Ему почему-то казалось, что на вкус рубидий окажется ужасной гадостью — то ли горькой, то ли жгучей. Ничего подобного он не ощутил. Александр слизнул каплю, и она растворилась на языке. Рубидий был чуть солоноватым, как кровь из пальца.

Он немного подумал, повспоминал заклинания, и сотворил на стене зеркало. Посмотрелся. В зеркале отразился всё тот же Александр Иванович Привалов, что и был раньше. Ему даже показалось, что волос на голове стало меньше, а пузико выросло. Потом он вспомнил, что уже очень давно не смотрелся в зеркало — благо, Почкин в обмен на месячную переработку подарил ему заклинание для бритья. Привалов, пользуясь новообретённым навыком, вызвал в памяти учебник материальной магии, раздел второй. Заклинание было на первой же странице раздела, и там же имелось примечание — не пользоваться им чаще раза в неделю, так как оно способствует образованию морщин. Морщины у Александра Ивановича на лице были. Как и синие мешки под глазами, бурые пятна на плеши и прочие следы возраста и недостаточной холи. Однако стыда и отвращения к себе — привычного уже, въевшегося в поры — Привалов не почувствовал. "Вполне годный мужчина, подтянуться надо только" — сформулировал он про себя и зеркало убрал.

— Ну что, Саша, себе нравитесь? — спросил профессор.

"Саша" почему-то резануло слух.

— Профессор, вы не могли бы меня назвать полным именем? — спросил Привалов.

— Сработало, — констатировал Люцифер.

— Не обессудьте, Александр Иванович, — на полном серьёзе сказал Преображенский. — Инерция мышления. Минуту назад вы Сашей были...

— Давайте просто Александр, — попросил Привалов. — На Ивановича я как-то пока не готов.

— Гм-гм-гм. Ну хорошо, пусть так. Александр, у вас есть план на ближайшее будущее?

Привалов немного подумал. Собственно, даже не подумал: всё было и без того очевидно, нужно было только проверить, нет ли подводных камней. На первый взгляд их вроде бы не было, кроме одного.

— В общем разумно, — заявил Люцифер, внимательно за Приваловым наблюдавший. — Действительно, что ещё вам делать в вашей ситуации. Но учтите, это займёт много времени. КЗоТ пока никто не отменял. И другие вещи тоже.

— А нельзя ли как-нибудь поспособствовать? — попросил Привалов профессора. — С документами и вообще?

Тот пожевал губами.

— В принципе, — сказал он, — вы могли бы этим вообще не заморачиваться. Сейчас время такое... Но если всё делать чисто... Хорошо, с Камноедовым я разберусь. Он сейчас за место держится и неприятностей ему не надо. Мне к нему всё равно надо зайти, заодно и ваши вопросы порешаю...

Он тяжело поднялся с места. Лампочка снова мигнула.

— А как же время? — не понял Привалов.

— Так это ж Камноедов, у него время своё, — напомнил профессор. — Как и у меня, собственно.

Дверь закрылась и тут же открылась снова.

— Ну вот, всё уладил, — довольно сказал Преображенский, усаживаясь обратно на канапе и вытягивая ноги. — Какой всё-таки нудный тип этот Модест. Но, в общем, вменяемый. Проблем себе не хочет. Вот, держите, — он протянул Александру тощую папку. — С загсом, извините, ничем помочь не могу.

— Это я сам, — сказал Привалов, просматривая документы. — Ну что ж, спасибо большое. Я так понимаю, мы расстаёмся?

Профессор кивнул.

— Давайте тогда ещё один момент, — Александр на секунду осёкся: он никогда не вёл таких разговоров. — У нас тут чаша с рубидием, — наконец, сказал он. — Она принадлежит Джузеппе Петровичу Бальзамо. Или Институту, я точно не знаю. Но мне не хочется её возвращать.

Преображенский посмотрел на него с интересом и сделал знак головой — дескать, продолжайте.

— Я взял бы её себе, — продолжил Привалов. — Но я слабый маг. Любой сильный маг у меня её отнимет. К тому же я не знаю всех свойств этого вещества и что с ним можно делать. С другой стороны, вы человек благородный и не будете отбирать у меня эту вещь просто так. Иначе вы бы уже это сделали. Предлагаю разделить. Пятьдесят на пятьдесят.

