Песочный трон

— И за то спасибо Великим, — вздохнул Агвель, отпивая кислое пиво из кожаного бурдюка и моргнув от плюхнувшейся на лицо крупной капли.

Хугель поморщился, то ли уже ощущая во рту кислое отцовское пойло, то ли от его слов.

Как и многие юноши его возраста, Хугель был горяч и не желал довольствоваться малым. Он был первым, кто всерьёз подумывал достать, наконец, из ножен дедовский меч. Пусть он старый и местами ржавый. Это не беда, если есть желание и упрямство. Вот только... как бы ещё о том сказать отцу с матерью? Ну ладно отцу. Матери — как сказать?

Рава отличалась непростым нравом. И то, что вместо благословения на дорожку Хугель отведает её знаменитой скалки, было так же верно, как и то, что завтра взойдёт солнце на востоке, а сядет на западе. И уже от одной мысли о разговоре с матерью у Хугеля чесалось между лопатками. Иногда так, что он подумывал плюнуть на эту затею.

Но вот тут начиналось то, что звалось безумством молодости.

Поговаривали, и с каждым днем всё громче, что не сегодня-завтра огромная армия законного короля Арнгвирии из династии Халедингов ступит на земли королевства.

Забравшись на чердак и растянувшись на прошлогоднем колючем сене, пятнадцатилетний Хугель иногда представлял, как эта армия пройдёт до самой столицы. Войдёт в главные врата Авена под радостные выкрики толпы. Как красавицы будут забрасывать цветами доблестных воинов, а после одаривать их ласками. И не кислым пивом будут потчевать их, а талливийским виски или кильнским вином. А после он смог бы вернуться, купить дом и выбрать себе жену, красивую и хозяйственную. И его дети не умрут от голода или болезни. Потому как сам Верховный пэйре обещал, что с возвращением законного короля больше не будет неурожаев и мора. И весть о том разнесли во всех храмах Арнгвирии. Хугель сам это слышал на службе, которую исправно посещал каждую двенадцатую субботу.

И скалка матери казалась таким мелким препятствием на пути к нормальной жизни, славе и богатству...

Ведь может же случиться так, что он отличится не хуже деда и получит свой надел, урожай с которого не будет делить с братьями и сестрами, кузенами и кузинами, племянниками, дядьями и тётками. И сможет потом передать своим детям.

Знал бы юный Хугель, что на деле пэйре просто сбежал от гнева монарха, которого пока никто ещё не сверг, и в руках которого была власть и право казнить и миловать. И уж тем более он не мог знать, что не так давно именно пэйре Визелий провозглашал Федерика Второго наказанием Великих. Правда, так и не пояснив, в чём же было это наказание.

Но откуда было знать Хугелю об этом?

— Отец, — наконец решился он, отхлебнув кислого пива из кожаного отцовского бурдюка. — Я хочу тебе кое-что сказать...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

* * *

Тишина царила в маленькой часовне, спрятавшейся в королевском саду.

Тишина и тени, обрисованные раскачивающимся пламенем в плошках с маслом у ног Великих. Огонь казался неестественным, мистичным в часовне, которую посещали только сквозняки, пыль и вездесущий песок. Он выдыхал вверх хвосты чёрного дыма, и тот растекался по тёмным углам.

Исгар застыл в центре золотого солнца на идеально ровном полу, вглядываясь в лица мраморных статуй, лишённые даже намека на эмоции.

Герцог Кильн сам не мог понять, зачем пришёл сюда глубокой ночью. Нет, конечно, знал — ради обращения к богам, для того, чтобы хоть немного облегчить душу, обрести покой, которого не знал уже долгое время.

Но слова молитвы казались пустым сотрясанием воздуха, мольбой к глухим богам. Сознавание этого злило.

Насмехалось шелестящим шорохом песка эхо. Гневились Великие ворчанием грома. Нужно было что-то сказать, чтобы разогнать наползающие тени, но Исгар молчал.

