Хотя я и произнёс заклинание отсекающее все звуки, исходящие от меня вместе с заклинанием невидимости, я всё же отлетел подальше и немедленно позвонил Ринодиару:
— Рино, не волнуйся, со мной всё в полном порядке. Включи конференцсвязь в своём мобильнике. — как только это было сделано, я сказал с горечью в голосе — Ребята, положение моё сейчас таково, что я не знаю, кому можно верить, а кому нет. Могу сказать со всей очевидностью только одно. Если с Настей что-то случится, то знайте, я уничтожу и Лизант, и Алвиар. У меня хватит способностей, чтобы похитить на Земле пару десятков термоядерный боеголовок и хватит ума и магических способностей для того, чтобы нанести по вашим мирам удар такой силы, что там никто не выживет.
Гена закричал в ответ:
— Серёга, я клянусь тебе жизнью своих будущих детей, Насте ничто не угрожает! Хотя я и не тот, за кого себя выдавал, поверь, те парни, которые её охраняют, не подпустят к твоей дочери никого. Эльфы этого тоже не допустят. Поверь, на Алвиаре она в полной безопасности. Серёга, дай мне возможность всё объяснить. Пойми, я послан на Землю только с одной целью — защитить тебя и твою дочь от магов ордена Огня. Мы давно уже разгромили его, но так и не смогли уничтожить всех. Поверь, они никогда не доберутся до Настеньки.
Лицо у моего друга в этот момент было куда красноречивее. Он чуть ли не рвал волосы у себя на голове, и я ему почему-то поверил, но всё же не стал спешить и насмешливо сказал:
— Не кипятись, гном. Я тебя вижу, а ты меня нет. Геша, возвращайся домой и жди вместе с Рино и его парнями моего звонка. Через несколько дней я вам обязательно позвоню, а сейчас у меня есть кое-какие неотложные дела. Геша, подумай над тем, что ты мне расскажешь, ведь я буду колоть тебя по полной программе.
Чтобы не затягивать разговор, я отключился. Геша тоже выключил телефон, облегчённо вздохнул и понёсся к вниз, чуть ли не в вертикальном пике. Дракон, что ту ещё скажешь, а я, подумав, решил начать свои поиски с самого начала и потому отправился кратчайшим путём к своим приёмным родителям. Как же редко мы виделись. Настя бывала у них вместе с Гешей частенько, а вот я видел их только изредка, когда они приезжали к нам в Москву. Странно, но я ведь не то что бы очень сильно, но всё же похож на отца, а ещё на своего брата, которого долго считал близнецом, только у меня рост всё же пониже чем у отца и Данилы, а ещё они оба блондины. Тем не менее, мы с ним действительно было довольно похожи друг на друга.
Когда Тамара рассказала мне, что отец с мамой и Данила мне не родные, я не стал любить их меньше, но и ни разу не задал им вопроса, откуда я взялся. Моя бывшая хозяйка сразу же категорически запретила мне тревожить родителей расспросами, сказав при этом, что скорее всего, благодаря колдовству моей настоящей матери мама скорее всего считала меня своим сыном. Так оно, скорее всего, и было, ведь мне и сейчас кажется, что она любит меня больше, чем Данилку. Ещё Царица Тамара наделила моих родных просто-таки титаническим здоровьем и отец, который приезжал к нам в Москву в прошлом году, выглядел моложе меня. Высокий, статный и подтянутый, он не казался мужчиной семидесяти лет от роду.
Что же, настало время поговорить на эту тему. Возможно, если я сниму с мамы заговор, она вспомнит, как я появился на свет. О своём рождении я только и знал, что она родила меня даже не в роддоме, а в сельском фельдшерско-акушерском пункте на Дальнем Востоке, в Еврейской автономной области. Везти мою маму в Биробиджан уже было некогда, и потому она родила меня, а через несколько минут Данилку в селе Новом, в нескольких верстах от Амура, по которому проходит граница с Китаем. Через год отца перевели с Дальнего Востока в Среднюю Азию, но заканчивал он службу уже на черноморском побережье Северного Кавказа, да так там и осел, ещё за пять лет до окончания службы купив дом в городе моей юности, в котором я закончил школу и откуда уехал поступать в училище погранвойск.