Профессор улыбнулся и покачал головой.

— А вы делаете успехи... К сожалению, не могу принять ваше предложение. Во-первых, рубидий можно хранить только в кратере Ричи. Отлить его куда-нибудь в баночку не получится. Разве что пару капель и ненадолго. Но это бы ладно. Есть ещё и во-вторых. Весь рубидий принадлежит Джузеппе Бальзамо. Собственно, это именно то, ради чего он работает в Институте. Не за зарплатку же советскую он себя в этом подвале похоронил.

— Зачем ему рубидий? — заинтересовался Александр. — Для философского камня?

— Нас с вами это не касается, — оборвал его Преображенский. — Высшая магия — тёмная магия. Во всех смыслах.

— Да уж, — добавил Люцифер с важным видом.

— Есть факт, — продолжил профессор. — Бальзамо работает за рубидий. Вы взяли целый кратер, это наработка где-то за полгода, если я всё правильно понимаю. Несколько капель он, может быть, простил бы, но чашу он найдёт. Он очень сильный маг, мне до него как до Луны. И к тому же — человек эпохи Возрождения. Цельная натура, если вы понимаете, о чём я. Так что воришек он, скорее всего, убьёт, или что похуже сделает...

— Я не воровал, — искренне возмутился Привалов. — Так получилось.

— Пока что да. А сейчас вы предлагаете именно украсть. Понимаете разницу?

— А то, что они делают, как называется? — Александр набычился. — Они же тоже... всех обкрадывают. Этой своей машиной. Отсекателем.

— Допустим, — сказал, немного помолчав, профессор. — Но им такое право дала система. Вы способны воевать с системой? Я не спрашиваю, хотите ли. Я спрашиваю — можете ли.

— Вы её и понять-то не способны, — заявил Люцифер. — Не знаете общества, в котором живёте.

— В общем, кратер будет возвращён владельцу, — завершил Преображенский. — С приличествующими извинениями. Это я, так уж и быть, возьму на себя.

— Нет, — сказал Привалов, удивляясь самому себе. Пару минут назад он был бы счастлив, что кто-то берёт на себя мучительно-стыдную и даже страшную вещь — объяснения в тягостной ситуации. Сейчас он печёнкой чувствовал, что это неправильно.

— Что нет? — удивился профессор. — Я же вроде бы понятно объяснил...

— Нет. Я сам. Это ведь я её взял. Я и верну, — сказал Александр.

— И что вы скажете Бальзамо? — с иронией осведомился Преображенский.

— Что было, то и скажу, — пожал плечами Привалов, опять удивляясь себе: совсем ещё недавно ему бы показалось, что нужно что-то выдумывать, врать, и непременно изворачиваться, потому что он виноват, а виноватому полагается изворачиваться. Сейчас ему казалось странным, что он так думал.

— А вы не боитесь, что Бальзамо превратит вас в жабу, например? — прищурился профессор.

— Страшно, конечно, в жабу-то, — ответил Александр. — Но... бояться-то зачем? Теперь-то, — добавил он.

— Страх и боязнь вы тоже различаете? Неплохо, неплохо. Что ж, к Бальзамо я вас перенесу, а то вам самому в отдел не пройти. Я могу ещё что-то сделать для вас? В смысле — быстро?

— Пожалуй, нет, — сказал Привалов. — Благодарю за всё.

— Что ж. Тогда удачи вам, Александр.

— Удачи, — сказал Люцифер.

Привалову ужасно хотелось спросить профессора о том, что он собирается делать дальше и куда направляется. Но теперь он понимал, что это не его дело — и если бы Преображенский хотел поделиться планами, то, наверное, поделился бы.

Видимо, что-то такое у него на лице отразилось, потому что профессор сказал — преувеличенно бодрым тоном:

— Ну, ну, не грустите. Бог даст, ещё свидимся как-нибудь... Готовы предстать перед Джузеппе Петровичем?