Королевский сад взвизгнул девичьим смехом. Зашептал мужским гудящим басом. Тут же гаркнула на него сухая гроза, и сад затих.

Но и этого Исгар не заметил, провалившись в свои мысли, страхи и терзания совести, увязнув в них, как муха увязает в молодом меду. Наверное, если бы он не смотрел прямо на статую Великого, то не сразу бы и заметил, как она вздрогнула и пришла в движение. Исгар моргнул. После ещё раз, словно испугался, что повредился умом. Но нет. Она и правда отступила в сторону, открыв проход, вздрагивающий ярко-алым светом живого огня.

Герцог Кильн сделал шаг назад и замер от удивления, когда из прохода вышла женщина.

Эрвианна. В трёх шагах от него, из плоти и крови, но именно потому это казалось очередным видением. Нереальным и парализующим. Уставшая и рассеянная, она замерла под шорох закрывающегося прохода. Её глаза расширились от удивления, на лице мелькнула досада и злость, но тут же Эрри взяла себя в руки. Вздёрнула подбородок, и блики тревожного пламени отразились в глазах.

На смену испугу пришла злость. Не на Исгара, которого совершенно не ожидала здесь увидеть. На себя. За то, что потеряла бдительность. Забылась и стала слишком беспечной. Что же. А ведь на месте Исгара мог оказаться кто угодно. Вплоть до графа сен Амори. И эта оплошность стала бы для Эрри последней.

На улице снова раздался женский смех, гораздо ближе, чем в прошлый раз, и Исгар, прошипев сквозь зубы тихое ругательство, бросился к Эрвианне. Преодолел три разделяющих их шага и замер в нерешительности. Но смешок повторился совсем близко и Ис, скрипнув зубами и обронив тихое: 'Проклятье!' — отмер.

Эрри не сопротивлялась, когда он взял её лицо в ладони, и, немного помедлив, склонился к её губам, коснувшись их лёгким поцелуем.

Она вздрогнула от неожиданности и прокатившейся по телу дрожи. Страх ли это был? Как ни удивительно, это было другое чувство. Страх был несколько мгновений тому. В этот же момент она чувствовала другое. Руки будто сами по себе потянулись к его телу, скользнули по спине вверх. Пальцы сжались, словно пытались удержать её от необдуманного поступка, отчаянно цепляясь за тонкую ткань его неизменно белой рубашки. А губы предательски сами открылись, словно просили большего. И сердце ухнуло в живот, как только он углубил поцелуй, а ноги подкосились, не устояв на качнувшемся, как корабельная палуба, полу.

И голова пошла кругом, стоило его рукам опуститься на её плечи, а после соскользнуть на талию, крепко обнять... Миг, за который в голове мелькнул проблеск здравого ума и тут же был вытеснен, словно в объятьях Исгара не было места рассудительности.

Шорох. Шёпот песка, смешанного с ворвавшимся в часовню сквозняком. Женский вскрик и мужское ругательство.

'Идём отсюда! Здесь занято', — словно холодный ливень в зной, упало на разгорающееся, лишающее разума желание.

Этого хватило, чтобы Эрри пришла в себя, разозлившись на пульсирующее в животе сожаление.

Резко разорвала поцелуй, прикрыв на миг глаза, дабы не выдать желания, помутившего разум.

Исгар перевёл сбившееся дыхание. Неимоверным усилием воли он снова взял себя в руки.

— На рассвете я покину королевский дворец, — сказал он, убрав руки с её талии и, для верности, сцепив их в замок за спиной. — Но когда я вернусь, ты мне всё объяснишь.

Эрвианна упрямо поджала губы и холодно обронила:

— Доброй дороги, Исгар.

И быстрым шагом покинула часовню, словно спешила сбежать от того, что здесь произошло.

* * *

— Девочка моя, ты хоть осознаёшь, как рисковала?! Понимаешь, как близко прошла к плахе? — стенала Нэнси, вышагивая по комнате в покоях Эрвианны де Байе. — Я боюсь даже думать, что могло бы случиться, если бы... О, Великие!