До города своей юности и затем бандитской молодости я добрался быстро, всего за двадцать пять минут. Погода там стояла такая же солнечная, как и в Москве в последние дни, но было намного теплее, юг всё-таки. Минут сорок я летал над городом, поражаясь тому, что не вижу следов своих "коллег". Это успокоило меня, и я направился к дому родителей, стоящему в полукилометре от моря. Там я внимательно огляделся и выяснил, что отца дома нет, а мама занимается стиркой. Бесшумно приземлившись в саду, я задумался. Мама развешивала бельё буквально в нескольких шагах от меня и вся моя эльфийская магия не показывала ровным счётом ничего колдовского, что было бы наложено на её сознание. Зато я прекрасно видел, что Тамара действительно капитально зарядила её здоровьем и жизненной силой, за что был ей благодарен.
Мама, развесив бельё, ушла в дом и я наконец решился снять с себя заклинание невидимости и тоже вошел в большую, остеклённую веранду, всю заплетённую виноградом. Увидев меня, мама вздрогнула, потом обмякла и села на стул. Она была одета в синий с желтыми ромашками халат без рукавов и выглядела много моложе своих шестидесяти двух лет. Взгляд её был очень печальным. Улыбнувшись, я подошел и поцеловал её в щёку:
— Привет, мамуля. Дед на работе?
Она со вздохом кивнула:
— Час, как ушел. Он сегодня во вторую смену трудится. — взяв стул, я сел напротив и мама горестно вздохнула — Серёжа, это, наверное, и есть тот самый день, когда я должна тебе всё рассказать?
Ободряюще улыбнувшись, я сказал:
— Мам, запомни, я твой сын, а Данилка мой родной брат, но ты действительно должна рассказать мне о ней и о том, почему отец так ничего и не узнал от тебя. Ты ведь знаешь, он у нас умеет хранить только государственные тайны, а всё остальное давно бы уже рассказал. Хотя как знать, про такие вещи обычно не рассказывают. Да, вот ещё что, мам, я давно уже всё знаю и про свою настоящую маму, и про то, кем она была. Я такой же, как она, и особенно мой настоящий отец. Ой, прости, мамуля, вы мои настоящие родители, но и они тоже, просто так уж всё вышло, что и они, и я не простые люди.
Мама дрожащим голосом спросила:
— Кто ты, сынок?
— Понимаешь, мама, в нашем мире помимо обычных людей живут ещё и такие, которые в глубокой древности получили от Богов в дар способности к колдовству и магии. — моя мама была учительницей истории, а потому я мог ей рассказывать всё надеясь на то, что она поймёт меня правильно — Представь себе, это были наши, славянские Боги. Правда, вместе с теми, о ком я говорю, в ваш мир, то есть на Землю, проникает ещё и зло, имеющее колдовские силы, так что я воин, который сражается с ним. Я волк-оборотень и к тому же не простой и даже не знаю, радоваться этому или нет...
Мама посмотрела на меня очень пристально и прошептала:
— Неужто ты в самом деле король Сережень? — и тут же принялась извиняться, — Серёженька, ты уж прости меня, но когда я попросила, чтобы в твоей метрике написали Сережень, на меня тут же накричали и сказали, что такого имени в русском языке нет и поэтому мне пришлось назвать тебя Сергеем.
Так, выяснилась ещё одна любопытная деталь. Хотя я видел, что маме всё же трудно говорить об этом, всё же попросил:
— Мама, расскажи мне, как всё случилось? Пойми, это очень важно для меня и особенно Насти. За внучку не волнуйся, она в полной безопасности, да и за меня тоже не беспокойся, но у нас обоих сейчас далеко не самый лёгкий период в жизни. Возможно, что я получу от тебя ответ не только на вопрос, кто мои родители, но и куда более важную информацию, которая мне сейчас очень нужна.