Александр кивнул и в следующую же секунду оказался в отделе Заколдованных Сокровищ с чашей в руке.

Бальзамо сидел прямо перед ним — на воздухе, без мебели. Сидел и ехидно улыбался.

Привалов запоздало сообразил, что маг такого уровня способен видеть суть вещей, а значит — всё знал и понимал с самого начала.

"Просто развлекался" — догадался он.

Бальзамо кивнул.

— Старикам бывает скучно, — сказал он. Его слова сопровождались смутной картинкой, проявившейся у Привалова в уме: какая-то южная местность, высокое дерево непонятной породы и старик с посохом, сидящий на камне и рассматривающий муравьёв, тащащих в муравейник жука, перебирающего лапками.

Александр вздохнул, склонился и протянул Бальзамо чашу.

Великий старец чуть нахмурил брови. Привалов понял, что он должен что-то сказать. И даже не важно что — Бальзамо всё знал и понимал — а как.

— Я оказался здесь случайно и не хотел, э-э-э, нанести ущерб, — начал Александр, тщательно подбирая слова. — Я взял чашу без спроса, но не для того, чтобы присвоить. Я возвращаю, что взял, и прошу меня простить за... за причинённые неудобства, — получилось очень коряво, но это было лучшее, что Привалов смог выдавить из себя.

На этот раз Бальзамо чашу взял, хотя и с таким видом, будто оказывает то ли величайшее одолжение, то ли величайшее снисхождение.

— Ты вернул не всё, — сказал он. — Тут нет четырёх капель. Где они?

— Одну каплю я уронил на журнал, — признался Александр. — Я не знал, что это такое, и сделал это... — он хотел сказать "случайно", но вовремя поймал себя и поправился: — ...по глупости. Две капли взяли профессор Преображенский и его сыч, без моего согласия, — сказал Привалов. — Одну выпил я.

— Это я знаю, — нахмурился Бальзамо. — И почему ты решил, что имел право выпить рубидий?

Александр почувствовал, как по спине течёт холодный пот. Он отлично понимал, что Бальзамо действительно способен превратить его в жабу. Или того хуже — в Сашу.

Привалов попытался собраться с мыслями. Правильный ответ был где-то рядом, но он не мог его высказать. Об этом нельзя было говорить, совсем нельзя. Это был запрет такой силы, против которой у Привалова не было ни метода, ни приёма.

Всё же он попытался:

— Вы получаете рубидий из людей, — сказал он, — а я тоже человек, из которого выжали рубидий. Меня не спросили, хочу ли я его вам отдать. Я своё вернул.

Бальзамо презрительно усмехнулся.

— Ты пытаешься сказать, — заметил он, — что рубидий добыт из твоего народа. Но не можешь, потому что я спрошу, что это за народ. Советский — так уже не говорят, у вас это вышло из обычая. А ничего другого ты сказать не сможешь. Вам запрещено быть народом, и вы на это согласились. Вы предали себя и своих предков. Поэтому вызаслуживаете того, как с вами обращаются. Но ты меня развлёк. Я дарю тебе эту каплю. Можешь теперь...

Тут Александра пробило. Он внезапно понял, что ему здесь было нужно на самом деле.

— Я очень прошу, — перебил он Бальзамо, подавляя в себе сразу два желания: встать на колени и бежать без оглядки. — Ещё одну каплю. Одну. Пожалуйста.

Великий старец приподнял бровь и посмотрел на Привалова очень внимательно.

— Хм-м-м... — протянул он. — Прав был этот ваш писатель насчёт милосердия и тряпок[41]. Хотя всё-таки странно. Почему именно он? Ты ему чем-то обязан?

— Нет, — признал Александр. — Просто... ну... остальные хоть как-то... С ним получилось очень паршиво, а я считал, что всё нормально... и теперь... ну в общем... вот.

— Неубедительно, — сказал Бальзамо.

Привалов вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. Решительно подтянул брюки и опустился на колени, склонив голову.

— Я очень вас прошу, уважаемый доктор, — сказал он. — Не для себя прошу.

— Хм, — протянул Бальзамо, щурясь. — В самом деле, не для себя просишь... и выгоды никакой себе не ищешь. Встань.