Эрри словно не слышала её. Смотрела из окна вслед удаляющемуся отряду и молчала.

Да, она прекрасно понимала, чем всё могло для неё обернуться. Но сейчас разум её беспокоило другое. Глядя на удаляющуюся фигуру Исгара, Эрвианна чувствовала непередаваемую тоску. Словно её снова бросили. Сжималось сердце, которому сложно объяснить всю нереальность глупых надежд на терпимое будущее. У кого угодно оно есть, у неё — нет. Не с ним. Один поцелуй — это всего лишь отдушина, через которую она вдохнула свежего воздуха, чтобы не задохнуться в водовороте отчаянья и дворцовых интриг. Один поцелуй, смутивший её разум, заставивший кровь быстрее побежать по венам и позволивший рождаться в голове дурацким мыслям, отдающим горечью нереальности. Почему? Почему именно сейчас?!

Один поцелуй, который, скорее всего, Ис забыл, едва солнце показалось из-за горизонта. И ей нужно сделать то же.

Это ничего не значит. Просто Эрри соскучилась по ласке. По нежности, страсти. Совершенно ничего не значит этот один поцелуй.

— Нэнси! — отвернулась от окна герцогиня Байе, оборвав на полуслове служанку. — Прекрати, пожалуйста. Через час мне нужно быть неотразимой.

— Я беспокоюсь о тебе. Сейчас даже больше, чем полгода тому в Байе, — устало сказала Нэнси, словно подводя черту. — Исгар де Кильн может тебе нравиться, но не подпускай его слишком близко. Никого не подпускай. Ты не можешь себе этого позволить...

— Я знаю, что могу, а чего не могу! — зло процедила Эрри. — А ты, будь добра, не забывай своё место. И приведи меня в достойный вид. Полагаю, мне стоит ещё ждать гостей перед игрой в равельгор.

Холодный тон Эрри несколько остудил негодование бывшей нянюшки.

— Да, ваше сиятельство, — обронила она и отправилась в купальню.

Эрвианна перевела дыхание, подавив желание обернуться к окну.

Всё это только мимолетная слабость, от которой больше проблем, чем пользы.

* * *

Дождь барабанил по растянутому над головой тенту, отбивая ритм только ему известной мелодии. Порывы горячего сырого ветра забрасывали брызгами расположившуюся в ложах знать. Отчего придворные дамы громко возмущались, морщились и вздыхали об испорченных причёсках и нарядах.

У Эрвианны уже порядком разболелась голова от этой пустой трескотни. Но она продолжала кивать, улыбаться и фальшиво сочувствовать дамам. Сама же она хотела оказаться как можно дальше от этого веками проклятого места. Болезненные до головокружения воспоминания накатывали одно за другим, выбивая её из реальности.

Порой она застывала, уставившись пустым взглядом в мокрый песок, что застилал площадку внизу. В этот раз там не было помоста. Не было пленников и палача. Но Эрри казалось, что стоит моргнуть — и всё повторится. Всё произойдёт снова. Стоит отвернуться, и взревёт толпа, смакуя кровавую жертву. И в голове снова в такт барабанной дроби дождевых капель и громовым раскатам прозвучит: 'Уже всё!', преследующее её ночами по сей день.

Раз за разом приходилось глубоко вдыхать и медленно выдыхать, дабы взять себя в руки. И делать это так, чтобы не привлекать ненужного внимания. И отвлекаться на что угодно, дабы не выдать своего состояния.

Это место претерпело изменения за последних два года. Королевскую ложу оберегал от ветра, солнца, пыли или дождя натянутый над головами тент. Для знати смастерили короткие лавки, обтянутые гладкими, приятными на ощупь шкурами сирков. Мелких, размером с кошку, короткошёрстных хищников, цветом схожих с мокрым песком, что водились только на юге Арнгвирии. Шкура с виду невзрачных, похожих на облезлую лису зверьков имела весьма немалую цену.