— Серёжа, я ведь в любом случае поклялась твоей матери рассказать тебе всё. А теперь слушай, сынок. Когда я поехала с заставы на "Уазике" в Биробиджан, то уже через два часа у меня отошли воды, и потому я стала умолять водителя разворачиваться и ехать в Новое, хотя мы уже проехали Ленинское, но там тогда даже медпункта не было. Зато в Новом был фельдшерско-акушерский пункт, и в нём работала очень хорошая женщина-фельдшер. Она иногда даже наших пограничников лечила. Когда мы туда приехали, то там уже была одна роженица, причём очень странная. Она пришла одна, полуодетая и почти босиком, в каких-тог онучах вместо обуви, а ведь была уже зима, хотя снега ещё не навалило по самые крыши. Так вот Серёжа, я начала рожать первой, а она рядом, на кушетке за занавеской лежала, но мне её было хорошо видно. Твоя мама была даже моложе, чем я и очень красивая. Волосы тёмные, длинные и густые, лицо чистое, а вот одета она была, чуть ли не в лохмотья. А потом начался сущий ужас, мальчик мой. Родила я Данилку легко, но он вскрикнул разочек, захрипел и сразу же затих. Вот тогда-то всё и началось. Дарья Семёновна и медсестра Катя, которые стали делать моему сыночку искусственное дыхание, замерли и встали, как вкопанные. Я лежу, а у меня крик из души рвётся. Я ведь сразу поняла, что мой сынок умер. И тут твоя мама встала, подошла ко мне и говорит: — "Татьяна, поклянись мне, что примешь моего сына в свою семью и воспитаешь его, как родного и тогда я вдохну жизнь и силы в твоего сына". Знаешь, Серёжа, в её голосе было столько мольбы и страха за своего ребёнка, что я тут же поняла — она не шутки со мной шутит, и чуть ли не закричала: — "Душой своей клянусь, что буду любить твоего сына больше, чем своего Данечку, только вдохни в него жизнь!" Мы ведь уже договорились, что если родится сын, то назовём его Даниилом в честь моего деда, на войне погибшего. Тогда твоя мать, Серёжа, забрала из рук Дарьи Семёновны Данилку и выдохнула на него серебряное сияние и он тотчас ожил. Ожил и сразу же стал таким крепеньким и румяным, что я вся так и обмерла. Твоя мама завязала ему пуповинку, погладила её пальцами и мне к правой груди приложила, после чего сказала: — "Теперь настал мой черёд родить короля Сереженя, Татьяна". А дальше и вовсе нечто странное произошло. Твоя мама, Серёжа, присела на корточки и родила тебя со счастливой улыбкой на лице. Потом она точно также обработала его пуповинку, дохнула на него своим серебряным дыханием, приложила его к моей левой груди и тихим голосом так сказала: — "Таня, ты не будешь знать горя со своими детьми. Они никогда не будут болеть и оба вырастут сильными и отважными, только моему сыну на роду написано быть ещё и воином, чтобы стать однажды королём. Назови его Сереженем, подруга, и помни, рано или поздно он придёт к тебе и спросит, кто его мать, тогда ты скажешь, что меня зовут Забава, а отца его звали Ратмиром Световидом и передашь ему всё то немногое, что я сумела сберечь для своего сыночка. Эти женщины будут теперь думать, что ты родила двойню, а про меня они даже и не вспомнят. Помни о своей клятве, Татьяна, и если ты сбережешь моего сына сейчас и вырастишь его, то ждёт тебя долгая жизнь без хворей и болячек. Если воины твоего мужа найдут меня убитой, то скажи ему, чтобы меня не закапывали в землю, а положили в каком-нибудь месте на сено или солому хотя бы на одну ночь, но только не на землю". Потом твоя мать сделал что-то надо мной, и я стала себя чувствовать, словно бы и не рожала. Твоя мать, Серёжа, привязала к моей руке небольшой кожаный мешочек, который сняла с шеи, и вышла прямо через стену. Через двое суток на льду Амура пограничники нашли её мёртвой среди каких-то непонятных следов. Там словно огромная змея по снегу ползала, но горло у неё было перегрызено волком. Я тогда уже на заставе была, ведь как только она ушла, Дарья Семёновна и Катя меня сразу же поздравлять стали с тем, что я родила двойню, хотя по мне этого было не сказать. Как только я приехала, то сразу же сказала отцу, чтобы он удвоил посты. Когда твою мать нашли убитой, то я криком кричала, но всё же заставила положить её на ночь на сеновале, но сначала обмыла её тёплой водой пополам со своими слезами, перебинтовала шейку и надела на неё своё самое лучшее платье и тёплую вязаную кофту. В ту же ночь она бесследно исчезла, хотя к сараю и был приставлен на ночь часовой...
