой имеется. Опоздал на пятнадцать минут'...

-Сейчас у профессора Лурии пациент,— недовольно нахмурилась пухленькая ассистентка среднего возраста.— ждите.

'Он что ещё и лечит? И почему профессор, попроще никого не нашлось'?

-Не расстраивайтесь, — сочуствует мой сосед, невысокий с пышной седой шевелюрой, в чёрном элегантном костюме с удовольствием разглядывая выдающиеся формы сидящей перед ним женщины.— я опоздал на час, но пропущу вас вперёд. Мне торопиться некуда: первое представление— через три часа.

Ушки ассистентки профессора порозовели.

-Соломон Шерешевский.— картинно представляется он в ответ на мой вопросительный взгляд.

'Ну конечно, 'Маленькая книжка о большой памяти'... Профессор-психолог 'мозговед' изучает феноменальную память пациента Ш., Соломона Шерешевского— мнемониста, впоследствии (уже сейчас?) выступавшего на эстраде со своим атракционом. Так значит, профессор подрабатывает в органах... ох, не нравится мне всё это'.

-Алексей Чаганов.— пожимаю протянутую руку.— Спасибо.

-Представляете,— взгляд мнемониста по прежнему направлен на женщину.— несмотря на мою хорошую память, я плохо запоминаю лица— они слишком изменчивы.

Дверь в кабинет открывается и на пороге появляется невысокий коренастый парень в прилипшей к телу белой рубашке и потёками пота на лице. Облегчённо вздохнув и не удостоив нас ни единым взглядом, он спешно выбегает из приёмной.

-Прошу вас, товарищ Чаганов.— Сменяет гнев на милость ассистентка.

Профессор Лурия, молодой человек лет тридцати пяти, худощавый с густой чёрной, начинающей седеть, шевелюрой, приветливо здоровается и усаживает меня на гнутый венский стул перед маленьким столиком, к столешнице которого прибиты две кнопки из искусственной слоновой кости, одна с моей стороны, другая— с противоположной стороны, где также лежала стопка листов бумаги, химический карандаш и небольшое устройство в металлическом корпусе со стрелочным индикатором.

-Судя по одному карандашу, это скорее монограф.— Пытаюсь шутить, чтобы скрыть свою растерянность.

-Приятно разговаривать с таким образованным молодым человеком.— парирует Лурия.

'Молчи, блин,— за нормального сойдёшь'.

-Сейчас мой ассистент будет зачитывать слова,— монотонным без ударений голосом продолжил он.— ваша задача— не повторять его, а назвать синоним к нему.

Быстрый исытующий взгляд на меня.

'Слова больше не скажу'.

-То есть, схожее или близкое по значению слово.— Продолжил Лурия, не дождавшись моей реакции.— Например, лошадь— конь, идти— шагать. Не можете придумать синоним, говорите первое пришедшее на ум. Скажете, нажимайте на кнопку. Понятно? Тогда приступим.

-Колесо.— Нажимает на свою кнопку, севший напротив, юноша в белом халате.

Разместившийся неподалёку за своим письменным столом профессор открыл свою тетрадь.

-Круг.— Кликает моя кнопка.

Юноша записывает мой ответ и ставит рядом число 18.

'Что бы это значило? Похоже, что это время, за которое я ответил на вопрос. Скажем, он своей кнопкой разряжает конденсатор и включает его зарядную цепь, я своей— размыкаю зарядную цепь. В итоге на индикаторе— показание стрелки пропорционально времени, затраченному на ответ. Точное время не важно, интересны относительные его значения. Ну и что это ему даёт? А чёрт его знает'.

-Река.

-Волга.

'Эдак он всю мою биографию проверит: где был, что делал. Так, не время думать, есть у меня знакомая девушка— ветеран спецслужб, пусть она думает. А моя задача сейчас как у Иоганна Вайса— запомнить все слова и числа, стоящие рядышком'.

-Чан.

-Асфальт.

'Двести слов и двести чисел к ним... за полтора часа. И не сказать, что уж очень утомительно... Чего это тот парень, передо мной, так вымотался? Душновато, конечно, из-за наглухо закрытых и зашторенных окон, но как иначе— шум: на улице что-то копают, но заметно прохладнее, чем снаружи. Хотя с чего это я взял, что его мозг препарировали также деликатно как и мой. А что если, надели ему на голову вон тот дуршлаг, украшенный сгоревшими подстроечными конденсаторами, и шипели на ухо: 'А кем ты был до революции в городе Киеве'? Эти два ботаника выбивали признание?... Запишем в загадки. Хм... счастливые часов не наблюдают, 'голубки' явно разочарованы скоротечностью моего сеанса'.

Москва, Докучаев переулок, квартира Ощепкова,

позже, тот же вечер.

Растапливать ли дровами плиту ради чашки чая? В который раз задаю себе этот вопрос и каждый раз эта потусторонняя фантомная тяга к чаепитию на кухне разбивается о явственную ощутимую лень. При этом всегда с содроганием вспоминаю чудо отечественной техники, сверкающий серебром, электрический самовар с 'Максима Горького', красовавшийся на стойке ближнего ко входу салона-ресторана и который при нашей аварийной посадке, по словам бортпроводницы, как ракета вылетел в проход и оставил на переборке сверху и сбоку от моей головы огромную вмятину. Но мысли о чашке ароматного янтарного напитка возвращаются вновь и вновь. Можно было бы, конечно, воспользоваться советом любимой тёщи (выпей пива— чего зря воду гонять), но уж точно не сейчас: дел накопилось много.