Отловить их было сложно тем, что из своих нор они выходили исключительно ночью и охотились стаями. Они не боялись человека, как боятся его многие иные животные, и не всем добытчикам удавалось вернуться с такой охоты. Зато шкура их стоила дорого. За десяток сирков можно было купить себе надел. А за пять десятков — дом, и не самый плохой.

На высоких столиках стояли вазы с фруктами, кубки и кувшины с вином, а слуги следили за малейшим жестом, дабы услужить занявшим левую часть ложи дамам или живо обсуждающим и делающим ставки лордам справа от возвышения, которое должны занять король и королева с наследником. А теперь и принцесса хостийская.

К слову, теперь это были два огромных мягких кресла и ещё два поменьше, для принца и принцессы.

Эрри скрипнула зубами, наткнувшись взглядом на маленький столик, на котором стояло блюдо с яблоками и кувшин с вином, и тут же отвернулась.

Для простолюдинов тоже теперь были отведены места. Правда, сидеть в присутствии королевской четы было так же запрещено, как и подниматься на тот же уровень, что и знать. Да и вымокшие до нитки простолюдины, что толпились у высокого бортика, выбивая себе места получше, были далеко не из бедных или даже срединных кварталов Авена. Не вызывало сомнений, что дабы поглазеть на высокородных господ и их развлечения, они выложили весьма кругленькую сумму.

— Федерик никогда бы не опустился до того, чтобы устраивать представления для богатых простолюдинов, чтобы набить карманы, — на грани слышимости прошипела Валения, расправляя складки на платье.

Да. Федерик Второй не стал бы опускаться столь низко, продавая возможность поглазеть на знать. Во времена его правления королевская казна не требовала столь унизительных средств наполнения.

— Халединги вообще не позволили бы себе весьма многое из того, что позволяют себе Смиле, — так же едва слышно прошептала Эрвианна, припоминая утренний инцидент и едва не скрипя зубами от злости.

Весть о покушении на герцогиню де Байе так и не выползла из покоев Эрри.

Впрочем, она и не надеялась, что расследование будет гласным. По правде говоря, Эрвианна сомневалась, что оно вообще будет.

Это стало окончательно ясно в тот же момент, когда в её покои вошёл граф Амори собственной персоной. И пусть вид его кричал об участии, сочувствии и возмущении, неуловимый флёр фальши, искусного, почти правдивого лицемерия и подозрительности тянулся за каждым его словом.

Представился он как глава управления по расследованиям спорных инцидентов. Но даже неискушённому придворному человеку было понятно, что статус его был гораздо выше. Как минимум — следователь тайной канцелярии или личный подручный короля, исполняющий те поручения, о которых не принято говорить вслух. И этот вывод Эрвианна сделала бы, даже не зная, что на самом деле Амори — королевский палач. По цепкому взгляду, острому, как лезвие, от которого становилось по-настоящему страшно.

— У вас есть враги, которые могли бы желать вам смерти? — холодным, лишённым любого эмоционального окраса голосом спросил Роберт сен Амори.

'Множество. Начиная с моего мужа и заканчивая королевской четой, что спит и видит, как наложит свою лапу на герцогство Байе. Учитывая, что со дня на день станет известно, что Дэнни уже не в их лапах, а исчез. Вот тогда мне придётся оглядываться на каждом шагу'.

— Что вы, ваша светлость. Я даже представить не могу, кому могла понадобиться моя смерть, — обронила герцогиня Байе, вытирая почти искреннюю слезу белоснежным платком и добавляя драматичности громким всхлипом.

Глава управления по расследованию спорных инцидентов ухмыльнулся. Этим явно продемонстрировав, что совершенно не оценил её лжи. Но и правда была слишком опасна. В первую очередь для самой Эрри. Потому она продолжала рыдать и всхлипывать, втайне мечтая, чтобы этот спектакль поскорее закончился, и её оставили в покое.

К тому же Оси принесла не самые приятные вести. Герцог Кильн отбыл в Байе вместе с графом Тевором сен Фольи и довольно большим отрядом воинов.