Как только я это услышал, нервы у меня не выдержали. Рухнув перед мамой на колени, я схватил её за руки, прижался лицом к её тёплым ладоням и зарыдал. Слёзы брызнули у меня из глаз ручьями. До этого раза я рыдал только над телом Оленьки в морге, да и то приглушенно, ведь неподалёку стоял следователь, который пригласил меня на опознание и держал на руках Настеньку, но тогда всё было совсем иначе, ведь я уже не надеялся увидеть её никогда. Теперь же в моей душе загорелась искра надежды. Как знать, может быть те тайные колдуны, жившие все эти годы на Земле, забрали тело моей мамы только для того, чтобы положить её в дубовую домовину? Если так, то у меня был шанс увидеть её живой после многих лет смертного сна. Как только я подумал об этом, мои рыдания, как обрезало. Поцеловав маме руки, я встал и, держа руки над её головой, выпустил из них серебряное сияние с такой силой, с какой только мог. Мама заулыбалась, облегчённо вздохнула и сказала:
— Серёженька, мне стало так легко на душе, словно твоя мама жива. Сыночек, я ведь никогда не заставляла себя любить тебя. Ой, Сёрёжа, я сейчас принесу тебе тот мешочек. Я ведь в него так ни разу и не заглянула и даже не знаю, что в нём лежит.
Мама ушла, а я, наконец, начал мыслить здраво, а не как разобиженный на весь мир кретин. Если род Световида не пресёкся в далёком прошлом, значит на Земле, в России, всегда скрывались от чёрных змеев колдуны и колдуньи, иначе, откуда тогда Световиды брали бы в жены девушек? Значит именно их я и должен разыскать в первую очередь потому, что уж им-то в отличие от меня точно угрожает смертельная опасность. Вместе с тем во мне снова стало нарастать глухое раздражение по поводу Царицы Тамары. Если бы я пришел к моей второй маме сразу после того, как эта чёртова колдунья открыла мне глаза, всё могло бы пойти по-другому. Это раздражение я всё же решил в себе подавить, так как вспомнил о том, что всем колдунам и оборотным заморочили голову джины. Вот с этих старых интриганов мне следовало спросить по полной программе.
Вскоре пришла мама и принесла мне старый, весь иссохший и потому жесткий кожаный мешочек размером с мою ладонь и толщиной в три пальца. Первым делом я обнюхал его и уловил среди прочих запахов тот, который обязательно приведёт меня к моей первой маме. Это я понял сразу же. Это был немного горьковатый запах то ли мускуса, то ли какой-то пряности. Какими-то очень уж сильными колдовскими свойствами мешочек не обладал, но это ещё ничего не означало. Да, небогатым было моё наследство, но я бы отдал всё, что имею, лишь бы моя первая мама имела хоть малейший шанс на воскрешение. Надо будет попытать Ирицу на этот счёт, а то я так до сих пор и не понял, как обстоят дела со второй жизнью колдунов и колдуний. С нами, волками, всё куда проще, мы если погибаем в бою, то навсегда. Хотя Ратмир, кажется, может вернуться в этот мир, вот только будет он при этом тем, прежним королём Ратмиром?
Для того, чтобы добраться до содержимого маминого мешочка, сплющенного и жутко усохшего, мне пришлось пустить в ход сначала эльфийскую магию и та быстро не только размягчила почти окаменевшую кожу, но и сделала его почти вдвое больше и я смог достать то, что в нём лежало. Это были: квадратный серебряный медальон с древнеславянским символом Световида на кожаном ремешке; костяной гребень для волос, на котором были изображены кони и солнце, тоже символы этого Бога; три листа пергамента с неровными краями, исписанные славянскими рунами, их я не смог прочитать. Затем еще один лист пергамента с картой, которую я сразу же узнал, так как на ней был указан путь к тому убежищу, которое я и так уже нашел. Ещё я нашел серебряное зеркальце, а также бронзовый ключ и мне ещё только предстояло найти тот замок, который им можно открыть.