Александр неловко поднялся, машинально отряхнул брюки.

— Смотри на ладонь, — приказал волшебник.

Руку обожгло, и Александр успел увидеть крохотный пузырёк с красной каплей внутри. Он тут же зажал его в кулаке — и правильно сделал, потому что оказался в кабинете Кристобаля Хунты.

Они были все в сборе: сам Хунта, Володя Почкин, Эдик, Роман. Витька Корнеев сидел в углу на своём кресле с продавленным сиденьем и курил, пуская дым между колен.

Все молчали. Сесть Александру никто не предложил.

Привалов каким-то краешком сознания понимал, что сейчас ему должно быть очень плохо — от этих страшных взглядов и этого ужасного молчания. Настолько плохо, что он должен провалиться сквозь пол или превратиться в мокрицу. Но он ничего такого не чувствовал. Впрочем, не чувствовал он и праведного негодования. Это были просто люди, которые сумели когда-то обмануть его и отъели у него большой кусок жизни. Они сделали это потому же, почему кошка ест мышей или оводы откладывает яички под кожу животным. Они были так устроены.

И ещё одно он почувствовал: они ничего толком не знали. Кроме того, что он, Привалов, сорвался с крючка. Вот это они чуяли — своим насекомьим инстинктом. И намерены были снова воткнуть в него свои крючки.

"Это вряд ли" — решил Александр. Сотворил себе стул и сел.

Присутствующие переглянулись.

— Н-да, — сказал, наконец, Почкин. — И что ты теперь мемекать будешь в своё оправдание?

— Не хами, пожалуйста, — ответил Привалов.

— Ты чё себе позволя... — Почкин привстал, набычился, будто собирался ударить. Напрягся и Корнеев — то ли держать Эдика, то ли поучаствовать.

— Я попросил мне не хамить, — сказал Александр, медленно проговаривая каждое слово. — Это сложно?

— Где я тебе хамил? — Володя явно собирался добавить ещё что-то нелестное, но сдержался.

— Ты сказал, что я мемекаю. Козлы мемекают. Ты хочешь сказать, что я козёл?

Привалов ничего особенного в виду не имел, но понял, что задел что-то, для Почкина значимое. Во всяком случае, тот как-то осёкся.

— Вот только без этого давай, — пробурчал он. — Грамотные все стали. То-сё за понятия...

— Ну так чего вам от меня надо? Я вас слушаю внимательно, — перебил его Александр.

— А ты не слушай, тебе сейчас слушать не надо, — вступил Хунта. — Ты говори. Рассказывай. Всё.. Про сегодня. Подробно.

— Я пришёл на работу, — сказал Привалов. — Через полчаса перегорела вводил... вводное устройство "Алдана", — ему показалось, что сейчас нужно говорить официально. — Техники сказали, что они смогут им заняться только завтра. Всё.

— Что значит всё? — Хунта повысил голос.

— Всё, — повторил Привалов. — Потом я был занят своими делами.

— Какими своими делами, уродец? — снова не выдержал Почкин. — Какие у тебя свои дела?

Привалов встал и направился к двери.

— Куда пошёл?!! — заорал Почкин. — Тебе кто разрешил?!!

— Не ори, к себе иду, — ответил Привалов, пытаясь открыть дверь. Та была то ли заговорена, то ли заперта изнутри.

— Ну чё, далеко ушёл? — глумливо спросил Корнеев. — Тут заклинание Ауэрса...

— Спасибо что предупредил, — ответил Саша и принялся стучать ногой по плинтусу. На шестом ударе из-под него выскочило несколько гномов.

— Проводите меня до рабочего места, — попросил Привалов.

— Э, нет, куда... — начал было Почкин. Гномы тем временем отворили дверь, — на них, как на подчинённых непосредственно Камноедову, никакие заклинания не распространялись, — и стали делать приглашающие жесты.

— Счастливо оставаться, — сказал Александр и сделал шаг за порог. За спиной полыхнуло какое-то заклинание, но цели не достигло: гномы растянули над Приваловым защиту. Они действовали по инструкции: вели заблудившегося сотрудника на его место работы.